Пожалование
***
Оркестр колёсный выбивает
регтайм на стыках путевых…
Какая бедность вековая
вдоль дальних станций проездных!
И что им времени приметы? –
всё тот же ветер у виска,
дымок дорожной сигареты,
протяжный рёв товарняка,
и раз за разом остаётся
похерить все свои мечты,
и мир, как птица, в клетке бьётся
пристанционной тесноты,
и, может, вовсе не узнает,
что есть безудержный полёт,
и жизнь - привычная и злая –
как скорый поезд, промелькнёт.
***
Спрыгнув с подножки вагона – вдоль поездного пути,
этот привычный маршрут до сантиметра размечен,
полуувядшие ивы руки протянут навстречу,
если до высохшей речки пыльным просёлком идти.
Хочется в зыбкое небо солнца забросить блесну.
До коллективных садов – два поворота направо.
Над магазином продуктов – синим – названье ?Любава?.
Лето стремительно тает, август прохладен и снул.
Автомобильчик проедет, пыль за собой растрясёт,
дрогнет вослед тишина – снова натянется туго.
Утро. Суббота. Безлюдье. Не шелохнётся округа.
Встретится разве старушка в белом платочке – и всё.
Пусть бы хватало покоя и на окрестных старух,
а проходимец лихой к ним не запомнил дорогу,
чтобы и помыслом даже дрёмного рая не трогал...
...чудное имя – Любава. Радует сердце и слух.
***
Бабушка Даша, с какою бедою
высохла ты, как негодный привой?
время твоё заросло лебедою,
сладким паслёном, травой-муравой,
через бураны весна прорастает,
осени миру осанну поют,
в синих снегах золотого Алтая
твой неказистый последний приют.
Дети твои порассыпались горько,
как из горсти ослабевшей зерно,
не соберутся с вечернею зорькой,
как это было когда-то давно.
Что их разрознило – беды ли, ссоры
или страны непростая судьба?
Осиротелые плачут просторы
там, где твоя проседает изба.
Хлеб родословный, несытные крохи,
дальняя правда моя, исполать,
я забытью техногенной эпохи
не собираюсь тебя отдавать.
***
Тихая вода глубока
в ней лежат плашмя облака
спит на дне древесная прель
никогда не сядешь на мель
Помыслы воды не ясны
смешаны ракитные сны
с тенью утонувших веков
с лицами детей, стариков
Тихая вода, глубина
золотого полдня струна
медленный уключины всхлип
ход придонных медленных рыб
Медленное солнце печет
дней ленивых нечет и чет
сонная от зноя листва
запеклись смолою слова
Клевер, зверобой, лебеда
серебристых бликов слюда
и сильнее грома стократ
овода случайный набат
Ты присядь со мной, помолчи
бьют ключи на дне, бьют ключи
вверх идут от самого дна
оттого вода холодна
Если я когда-то вернусь
в место под названием Русь
быть хочу за лет чередой
тихою глубокой водой
***
Над просёлком глухим ни звезды, ни огня,
по бочагам дремучим густая вода,
в далеке городском позабудь про меня
и забвению имя прекрасное дай
а сосновые храмы в тумане и мгле,
комариные саги, раскольничий рай,
утонувшие в топких озёрах ветра -
на прощанье пожалуй за преданность мне
я приму, на беду и нужду не ропща,
оберег дорогой, сердцевинную суть -
словно шубу соболью на белых плечах,
задремавшую родину я понесу.
Оркестр колёсный выбивает
регтайм на стыках путевых…
Какая бедность вековая
вдоль дальних станций проездных!
И что им времени приметы? –
всё тот же ветер у виска,
дымок дорожной сигареты,
протяжный рёв товарняка,
и раз за разом остаётся
похерить все свои мечты,
и мир, как птица, в клетке бьётся
пристанционной тесноты,
и, может, вовсе не узнает,
что есть безудержный полёт,
и жизнь - привычная и злая –
как скорый поезд, промелькнёт.
***
Спрыгнув с подножки вагона – вдоль поездного пути,
этот привычный маршрут до сантиметра размечен,
полуувядшие ивы руки протянут навстречу,
если до высохшей речки пыльным просёлком идти.
Хочется в зыбкое небо солнца забросить блесну.
До коллективных садов – два поворота направо.
Над магазином продуктов – синим – названье ?Любава?.
Лето стремительно тает, август прохладен и снул.
Автомобильчик проедет, пыль за собой растрясёт,
дрогнет вослед тишина – снова натянется туго.
Утро. Суббота. Безлюдье. Не шелохнётся округа.
Встретится разве старушка в белом платочке – и всё.
Пусть бы хватало покоя и на окрестных старух,
а проходимец лихой к ним не запомнил дорогу,
чтобы и помыслом даже дрёмного рая не трогал...
...чудное имя – Любава. Радует сердце и слух.
***
Бабушка Даша, с какою бедою
высохла ты, как негодный привой?
время твоё заросло лебедою,
сладким паслёном, травой-муравой,
через бураны весна прорастает,
осени миру осанну поют,
в синих снегах золотого Алтая
твой неказистый последний приют.
Дети твои порассыпались горько,
как из горсти ослабевшей зерно,
не соберутся с вечернею зорькой,
как это было когда-то давно.
Что их разрознило – беды ли, ссоры
или страны непростая судьба?
Осиротелые плачут просторы
там, где твоя проседает изба.
Хлеб родословный, несытные крохи,
дальняя правда моя, исполать,
я забытью техногенной эпохи
не собираюсь тебя отдавать.
***
Тихая вода глубока
в ней лежат плашмя облака
спит на дне древесная прель
никогда не сядешь на мель
Помыслы воды не ясны
смешаны ракитные сны
с тенью утонувших веков
с лицами детей, стариков
Тихая вода, глубина
золотого полдня струна
медленный уключины всхлип
ход придонных медленных рыб
Медленное солнце печет
дней ленивых нечет и чет
сонная от зноя листва
запеклись смолою слова
Клевер, зверобой, лебеда
серебристых бликов слюда
и сильнее грома стократ
овода случайный набат
Ты присядь со мной, помолчи
бьют ключи на дне, бьют ключи
вверх идут от самого дна
оттого вода холодна
Если я когда-то вернусь
в место под названием Русь
быть хочу за лет чередой
тихою глубокой водой
***
Над просёлком глухим ни звезды, ни огня,
по бочагам дремучим густая вода,
в далеке городском позабудь про меня
и забвению имя прекрасное дай
а сосновые храмы в тумане и мгле,
комариные саги, раскольничий рай,
утонувшие в топких озёрах ветра -
на прощанье пожалуй за преданность мне
я приму, на беду и нужду не ропща,
оберег дорогой, сердцевинную суть -
словно шубу соболью на белых плечах,
задремавшую родину я понесу.
Метки: