ЕФИМ. Глава 5

Глава пятая

С тех пор прошло два быстрых, лёгких года,
В семье Ефима изменений нет,
Всё также нет детей и нету рода,
И не было ни с кем в лачужке бед.
Ефим в своей жене души не чаял,
Нарадоваться всё никак не мог,
Позицию он Фроси только зАнял,
И всем твердил одно: ?Нам всё даст Бог?.
А Ефросинья краше только стала,
Усилился лишь блеск в её глазах,
Всех взором своим ярким сотрясала,
И праведно молилася в церквах.
И бёдрами, и грудью округлилась,
И волос тёмный стал ещё длинней,
И чувственной любовью вся светилась,
Такую возжелал бы сам Персей.
Все женщины в любви ещё счастливей,
Когда любовь от мужа к ним идёт,
Становятся они во всём красивей,
И радостью душа у них цветёт.
Как розу, дождик в клумбе поливая,
Насыщен цвет в ней листьев, лепестков,
Так жизненная влага кладовая,
Даёт рожденье маленьких ростков.
Ефим с женою в церковь ходят вместе,
Уж третья здесь для них цветёт весна,
Хоть целый Округ на сто миль изъезди,
Любовь у них поистине прочнА.
Глафира наша ?тёмная? стряпуха,
Два раза речь уж с Фросею вела,
Она имеет право, всё ж свекруха,
По-доброму всё молвить предпочла.
Коров они в вечерний час доили,
И речь свою тут Глаша завела,
Они ни в чём друг друга не винили,
И Фрося сказ с любовью принялА,
?Не гневайся уж, Фросюшка, родная,
Когда же ты ребёночка родишь?
Я женщина уже ведь пожилая,
Внучатами когда нас наградишь?
С Федотом мы давно уже ждём деток,
Порадуй ты внучатами хоть нас,
Я знаю, что Ефимом ты согрета,
Про Вас справлялся батюшка Протас.
Уж как-нибудь с Ефимкой постарайтесь,
Быть может, поменяйте, что да как,
Давайте как-нибудь уже решайтесь,
ЗаклЮчен всё ж пред Богом ваш сей брак?.
В ответ ей Фрося мило отвечала:
?Я матушка сама детей хочу,
Я дни свои давно все сосчитала,
И что к чему, сама я не пойму.
Быть может я какая-то больная,
Себя я начинаю теребить?,
И Фрося, это слепо восклицая,
Тут слёзы принЯлася горько лить.
Оставим нашу милую подругу,
На несколько минут мы в тишине,
Навеяла в душе мне Муза скуку,
И вспомнил я тогда о старине.
Ведь знал одну я женщину такую,
Она всё долго, не могла зачать,
И жизнь вела как надо половую,
Супругу надо должное отдать.
Супруг к ней относился с пониманием,
Он трепетно всё ждал счастливый час,
Испытывал к жене переживания,
Описываю это без прикрас.
О, как она страдала, как рыдала,
В подушку слёзы лИла по утрам,
И с просьбами к Всевышнему взывала,
Изъездилась она по докторАм.
Она себе не находила места,
И мысль её была как тяжкий груз,
И не было в душе её сиеста,
Я вам правдиво в этом признаюсь.
Супруг её не бросил – вот мужчина!
Прошло примерно десять трудных лет,
Счастливая зажглась у них лучина,
Творец принёс им радостный ответ.
Беременною стала та красотка,
Ну что с того сказать, ни дать не взять,
И двойню родила, вот вам загадка,
И всё-таки здесь Божья благодать.

