Прощение и вечный приют

О, боги, боги! Как грустна
вечерняя земля бывает.
Как будто пеленою сна
туманы землю укрывают.

И кто блуждал в туманах тенью,
кто помнит над землей полет,
страданий чашу перед смертью
испил сполна. Лишь тот поймет.

Поймет уставший. Кто несет
груз непосильный на себе.
Грехами прошлого живет.
Тот, кто доверился судьбе.

Лишь он один, без сожалений
оставит горести земли,
и с легким сердцем в мир забвений
уйдет, покой чтоб обрести.

...
Ночь неизбежно настигала,
весь мир заполнив чернотой.
Но ничего уж не пугало,
ведь впереди их ждал покой.

И огоньки где-то внизу
не вызывали ностальгии.
Неинтересны никому,
ненужные, совсем чужие.

В багровом отблеске луны
менялся облик всех летящих.
Среди звенящей тишины
все становилось настоящим.

Ночь, обнажая на ветру,
разоблачала все обманы.
Иллюзии все ни к чему.
Долой одежды! Прочь туманы!

И вряд ли б кто-нибудь узнал
сейчас Коровьева-Фагота.
Рыцарь во мгле ночной скакал.
Шутить с ним не было охоты.

Лицо, мрачнее черной тучи,
не улыбалось никогда.
Извечный Воланда попутчик
вмиг изменился навсегда.

– ?Мессир, скажите почему
столь очевидны перемены?
Совсем другой. Я не пойму?
– ?За все свои счета и цены!

И этот рыцарь пошутил
когда-то очень неудачно.
Я каламбур не оценил.
Признаться, шутка вышла мрачной.

Про тьму хотел он поострить.
Или про свет... сейчас неважно.
Пришлось за это пошутить
немного дольше. Но не страшно.

Сегодня долг его закрыл.
Ночь полнолуния в почете!
Сей рыцарь счет свой оплатил.
Так что теперь мы с ним в расчете?

Марго взглянула на кота:
он не смеялся, не острил,
от шерсти не было следа.
Мрак тайну демона открыл.

Лишь юноша в расцвете лет,
шут – каких нет на целом свете.
Лицо, направив в лунный свет,
летел беззвучно, словно ветер.

И всадник рядом с ним возник,
что раньше звался Азазелло.
Исчез нелепый белый клык.
Доспехов сталь в ночи блестела.

Пустые, черные глаза -
в них холод, словно из темницы.
Такого не проймет слеза.
Взгляд жесткий демона-убийцы.

А мастер! Видно наяву
как изменился, поседел.
Смотрел с улыбкой на луну,
будто проститься с ней не смел.

И Воланд был в своем обличье.
Как глыба мрака несся конь.
Прекрасен в собственном величье,
в глазах его горел огонь.

Летели молча. Позади
остались реки и долины,
леса исчезли, и они
достигли каменной вершины.

И дальше, осадив коней,
пошли пешком, а лунный свет
среди безлюдных пустырей
вдруг осветил им силуэт.

Стояло каменное кресло,
а в нем незрячий человек.
И взгляд его, что интересно,
к луне прикован был навек.

Сидел он, потирая руки,
вокруг не слыша ничего.
Печать какой-то тайной муки
застыла на лице его.

Он что-то тихо бормотал,
а рядом, возле его ног
огромный черный пес лежал,
как верный страж его тревог.

Как будто чувствуя невольно
какую-то свою вину,
пес, как хозяин, беспокойно
смотрел с тоскою на луну.

– ?Роман Ваш, Мастер, прочитали,
и замечание одно:
он не окончен. Вы не знали.
Теперь же время подошло.

Хочу Вам вашего героя
я показать. Его душа
давно не ведает покоя.
Ведь, если честно, то грешна.

Да, трусость - самый страшный грех!
Вот здесь и спит он до сих пор.
Две тысячи - немалый век.
Не самый лучший приговор.

Лишь всходит полная луна,
бессонница его терзает.
И гложет давняя вина.
А вместе с ним и пес страдает.

Хотя был храбрым. Не боялся,
кроме грозы, он ничего.
Но верным был, вот и остался,
чтоб долю разделить его?

– ?Что говорит он постоянно?
Вы можете нам рассказать??
– ?Ну это, в общем-то, не тайна.
Извольте, коль хотите знать.

Как полную луну увидит,
твердит, что нет ему покоя,
что свою должность ненавидит.
Бессмертье, слава - все пустое!

А когда спит, то видит сон,
один и тот же каждый день:
дорога лунная и он
мечтает погулять по ней.

И там беседовать с Га-Ноцри,
что по приказу был казнен.
Но все никак не удается.
Увы, возможности лишен.

Он что-то важное сказать
тогда не смог. Сейчас не может.
Вот и приходится страдать.
Необратимость сердце гложет?

– ?Одна луна была ошибкой -
Двенадцать тысяч лун страданий!
Сколько продлится эта пытка?
Слишком жестоко наказанье!

Прошу Вас отпустить его?
– ?Здесь не тревожьтесь, Маргарита,
и не просите ничего,
его история закрыта.

За него тот уже просил,
к кому все годы он стремится.
Пилата сразу он простил.
Теперь их встреча состоится.

– Ну что же, Мастер, весь финал
Вы наблюдаете воочью.
Так пусть окончится роман
одной лишь фразой этой ночью?

И Мастер, будто это ждал,
собрался и, что было силы,
одно лишь слово прокричал,
а эхо сразу подхватило:

– ?Свободен! - громом прокатилось, -
Свободен! Ждет тебя! Спеши!?
И скалы в бездну провалились.
И город вырос средь вершин.

В нем сад разросшийся сверкал,
из сада простирался путь.
Пес первый быстро побежал,
Пилат спешил к нему примкнуть.

Он что-то прокричал невнятно,
и, лунным светом освещен,
исчезнув в бездне безвозвратно,
был в эту ночь за все прощен.