Литерный маленькая поэма

ЛИТЕРНЫЙ
маленькая поэма


Я в вагоне ехала литерном
в скором поезде прямо до Питера.
Попрощавшись с родней и подругами,
я отправилась в центр за науками,
свои планы лелея наивные.
На мне были трико спортивные
и футболка обыкновенная
с рукавами короткими. Белая.
Для поездки излишне маркая.
Я казалась провинциалкою
всем, кто с полок меня разглядывал.
И я съеживалась под взглядами,
иногда откровенно бесстыжими.
Мои волосы были рыжими,
а ресницы и брови белесыми.
Я легко распрощалась с косами,
заменив их на стрижку короткую.
Я имела программу четкую -
сдать экзамены в политехнический.
Я рассматривала критически
у окошка журнальчик старенький,
уминая ванильные пряники,
и казалась вполне довольною…


На тебя посмотрела невольно я.
Ты спросил: - Ну, и что там в журнальчике,-
протянув мне пломбир в стаканчике.
Я ответило настороженно,
что девчонок полнит мороженое.
Дно стаканчика было влажное.
- Ну, так что же в журнале важного?
- Ничего!
- Ничего интересного?
- Вот взгляните! Глаза неизвестного
были синими, со смешинками.
- А, скажите, журнал с картинками?
Я подумала, что ты чокнутый,
уже стало смеркаться за окнами,
но ответила: - Да, как мне помнится.
- А не лучше ли нам познакомиться?-
ты спросил. Я на полке заерзала.
Я лишь внешне казалась взрослою
и мне все это вовсе не нравилось,
но, подумав, я все же представилась,
взгляд стыдливо укрыв под ресницами.
Разносился чай проводницами,
предлагались официантками
пассажирам кульки с баранками,
сахар, вафли, печенье сладкое.
Я копейки считала украдкою.
Ты представился просто, без отчества,
и спросил: - А вам чаю хочется?
Я смолчала. – Нам два и с сахаром,-
заказал ты. Я чуть не плакала.
- И коробку конфет для девочки.
- Нет, не надо! Мне лучше семечки
в упаковке, вон те, лущеные.
Я глаза опустила смущенные,
прошептав: - Так мы можем поссориться,
не извольте впредь беспокоиться.


Вдруг в купе нашем вспыхнула лампочка.
Молодая официанточка
улыбнулась всепонимающе
и промолвил ты примиряющее,
что для ссоры не видишь повода.
Потянуло вечерним холодом
из окошка чуть приоткрытого.
Я девчонкой была воспитанной.
Меня мама держала в строгости.
Я имела понятье о гордости
и еще о мужском легкомыслии...
Ты из сумки достал провизию,
разложил предо мной на столике.
Я лежала на полке с томиком,
уж не помню, какого автора.
Я не ела, наверное, с завтрака,
я весь день голодала намеренно.
Но ты вдруг предложил неуверенно:
- Разделите со мной одиночество,
одному есть совсем не хочется.
А потом пояснил с запозданием,
поведя рукой: - Это мамины
разносолы, картошка, булочки.
Я ж с единственной ехала сумочкой,
разместив в ней все самое важное.
Мне претили баулы багажные,
рюкзаки, чемоданы с нарядами.
Мы с тобой обменялись взглядами…


Я смягчилась: - Ну, если мамины...
Поезд мчался по расписанию
и отсчитывал стыки литерный.
Ты со мною был обходителен,
и мы даже неплохо поладили.
Проводница включила радио.
Время было совсем неурочное.
Ободзинский пел песню ?Восточную?,
с ожиданьем, с надеждой, с досадою…
Ты читал мне стихи Асадова
беспокойные и мятежные,
а хотелось чего-то нежного,
чтоб не гибла любовь под пулями,
чтоб жила, как у Ахмадулиной,
чтоб была высоко воспетою.
Так и спорили до рассвета мы.
Я читала тебе Есенина,
за окошком мелькали селения,
переезды, мосты над речками.
Фонари мне казались свечками,
а лесные массивы чащобами,
лишь под утро уснули оба мы,
а проснулись за час до Питера.


Приближался к вокзалу литерный.
Я сменила футболку на блузочку,
я надела короткую юбочку,
уложила расческой волосы.
Ты спросил меня сдавленным голосом:
- А какой у вас адрес в Питере?
Я сказала об общежитие
и о том, что хочу стать студенткою.
Я не знала, что делать с коленками,
что казались мне слишком острыми.
Я хотела накрыть их простынью,
но подумала, лучше сумочкой,
я держалась с тобой, как дурочка.
Ты был старше меня, уверенней,
ты откуда-то ехал с севера,
где и был по делам издательства.
Ты счастливым назвал обстоятельством
нашу встречу в вагоне литерном
а я бредила только Питером.
И следила глазами влюбленными
за мелькающими перронами
за окном и читала расслабленно
их названия: Колпино, Саблино…
Ты листы разложил бумажные.
Я подумала, что-то важное…
Каждый полон своими заботами.
Показались пути с переходами,
поезда, светофоры разные
то зеленые, а то красные;
башни новые; старые здания;
надпись крупная: ?Зал ожидания?;
люди, лица, цветы, движение…
И сказала я с отчуждением:
- До свидания. Спасибо за булочки…
Я держала ремни моей сумочки
в своей правой руке, а в левую
ты вложил мне бумажку белую,
произнес: - Прочитай внимательно!
Я заверила: - Обязательно!
И минуты были неловкими...


Я носила туфли с подковками,
с каблуками подъема высокого.
Я шагала и громко цокала,
багажа не имея лишнего.
Я читала четверостишия –
твое личное стихотворение.
Я сдержать не могла волнения.
Ты писал о любви и признание
я читала твое со вниманием.
В нем ты мне с необычным мужеством
предлагал и любовь и замужество,
обещал меня сделать счастливою,
называл меня самой красивою.
Ты остался в вагоне поезда
ждать ответа... Мне стало боязно.
Покачнулись земля ли, небо ли?
Но любви в моем сердце не было.
- Я и жизни еще не видела,-
заключила я как-то обыденно.
Ты вошел в мою жизнь непрошено,
в тебе было много хорошего,
ты судил обо всем обстоятельно,
ты бы мог быть моим приятелем,
я же просто твоей знакомою…
Я в тебя не была влюбленною
и мне нравилось быть свободною...
И я вскинула голову гордую
и, уже принимая решение,
лист сложила с твоим сочинением,
в сумку сунула. Так случается,
кто-то сходится, кто-то прощается,
просто встреча несвоевременна.
Я была в этом твердо уверена,
устремляясь навстречу с Питером
мимо окон вагона с литерой.