Сумрачным гениям

Антология безумия

Суть магии в тайне точки сборки.
Д.Х.

Реальная цель – отсутствие состояний, а не бесконечное восхищение их сменой.
Кен Уилбер

Предельное состояние сознания – самвнутренний Дух – не трудно достижимое,
а неизбежное.
К.У.




Клонит ко сну, нарастающей тенью
Движется облако, миг наваждения.
Шторы колышутся, будто от ветра
Ночь потеряла происхождение.

Где-то встречаются души бессмертные
Я преклоняюсь их песнопениям.
Может мне кажется что-то недоброе,
Может не спится сумрачным гениям.

Кто-то не помнит свои путешествия,
Что же имеет тогда выражение?
В нашем сегодня зеркало прошлого
Красит на небе своё отражение.

Поздняя осень будто незваная,
Сны переносит в улицы города.
Глупости часто здесь повторяются
Люди глаза опускают без повода.

Я возвращаюсь, тает забвенье
Облаком стелется и ненавязчиво,
Стены миную из запредельного
Взгляд на себя взглядом неспящего.


***
Луна сиротская бессонно маялась
И тучи на небе свисали клочьями.
Горела плоть моя огнём раскаянья
И ночь смотрела в нас глазами волчьими.

А муза встретила опять молчанием
Звезда латентная, теперь так водится.
Молись за нас, детей потерянных
Наставь на истину, О, Богородица.

Внимая шёпоту, бегу от самости,
А руки на сердце с мольбою скрещены.
Но зов не слышан мной, предаться господу
Земля доверия взымела трещины.

Луна сиротская бессонно маялась
Холодный свет несла торжественно.
И взявшись за руки плясали ангелы,
Рождался на небе нектар божественный.


Туман

Скользил туман по мостовой
По лабиринтам, не похожих
Заполнил улиц пустоту,
Глотая утренних прохожих.

Старинный город утопал,
Воздушным облаком не прочных
Объятий, видимость скрывалась
За пеленой паров молочных.

По стенам холодом бродил
Туман, незнающий утехи,
Как дрожь и смерти поцелуй
Как тело голое в доспехи.

Узоры звуков распадались
Копыта звоном с вышины.
То был наверно белый всадник
Хозяин вечной тишины.

За ним тускнеющий тоннель
Миров бесчисленное око,
Слои незыблемых границ,
Спирали бурного потока.

Он нёс грозу наперевес
И зной постигших изменений,
И свет в руках его сиял
Далёких этих измерений.


В моём сердце

На мне длинная чёрная ряса
Кто меня разуверит в этом?
Когда сумрак порою страшен
Когда снег вдруг приходит летом.

На мне нет уж лица и что же,
Что лицом называли лужи.
Звёзды падали в омут, тая,
За молчанием будет стужа.

Наводнение из слов никчёмных
В пустоте хлопают дверца
Худший враг уже где-то рядом
Так близко, он в моём сердце.

Май 2002

***
Не любите в голос браня
Символы мудрых змей
Я тобой растопчу себя.


***
Миг, съедая мою непрерывность
Уходил без следа и песен.
Кому век не хватает, знаешь?
Кому мир отчего-то тесен.

Не препятствуй любви, художник
Не танцуй же на слёзах боли.
Красоте не препятствуй, помни
Всё свершается с божьей волей.


***
Дыхание жизни – игра
Приму огорченьем всерьёз
В летающих нотах пыльца
Усыпит остаточность грёз.

И пенье цыган разовьёт
В мой кукольный берег фон
Он был и останется здесь
Экстаз от мистических бон.


***
Явившись снова ниоткуда
Тревожность поселилась там,
Где ясность сеяла надёжность,
Где всё как будто по местам.

Ваш бедный раб постиг иллюзий
Цветную гамму, снизойдя
До тех ступеней равнодушья,
Где пломбы сорваны, войдя…

Однажды не отступишь
И прежним жить уже не жить.
И неприемлемое завтра
В узор по новой не расшить.


***
Когда же пробудится, дремлющий ныне
Твой сын, усыпляющий бдительность сил
С тобою живущих где-то на грани…


Ноль

Шаги. Предчувствие здесь и сейчас,
Наги в безветрии мысли мои
Твои, пески и на сотню миль
Молчу, души запоздалый штиль.
Зеркал бесчисленных, рябь, сразит
Твоё одиночество и без краёв
Зной нам опять грозит…
Но я не увижу себя! О том ли
Собирала тьма тень с обездоленных снов?
Уйди тот, кто не верен сам.
Прости, в слезах я прочту, что хам.
Когда же ручьями уходит Большое спасибо,
Постой, я здесь и сейчас ноль.
Дождям говоришь, что нет,
Сначала же замолви слог,
Прими, я совсем продрог.


С начала…

Опять всё с самого начала
Как будто только первый день,
Казалось крайность ускользала,
За мной ходила моя тень.

Опять смеются надо мной
В лицо плеская чёрно-белым.
Но раб наивности остался
Для вас по-прежнему неспелым.

Прошлогодние узоры
У Казанского вокзала.
Что искал я безнадёжно
Снова будто ускользало.

26.06.2002г.


***
В потухшем небе луны золотой осколок.
Он и я в этом сне не увидим друг друга.
Он и я прикоснёмся где-то на кромке земли
Я уйду от звука шагов, убегу от недуга.

Проберусь среди ночи, что топчет меня
Оцепененьем того же сна промолчу.
Я придавлен к земле, утопая в тени
Вместо смеха слезам отдаться хочу.

Что поделать, когда меня уже половина
Когда вновь слово ?нет? заполнит истоки
С моих граней слетит хрустальная пыль
Я забуду, когда написал эти строки.

7.07.2002г.



Пожары сердца

Не крести меня злодеем
Знаю, ты устала ждать
Я безжалостен к себе же,
Мне с тоской не совладать.

Не в тебе причина ссоры
Я потерян среди туч
Мой порыв не обоснован?
Где же он забытый луч.

У прощенья нет порога
У любви нет берегов.
Расплетусь на нити, помня
Про завещанных богов.

Буду плыть самозабвенно
Где-то в водах бытия
И постель твоя сомкнётся
Только буду нам не я.

Опять искал не там, признаю
Меня за это не трави.
С ума схожу я, спотыкаясь
Кусая губы до крови.

Опять ночами одержимый
Шатаюсь – это жизнь вторая.
Стихи читаю проституткам
Читаю, медленно сгорая.

Опять всё с самого начала
Как будто это первый раз
Переживаю век разлуки,
Что я по-прежнему для Вас?

Цветок безликих эпителий,
Принявший солнечную пыль?
В сердцах не рожденных безумий
Придёт совсем другая быль.

Цветок увядший прошлогодний
Засохший где-то меж страниц.
Мои ныряющие чувства
Огонь невидимых зарниц!
Диалоги на пустом

За спиною город Zero
Впереди тумана даль.
Пыль дорожная отметит
В православный календарь…

Беззаботную субботу!
Я поводья приспущу.
Надо мною власть желаний
В одиночестве ищу…

Как когда-то переходы,
Иллюзорную ступень.
Без вчерашних угрызений
Встречу я который день.

Проскользнув в туннель покоя
В совершенство загляну.
Ах, скитания без проку
Я опять в твоём плену.

Чего ради разговоры,
Диалоги на пустом.
Твой мотив парализован
Жизнь словно на потом.

В наболевшем столько прозы
Мысли, что воронья стая.
Быть ли? Стоит ли? О чём ты?
Ветер вторил мне листая…

Сгинут мнимые пожары
Огорченья сменят ложь.
Что терзала моё сердце
Ты его теперь не трожь.

Не пляши на камне вздора
И в ладошки не стучи
Ты как прежде одинока
За дверями той ночи…

20.07.2002г.



Мораль

Нужна ль тебе мораль, Антихрист?
Нужна! Я отгрызу вам ею уши,
Создам прожорливую эру на вашей слабости любить.
И потакать себе во всём и даже то,
Что под ногами привыкли вы давно губить,
И обещать большие горы, привыкли только обещать.
И все пустые разговоры о тех, кому на вас пищать…
Как будто выколоть глаза, однажды богу захотелось,
Слепые вы к чужому горю, Немые вы,
Хотя ?прости? так долго в сумерках вертелось…
И та могла его спасти.
Печаль на ветви пала тенью опять
В заброшенном саду.
И соловьи вдруг улетели.
И стало жутко, как в аду.
Вы одиноки! Вы как прежде к себе
Порою не честны
И к растянувшемуся горю
Вернётся облик Сатаны.
Мораль придумывали вы сами
Сей инструмент в руках ?Великих?.
Вас на колени не поставят
Но превратят в детей безликих.

Июль 2002г.


Ода любви

Я наполняюсь до краёв твоими красками Любовь
Во мне рождается в ночи к тебе, тоскующая Ода
Я одинок, увы – растление в вакууме условий,
Забродит лишь в слепую кровь вино из умершего плода.

Отдаёт мне сон не пожалею,
Обманет, дав короткий флирт.
Но задыхаться буду скоро,
Там был уже прохладный спирт.

Куда уносите поэта,
Он не допел, не до любил.
В его распахнутое эго,
Вдруг кто-то жидкость влил.

И тело стало делом близких
Там в суматохе не понять,
Кого хотел любить романтик
Его теперь уж не поднять.

О, искуситель! Дай ещё
Такого жаркого обмана.
Я ненавижу сам себя
Среди молчащего тумана.

Я исполняюсь до краёв
Вы разлейте мою сущность,
Ведь у затерянных богов
Такие радостные лица…

Как у последних трёх слогов
А не пойти ли мне напиться,
Чтобы любовью насладиться.

Июль 2002г.


С горя

Приму, что сумерки на крыльях
Сегодня мне бы принесли

В дверях застенчивая сущность
В моей печали ищет кров.
Посеять жаркие объятья
Пространства неги без углов.

Захлопну раковину, панцирь
Мне не писать и не звонить.
Я запылю глаза снегами,
Чтоб не смогла меня манить

Своей блестящей наготою,
Горячим лоном, вспламенять.
Я был бы ею расцелован,
Но не хочу её иметь…

Чтоб не была кровать игрою
На потолке чужих теней,
Чтоб не плевали в мою душу
А то забыл совсем о ней.

За чередою бурных дней
В потоке блуда всё шагая.
Во мне пребудет вечный хмель,
Минуты жизни прожигая.

Сойдусь на том, что устарел
Пейзаж Амура и страстей.
Мне не до вас, мои гетеры
И до непрошенных гостей.

Утрату сил и колебаний
Восполнит свет любимых грёз.
Он говорил тогда со мною
Дворовый, грязный, чёрный пёс.

О том, что впрямь мы суетимся
Не в меру плачем и клянём.
Свои вчерашние повадки,
А может дело было в нём.

В том говорящем псе
Под утро, где-то полшестого
Я видел в нём глаза Чумы
Иль отблеск вечного, святого.

Я положу конец молчанью
Ты близок был к познанью, лень.
Ещё немного и сломаюсь и
Расшебуся об ступень…

Твоих подъездов тоже тёмных
Обоссаных дверей, лифтов.
Никто ведь сердцу не прикажет
Не научил никто скотов.

Держать во всём такой порядок
Чтобы виляли нам хвостом.
Ну дайте кость, ведь вам не жалко,
А впрочем песня не о том.