Вас, верно, утомил своим рассказом,
А между тем на улице жара,
И вечером купаются все разом,
И прыгают все в речку на ура!
Федот здесь конюх, Пантелей с Агафьей,
Их сын Архип и Пелагея тут,
Купаются с восторженною явью,
С холма мальчишки к реченьке бегут.
Кто с берега ныряет, кто с обрыва,
Кто просто загорает на песке,
Хороший день им солнце подарило,
Улёгся кто-то рядом и в теньке.
И Евдокия ?белая? стряпуха,
В компанию пришла купаться к ним,
Она, конечно, всё же не старуха,
Но солнца луч цвет кожи не любил.
На солнце она век не загорала,
Купалась в речке редко, так сказать,
Всё у колодца чаще умывалась,
Ей надо в доме пана всё прибрать.
То был воскресный день, сейчас как помню,
Стояла сумасшедшая жара,
Искал тенёчек кто-то поукромней,
А в реченьке бесилась детвора.
А где Ефим был с нашей Ефросиньей?
В лесу тенистом, средь сосен и дубов,
Смотрел Ефим в глаза её лучистые,
И много говорил ей нежных слов.
Гуляли они долго и неспешно,
И страстно целовались у берёз,
Уста имели Фроси цвет черешни,
И чёрный цвет изысканных волос.
Изящное я вижу сочетание,
Зелёный взор и вОлос, как смола,
Подсказывает мне моё сознание,
Природа Фросю в Яхонт облекла.
Но глаз красивых много, безусловно,
Быть может это мой неверный вкус?
Не буду утверждать, я голословна,
Но карие имел всё ж и Иисус.
Оставим эту тему без сомнения,
На вкус и цвет фломастеры вреднЫ,
То личные мои все наблюдения,
Что опытом моим обретены.

Вернёмся мы к Ефимовой поэме,
Мне долг велит закончить всё ж её,
Вас плавно подведу я к тяжкой теме,
Трагических событий всех житьё.
Слегла в горячке наша Евдокия,
Уж в среду в теле чуяла озноб,
Тогда была плохая терапия,
В веках тех было множество хвороб.
Лечили и компрессами и мёдом,
Федот стряпухе баньку предлагал,
Поили Дуню ягодным компотом,
А в теле жар никак не утихал.
И в ночь на понедельник Евдокия,
В жару бредовом молча, померла,
Она покойным сном своим почИла,
Венец небесный тихо принялА.
Над ней пропели в церкви литургию,
Был прах покойной в землю погружЁн,
Похоронили нашу Евдокию,
А сверху крест был сбит и водружЁн.
Поплакали слегка, погоревали,
И добрым словом вспомнили её,
Одни рождались – другие умирали,
Такое нашей жизни бытиё.

У пана стал вопрос совсем не сложный,
Кого теперь в стряпухи в дом свой взять?
Авдей решил прощупать осторожно,
С Аксиньей пан хотел потолковать.
Он предложил взять в ?белые? стряпухи,
Жену Ефима, Фросю в дом к себе,
?В быту у нас не будет с ней разрухи,
Ну что ты скажешь, как она тебе??
Аксинья тут же молвила Авдею:
?Сама бы я велела Фросю взять,
Ты правильную пОдал здесь идею,
Зови её к работе приступать?.
На том и порешили муж с женою,
ПанЫ они, а значит - им видней,
И Фросюшка с душевной чистотою,
Вмиг приступила к должности своей.

Томило Фросю странное предчувствие,
Ей не хотелось в барский дом идти,
Какое-то несносное присутствие,
В душе своей пыталась превзойти.
Потом всё рассказать решила мужу,
Спокойствие в душе чтоб обрести,
?Я не хочу делить с панАми крышу,
Как с ними речь об этом завести??
Ефим тут молвил речь свою с усмешкой:
?Гм, вот это новость. Рада быть должна,
Не будет за тобой тут злостной слежки,
Работа в барском доме не труднА.
И зЕмлю ты копать уже не будешь,
И камни собирать с больших полей,
А с жатвы так вообще ты не уходишь,
Хоть это Фрося ты уразумей?.
Совет благой, что муж ей дал любимый,
Развеяли сомнения в душе,
Плохого не советовал Ефимий,
Таких вы редко сыщите мужей.

