3. Схема и схима 1924-1925

Хирург должен иметь глаза орла,
сердце льва и руки женщины.
Войно-Ясенецкий

"Он вор и самозванец, поп Лука,
Он патриарха Тихона рука!" -
Так "Правда Туркестана" прогремела.
Антиохию вспомнив, третий век,
Закон церковный - прошлогодний снег,
Всех раздолбав воинственно и смело,
ОГПУ пришило шпионаж.
Агент британских служб епископ наш
И с казаками Оренбурга связан.
Вначале в одиночной, а потом
И в общей камере. Жизнь бьёт ключом.
А он окончить рукопись обязан.
Врач в канцелярии весь день писал,
В издательство, закончив, отослал,
И десять лет томилась "Хирургия".

Отправил контру Петерс Ян в Москву,
Чтоб расстреляли там врача другие.
Свободу получивший патриарх,
С приезжим службу вёл, забыв про страх,
И разрешил заняться хирургией.
Лубянка беспощадная. Арест.
"Политикам" в Бутырках хватит мест,
Здоровые они или больные.
Здесь сердце заявило о себе,
Предупредив о будущей судьбе.
И вскоре новая согрела радость:
Здесь на немецком языке Завет
Нашёлся Новый. Не случайность. Нет.
Спаситель и в тюрьме с ним будет рядом.

В Таганку из Бутырок привезли,
Здесь грипповал, но ангелы спасли.
Он полушубок получил в подарок
И Горького жену благодарил,
Замёрзшему мальчишке подарил.
В "Столыпине" решётки, свет не ярок.
Двенадцать суток. Наконец Тюмень.
Для сердца валерьянка в первый день.
Омск, Томск, Новосибирск и кража в бане.
Порой Луку и двух его коллег
Блатные били, но не до калек,
Зауважали их, узнав о сане.
Вот Красноярск, загаженный подвал.
Охранник зол. Лопату не давал,
Что подвернулось, тем и очищали.
И выстрелы звучали за стеной,
Восставших казаков ночной порой,
Как классовых врагов, уничтожали.

На север все четыре сотни вёрст
На лошадях зимою путь не прост,
С серьёзной операцией в дороге.
На золоте стоявший Енисейск,
Предстал врачу во всей своей красе,
Безбожный, малолюдный и убогий.
Устроившись, в больницу врач пришёл
И сразу впечатленье произвёл.
Такие мастера здесь не бывали,
Больные в очередь пошли к нему
И не было отказа никому,
Лишь конкуренты - фельдшеры "стучали".
Епископ литургию отслужил
И всех молившихся благословил,
Но власти самочинством возмутились.
И снова путь, в деревню, в глухомань,
Вслед комсомольские частушки, брань,
Но за врача спасённые молились.
Деревня Хая, несколько дворов,
Здесь никогда не знали докторов.
Вода в избе под утро замерзала.
Хозяйка выгнала их на мороз,
Соседи возмутились. Не замёрз.

продолжение следует