О том, что фальшь моя награда
Так неуместна и пуста.
Пускай придёт другая правда
И в ней найдётся пустота.

Пока распахнуты сердца, любите!
Пока горит любви свеча.
Друг друга строго не судите
Не обижайте сгоряча.


Где застанут меня…

Моё мятежное плато
Пеленал на досуге ветер
Непогодой грозил, знаешь,
Чем могучий творец святил.

Где застанут дожди-ливни?
Без причины порой маюсь.
Кто-то скажет любил дюже
Я с такими людьми знаюсь!

Вопреки голосам сердца
Чудеса предо мной стелешь.
Где застанут меня в смерти?
Я её не боюсь, веришь!

Завяжи мне глаза потуже
Нам Господь исцелит рану.
Где застанет любовь, вижу
Только вот пробудил рано.

Мне пути без ключей сулишь
Пребывать без конца в лире.
Как же быть одиноким, боже?
А ещё разойтись в мире.

Не суди, я в плену у счастья
Я промок от слезы втайне.
Где застанет меня холод
Озабочен собой крайне.

Я постиг утаив жажду
Очерёд головной муки.
Обречён, затаив веки
И в молитве сомкнув руки.

11.08.2002г.


***
Оно приходит ниоткуда
И вновь уходит в никуда
Моё больное равнодушье
И чувство горькое стыда…


***
Плещутся звёзды в море небесном
Тянутся мифы к мыслям моим.
Ты прикасаешься к вечности, зная
Всё о желаньях моих, Аркаим.


Ты и я

Твоей отваги след простыл
Ты гнёшь упрямое ?Я?
Постыло любимое место,
Зачем пустота бытия?

Для вечных, ненужных ошибок
Глубокое высохнет море.
Для жизни не пахано поле,
Я сделаю глупое с горя.

Подвержен стихиям при жизни!
А жизнь это долгое грустно.
Любовь как отсутствие завтра
Твоё малодушие гнусно.

Ты где пропадаешь, виновен!
В своём незаконченном мире.
И если оно это чувство?
Я холоден в холодной лире.

Свой остров в апатии губишь
Земля содрогается, видишь…
Как плачет река, ускользая
В глазах затуманено, силишь…

Забыть, то что есть не забудешь
В твоём раскалённом пространстве.
Пустое находит берлогу,
Рассудок, он есть, долгих странствий…

Наследие, но что тогда я?
За письмами будет разлука
Люблю твои нежные руки
Да где она прошлая скука?

О чём сожалеть, коли это
Моё настоящее кредо
В потухшем костре прочитаешь
Страдальные ноты поэта.

Цыгане там будут роднее
В твоём одиночестве тише
За снами приходят другие
А жизнь это то, что ты спишешь!

Ты спишь, наблюдая пороки
Ты честен, но вера глухая.
Ты молишься там в Аркаиме
И любишь, стегая стихами.

По спинам, по гривам гоняя
Себя в безрассудное, губишь…
Зачем препинания ставишь,
Зачем ты её не полюбишь?

Такую кристальную в похоть!
О чём же, затеряна в речи.
Да где там, мне и не вспомнить
Ведь нету развязки и встречи.

Да, я не дождусь, мне простится
Моё слабоволие скажет
Что нет в окружающем места,
Где смерть мою чувственность свяжет.

Он будет! Закончу туманно
Кто Борхеса знает, тот мним.
Измыслив любимое завтра,
Останешься здесь, пилигрим.

19.10.2002г.





Goin` down

Опять домогаешься Музы
Объектом не будет атак,
Твоё отношение к Ведам
Продашься сегодня за так.

Полов отношение будет
Объектом стенаний, но как?
Господь предлагает услуги
Ты примешь терзанья за так.

Твоё оскорблённое эго
Тебе говорило: Простак
Лечило хорошее время
Часы прошептали: тик-так.

Хотелось тебе просыпаться?
Имелось желанье раз так.
Опять домогаешься Музы
Поэзия – божий верстак.

20.10.2002г.


***
Токи, высокие токи
Настигли меня поражая.
Строки, безумные строки
Молчали, себе возражая.

Тропы, невидимы тропы
Магических нитей уловка.
Стопы развязаны, стопы
Покоя сбежала воровка…


Nobody loves me

Ошибся, шагая без веры
В свободе, не знающей меры
Границы сознательных недр
Взрастили мой сохнущий кедр.

Под солнцем, палящих условий
Я жертва старинных сословий.
Глядящих в лицо суицида,
Рождённых в земле геноцида.

Ошибся, шагая без веры,
Любя безнадёжные сферы.
Твои сотворения, Боже!
Мы все как сироты, я тоже.

С одною единственной дружен
А может и я ей не нужен.
Флиртую с бездетною музой
У нас…

И вдруг неслучайная встреча
Сложила мне руки на плечи.
Впадаю в далёкое детство
Стерплю я такое соседство.

Шагая без веры, надежды,
Меняю тела как одежды.
Ошибся, влюбляясь в картинки
Я ?Отче? прочту без запинки.

И буду греховен доколе?
Пока ли в моей это воле?
Прискорбно вселять пораженье
Я всего лишь твоё отражение.

21.10.2002г.


И никого…

И никого, когда ты ждёшь,
Уже давно не ждут тебя.
За всё пришедшая расплата
Клинок, проткнувший пустоту,
Молчанье брошено закату.
И ничего, чтобы тот вечер завершало,
И мой кумир – прощённый Каин.
Я на пороге долгих снов
И обречённых этих тайн.
И до всего я брошен с болью доходить
Через года ради одной
Далёкой вспышки света
И в одиночестве найти приют,
И растерять его опять же где-то.
И почему вопрос уже не возникает
Река не знает, что она река.
Лишь воды бурные несёт
К морям солёным волей.
И мы соломинки в потоке на века.
И ни за что, рождаясь, ходим к смерти,
При жизни взгляд найдём её вокруг.
То звезда, упавшая однажды в тихий омут иль
Канувший в забвенье старый друг.


Двуногие и бездомные собаки

На станции людно,
На небе ни тучки.
В руках чемодан
Тяжёлый без ручки.

Бегу, спотыкаясь
Об взгляды прохожих,
Таких разноликих,
Таких непохожих.

Жующих, плюющих,
Курящих табак,
Бомжей, полинявших,
Бездомных собак.

Тамбов объявляют
Вот плачет ребёнок.
Мама волнуется:
Нету пелёнок.

Смеются цыгане,
Скандалят гурьбой.
На кафеле нищий
Как будто слепой.

Бьёт по рукам,
Чужое не тронь.
Из туалета
Доносится вонь.

В серой шинели
Бывалый клиент,
Вдруг ниоткуда
Выросший мент.

Взглядом окинул,
Будто разул.
Я, мол , в наряде
Кричи ?караул?.

Меня убаюкает
Меркнущий свет.
Завтра наступит
А может и нет.

15.03.2000г.


Для вдохновенья

Для вдохновенья в вине промок с утра,
Промозглым днём я брёл по улицам разврата.
Я постоялец на земле чудес,
Поклонник чудной красоты возврата.
Для вдохновенья перечёл стихи
Ах, этот сумасшедший Бродский
Пробил на грусть, я перешёл черту,
Не адекватно опустев от водки.
Для вдохновенья малость дым гашиша,
И то и это есть мои обманы
Я распишусь на облаках, прощусь
Легко когда пусты мои карманы.
Для вдохновенья сон, я сплю, пока не придёт
И не расстелет детства колыбель.
На горизонте всплыл капкан фантасмагорий,
Я затерялся в хаосе недель.
Постиг утрату в пустоте сумятиц,
В преддверии счастья и большой беды
Душа на пике ледяной прохлады,
Где очертания её слегка видны.
Для вдохновенья секс, как данное от бога
Порыв, смятенье и утрата сил,
Молитва без причин под полною луною,
Наверно я себя давно простил.
Для вдохновенья боль, обогащённый грустью
Бреду по улицам, рукой играя в такт
Вальс смерти или танго ночи,
Где тень моя спешит закончить акт.
Для вдохновенья что ещё предложит Муза?
Воспеть среди дождя и серых туч.
Забвенье оградит и размалюет
Не даст найти сегодня философский ключ.
Прости! Уже поздно для…
Чтоб рисовать пейзаж, дорогу без конца
Иль для того, чтобы любить мне поздно
Позволь уснуть, не присылай гонца.

17.11.2002г.


Я и ветер

Бесстрастна темень в непогожий вечер
Ноябрьской прохладой бил в лицо.
Сторонник перемен колющий ветер
И времени вращатель колесо.

Под ноги падал снег и таял в лужах
Хлестал во мраке силуэты он.
Я в них угадывал бредущих в ночь прохожих
И мне казалось это только сон.

А мне мерещились огни в горах Тибета,
Туман, скользящий белою стеной
Я был одним из спутников Нидага
И было пара крыльев за спиной.

Читал я мантру в непогожий вечер
Спешил куда-то, но неровен шаг.
Столкнуться с ведьмой обещался ветер,
Но остановлен был грозою шпаг.

Ноябрь 2002г.


Что час расплаты не урочен.

С приходом осени застыл
Пригодный ещё жить и мерить
Длину и ширь пещер, мой мир
Ему ли право не поверить.

С приходом осени отдал
Последних искр теплоту и
Воскурил меня через трубу
И пепел набожно развеял.

Туда, где паутина улиц,
Трёхмерность вижу величин,
Где пыль на лезвиях не дремлет
И ждёт в сознании личин свою конечность.

Весна, как данность смоет грязь
И безотчётную браваду с того,
Кто пробуждён и лезет в сказку
Кто обманул вокруг глаза,
Кто снимет вскоре свою маску и вновь заснёт.

Но будет сердце исходить по что
В немом кино безлюдной ночи
Уколом больно глубоко твердить
(Ведь всё могло бы быть иначе) совсем другое.

С приходом осени в спиралях мой надёжный круг
В непонятность вовлёк иль ясность
Змеёю вполз в утробу дня и там застыл с немою болью
Пейзажем срубленного пня, оставлен умирать.

И до весны не будет влагой
Будить меня твоя слеза.
Зима, как сон, укроет важность,
Хитросплетений мой гектар.
И лишь со временем в апреле
Пчела возьмёт с него нектар и будет мёд.

***
Была бы тема, я бы ей пришпорил
В её бока, стальные звёзды слов.
Я на коне, прощу жестокую природу, зноя.
Я на мече оставлю тень её подков.

Истёртых временем и кровью
Поэтов и жрецов огня,
Романтиков с большой дороги,
Цыганских песен на исходе дня.

Но что же так меня тревожит
В пустыне каменных домов,
Что есть моё из одиночеств пламя?
Из бесполезных тающих домов.

Предмет не ясен, иллюзорен.
И темы нет и много тем
Война не в силе беспокоить
Так далека вся сила прим.


***
Допито вино, прочитана книга,
Я дома сижу и чувствую сдержанна.
Мысль без спроса царапает двери.
Табак на исходе, пластинка заезжена.


Которая могла и быть

Настигла ядом встреча
Настежь, в мои тревожные глаза
Сорокой старой залетела
И каркать стала в образа.

Застыла с ядом слова горечь,
Я в воздухе пузырь огня.
Нет панацеи ровно в полдень
И нет уж завтрашнего дня.

И роковых секунд беспечность
Ударит в лоб и победит
Предназначеньем фаталиста
Ведь сок ему не повредит.