Прошла неделя, а за ней другая,
С работой Фрося свыклася теперь,
И в доме всё отменно убирая,
СправлЯлася с делами без потерь.
Всё вымыто, поглажено, ухоженно,
Накормлены и пан, и госпожа,
Бельё в шкафу красиво всё уложено,
ШустрА в делах всех Фрося и свежА.
Авдей с Аксиньей, Фросею довольны,
И скатерть на столе всегда чистА,
И кушанья все стали идеальны,
Уж новая стряпуха – любота!
Авдей решил платить немного больше,
Стряпухе ?белой? пОднял он тариф,
На тридцать лишь копеек, всё же лучше,
Наш барин был отчасти справедлив.

Прошло недели две, а может боле,
И лето уж во всей своей красе,
ВолнАми колосИтся рожь на поле,
И рады все начавшейся грозе.
Люблю грозу! О, сила, мощь и влага!
И молнии, и вдоль, и поперёк,
И тёмных туч стремительных отвага,
И гром в своём звучании глубок.
Потоками с небес вода, как хлынет!
Приятный шум в природе лишь стоит,
Другую Зевс вмиг молнию к нам кинет,
И воздух даже, кажется, дрожит.
Блеснёт, осветит, громыхнёт, исчезнет,
И зЕмлю поливает вновь дождём,
Гроза в своём величии любезна,
В природе ощущается подъём.
Потоп всё успокоится и стихнет,
И воздух даже звоном отдаёт,
И солнце из-за туч вдруг ярко вспыхнет,
И жизнь ключом опять прекрасным бьёт.
После грозы чудесная погода,
И воздух свеж, и дышится легко,
Здесь вмиг всё оживает, и природа
Становится изящным цветником.

Федот, Архип и Пантелей с Ефимом,
В четверг все едут вместе на покос,
Кобылка их несёт своим аллюром,
Лишь слышится скрип стареньких колёс.
Барыня, Аксинья Николаевна,
На лошади поехала в уезд,
Делами занятЫ всегда хозяева,
Иль делают помещичий объезд.
Агафья вместе с дочкой Пелагеей,
Окучивают свЁклу у реки,
В такой работе нету наслаждений,
Тут можно умереть и от тоски.
Глафира наша ?тёмная? стряпуха,
Готовит свиньям постную еду,
Ей нравится такая бытовуха,
К такому Глаша свыклась хомуту.
А Фрося в доме панском прибиралась,
Нагнувшись, мыла барские полы,
И было уходить тут собиралась,
Заканчивала мыть она углы.
Тут барин входит, глянул он на Фросю,
И медленно подходит к деве он,
Приличия свои здесь все отброся,
А взор такой, как будто он питон.
А Фрося моет, ничего не видит,
Она своей работой занятА,
Авдей, дальнейшее здесь всё предвидя,
В углу она, и им же запертА.
Кладёт свои он руки ей на талию,
Вмиг Фрося подскочила, взор немой,
И не на йОту я здесь не слукавлю,
Авдея взгляд какой-то не такой.
?Вы что, Авдей Архипыч?? - молвит Фрося
?Ефиму я всё это расскажу?,
И тряпку тут же мокрую вмиг бросив,
Вся краской залилАсь я доложу.
Авдей, как будто ничего не слыша,
Он грудь у Фроси трогает и жмёт,
?Не строй ты из себя мне тут святошу,
Сумею я закрыть тебе здесь рот,
А если разболтаешь, то обоих,
Тебя и Фимку выгоню отсель,
Уж слышала ты это всё от многих,
А ну-ка, быстро мне ложись в постель!?
К себе Авдей стряпуху прижимает,
Целует Фросю в шею, грудь, лицо,
Стряпуха в силе пану уступает,
Лицом своим весь барин слал пунцов.
Батрачка упирается и плачет,
Авдей не замечает ничего,
На помощь, хоть кого, она здесь кличет,
Но нету в барском доме никого.
Наш барин Фросю на кровать толкает,
И тут же навалился на неё,
Здесь Фрося силы вмиг свои теряет,
Впадает, будто в полузабытьё,
Пан с силой сарафан ей задирает,
Бесстыдно он себе спустил порткИ,
И плоть свою он в радость наслаждает,
В избе слышнЫ лишь частые хлопки.

