За снегами

* * *

Ты войдёшь - встрепенётся
Книг задумчивый ряд.
Мы с тобою похожи,
Зеркала говорят.
Вот, обнявшись теснее,
Мы на самом краю,
Как на кромке полёта,
Дрожь смиряем свою.

Лица, руки и бёдра -
Плетеница и взлёт.
Снегопад за окошком
Свет рассеянно льёт.

Пахнет травами чёлка
У горячего лба.
И в дыхании - клятва,
И в ладонях - мольба.

Нераздельны, созвучны,
Словно песенка лоз,
Не гадаем, не знаем,
Что потом не сбылось.

Там, за книжной страницей,
Твой привидится след.
Снегопад за окошком
Льёт рассеянный свет.


* * *

Бродим по вместилищу фабричных вещей, выбираем подарок.
Одежда, посуда, игрушки и вдруг - клавесин.
Почти невозможно поверить, а он стоит в ореоле безлюдия,
И кажется,что мы слышим
Перезвоны его октав.

Мы любим музыку, может быть, больше всего на свете,
И теперь замираем, завороженные видом
Безмолвной святыни.

Неподалёку дремлет семейство флейт,
И я,робея,прошу показать мне самую маленькую,
Обладающую голосом, высоким, как у моей спутницы.
Осторожно прикасаюсь к теплу, подношу к губам
Первые неумелые звуки.

Имя девушки -
Сладкозвучная-Дорога-Во-Льдах,
И от него образуется простодушное имя флейты.

Разгорается лето, заря заливает небо.
Мы расстаемся до "Навсегда".
В одиночестве стану вслушиваться в шёпот земли,
Но не исполню почти изреченный обет.

В модном салоне кофе и уверенные голоса.
Невольно зажмуриваюсь - так далеко отсюда то место,
Где когда-то молчал клавесин
И обретались шаловливые флейты.


* * *

В старину певец с душой невластной
Жил, не помышляя об ином,
Музыкой беспечной и горластой,
Напоённой солнечным вином.

Неуёмный, он из скверов томных
Мчался прочь, в предместье, к рыбакам,
От фонтанов слишком однотонных
Шёл в ученье к горным родникам.

И была в квартале Полнолунья
Девушка с балкончика в плюще.
Говорят, всегдашняя шалунья
У певца стихала на плече.

А наутро сборщик винограда,
Подбоченясь, слушал струнный звон.
И, ликуя, вольная баллада
Прославляла юности закон.

Бросила монетку дама в алом,
Рассмеялась девочка в цветном,
А певец парит над тротуаром
И не помышляет об ином.


* * *

По горным дорогам в далёких землях
Скороходы-глашатаи шли. Возвещали
О помолвке небесно прекрасной принцессы,
И не одно пригорюнилось сердце,
И не одни потемнели печалью глаза.
Верный визирь меня утешал:
"Сыщем другую, богатейшую, лучшую".
Пересиливал притворную скромность:
"Держательница сокровенных трактатов,
Владычица ухищрений любовных
Станет вам услужать - не минует и года".
Так мы играли, а знойный ветер
Снаряжал скакунов,
На высотах весну затевая.
Взять бы тогда безмятежные руки,
Сказать, что никого другого не надо,
Кроме неё - лукавого визиря.
Я исчезаю,
Расстаюсь с тишиной и дремлющей музыкой.
Всеобъемлющий холод, тяжелеющий снег
И цветные огни,
Что некогда в нас танцевали.


* * *

Обманываться, жить словами
Я не войду.
Мечты и сны зацеловали
Меня в бреду,
Немую высь нарисовали
На тёмном льду.

Огням, шагам к реке пустынной
Дороги нет.
Лишь холод звёзд над лентой стылой
Да редкий снег,
Да трепет, полный ясной силой
Горячих нег.

Так сладко думать, что отрадна
И ты в ночи,
Что весела среди бурана,
И голос чист!
Мне лёд покинуть было б странно,
И ты - молчи.


* * *

Где-то на снежной равнине,
На половине дороги
Между Равенной и Гипербореей,
В шумной и дымной харчевне
На перепутье столетий
Отдыхают цветы и созвездия.

Под вечер гусли метели
Жалобой древней рокочут
В варварстве бессловесном.
Но греческий бог, заплутавший
На возврате из Индий небесных,
Отогревшихся путников забавляет,
В рукавах возжигая бенгальские свечи.

Метель обессилела,
Стихли пришельцы,
Шёпот растаял на полуслове,
Задремала харчевня
Где-то на снежной равнине
В недосягаемой простоте бытия.


* * * (Другу)

За снегами, за густой синевой
Неодолимых сумерек
Коротаем вечер, как прежде.
Поезда пробегают по узкой стали
На самой кромке
Наших недолговечных владений.
Ты слишком дороден телом
И беспечно ленив,
Чтобы тряской любви отдаваться
На перегонах с односторонним движением.
Я знаю - пластинка не постареет,
Покуда самозабвенно
Ты подпеваешь, услаждаясь теплом.
Не спрашиваешь: "Отчего?",
Не сдерживаешь мою внезапную торопливость,
А я ещё не собрал слова
Сказать о том, что без тебя
Никуда не сумею вернуться.
Но всё слышнее
Мороза звенящая пряжа,
И тщетно ловлю я твои ладони,
И вот, нестерпимо
Снег скрежещет под тяжестью
Тебя уносящих шагов.


* * *

Она наделяла мечтателей-мальчуганов почётным правом стать её верными слугами.
Наивные юные горожане удостаивались посвящения в рыцари
Негласного ордена печали и твёрдости.
И вот, обходит она поля погребений, звенящим голосом выкликает
Имена безупречно её любивших.
Нет, не поднимутся, не отзовутся, озарённые тайным смущением.
Лишь память былых волнений вьётся позёмкой у ног осиротевшей владычицы.
В моей сторожке среди сквозняков,
В том краю, где вечно зима,
Она отдыхает, перед тем как уйти навсегда,
Потому что Богини не возвращаются.


* * *

За дремотными снегами,
За несчётными стогами,
В непрохожей, непроезжей стороне
Схоронилась ты, сестрица,
Чтобы редко-редко сниться
Мне помином о беспечной старине.

Запоёшь ли - здесь не слышно,
Лишь огонь, расцветший пышно,
Померещится рассеянной мечте;
Назовёшь ли - не отвечу,
Дни свиданий не отмечу
В календарной круговерти, маяте.

Но в покое нелюдимом -
Знаю - пахнет древним дымом,
Там с улыбкой наблюдаешь ты, сестра,
Как седеющие прядки
С новым днём играют в прятки,
И однажды скажешь: "Жду тебя. Пора!"


* * *

Здешний снег отчего-то кажется тёплым.
Нисходит неспешно на поздний вечер
Хлопьями тишины,
Заносит меня и мою сигарету,
И стены ему не преграда.
Скроет мысли и остановит биение крови,
Навек похоронит неважное что-то,
Случайное имя, означавшее жизнь.
Реяла ночь. Меня не хватились.
Кому и о чём вспоминать?