Для тех, кто так хотел сказать
То, что известно и задолго
Разбить забвенья дремоту
Коверканьем чудес и бога.

В своём убогом чердаке
По крови след твоих абортов
Сестра вздохнула в тесноте
И умерла без шоколадных тортов.


Блуждания

Блуждания, блуждания
По сумеркам и звёздам
Без образа любимой,
Без дома и друзей.

Остался в одиночестве,
Рекой сгорая огненной
Гиеной воя за полночь
Любовь ушла в музей.

Музей, закрытый наглухо,
Брутальность за борт списана.
Стихи сгорели заживо
Три года уж с тех пор.

А может лет четырнадцать
Поёт моя лиричная,
Тревожит душу ангелам,
Ведёт безумный спор.

О том, что есть блаженное
Моё не состояние
Бороться с винным аспидом
Стебать по рифмам ночь,

А утром верить заново
Кроить нутро для господа
Глаза беречь отказами
Лепя на веки скотч.

One way love

Пол-яблока застыло на столе
Ещё другого много хлама.
Черпак застыл уже в смоле
Засахарившегося мёда.
Горят камфорки на плите
Огни желанны, но не те.

И соль просыпана на стол
Весьма негожая вещица.
И натюрморт дополнит пол,
Своею схожестью с пустыней.
Я отмахнусь, линяя прочь,
Порядок делать мне не мочь.

Я растворился в темноте,
Закрыв глаза, люблю цветы,
Они засохли в тесноте
И рассуждая не впопад,
Альбом семейный открываю
Как будто бы капая клад.

Событья прошлые застыли,
Задев однажды за живое.
И умертвив, воскресли вдвое,
Приятно удивив однажды,
Когда пространство тонет в сон
И сохнет семечко от жажды.

6.12.2002г.


Блуждание

Но слышу писк обещанный,
В капусте дети найдены.
Блуждание, блуждание,
Теперь момент тревог.

Хлестаю время обухом,
Пинаю воздух эхами,
Чужие мне объятия
Красивых ваших ног.

Чураюсь милых обликов
Присутствий этих космоса,
Картонных в отношении
Объеду стороной.

Блуждание, блуждание,
Пустые наши хлопоты.
Останусь виноватый я,
Запихнут в Инь и Янь.

Буддизм штука тонкая
Любовь, надежда с верою
Закрыты где-то наглухо
И жизнь такая дрянь!
7.12.2002г.

***
Заледенел квадрат окна за шторой,
Застыл декабрь на седьмом числе.
По коже вновь мороз ударил
Я заскучал обратно по весне.


Ирина

Увидел где-то в декабре
Твоё лучистое оконце.
Сквозь призму холода апрель,
Вошёл, смягчая моё нечто.
За бронзовым закатом ночь и только,
Ты в брешь темна внесла ?прочти?
И подарила столько солнца.
Ирина, девочка весна, а я
Декабрь, брат январь.
Я замерзающий почти
У твоего вчера окна
Подумал, что стихов не хватит
И их поверженная грустность
Не впишется в твоё люблю.
И я сойду на остановке сон
Там запишу стихи о том,
Не смея быть, задел тебя, опять приду
Преодолея устность.

12.12.2002г.


Печать

От одного к другому, хвост вильнул.
Да, в поисках найдя лишь крайность,
В перипетиях странствия задела
Не оценённых кладов тайность.
И та прочтёт поверх страниц
Избыточность свою и пустоту,
Сочтёт за временное чудо, сон.
Мгновенье, след его простыл,
Глаза не смели высоту прочесть
И лишь стихи смогли донесть.
Годами прячутся в шкафу…
Костёр мой, знаешь, не остыл,
Он был записанный в графу
Супружества с другим.

16.12.2002г.


Goddess of love

Давит как десять китов,
На сердце, сжимая тиски.
Мрачен, значит готов,
Безжалостна ночь декабря.

Ушла в черноту от палитры
Собрав даже крохи со слёз
Какие ж читать мне молитвы
Приняв разговоры всерьёз.

Прозрачность отсеяла мнимость
Проклятий, срывая замки.
Мы с разных орбит, а терпимость
Сподобилась, впредь одержим.

Я с песней вулканов тревожных
То сплю, то горю одиноко
Во мне столько атомов ложных…


О сперматозоидах

На донышке малость
Гляди, не разлей.
В нефритовом стебле
Живительный мрамор.
Скользя в пустоте,
Беременной формой,
Плывя в океане
Безумные в шторме.
Флюиды безмолвны
До лучших времён,
Как дети в проекте
Пока без имён.
Кочуют в потоке
Не веря в любовь.
Иисуса распяли и
Капала кровь
В пески, зарождая
Цветы, как надежду.
Воскресли из мёртвых
Молчите невежды.
На донышке малость,
Живительный мрамор
И в каждой слезинке
Поселится космос.
Лишь вы прикоснётесь
К заветному плоду
И трепетом птицы
Замолвите оду.
Божественной сути
Расплещите мрамор.
В горячих пещерах
Вселяя единость.
Сгорят миллионы
Теряя невинность
В море экстаза
Останутся двое,
Скользя в пустоте,
Беременной формой.


Пространство В.Р.

Луна убывает в черни,
Заставляя смотреть подолгу.
Время кажется чьим-то фоном,
Кто рассыпал когда-то звёзды,
Расстелил на досуге землю,
Где Адам оказался клоном.

И затмила зима хрусталик
Говорящего глаза в небе
Не увидим покой в отказе
Пресловутых течений Евы
Бытиё из ошибок, проба
Лишь монах изойдёт в экстазе.

Говорливая птица ночи
Залетит в колыбель, карая.
Разделив пустоту диалогом.
Где же сон, разлитый свечою
В пересохшее горло, Спазмы,
Как начать говорить о многом.


В одиноком пространстве нега
Уже будет кощунством вора
Расшибётся о стену Майя
В пропасть канет опять дорога,
То холодная, то в горячем.
Ровно только за тенью Рая.

Чьи мы будем, задев крылами
Белизну уходящей примы.
Нам, идущим вперёд спинами
Всё окажется вечно в прошлом
И психоз, как мороз январский
Прячет тело своё стенами.

Безрассудность растопит печи
Вновь, пугающим друга вздором.
На пороге засохло счастье
На бумаге застыли строки.
Я подумал секрет в огромном
Оказалось всего лишь в части.

24.01.2003г.


Шрам

Тело картой неба
Без облаков и без ветра
Расстелилось в стоне
И случайность прогноза не в счёт.
Оно было в шрамах, молодое тело
Я закрою глаза и постель утонет
Впечатленьем сна или морем неги
Поперёк прошёл молодой целитель,
Оставляя шрам посреди желанья.
Резал кожу скальпель и лечил уродство
Красота не в счёт и болезнь тоже,
Если духом полон твой сосуд при жизни
Стонет снова ночь, одолевши формы,
Темнота не в счёт и любые нормы
Если есть любовь или миг надежды
На её обман я один, как прежде.
Оценю момент в прожиганьи жизни
Одолел кошмар от пространства в призме.
Коли так, то где я не сочту за тело?
В красоте тот шрам, так в уродстве дело.


***
Я потерялся, господи, во вне
Границ, нехоженых обычно.
Мой мир остался в стороне
Я причитал и век молился.

Секунда стала забытьем
Мне непонятное пространство
Запела нега соловьём
Я принял с радостью убранство.

Твоих дворов великолепье,
Ты знаешь, твой безумный раб
Стяжатель истины без дома
Луной испуган и не рад.

Покоить веком одержимость
Под маской святости типаж
Любитель магии ацтеков
Ведомый страстью и не ваш.


I thought

Взгляд пристёгнут к небесам
Молчанье – пуганная птица.
Замри во век, не лицемерь
По поводу её, скорбящий.
Листами пустоту отмерь
С пером иль топором, но спящий
Испей прозрачных родников
Заполни сущность до краёв.
Прохладой, жившей в небесах
За недрами покой не постоянен
Как ты сегодня на весах
Не дремлешь, но и не поёшь
Правитель с длинным рукавом,
Попавши в диссонанс, скользишь
Вперёд спиной и всё в прошедшем
В пыльце еле заметен след,
А впрочем, ты абстрактен лишь.


***
Затмевает зима хрусталик
Говорящего глаза в небе.


Блеф

Что сегодня растянет время?
Мороз, одиноко горящие окна
Или безделье, намеренно сбыв
Все устои и даже предназначенье.
Ветер с лица сдует вдруг
Твою одиночества маску,
Слеза истечёт поближе к сандалу,
Сменив свою краску,
Заранее смыв печаль и иллюзию.
Я просто кретин. И омерзенье
От этой погоды неровной души
Железные лямки сдавили плечи.
Дай встать постучаться иль задуши.
Намеренно стал мнимый друг одиноким
Там, даже там, в окружении дев.
По что лобызаешь чужие пороги,
Плеская натуру в пространство из х…
Уже ли исчезли другие дороги
Иль жизнь твоя только
Есть каверзный блеф?
И разбудить сойти равносильно и только на нет
В обыденность клюнет зигзаг любопытства.
Из капсулы сна вопишь, выползая,
Что точит порою без спросу запрет.
На всё на любое контраст ограничен
Не ты и не я в глубоком забвении
От огня иль от чумы, что любовью зовётся.
И сила той полной луны, как для психа терпенье.
Адреналин прямо в жилу и косит
Сомненья и трепет, безвольность мою
А если когда-нибудь, кто-нибудь спросит
Почём огорченья задетой струны,
В потёмках нашарю заброшенный космос
И брошу к ногам, задававшим вопрос.
Здесь был и ответ, пока не спросили.
Без спроса посеян, без спроса подрос.
Затем ?до свиданья? сухое и ладно
Без чувств сожаленья и милости ноль.
Так расписала ты смерть мою складно
Что даже исчезла привычная боль.


***
Есть два светила, глаз один.
Он поперёк кого-то смотрит
Заметил кто-то, я один
Пространство Готлиба как окрик.

На то, что есть, но далеко
Ты рассуждаешь как виновный
Ты чей-то мир так изменил
Инкуб при встрече и условный.

Где ты берёшь у жизни вдох?
Мерило времени есть свет.
А помнишь ты писала в мае
С вопросом: Любишь или нет?

Уже нося под сердцем чадо,
Надеялась вернуть меня.
И притая от мужа письма
Любила в мыслях изменяя самой себе…


***
Относительность N суммы в её имеющем плюсе угол наклона желаний рождает гипотенузы личности.
Теорема №3


Аичке

Позволь поплакать, милая моя
Нет, не от слабости, а так
Расчувствоваться и не оправдываться
И не спешить.
Мне одиноко даже там, где
Миллионы заблудших душ.
Хотелось быть, но не грешить и
Не изведать запретных стонов красоту.
Я в звуке пребывал и был одной всего лишь нотой
И очень тонкой как вся музыка далёких сфер
Мы далеки в секунде сотой
Вот я уже поплыл и был, наверное, водой
Солёной, как слезинка Каспийского простора
У берегов сухого Мангашлака.
И коль скора ты на подъём, очнись
От сна, приди на день
Святого Валентина, как есть и
Я уже глубок как вздох новоиспечённого младенца.
Нет, это не обман и не иллюзия, не лесть.
Ведь ?Я? уже не существует, когда ты рядом
И виртуальность для двоих уже этюд
Не обойдённый Атумом и Ра
Намереньем совокупить две половины одним лишь взглядом.

