Опиоман в Раю

В квартире без обоев и без оконных рам,
За стенами которой выл ветер, листья рвавший,
Стоял на стуле шатком старик-опиоман,
Нелестно о своей злой доле рассуждавший:
"Жизнь прожил я, как грязь, — без смысла и надежды.
Уж ветер рвёт на мне последние одежды.
Уж тощ и болен я, минутые услады
Закончились плачевно, совсем не дав пощады.
За что, Господь, за что наслал сии Ты беды?
Да, знаю, не сдержал я все свои обеты,
Но почему с пути Ты дал мне совратиться?
Теперь мне на него уже не возвратиться…"

Тут ветра налетел мертвецки хладный длан,
И распахнулись двери в забытые покои.
Вошёл в них человек с крылами, давно кои
Спалил и растерял старик-опиоман.
"Полна цинизма жизнь, - сказал он без приветствий, -
Но людям дал спасенье Бог от неудач и бедствий
Пусть праведник войдёт в свет ангельских ворот,
Коль нет в душе его серьёзных нечистот.
Коль есть, то не беда, тебя я понимаю.
И в них тебе сейчас признаться позволяю.

- О, нет, я не грешил, - опиоман ответил, -
Мой жизни путь смиренен и, чёрт возьми, так светел!
По правилам я жил, грехам не потакая.
Ошибки совершал, ну что ж... судьба такая.

- Что ж, - ангел отвечал, спокойно рядом стоя, -
Суждение твоё мне нравится, не скрою:
Ты праведником жил и видно горд собою,
Но в толк взять не могу, к несчастью, одного я:
Зачем курил ты опиум, на кражи и убийства
Зачем ты шёл, когда в душе твоей так чисто?
Тебя насквозь я вижу. Так почему ты лжёшь?
Коль от суда и кары вовеки не уйдёшь.

- Прошу, прости меня… - опиоман взмолился,
Решив, чтобы в Аду навеки не остаться. -
Червя, что трусит до сих пор в грехах признаться…
Пусти же в Рай, тогда б я к свету возвратился…

- Как вьются и юлят все помыслы людские…
Но всё ж твоё раскаянье я честно принимаю.
Идём же к небу. Ждут нас чертоги золотые.
Тебе я верю, смертный. И в Рай тебя пускаю.

***

Рай полон изобилий и полон он чудес,
Здесь праведник свободен и может всё позволить,
Но не войти в него тому, кто был душою бес
Иль гедонистам тем, кто жил со слабой волей...
Забыл опиоман, в чём он пред смертью клялся,
Как в праведности ангелу тогда он бахвалялся.
Он вновь за трубку с морфием крадёт и убивает,
И снова яд вдохнуть он людям предлагает,

А праведников толпы, чьё сердце слабо бьётся,
И в чьих желудках желчь разверзла злые язвы,
Забыв, что сами пили дыма опия миазмы,
Вину кладут на Бога, как это и ведётся.

Но вот разверзлось небо над синею долиной,
Ротонд и колоннад, как римский форум, полной.
И вышли из реки безудержные волны,
Что тут же грешных смыли тяжёлою лавиной…

Стоит опиоман пред Господом суровым:
"За что? За что опять меня, Ты, Боже, мучишь?"
И одарить себя на жизнь он просит шансом новым,
Но "Нет. - сказал Господь, - Его ты не получишь:

Всегда даю Я шанс любому человеку.
Свободу пути жизни ты получил с рожденья.
Была бы сила воли, хватило бы терпенья,
И стал бы ты подарок драгой своему веку.
Но, слабостям сперва поддавшись, низким и жестоким,
Обрёк на гибель страшную своё существованье,
За дозу убивал, к греху склонял ты многих.
И за свои грехи получишь наказанье.

Не нужно говорить, мол, жизни не учили,
Ведь ты отторг мораль, учителей советы.
Ещё бы: ничего на свете слаще нету,
Чем опиума дым, что в кресле вы курили."

***

И слышен вновь в Аду средь острых сталактитов,
Во тьме, на дне холодном сосуда ледяного,
Безумный и уставший плач души, судьбой избитой,
Что только вопрошает, всё сызнова и снова:
"За что, Всевышний мой, такое мне страданье?
Ведь вовсе я не грешен, других уж ненамного."
Но не достигнет Ада ответ на упованье,
Лишь в воздухе висит последняя речь Бога.