Что было далее не трудно догадаться,
Оставим эту сцену мы на час,
В подробности не будем углубляться,
Я не хочу травмировать всех вас.
Мне с Музою тут надо пошептаться,
Предвиденья лишь дар есть у неё,
Негоже в описаниях стесняться,
Но далее поэму воспоём.

Авдей ушёл, напомнив Фросе бедной,
Чтобы не вздумала о том трепать,
Стряпухи вид лица был очень бледный,
О, как мне мысли девы передать?
Лежала вверх лицом, полураздета,
Взор девы устремлён был в потолок,
В очах потухла радость первоцвета,
И мерзостный в душе был холодок.

Мысли Евфросинии

?Как дальше жить? Что делать? Я не знаю,
Такой позор я не переживу,
Душевною я болью изнываю
И чувствую в себе лишь грязноту.
Ефиму расскажу. Нет! Пан прогонит,
Своё пан слово сдержит это так,
Уж сделать это он себе позволит,
Ефим ведь тоже, как и я, батрак.
Как мне теперь в глаза Ефиму глянуть?
Как будто ни со мной произошло,
Уж лучше от позора сразу сгинуть,
На сердце тут же стало бы светло.
А что, идея, может утопиться? Нет!
Зачем на дУшу брать мне тяжкий грех,
Пред Богом может в церкви повиниться?
Аксинья обвинит в грехах во всех.
Быть может рассказать городовому?
А вдруг он не поверит, что тогда?
Позор и мне, и мужу дорогому,
Помещику поверят, как всегда.
Уж если расскажу, прогонит с бАза,
Ну ладно, так и быть, вернусь к своим,
Ефима эта выгонит зараза,
Он стал мне человеком дорогим.
Как мне теперь смотреть в глаза Глафиры?
А батька, а Агафья, Боже мой!
Как подло и всё низко в этом мире,
Не будет у меня в душе покой.
Молчать теперь лишь выход остаётся,
И эту боль нести всю жизнь в себе,
Забудется, быть может, утрясётся,
Безвестной мне отдаться бы судьбе?.

Она лежала, слёзы всё катились,
Ни всхлипов, ни рыданий не слыхать,
Ланиты её алым лишь покрылись,
И что теперь ей в жизни ожидать?
ПоднЯлась Ефросинья, пошатнулась,
Почувствовала тяжесть в голове,
Как в едкий дым синюшный окунулась,
Душевно будто стала омертвев.
Оправила одежду, грудь прикрыла,
И к реченьке пошла, обмыться вмиг,
Уж правильно она всё рассудила,
Но грустен стал у нашей Фроси лик.
Что сделалось, обратно не воротишь,
И время вспять никто не повернул,
И в мысли ты свои потом уходишь,
Но в жизни кое-что ты почерпнул.
Уж если ты не грешен, то помогут,
Ни сам, так кто другой на грех толкнёт,
И носишь ты в душе своей тревогу,
И боль тебя незыблемо грызёт.
Потом спустя лет десять боль утихнет,
Притупится, иль мохом обрастёт,
Пусть даже ты поистине невинен,
А всё одно, в тебе тот грех живёт.
И Фрося наша русская душою,
С прискорбием всё это понялА,
И с болью в голове и тошнотою,
Обмылась и на травку прилегла.
?Ну что поделать? Жить то как-то надо,
Стерплю я это, будет лучше всем,
Один Ефим, ведь он моя отрада,
Не надо никаких мне здесь проблем?.

Под вечер все с покоса воротились,
Глафира сразу всех зовёт за стол,
И взоры все на Фросю обратили,
Над ней парил тоскливый ореол.
Глафира тут же к ней спешит с вопросом:
?Ах, Фросюшка, уж больно ты краснА,
Горишь ты вся, чтоб не было поноса??
?Ах, маменька, я вовсе не больна.
На солнце я сегодня перегрелась,
Вот видно жар по телу и пошёл,
И голова, вот здесь вот, разболелась?,
?Садись, покушай доченька за стол?.
?Да нету, мама, что-то аппетита,
Уж лучше я прилягу на кровать,
Устала я сегодня и разбита,
Ещё в хлеву мне надобно убрать?.