14 февраля 2002г.


***
Гармонью я сужаюсь будто,
Но без вздоха. Там в ограниченном
Квадрате из мехов
Мне глаз сказали бога или…
Я мошенник, крадущий в темноте чужие вздохи
Коль не было им дела до стихов
И наплевать на всю больную тему
Сочту банальное, пустое
Мне боль сказали бога или…
Я отшельник, живущий в тесноте из каменных домов.
Но где же отыскать в соблазне Приму.
В осадке чувства о былом и крепость
В праведном отстое как забродившее вино.

14 февраля 2002г.


Синус любви на косинус разврата не катит.
Теорема №1


Я красива и умна. Но скажи мне, почему же я одна. Безликая ночь содрогается танцем шамана и прелесть в одном. Ты суетность топчешь своим безразличьем. Ответил, ты просто так хочешь, доставая со дна кораллы и сны прозрачных медуз на стол изрезанный временем с тысячью пятен. В былом воплощении мы были близки, теперь же ты вторишь святому огню, уходишь в забытую богом мечту и не понятен. Фантом, говорящий словами ацтеков, змеиная мудрость на языке.
Пульсирует нега, ты этого хочешь, сказал и ушёл. А грубость в соске, что возле открытого сердца для всех осталась без ласк и в суровой тоске о лучшем. И что же, я буду страдать, с позволеньем сложившихся вновь обстоятельств, о боге и о тебе, говорящем без жалости к женскому зову.
Так есть, я спросила, почему я одна? Замельтешила, перебросила к слову свою бесконечность, пролив минуты вчерашнего совершенства в сосуд, не имеющий формы и дна.
15.02.2002г.


Мотивы Х плюс пространства У – уравненье для окружающих.
Теорема №2


Синтаксис

Является ли синтаксис, который требует начал, развитий и концов для построения высказываний, единственным существующим синтаксисом?
Вот это настоящий вопрос.
Есть такой, например, который пребудет, чтобы как факт принимались различные варианты интенсивности. В этом синтаксисе ничто не начинается и ничто не кончается; рождение – это не чёткое, выделенное событие, а лишь особый тип интенсивности, как созревание и смерть.
Карлос Кастанеда


***
Время, как жемчуга нить
Вдруг оборвалось…
И драгоценным иероглифом в ночь,
По склонам высокого Фудзи,
Рассыпало глаз миллионы.
Блестели они на белых шелках
Хрустального снега.
И был он уже одинокий скиталец
Императором неба.
К единственной музе скользили там
В облаках, его галеоны.
А луна в своей полноте, казалась
Большою жёлтою розой.
И был у неё среди неба приют
Энергия сна заполняла пространство
Влюблённых, подобная крови горячей.
Он жизнь свою не берёг никогда до неё
А теперь же молится, чтобы она не кончалась
И пробирался во тьме, собирая подснежник
Как тонкий тростник на склоне маячит.
Всё ближе на холмы свиданий с его языком и губами.
Всё ближе к сердечной поэме без слов
Сакуры цветы уж подавно засохли
У берегов засыхавшей Такаси.
Слеза превращалась в играющий
Жемчуг на маске печали.
Бамбук наклонялся к земле
И шепча, вновь устремлялся к чёрному небу.
Скиталец проснётся один
И ничего уж не скрасит странствий
Картину даже исскэ.

19.02.2003г.


Мосты

По причине не существующих лет
Ошибаться, тратить мозговые волны,
Всё равно что спать, ощущая бред
И они так кратки и они не полны.

Всевозможных нот не воспримут веки
Коли ты абсурд не берёшь в начало.
Да откроют брод сквозь текучесть реки.
Будет бухта счастья и любовь с причалом.

Но заманишь в стан ты опять разлуку,
Предпочтёшь бежать по большому кругу
Я возьму перо, изменяя луку
Ты ж пошлёшь письмо, откровенья другу.

И сойдёмся мы расписав узоры
В мастерской души, исключив сомненья.
Стрелки всех часов, как в Багдаде воры,
Золотой оправ, а внутри каменья.

Лабиринта сеть покидать не велено
Каждый новый шаг повторяет прежний.
Прислонился б к древу, да оно побелено
Раскидай мосты, да прошу, не бережно.

7.03.2003г.


Одержимость в шерсти

Добежали мысли до дымящих стен
Ладана запах и вонизм шерсти
Мой черёд уходить в фиолетовый плен
Если жизнь – кусок исковерканной жести.

Кто-то крикнул в ночь: Дом решето!
Я почувствовал там шорох термита
Он прогрыз всё дно, потолок ничто
Аппетит, он знает, что нет лимита.

И следит луна через призму окон
И печаль в глазах оправдать не может.
Если сна колпак из мистерий соткан
Перед богом есть, что под утро гложет.

Довершим финал, не затеи ради.
Заберусь под стол – это царство тени.
Загляни без слёз на мои тетради
В них замешан слой бесконечной лени.

Об одном этом же мы слагали рифмы
Может сотню лет, может вёсен тысяч.
Умирая, вновь забывались мифы,
Но родство с вулканом не срубить, не высечь.

6.03.2003г.


***
Всё ты дал мне, господи, и тело и душу и талант творческий, то есть к стихам, а вот сердце моё за замком стопудовым. Реву какой день. И трезвый плачу и пьяный. Над чем слёзы проливаю не ведаю. Помощь, говорят, рядом, да не вижу я её только или не хочу.


О летящем

Нет повода грустить, настроиться на сладкий бриз всех беспричинных
Экзальтаций, построить не замысловатый вдруг фасад из слоников
Индийских и слонов?!
Нет повода сегодня горячиться?
Мать творческих порывов у себя и даже сад Эдема приоткрыт и стрелы всех Амуров направлены в тебя.
И что же ты грустишь? Так не хотелось приземляться иль не готовый ты любить, не расположенный влюбляться.
Нетерпеливый к нежной фальши так можешь просто где-то жить не воспрошая, что же дальше.
Нет повода грустить? Так не хотелось приземляться, летать над плоским миром птицей, пернатым смыслом обнестись и на земле не появляться!?
Когда-нибудь другим оставить след в седой пыльце, не обольщаясь сменою миров, а наслаждаться как-то по весне отсутствием таких, средь пустоты и бесконечных снов.
2.04.2003г.


Узы

Не надышаться перед смертью,
Не перестать противоречить,
Наговориться об и за.
За одиночеством приходит
Сомненье ?быть?…
Твоя солёная слеза не истечёт
К морям гармоний.
Перехлестнёт прохладный иск,
Вдруг судьи это разглаголят,
Поднимая лживый писк…
О том, что муж твой алкоголик и
Что потрёпанный бюджет, ну да,
Конечно же, семейный, как тот, засаленный манжет,
Не стиран с праздничной субботы,
Заброшен в дальний угол.
И мои вчерашние заботы
Во многом грязные они.
Отстанут, канут, улетят –
Сквозняк, возникший в атмосфере
Семейных уз. И мой черёд
Разбиться в стену повторений
И взять на плечи тяжкий груз
Решений, как бы заодно.
Сошлись на нет…


Война во мне

Слёзы высохли во мне, но плакать
Хочется поныне.
Сентиментальность, прочее не в счёт.
Припадок – следствие гордыни.
Война, как женщина, поверь,
Я умираю каждый день.
Меня хоронят глубоко
В её горячем, нежном лоне.
Вокруг маячит чья-то тень
Лишь до двенадцати и тонет.
Во сумраке благих рождений,
Во свете утра и чудес,
Меня родили в муках силы
И деля нет и да небес.
Потворство райских убеждений,
Повтор немыслимый в ответ.
От боли есть моё томленье,
А счастья вроде бы и нет.
Зачем война? Я раб её
Застенчивость с мечом окрест
Во сне, безумен вопреки.
О чём твердил великий Фрейд?
О, слёзы высохли во мне. Осталась
Соль к текиле, может
Я к повторенью расположен
Война из пепла душу сложит.
Во мне мой страх, во мне война,
Твой дар во вне.
Растлил зародышем апрель,
Я захлебнусь в его говне.
Господь, к тебе один звонок,
Последний, очередь за мной.
Переступая через смерть, всё!
Дальше мой словесный гной.
Молчишь! Трепещите сердца
Давно умерших и летящих
Ты положил свой толстый член
На всех ублюдков, сладко спящих.

4.04.2003г.


Головная вошь

Застилает глаза дымом
Головная кусает вошь.
Беспокоит вопрос жизни
С атрибутом правды на ложь.

Обособлен мирок в жажде
За спущенной шторой темень.
Заливают дожди землю,
Высекает огонь кремень.

Выношу за порог мусор,
За дремотой летят годы.
Распишусь за лета смертью
Я давно ей пишу оду.

Трепет солнечных струн
Скрыт надолго в тени,
Даже их теплота прошла.
Заколдованный лик твой

На холодный экран пал.
Ты опять меня не нашла.
Щебет утренних птиц
Будет скоро твоим.

Я под этим слагал быль.
Приближение губ в знак
Поцелуя икон, врос.
Скроют чувства твои пыль.

Подавление вод, штиль
У разлуки такой тон.
Я бежал от сумы вдаль
От весенних дождей, гроз.


***
Торопить облака в сне
Мне хотелось уже быть
По реке из огня плыть
Я наверно, давно спал.


***
Преграждает пути, знаю,
Бесконечный забор копий
Пробираюсь слепцом дальше
Среди мыслей своих утопий.

Без полоски луча света
Со стрелой у воды квакать
Без особой любви к богу
Как бездомному псу плакать.

Переделанный мир в качели
Раскачает меня, верю.
Постучит в бубен
И свои распахнёт двери.


Чёрное и белое

Чёрно-белая лента
В чёрно-белый слог
Я встречаюсь с кем-то
Полюбить бы смог.

От обиды волны
Будто тушат блеск
В языках багровых
Затихает треск.

Чёрно-белой лентой
Протянулся след
Через век раздушит,
Только сладу нет.

Утешений поиск
Приведёт по виду
К берегам безмолвий
Моего либидо.

Что хотел, не знаю,
Безразлично стало,
Что хотел увидеть
По пути отстало.

Январь 1999г.

***
Давно утерянная связь
Ты расточал её с лихвой,
И болью вывернулась вспять
Желанье быть самим собой.

Когда из сотканных иллюзий
Тревога зажигает сноп,
Минуты безутешной грусти
Лакают в ярости озноб.

И чувств, ныряющих, поток
Не исчезает без следа
Пылают новые дороги,
А в старых…


***
Боится утренних поэзий
Твоя раздетая душа.


***
Остаюсь в своём одиночестве
Что глаза в пустоте углядели
Лишь тоску по углам безысходности
Лишь разбитые дни, да недели.

Остаюсь, растасованный с прочими,
Что глаза пустоты углядели
Лишь тоску по стене одиночества
Лишь разбитые дни, да недели.

Я хожу по распахнутым улицам
С беспробудным унынием под руку
И во сне безуспешном я следую
Ненасытному волчьему отроку.

Где же тот, что отравлен свободою
Растерявший любовь вместе с лирою
Распрощается, бросит, измается
На коленях всплакнёт, я помилую.


***
На бесформенной плоскости трений
Спотыкаясь, играя словами,
Я по-детски плету отношения
И взрослеть не пытаюсь с годами.


