И лишь Один, который смерть поправ...

Всему замена есть, а ты растёшь,
Такой сменяемый, как место в детском саде
(Сейчас поправят. Скажут, что в саду.
Всё предсказуемо: на всех ошибок хватит).
С одной расправился, вступил в другую ложь,
И не забавы для, и ничего не ради -
Мы почему-то следуем тому,
Что всё должно хотя бы что-то значить...
А век идёт, не должный никому,
Зловещий, потрясающий, неясный.
И ты идёшь, но близится к нулю
Твоя способность нравиться ему,
Или хотя бы просто обозначить
Своё наличие. Конечно же, напрасно.
Но в слепоте, рассеивая тьму
Дыханьем, близостью, житейским неуменьем
(Тут говорят: ни сердцу, ни уму!
Но тяжело смириться с пораженьем,
Особенно! Где не ведут войну!),
Ты тычешься поближе, где теплу
Находится простое объясненье.
Быть может, телом брать?
Ведь телу одному, его наружному простому естеству,
Что не сокрыть, что не умеет врать,
Так незазорно грезить продолженьем:
Я есть, я рядом, просто захоти.
Прими меня касательным движеньем!
Ты даже не сказал: пойми, спаси, укрой!
Но не хотят. Достаточно усилий.
Не получилось? Просто будь собой,
Дружище, будь! А что невыносимо,
Так это лишь щекотка бытия,
Его бесчувственная мякоть сердцевины,
Та самая - ?земную жизнь пройдя...?
(Ты помнишь, как читалось с выраженьем?)
А дальше - лес. И сгинул. Без следа.
Но ничего. И это восполнимо.
Кончается всё только для тебя.
Иль не кончается, завязнувши в веках.
Быть может, Данте оказался прав,
И даже Сартр оказался прав,
Сказав, что ад рифмуется с другими.
И лишь Один, который смерть поправ,
Даёт тебе судьбу, надежду, имя.