Всю даже ночь не спАла Фрося наша,
Всё сцены, мысли, речи в голове,
В уме её была одна лишь каша,
Искала всё она ответ в себе.
Слова в её уме всплывали, фразы:
"Шобонница, измена, стерва, шваль,
Я выгоню тебя и Фиму с база,
Распутница и мелочная враль?. (враль-лгун)

(шобонница – шлюха,устаревшее)

И лишь на утро с первою зарницей,
Как только ранний кочет прокричал,
Уснула наша дева – молодица,
И жар с лица у Фросюшки пропал.

Сон Евфросинии

И видит наша дева сон прекрасный,
Стоит у речки стол большой длины,
И песни тут кружатся громогласно,
И все при этом, будто бы пьяны.
Дубы стоят здесь в сказочных уборах,
Из золота все ветви и листва,
И колокольный звон тут слышен от собора,
И в радужных тут красках дерева.
Трава здесь цвет имеет ярко-синий,
Вот шмель в полоску медленно летит,
Размеров он больших и златокрылый,
Под музыку он, кажется, жужжит.
Река в каком-то странном, ярком блеске,
И шум идёт шипящий от воды,
И слышен бой стекла, и звон, всплески,
Алмазы, жемчуга в реке виднЫ.
Брильянты здесь, сапфиры, изумруды,
Немыслимых расцветок и тонов,
Кувшинок разноцветные этюды,
И виден цвет зелёных облаков.
Сплошным потоком движутся алмазы,
Вздымаются тут пеной жемчуга,
СтрекОзы все летают в дивных стразах,
Из золота здесь видно берега.
А на столе продуктов очень много,
У Фроси разбегаются глаза,
И даже голова единорога,
Домашних видов, разных колбаса.
И утки, запеченные с картошкой,
И сало чудным веером лежит,
Грибов стоит тут целое лукошко,
И водка, будто в бУтылях кипит.
Тут жареные яйца на подносах,
Солёных огурцов красивый ряд,
И хлеб положен в ярко-красных розах,
И гроздья винограда здесь лежат.
Здесь поросёнок жареный на Углях,
Балык, индейка, очень жирный зельц,
Арбуз зияет формы полукруглой,
И бёдрышки молоденьких овец.
Здесь квашена капуста в мисках ёмких,
Здесь помидоры красные, как кровь,
И тыква тут нарезана соломкой,
И множество неведомых горшков.
И рыба, и селёдка, мясо зайца,
И полендвицы в воздухе висят,
Пожаренное с луком видно сальце,
И музыка откуда-то звучит.
Танцуют все, едет и веселятся,
Понять не может Фрося торжество,
И хохот здесь, и шутки здесь клубятся,
Предчувствие, как будто сватовство.
Здесь слышен звон и мисок, и стаканов,
Тут слышен голос: ?Горько молодым!?
И запах, Фрося чует от шафрана,
И ходят хороводом круговым.
Вмиг смолкли все, на Фросю тихо смотрят,
Лишь где-то слышен слабый звон цимбал,
Авдей подходит к Фросе очень бодро,
И Фросю он в уста поцеловал.
Потом на стол кладёт мешок огромный,
Оттуда достаёт он осетрА,
А рыба цвет имеет серо-тёмный,
ЖивА ещё, и рЕзва, и шустрА,
Тут барыня даёт топор Авдею,
Авдей вмиг рыбе голову отсёк,
Не может Фрося всю понять затею,
И слышен грохот гробовЫх досОк.
Стемнело всё, лишь лик луны холодный,
Здесь освещает лица всех гостей,
Вдали Ефим стоит во всём исподнем,
И с каждым мигом взор его красней.
Он брови свёл, лицо ожесточилось,
И смотрит прямо Фросе он в глаза,
Невиданное что-то тут случилось,
С ним рядом смерть, а у неё коса.
Ефим своим тут взором величавым,
Указывает пальцем на толпу,
И смерть здесь ликом злостно худощавым,
Вмиг считывает чью-то здесь судьбу.
Потом смерть головой своей кивнула,
Глазницы на кого-то устремив,
Косою она призрачно взмахнула,
И молния, и гром явились вмиг.
От крика, шума, Фрося ужаснулась,
Бегут все не понятно, кто куда,
В испуге дева наша вмиг проснулась,
От жАра не осталась и следа.