Вакуум

Придёт тот час, не сожалей,
Что не найдётся вдруг друзей,
Что рядом даже слуг не будет,
Что чашу солнца не распить
Втроём, вдвоём под крышей зноя.

И эйфория повернёт тебя туда,
Где нет её, где кроме перелива
Всех сливок по одеждам одиночеств,
Стечёт на девственность бумаги,
Как в отрезвленье паранойе.

Я пью до дна, сочтёт любой
Кто не знавал беды от грёз,
Крадущих будущее в целом,
Кто был рождённый в скучном теле,
Что я был в чём-то устремлён.

О чём мне было сожалеть, о ком?
Писать порой, в себе замкнувшись,
Мечты смывались под дождём, ещё вчера
На стены натыкались рифмы
И жизнью был я тоже утомлён.

***
Под дождём пропадает радость,
Переполненность исчезла улиц
И на лицах редких прохожих
Прочитаю слабость.


***
Однажды в провинциальный город О. в котором жил Андрей (это было в 1998г.) приехал профессор из Питера со своей ассистенткой. Профессор тот имел знания о костоправстве и мануальной терапии, заслужил себе имя, вылечивая самых безнадёжных. Они проводили в том городе лекции и разъясняли тонкости своей методики для всех, кто пожелал. Знакомый Андрея, тоже юный врачеватель, посетил те многозначительные для него беседы, почерпнув скорее ещё больше желания знать и уметь, чем мимолетное прослушивание. Познакомившись ближе с профессором умудрился напроситься к нему в ученики и приехать на некоторое время в Питер. Всё было обговорено. Перед отъездом, Володя (так звали юного массажиста) спросил у ассистентки, не слышала ли она когда-нибудь имя Самуэль Леторган. И к его изумлению, она ответила:
- Да. Был такой в Испании торговец вином, был убит наёмниками, нанятые одним грандом за то, что торговец тайно встречался с его женой и слыл жутким бабником. А почему вы спрашиваете?
Спустя две недели Володя приехал в Москву. На Ленинградском вокзале он увидел её. Он шёл за билетом к кассе, когда заметил глаза , в упор глядящие на него. Среди толпы, бесконечного шума и полноты, он встал как вкопанный. На него смотрели два неба и два солнца, два миража посреди вокзальной суеты. Это были глаза бога. Она стояла и мило улыбалась, девушка лет двадцати. Между ними вдруг что-то заиграло, засветилось и завибрировало, нежно покалывая каждую клеточку. Они пошли одновременно друг к другу. Она взяла его за руку и ещё некоторое время молчала, просто глядела, не отрывая глаз, продолжая улыбаться. Он попробовал что-то спросить, но у него не вышло, в горле пересохло и ноги стали ватными. Она предложила зайти в бар и выпить кофе и Володя безропотно согласился, увлекаемый ею уже в сторону кафетерия. Когда туман сошёл с его обескураженного лица, он заговорил с ней. И первый вопрос: куда она едет?
- Я живу в Саратове, еду с Питера с родителями. А ещё меня зовут Юля.
Володя представился: молодой человек, и они рассмеялись. Потом долго разговаривали о том, о сём, ловя каждое слово друг друга. Так пролетело время. Расставаясь они знали почти всё о предыдущем и о намереньях в будущем.
- У нас тоже есть, кого лечить, приезжай. – и они обменялись адресами.

***
- …Мир – западня, и война – западня; изменение – ловушка, и постоянство – ловушка, когда наступает наш день победы над смертью, смерть приближается. Нет ничего, что мы могли бы с этим поделать, кроме, конечно, предания себя распятию – и воскрешению, полному расчленению и затем возрождению.
Так закончил свою речь над скоро состроенной могилой политрука Нечаева, Лёва Байгток. Причём Нечаева разорвало на части вражеской миной-ловушкой и слова юного ортодокса сильно расстроили Максимова, который не стал при всех выражать своё отношение к словам. Да и при том, существовало не мало вопросов к студенту. Уж больно складно он философствовал и много знал для своего возраста. В условиях войны, когда вокруг каждый день погибают те, с кем прошёл тысячи километров и ел из одного котелка. Когда стреляешь в упор в странного арийца с погонами SS, когда долго умирал отец, беспокоило Максимова совсем другое. И даже можно сказать, пугало… В нём шла его собственная война, где-то глубоко в подсознании.
Во сне тревожном привиделся, но не его родительский, а свой собственный и будто полжизни прошло с его любимой Алиёй и нарожали они детей. Трёх мальчиков и одну девочку. Но предчувствие некоего рока витало над домом и райским садом, касалось Максимова лёгким обжигающим крылом и приводило в жуткое оцепенение после которого появлялась жажда. И он шёл к колодцу с водой, набирал целое ведро и возжелав испить, увидел в отражении, судьбы детей. Один разбился ещё в молодости – это самый младший. Второй застрелился, а третьего зарезали в день его рождения. Дочь прожила целую жизнь в одиночестве. Остались внуки: девочка и мальчик. Их нёс в когтях над огненной рекой крылатый ящер.
Пить уже не хотелось, но внутренний голос говорил ему принять свою судьбу. Глоток, другой, третий… Вливалась в него потаённая сила и безрассудство, ненависть и агрессия, преданность и великодушие, любовь и отречение, расположенность к исцелению и магическая искра шамана. А дом окружали рептилии и нужно было спасать. В руках он держал странный меч. Меч будто говорил с ним и был живой.
Долго рубил Максимов этих тварей, спасая свой окружающий мир, пока не осталось ни одного. Кровь забирала земля и вместо тварей уже были люди с пустыми глазницами.
Война и смерть на утро казались не такими уж страшными. Максимов поделился рассказом о своих ночных кошмарах с Лёвой.
- Да, интересная символика снов. Однозначно не скажешь.
- Ты говори как есть, не томи.
- Понимаешь, многозначительное эго тирана является проклятием, лежащим на нём самом и на его мире, независимо от того, насколько благополучными могут казаться его деяния.
- Ты про какое эго мне говоришь, студент?
- Я говорю образно, иначе нельзя. Это миф, традиция и легенда во многом имеет отражение наших прошлых жизней.
- Ну ты меня совсем запутал, Букварь! Ты хочешь сказать, я в другой жизни так нах…тил, что отвечать должен?
- Уже тепло, но не отвечать, а дорабатывать.
- Вот это да!
- Так вот. Устрашённый самим собой и преследуемый страхом, настороженно относящийся к каждой протянутой руке и немедленно вступающий в бой при любом подозрении нападения на окружающий его мир, что представляет собой основные симптомы неуправляемых стремлений к новым личным обретениям. Это исполин индивидуальной независимости является может быть вестником мирового бедствия, пусть даже в собственных глазах ты тешишь себя гуманными намерениями. А ты как некий экран.
- Но почему я?
А вот это загадка, на которую ты может не сможешь ответить. Но это твоя жизнь и твой собственный путь. Путь на котором предстоит раскрыть себя самого, даже если он не самый радостный.
- Куда заведёт меня всё это? Бред полный. – Максимов закурил папиросу. Руки его тряслись.
- Куда бы ни простёр свою руку, оттуда донесётся призыв, если не из под крыши, построенного тобой дома, то из каждого сердца на твоём пути. Призыв к герою-избавителю, носителю сверкающего клинка. Чей удар, чьё прикосновение, чьё существование освободит эту землю.
- Чего?
- Да это так, мистерия. Дело в том, что герой является человеком добровольно принятого подчинения.
- Можешь не продолжать. Голова раскалывается. И такой бардак на моём чердаке. Я ещё долго буду всё это переваривать.
- Всю жизнь.


***
Однажды к профессору-костоправу в Питере пришёл новый русский. Этот ухоженный миловидный человек с приятными чертами лица греческого происхождения, страдал позвоночником. Володя был тоже в офисе в тот момент и слышал весь разговор, хоть и проходил он за закрытой дверью.
Рядом находились два телохранителя жуткого вида и не отрывали от него глаз. Складывалось ощущение загнанности. Эти монстры были похожи на бультерьеров и не было в них ничего человеческого.
- Так вот. Мне посоветовали Вас, как специалиста в этой области. Вы меня понимаете, я оплачу с лихвой, если избавлюсь от недуга. Но как бы не получилось наоборот. Иначе, я Вас убью. Вот так. Надеюсь я доходчиво объясняю? Вверяю своё тело в ваши драгоценные руки, профессор!
- А если я не соглашусь?
- У вас нет выбора, док. Начинайте!

В Париже, во Франции, почти в это же время проходил аукцион. На обозрение были выставлены многие диковинные вещи. Многие из них из Китая, Японии и Индии. Аукцион имел место быть с восточным уклоном. И потому заранее, по Интернету были оповещены все любители древневосточной экзотики.
Предметы старины в виде посуды, домашнего обихода, оружия и одежды, конечно, ручной работы в глянцевом каталоге перелистывал у себя в номер гостиницы сэр Джозеф Меллоу. Он желал приобрести золотой индийский кальян 17 века из которого курил когда-то шейх, и самурайский меч с гравировкой Девы, вернее по японскому календарю приходился на этот знак. Жена разделяла вкусы Меллоу, да потом сама была Девой. Семейная идиллия в пригороде Манчестера имела свою коллекцию. Муж безумно любил свою супругу Элизабет и потому звонил чуть ли не каждые три-четыре часа в свой особняк. Пару раз трубку брал лакей и так витиевато обрисовывал обстановку пространства Меллоу, что Джозеф часто от расстройства прикладывался к коньяку ?Атташе?, не разбирая аромат.
На утро, в чём не было сомнений, он выкупил понравившиеся ему штучки, заплатив 75 тысяч фунтов стерлингов. И будучи к вечеру уже в изрядном подпитии, приказал секретарю взять билеты на следующее утро. А пока даже не разворачивал диковинки Востока, а шёл на поводу своего либидо, вызвав в номер прелестную француженку на всю ночь. Напоил девушку шампанским с ананасами и затем принялся читать стихи Байрона и больше не звонил. Искусительница ночи, назвавшаяся Орнелой, ждала момента своего предназначения и непосредственного применения, курила одну за другой сигареты ?Житан? и натянуто улыбалась. К поэзии она была холодна, привыкла к тому, что её брали как десерт, без чувств и ласки, как игрушку для любви, которой у неё, наверное, никогда не было. В смысле, любви.
Джозеф говорил, что любит свою Элизабет и никогда ей не изменяет. Душой. Немного перебрав, решил показать проститутке кальян. Имелся у него и гашиш. О происхождении данного наркотика и месте его приобретения история умалчивает. Забив кальян зельем, Джозеф его раскурил, поманив рукой Орнелу. Та попыталась вроде как отказаться, но среди кумара в номере люкс, она увидела две купюры по 50 фунтов. Голова англичанина была занята вдыханием зелья, а рука с деньгами поднята вверх. Француженка больше не раздумывала. Всё-таки это не героин и не кислота. На счёт жёстких наркотиков она придерживалась своих девичьих принципов, не имеющих отношения даже к фунтам.
Шланг от кальяна напоминал змею. Наконечник же был сделан из слоновой кости. Золото кубка поблёскивало от матового света в номере. Джозеф протянул ей второе ответвление и она затянулась. Лёгкие заполнились кайфом. Она закашлялась. Англичанин, до этого со скорбным выражением лица прибывающий в неумолимой тоске по берегам туманного Альбиона, таял в наслаждении, в маске улыбающегося младенца. Он пускал дым кольцами. Всё напоминало сказку Шахерезады. Орнела заплакала. Ей стало вдруг очень хорошо и тепло, лишь невыразимая тоска, непонятно о чём, гнала её к берегу реки детства. В голове текли мысли, уводимые приятным течением к каким-то забытым истокам. Может это была обитель фантазии, а может вся её жизнь плавала на поверхности собственной никчёмности. Жрица любви – предназначение или обет? Она закрыла глаза и унеслась на крыльях собственных кошмаров в Булонский лес, где вместо прогуливающихся влюблённых, она увидела нечто. Возле диковинного фонтана розового цвета летали мотыльки, а из неистощимых глубин начали поочерёдно появляться утончённые формы сосредоточенной силы. Возникли нимфы, богиня судьбы Лакшми, молочно-белый конь по имени Уччайхшравах, жемчужина среди драгоценных камней Каустубха и другие сущности и предметы, общим числом 12. Последним появился искусный врач Дханвантари, который держал в руках луну, чашу нектара жизни.
- Кто ты? – закричала Орнела и подпрыгнув, опрокинула на себя шампанское.
- Я мистолог, - прошептал Джозеф. – Человек, посвящающий ученика в докрипельные и ритуальные мистерии. Я тот, кто неожиданно возникает и награждает сияющим магическим мечом. Ха-ха-ха. – изгалялся англичанин.
- Но меч я тебе не покажу!
И бросил на стол 100 фунтов.

Володя рассказал перед сеансом ребефинга ассистенту о своём видении:
- Это было как во сне, но я не спал. Я будто шёл по городу, где-то в Испании ночью. В дорогом камзоле и берете с перьями. Меня предупредили, чтобы я не встречался с замужними женщинами. В Пуэрто-рико уже ждала меня та, с которой я мог бы связать свою жизнь раз и навсегда. Но…
- Что же, если хотите, Володя, давайте вернёмся именно туда. На счёт четыре вы откроете глаза, дышите глубоко, слушайте своё дыхание.

За углом ждал его человек восточного вида. Меч был уже оголён и ждал своего часа. Меч ждал уже целый век крови и исполнения своего предназначения. Мастер Такамура был бы рад. Ведь для этого он его изготовил, кропотливо создавая намеренье убивать. И вот я вонзаюсь в тело человека, проходя насквозь его судьбу и внутренние органы. Меч философ. Где-то на остри, замечая искру жизни того, кто познал всласть свою участь, остроту моего предназначения. Меня оставили в теле убитого. Хуже не бывает.

Бугульма. Ночь. По улице идёт военный, озираясь по сторонам. Ещё немного осталось до дома. Пройти и проехать столько километров с фальшивыми документами. Опасно. Он не чувствовал себя гадом и дезертиром. Вот отдохну немного и опять на фронт, - думал Максимов, шагая по лужам, осторожно наступая каблуками сапог, дабы не привлечь внимания в спящем городе. Он не закуривал последнюю папиросу, хотя волнение достигло апогея. Ближе к дому, ближе к дому, все мысли были уже там, когда навстречу замаячил силуэт человека в коже. Вот оно. Бежать глупо, засвистит, начнутся поиски и тогда не видать тебе родных и близких. Вперёд. Поравнялись. Отдали друг другу честь. И уже за спиной:
- Ваши документы, сержант.
Максимов остановился, медленно повернувшись полез во внутренний карман. Чекист не сводил с него глаз, рука хранилась на кобуре. Максимов достал пачку, перевязанную грязным платком и начал разворачивать.
- Нет, этого не проведёшь. Здесь в тылу они ушлые. – пронеслась мысль, обжигая сознание близкой опасностью. Он протянул ксиву человеку в коже и закурил.
- В отпуск?
- Да. Ранение.
Дальше Максимов просто ударил того в лоб. Один раз. Сломал себе руку. Чекист упал, роняя документы дезертира. Оглядевшись, Максимов потрогал пульс. Мёртв. Расстегнув кобуру, забрал пистолет и пошёл дальше, не испытывая особое сожаление и чувства вины. На фронте не любили тыловых краснопогонцев.
Через месяц он вновь вышел к своим, похоронив отца, вскопав картошку, залатав крышу и пообещав Алие жениться. Вот так.
Был, конечно наказан, потом восстановлен, взяв нужного языка и притащив целый ящик шнапса. Выпить он любил. В сорок пятом вновь всплыло его необъяснимое исчезновение, особист земляк скрыл документы из Бугульмы, но Максимова ещё ждали военные действия в Манчжурии. И это было неизбежно. Он остался жив, возвращаясь домой с трофеем. Это был самурайский меч.

Бросив на стол 100 фунтов, Джозеф выставил за дверь обкуренную и пьяную Орнелу, бросив на прощанье пламенный поцелуй, делая это так изящно и грациозно, что хотелось плюнуть ему в рожу, этому поганому англичанину. Смяв купюры в своей прелестной маленькой ладошке ****ь двинула к выходу, то есть к лифту походкой пьяного грызуна, шатающегося, потому что набрал слишком много гороха за обе щеки. Примерно так скользила Орнела по гостиничному коридору повторяя что-то неразборчивое со стороны.
- Мастадонт, мастагуг, мистолог. Ван Гог. Да. Меня просто прёт. А в лифте даже чуть не обделалась, зажав бёдра, как в обороне от сексуального маньяка. Вынырнув из лифта продефилировала мимо администратора.
- Ну как, не обижали?
И Орнелу прорвало в буквальном и переносном смысле:
- Да меня так никогда не обижали! Во-первых не трахали, во-вторых читали стихи, а в третьих сунули в рот трубку от кальяна в форме пениса. Дальше я смутно помню. Аревуар мсье!
- Бон суар мадам, бон суар!
Ещё один такой псих и сама начну сходить с ума. Чёрт побрал бы этот Париж!
Зазвонил сотовый:
- Алло, милочка, для тебя есть работа. В твоём вкусе, ну просто эксклюзив. Был бы женщиной?! Ну что ты молчишь, крошка, папе пора бай-бай…
- Ты, скотина безчувственная! Говори, что за работа?
- Ну знаешь, киска, в твоём стиле. Японец, оплатил всё сполна. Это будет завтра.
- Да.
- Адью.
Положив трубку, местный торговец девками исключительно для иностранцев, сказал:
- Орнела уволилась, рыбки! Устала, говорит от порока. У кого ещё есть жалобы? Ну тогда валите работать. Итальянцы ждут в номере люкс.
Орнелу нашли только через месяц в Сене. Она была искромсана на части каким-то очень острым предметом, типа сабли. Сводки газет из криминальной хроники не очень взбудоражили Парижан. И не такое видали. Так что об этом вскоре забыли. Пока в Манчестере не обнаружилось что-то подобное!

Итак, Вышвырнув проститутку за дверь, Джозеф проследовал в номер и вызвал портье, заказав ведро со льдом. Через пять минут лёд доставили. Англичанин дал чаевые и попросил повесить на дверь табличку с надписью ?Не беспокоить?.
- О` кей сэр.
Джозеф расправил кровать, разделся догола и высыпал на себя лёд. Потом долго ёрзал по кусочкам льда как тюлень. Безрезультатно! Безумие охватило его и надвигалось со всех щелей в виде маленьких японских кукол, говорящих человеческим голосом на непонятном языке. Так продолжалось до утра.
В дверь постучали.
- Да, кто это?
- Это я, сэр! Ваш секретарь, Генри. Пора отчаливать, сэр.
- Иду!
В Манчестер прибыли к вечеру. Таксист остановился возле особняка, получив сполна.
- Странный тип. И багаж нёс сам и слуга у него, как демон. Чёрт их дери, этих богатых.
И заскрипел шинами, удаляясь в ночь.
Джозеф зашёл в дом. Его ожидал слуга.
- Где Элизабет?
- Миссис у себя, по-моему, уже спит, сэр.
- Не будите!
- Слушаюсь, мистер Мэллоу.
Джозеф, не раздеваясь поднялся в свой кабинет, сделанный из дуба и бросил на кожаный диванчик своё приобретение. За окном выл ветер и шёл дождь.
- Сэр, примите ванную?
- Да, минуточку. - И убрал вещи в шкаф.
Освежившись, мистер Мэллоу проследовал в свой кабинет из дуба и закрылся на ключ. Достал из бара бренди и бокал, затем надрезав сигару, нажал на клавишу в столе. Клавиша предназначалась чёртику, который стоял, выпятив зад и состряпав ехидную рожу. При нажатии на клавишу у чёртика из задницы вырывалось пламя, способное зажечь всё что угодно, не то, что просто сигару за 100 фунтов.
Джозеф пустил дым и вспомнил про диковинки в шкафу. Сигару он бросил в стакан с бренди и она зашипела. Открыв шкаф, отложил кальян в сторону, а кожаный чехол с мечом положил посреди стола. На миг задумался, пожелав продлить миг встречи с японской штукой под знаком Льва.
Меч уже почти вибрировал, чувствуя запах крови и насилия. Наконец-то я выполню свою линию, тонкую как этот мир. Меч просыпался и стонал, создавая внутреннее горячее движение самой стали. Мистер Меллоу с трепетом разворачивал меч. Вот ещё немного, родится на свет ещё одна загадка для Зигмунда Фрейда. Он достал его из ножен. Блеснула сталь завораживая глаза англичанина. Руки вспотели. Джозеф выронил меч на стол, когда зазвонил телефон. Боже! Взяв трубку:
- Кто это?
- Это я, мистер Мэллоу, Кларк Отсен! Ваш заказ выполнен, сэр. Работа у меня в кармане. Желаете посмотреть?
- Приезжайте, я буду ждать.
- О` кей сэр.
Через час конверт с фотографиями лежал на дубовом столе. Конверт был запечатан. Джозеф допива бренди. Дождь не прекращал стучать по карнизу и потому невольно заставлял оборачиваться.
Вот уже за вечер второй раз я что-то разворачиваю. Вот только что я увижу на этот раз? Сомнения, одолевавшие последний месяц, заставили нанять частного детектива Кларка Отсена, чтобы проследить за его женой Элизабет Мэллоу. Его обожаемой супругой с её огромными голубыми глазами, с её утончённой женской натурой, с её телом Венеры. О, боже! Зачем я это задумал. Лучше не знать. Я этого не переживу. Чёрт! Вскрой конверт. Не медли. Кто-то будто вторгался в его мысли и чувства. Внутри всё похолодало. Его жена Элизабет! Она была во всех мыслимых и не мыслимых позах. Да и с кем? С каким-то седым мужланом. На её лице был вылеплен восторг. На лице его жены не скрываемое внутри её матки либидо. Похоть восторжествовала. Джозеф бросил фотографии в сторону. На него смотрел меч, его лезвие манило и звало. Дальше мистер мститель Мэллоу прошёл в спальню жены и сбросив с себя халат, замер. Замер и меч. В темноте поблёскивала сталь будто улыбаясь и играя на воображении.
У человека в данный момент оно отсутствовало. Формировалось что-то совсем другое, что действовало помимо здравого рассудка, воздвигая своё собственное намеренье, идя по поводу предназначения и самоактуализации в заданном пространстве, в руках человека, который предпочёл это оружие, в душе которого уже не витал страх и сомнение.
А меч играл на воображении всех неодушевлённых предметов в комнате, разыграв сценарий по ходу. Больше всех радовался тому обстоятельству, стоявший в углу глиняный поющий инк с оторванной головой. Это произошло с жуткого похмелья. Джозеф метнул в него подушкой за то, что тот поющий инк якобы не так на него посмотрел. Поющий инк уже злорадствовал, показывая свои ужасные зубы стоящему напротив бюсту Монтгомери, созерцая сии обстоятельства с позитивной стороны. Вот такой был в комнате поющий инк, который радовался непонятно чему, не догадываясь о своей участи в эту дождливую, весьма манчестерскую ночь. Монтгомери тоже замер в предчувствии скорой развязки. Меч был настроен решительно.
Элизабет крепко спала. Она видела чудный сон. Будто кентавр взял её за руку и повёл в номер гостиницы, там сидел её муж в зелёном халате в красной турецкой феске и курил гашиш. В кальяне бурлило. Сначала зелёным светом, а потом красным. Зелёный свет стал исходить из неё, а из Джозефа выходить красным. Потом цвета будто смешались в спирали и превратились в Инь и Янь.
Она позвала: Джозеф. Но Джозеф молчал. Искра жизни выскочила из него, упав в сточную канаву человеческих душ и поплыла дальше, как жёлтый осенний лист плывёт по собственному течению после жизни.
Перед ней стоял убийца. Его лицо менялось и искажалось. То казалось, что это её муж Джозеф, то человек, похожий на война из фильма ?Ниндзя? часть вторая. Элизабет закрыла глаза. Человек-кентавр был уже с лицом её любовника Гарри. Он стоял и пинал грязным копытом шарик Инь и Янь.
Она только смогла выговорить:
- Гарри, ты сволочь! Ты разбил мою жизнь.
Но Гарри в ответ заржал как конь и оголил свой конский член. Это немыслимо! Я ведь люблю Джозефа. И она вскрикнула:
- Я люблю тебя!
Но было уже поздно. Поздно для всего я вам скажу для регби, для пьянки, для мастурбации на Софии Лорен тоже было поздно, было не время для объяснений и для последнего ?Прости?, было поздно читать вечерние газеты и рано листать утренние с хроникой криминальных новостей, поздно учить китайский, поздно для раскаяний и далеко до острова Ямайка.
И для её последнего ?Люблю? тоже было поздно.
Меч прочертил идеальную линию в пространстве, бесконечность радовалась своему опыту, женщину разделили надвое, часы пробили три раза, заглушив крик миссис Мэллоу, которых было уже две и каждая любила мистера Джозефа Мэллоу, каждая. Потом их стало уже четыре, затем шесть и так далее и все они любили мистера Мэллоу. Вот так.
Кровь залила всю спальню. В ушах стоял звон. Последний крик Элизабет пробивался к нему из глубин его тишины и безмолвия. Меч он держал двумя руками. На Джозефа навалилось отчаяние полное, без берегов.
Разум шатался по хаотичной траектории под эту траекторию попал и поющий инк.
- Он никогда мне не нравился. – прошептал мистер Мэллоу, продолжая кромсать спальню. Задыхаясь и падая, Джозеф опёрся на меч. Слёзы катились градом. На лице глубокая маска печали. За окнами барабанил дождь. Перевязав меч в двух местах собственным халатом англичанин присел на кровати и застыл.
Утром из ?Таймс? жители Манчестера узнали ужасные новости. Второй случай за месяц в Европе, ритуальное убийство предметом старины с замысловатыми символами. Оружие поимело свой ярлык и было помещено в укромное место как улика. Полиция нашла фотографии и свела всё дело к преступлению на почве ревности. Дело вскоре закрыли. Меч спал в укромном месте. Он был сыт по самую рукоятку. Не смытая до конца кровь с лезвия теплила в нём жизнь. Он выполнил своё предназначение без права выбора. С любовью к вам, меч.