Лишь голова её тяжкА, туманна,
В затылке Фрося слышит лёгкий гул,
И цвет пропал с её лица румяный,
Печаль как будто кто в неё вдохнул.
С утра все разошлИся по работам,
А Фрося в барский дом идёт варить,
Противно ей здесь всё, дела, заботы,
Но долг велит пред паном ей служить.
Вот пан вошёл, величественно, важно,
Прошёлся он по горнице своей,
Повольно он здесь ходит и вальяжно,
А стан такой, как будто он Персей.
Стряпуха на него взглянуть не смеет,
Ей тошно всё и силится бежать,
И жарким она пОтом холодеет,
Уж лучше б в поле ей снопы вязать.
Пред барыней она, увы, бессильна,
И Фросе стыдно ей в глаза смотреть,
А панна ведь характером двужильна,
И мыслит Фрося: ?Лучше умереть?.
Отчаяние в дУшу ей нахлынет,
И в хлев она бежит слезу излить,
Поплачет, успокоится, остынет,
И примется тут вновь себя казнить.
Ефим домой придёт, она скучает,
Пропал у нашей Фроси блеск в глазах,
На всё лишь односложно отвечает,
И стала очень скована в словах.
Себя ведёт с Ефимом отстранённо,
Как ей через себя переступить?
И близость с мужем стала ей стеснённа,
Не знает Фрося, как ей дальше быть.
Настанет ночь, она тихонько плачет,
Бегут лишь только слёзы по щекам,
А днём печальный лик под маской прячет,
Ей не было страшнее в жизни драм.
Авдея стала мерзко ненавидеть,
Презренен стал ей пан до глубины,
Себя боялась дева этим выдать,
Последствия здесь были ей страшнЫ.
Бояться стала Фросюшка Авдея,
Как пан войдёт, то дева тут же вон,
И уходила, вся душой робея,
Выказывая пану свой поклон.
Заметили все в Фросе изменение,
Что якобы она не весела,
В подавленном всё ходит настроении,
И ликом и печальна, и грустнА.
Ефим тут к ней с расспросами подходит:
?Кручинишься чего, моя любовь??
Обнимет Фрося мужа и уходит,
?Мне надо подоить ещё коров?.
Уходит от ответа моя дева,
А как тут быть? И что ей рассказать?
И нету на душе у Фроси гнева,
Ей трудно от тоски своей дышать.
И в церкви причащаться переслала,
И взор поднять стыдилась на Христа,
Лишь крестик Фрося чаще целовала,
Хотя сама душой была чиста.
Ефимий наш поддерживал супругу,
Всё чаще обнимал и целовал,
Душевную не знал жены он муку.
И Отче наш он нА ночь с ней читал.

Прошла так и неделя, и другая,
И третья тут закончилась уже,
Но здесь мне шепчет Муза дорогая,
Любовь тут будет с болью на душе.
Последняя глава у нас осталась,
Растягивать, мне смысла нет её,
Как смерть в лицо тут многим улыбалась,
И Господа разящее копьё.
Уж кто прочёл пять глав моей поэмы,
То верно и шестую он прочтёт,
Я разные в рассказе поднял темы,
Но Муза к смертной хрИи вновь зовёт.
Я цифру пять здесь вижу пред глазами.
Загубленных пять душ, иль глав здесь пять?
Своими всё увидите очами.
Но рифмой не устану удивлять.
Мне Муза: кружевница – мастерица,
Отменно всё диктует по слогам,
Ох, нежная моя ты чаровница!
Мы с ней болтаем часто по душам.
Ошибок только дева мне не правит,
Она ведь это делать не должна,
Идеей, может быть, меня прославит,
Хотя она и скрытна, и скромнА.
Все мысли тут простЫ до снисхождения,
Как есть, я перед вами весь стою,
Высказываю лишь своё мышление,
И вам себя на суд я отдаю.