***
- На счёт четыре возвращайтесь, - было слышно голос ассистента. Володя стонал и говорил по-испански. Единственное, что расслышал психолог Саша, это слово ?Дьябло?. Его было слышно отчётливо, потом было что-то всё про бога. Непонятно, кого из них он звал больше.
- Четыре, - повторил ассистент по ребефингу.
Володя зарыдал, зарыдал как ребёнок, не скрывая боли и отчаянья со словами:
- Парке, парке. О, гот!
- Ну хорошо, хорошо, расслабься, побудь ещё возле себя. И астральное тело Володи заключило в объятиях умирающего от самурайского меча испанца по имени Самуэль Леторган и растворилось в нём, постигая всей своей сущностью боль. Боль пронзительную и просто адскую. Ртом пошла кровь. И притом у обоих. Саша психолог уже через громкоговоритель прокричал ?четыре? и охрип.
В ушах что-то треснуло и Володя очнулся. Он был весь в крови. Что со мной? Спросил познаватель ребефинга и пустил через нос кровавые пузыри.
- Что-что, тяжёлый случай, вот что! – прошипел в ответ подавленный напрочь психолог. Он всегда держал для таких случаев громкоговоритель.
- На сегодня хватит! И прекратите, наконец бл…во, вокруг полно незамужних женщин. Идите и ищите свой идеал женщины, воплотите в ней все свои замыслы, не стесняйтесь, руководствуйтесь сердцем, иначе вам угрожает Эдипов комплекс. Не живите прошлым. Начните новую жизнь. Ведь каждое живое существо сдерживается узким кольцом самого себя, бичующее и убивающее. Отсюда суицид. Всё это дети, безумные образы мимолётного, но неистощимого продолжительного мирового сна Всевидящего, сущность которого является сущностью пустоты. Бог, который смотрит вниз с сочувствием. Попробуйте посмотреть на себя в зеркало и сказать: Я есть! И не самый худший. У меня есть своё предназначение перед которым я пожертвую всем. Так вот идите и работайте над собой. Примите все обстоятельства с позитивной стороны. Как есть.
Потом Володя долго врачевал, ездил в Индию к Святому, не ел мясо и много медитировал. По Питеру скучал. Звонил профессору. Он ещё жив. В пасмурную погоду болит под ребром. Необъяснимо. Разочаровал последнюю любовницу отказом. Выбросил блокнот. Под ребром болеть перестало. Вот так.

?Любопытное затруднение заключается в факте, что представление нашего сознания о том, какой должна быть жизнь, очень редко соответствует её руслам. В целом мы отказываемся признать в самих себе или в своих близких полноту той настоятельной, самозащищающей, зловонной, плотоядной и распутной лихорадки, которая является природой органической клетки.
Скорее мы склонны навязать ей благоухание, отбеливать и ложно истолковывать её, воображая тем временем, что все ложки дёгтя в бочке мёда, любые мухи в тарелке с супом являются чужой виной, проступком какого-то неприятного типа.?
- Мне вдруг захотелось процитировать эти слова,- сказал перед смертью демобилизованный Лёва Байгток.- где ты Максимов? Тебе бы это понравилось. Хулиганы посадили на нож.
Врач для чего-то записал весь бред больного на блокнот. Пасты еле хватило. Упоминался некий Максимов. И было понятно доктору, кто из них духовный лидер. Итог был очевиден, пациент с колотыми ранениями умирал. Умирал гвардеец, воин с пятью медалями на груди, очерствевший юноша тяготами войны и просто человек. Он был безнадёжен. Лёва проваливался в туннель. Впереди был свет. Ну всё как написано. Перед дверями в Рай стоял сержант Максимов с самурайским мечом в руке. Он разрубил перед ним воздух и Лёва стал расплываться и не видеть себя. Теперь он себя только ощущал. Его провожал лучший друг и душа его пела под еврейскую весёлую музыку, удаляясь в поднебесье. Откуда с сочувствием смотрит бог за миллионами страдающих от бедствий существования. К нему обращена миллионы раз молитва молитвенных колёс и храмовых гонгов Тибета: ?Ом мани падме хум?. О сокровище в сердцевине лотоса






8.***

В наше далеко не счастливое и полное смуты время, когда в мире власти террор, направленный на самых обычных людей, когда на святой земле Израиля идёт война и бичом конца второго тысячелетия и начала третьего является СПИД. Когда атипичная пневмония заставляет пол восточной Азии в марлевые повязки и у нас в России все подавляющая нестабильность и рост наркомании заполняют все последние сводки СМИ, многие страждущие объединяются. Объединяются, чтобы заполнить вакуум сердечных ран, дабы восполнить одиночество и потерю близкого, убежать от переживания семейных и житейских проблем и ни куда-нибудь в кружок кройки и шитья, не в хор народного фольклора и танцев, а в секты. Секты братьев и сестёр, где всегда выслушают и посочувствуют, где члены духовного общества улыбаются и поют песни про каких-то ангелов-спасителей.
Руководителем и духовным наставником одной такой ячейки был Феликс. Тридцати девяти лет отроду. С приятными чертами лица, мужественным подбородком и глазами хищной птицы. Его длинные светлые волосы всегда были зачёсаны назад, открывая красивый белый лоб без морщин. Говорил он тихо вполголоса. Все его движения были чётки и в то же время плавны. Кисти его руки ломали больное пространство собеседника в невообразимые фигуры, гипнотизировали, делая фокус слушающего абсолютно податливым и вбирающим. Вбирающим то, что тот как раз хотел услышать. В общем Феликс обладал магнетизмом и являлся психологом от природы.
В обществе соискателей духовности находили место, целители, прорицатели, гадалки, медиумы, а так же страдальцы, которые не вписывались в социум. В лице не умельцев справиться с обстоятельствами жизни и просто неудачников можно было встретить невротиков, бывших наркоманов и пьяниц. Творческих людей, непонятых окружающими и горемык с невосполнимой любовью. Всё это вмещало открытое сердце гуру, по имени Феликс.
У него всё складывалось отнюдь удачно в жизни. Бизнес, дающий доход и прибыль, отсекающую всякие поползновения и притязания со стороны кого угодно, так как Феликс общался с мэром города имел статус неприкосновенности.
Они собирались два раза в неделю, делясь впечатлениями, обмениваясь духовной литературой, пели ?Аллилуйя? и слушали сокровенные речи божьего наместника Феликса. Говорил он красиво, его бархатный голос лился в тишине аудитории как ручей…
- Периоды, когда агония, муки и полное отчаяние сменяются эпизодами блаженства и экстатического восторга, понимаешь, что есть бог! Братья мои и сёстры! – обращался адепт, держа правую кисть к народу, желая что-то показать, притом закрыв собственные глаза как бы находясь в каком-то припадке человеколюбия и самозабвения.
- Не скользите по наклонной своего неудавшегося прошлого и не терзайтесь безумием полного отчаяния, не бичуйте себя, ибо знание тьмы поддерживает правильное понимание света! – заканчивал свою речь наставник духовной секты.
Кроме всего прочего инвентаризованного в жизни удачливого Феликса, можно было заметить его прекрасную жену по имени Виолетта. Женщину обеспеченную, но далеко не беспечную, разделяющую философские взгляды мужа и создающую микроклимат в доме, полном книг и цветов. А ещё она писала стихи и играла на гитаре. Голос её был журчащий и склонный к убаюкивающим трелям несуществующего бытия. В общем Виолетта была по жизни парящей натурой от природы, податливой и ведомой. Феликс её любил, но притом старался ограничить от всего рода потустороннего вмешательства. Доступ в его дом был строго ограничен и располагал к филопрации посещающих его.
Однажды Виолетта сообщила, что бездетна. Подводя это, как собственную самоактуализацию женщины в плане брака и достижения периода близкого материнства, как обеспечение привязанности и некоторой ответственности. Конечно же это касалось Феликса, занятого всё время спасением мира.
После очередного ?узи?, Феликс подарил жене целый букет роз. Он был без сомнения рад и носил Виолетту на руках, крича как на футбольном матче – Я отец, я папа, я будущий, я есть!
Его речи на собраниях становились ещё более проникновенными и возвышенными, хотя тот не делился с кем-либо о будущем потомстве, а ещё на дольше заставлял свою заместительницу оставаться после песен ?Аллилуйя?. И на кожаном диване предавался любви в извращённых тантрических позах, нюхая в перерывах кокаин и запивая всё это неразбавленным джином.
Его заместительница Надя занимала особую роль в духовном обществе, подгоняя Феликсу несмышленых малолеток или вдов, желающих познать истинную любовь демиурга.
Уезжая часто в командировки, Феликс припадал к округлившемуся животику Виолетты со словами любви и почитания.
А потом в гостинице какого-нибудь города кричал на ****ей, чтобы те заткнулись и звонил жене. Вот такая была любовь.
Наступил день, вернее утро, когда Виолетту увезли на скорой в роддом. Пора рожать.
Феликс устроил вечеринку в стриптиз-клубе. Купил трёх девах восточного вида и заставил любить друг друга пустой бутылкой из под вина. На следующий день вызвал такси и поехал к роддому. Проблевавшись у ворот родильного отделения, попросил таксиста прочитать список новорожденных. Он узнал, что родился сын и извинившись перед водителем за облеванную панель, дал направление в сторону сауны. Так продолжалось трое суток.
Когда настал день встречи, Феликса мучило предчувствие. Наскоро организовав цветы и конфеты, он сидел в офисе перед дорожкой, с телефоном в руке. Им обуревала ненасытность и жажда непонятно чего. Он сидел и смотрел на белую дорожку, развёрнутую у края прозрачного круглого стола. Свернув стодолларовую купюру, вдохнул. Больно ударило по мозгам. Звонил телефон, но он не слышал, хлопая ладошкой по открытому рту. Судорога прошла через всё его тело, предвкушая необъятный кайф к жизни. Машина ждала у ворот.
В роддоме его никто не ждал. У его жены была истерика. Феликса пригласили в кабинет. Закинув ногу на ногу, духовный деятель ждал акушера, почёсываясь и приглаживаясь.
- Дело в том, - акушер сделал многозначительную паузу.
- Не томите, врачеватель! В чём дело, где моя жена?
- Понимаете, в жизни встречаются такие вещи, которые нужно принять или… в общем пережить!
-Что, ребёнок умер?
- Нет, - сказал акушер, глядя прямо в глаза. – Нет, ребёнок жив, но родился он с признаками болезни Дауна!
- Что?
Седоватый старик, всю жизнь принимавший розы в этом роддоме, смутился. Слова где-то вязли, булькали и немели перед озвучиванием.
- Вы пьёте?- он достал из шкафа спирт.
Вдохновитель человеческих душ осушил стакан и вышел. На пороге родильного дома прикурил фильтром сигарету и потерял сознание.
Дальше полный туман.
Исход событий таков. Феликс не принял супругу и её плод. Это бы больно ударило по репутации и всё такое. В общем Виолетта была оставлена со своим надломленным рассудком у края пропасти вместе с ребенком-Дауном на полный произвол.
Феликс впал в кому. Хороший уход от нашествия бытия. Клеймил во всём жену и страдал от несоответствия со своим бизнес-планом, отдавая на время полномочия своей заместительнице Наде. В духовной ячейке все думали, что лидер в Тибете и молились за него.
Спустя неделю Виолетта повесилась в квартире своей матери, не пережив такого удара. Мужа она не видела со дня истечения вод.
- О судьбе ребёнка не спрашивайте! – Феликс вновь обращённый к глазам и ушам страждущих вещал о проявлении божественной сути, закрывая глаза в экстазе. Надя нашла ему новую пассию с хорошей родословной. Жизнь была прекрасна.
Спустя годы Феликс был ещё раз женат. Свой член он модифицировал металлическим болтом. Переехал в Нью-Йорк, где сотрудничает с вудуистскими магами и участвует в создании биографического очерка о себе.


Жил-был на свете романтик. Складывал в духовку день ото дня свой депрессивный поэтический жанр. Складывал, а потом подолгу молчал. Романтик любил женщин, но боялся с ними встречаться. Нет, он боялся не самих дев. Боялся он больше того, что с ними потом происходило. Все они верили его словам и приветствовали каждый по своему, но…
Романтик был настолько открыт и искренен, что порождал в сердцах нимф полное разорение их без того подавленных чувств и не реализованных возможностей. Разорял своей всеобъятностью самого присутствия, вселяя в их тревожные души великолепие того, что просто родилось с меткой. Представляете? Сердце же его было закрыто, зарыто без каких-либо координат. И он искал. Но история не об этом.
Как-то прогуливаясь по ночному городу под шофе, романтик был взят. Романтик был взят органами правосудия под покров ночи ввиду похожести с каким-то криминальным элементом и привезён, доставлен в подвал, именуемый среди населения клеткой. Провёл он там всего ночь, до выяснения личности.
Жуть приходящая от сырых стен, запах от немытых тел, замкнутость и принуждение находиться именно здесь, а так же элементы, далёкие от состояния обычности, привели романтика в замешательство. Внутри него всё сопротивлялось и кричало, но он был человеком законопослушным и при том стеснительным. И потому провёл ночь не сомкнув глаз, пребывая в некоей прострации. Для него важно было дожить до утра. Время тянулось, создавая свои собственные пропорции света и тьмы. Дышать было тяжело. Спина онемела, мозги наливались свинцом, пальцы играли с энергией.
Утро. Ворота жизни распахнулись перед ним с надписью ?эдем?:
- Эй псих, забери часы!
Вдохнув свежий воздух романтик закрыл глаза от счастья. Столь малая толика необходимого или столь не заметное в обычности. Кайф свободы и наслаждение своей собственной необходимости? Понимание простого на уровне усложнённого.
Рядом с ментовкой сидел его сосед Гоша. Гоша сидел на корточках и сосредоточено смотрел на стену. Романтик знал его как бандита и человека сурового. Весь облик Гоши был выразительно недружелюбным и вселял ужас одним своим присутствием. Гоша курил.
- Как дела, романтик? Каким ветром?
- Да я просто гулял. А потом…
- А потом попался, да? Втихаря что-нибудь мутишь?
- Да как ты мог подумать Гоша? Я вот это… Ну…
Но бандит упорно разглядывал улитку, ползущую по стене и вроде как забыл про творческую натуру. Романтик тоже присел, разглядывая желеподобное существо с рогами, медленно ползущую по стене ментовки. Важное обстоятельство сего наблюдения приводило к полному пониманию незащищённости.
Улитка была без своего панциря. Её спиралеподобная ракушка логово отсутствовало.
- Ползёт, сука. – сказал Гоша разбавляя смачным плевком на асфальт краткий момент из жизни мелких.
- Смотри, без раковины!
- Да, наверное хату за долги отобрали! – сказал бандит и притушил сигарету о ползущее соплевидное существо.

Человек, решивший умереть и уже знающий как, немного повременил. Не будет лишним выпит и перекусить перед этим. Её слова прозвучали очень обидно и были по сути неприемлемы. Он спишет это на гнев. Аварию спишут на погоду, гонку на бирже, войну в Ираке, притеснение ислама в Чечне, всеобщую депрессию с нестабильностью и потерей идеалов.
Её слова разбили его как глиняный кувшин, державший в своём лоне остатки морального облика и застоявшегося менталитета. Её слова вдруг затронули спящую змею и дёрнули рецепторы, отвечающие за смысл жизни. Её слова били плетью по его надежде сделать иное пространство и били по восстановлению уже разрушенного здания, может не самого лучшего, но это было его здание. Её отчаянное выражение в лице всего женского ударило по дремлющему либидо на его эго, унижая и подавляя с каждым словом. Корабль терпел бедствие. То, отчего он на долгое время уже мог отказаться, то что скрывалось в его сознании, но претворяло свои замыслы, то что было изначально не его и ввиду некоторых стечений, называемых обстоятельствами, скроило свои узоры. Узоры были примитивными. И долго он не смог бы ими управлять. Узоры превращались в паутину. Паутина была безупречна. Он глох. Она была красива. Он был по-прежнему одинок.
Потом суета. Он впал во все тяжкие. Так прожил год. Прожил без неё. Прожил не вспоминая, легко и беспечно. Творил ночами, изводя девственную белизну тетради, черпая вдохновенье в малом, листая дни и ночи как во сне.
И вдруг её слова убили в нём спокойствие и умиротворённость. Да так, что жить не хотелось. Пустота и никчёмность собственной жизни губительным напитком вливалась в полость не состоявшегося отца семейства, в душу мужчины, в сердце человека, впавшее в короткое забвение, в пятки убегающего кролика.
Он стоял и содрогался от надвигающихся волн далеко не безразличия к тому, что она говорит. Что это значит? Значит ли это чувство? Значит ли это знак? Имеет ли это под собой почву? Если и нет, то каков компонент пресловутых удобрений?
Что-то надорвалось и уже неслось в направлении безвыходности, и эти самораскручивания в свою очередь увеличивали возбуждение и крушили все формы равновесия. Её слова гладили его неровности разнообразием тона и богатством обертонов, вплоть до издания первобытных криков.
Он поник, обращая внимание лишь на предвокальные ропоты свои и шёпот сердца. В пурпуре налитого кровью бешенства, застыл. Желудок играл свою симфонию. Почему так больно слышать её слова? Почему он довёл её до этих слов? Почему?
Она ушла, отрезав последние ниточки понимания. Почему он избрал её для собственного уничтожения? Может бог знает, почему?
Он двигался как фонтан. Жить не хотелось от её слов. Может она разбудила его? Может всё дело в его личном самоустранении из плоскости жизни. И её слова были часть невостребованности его внутреннего мира. Иллюзия была меткой, хотя и далеко не обманчивой.
Он решил покончить с этим раз и навсегда. Орудием выбрал канцелярский нож. Подъехав к дому, решил, что на последок не прочь выпить и закусить. Кто осудит его малодушие, кто поспорит за и против? Ему было наплевать. Её слова эхом прокатывались по нему, как каток многотонный, выравнивая выпуклости его безрассудства.
Выбрал он далеко не самый худший ресторан, смею заметить. Заказал коньяк и кофе. И сидя под пальмами, созерцал свою невостребованность и повторение в колесе жизни. Мы не будем в это вдаваться.
Официант услужливо спросил:
- Всего ли хватает?
На что тот жёстко ограничл потребность услужить, гарсону, находясь уже в парах алкоголя и невыразимой тоски.
Но…
Человек, решивший покончить жизнь самоубийством продлевал миг смерти, стирая намеренно ступени самопознания и полноты одухотворённости, возлюбя уже сцены крови и ухода от возникающей ситуации. Пока с соседнего столика мужик с вилкой в руке не потребовал разговора.
- Бог мой! Ни в какие рамки это не лезет. Прерывать поток моих целесообразных мыслей! Гад.
- Милый! Гляди в свою тарелку! Оставь меня в покое!
Официант мыкался в растерянности, то ставя тарелки, то унося их.
- Если он сядет рядом со мной, я разобью ваш аквариум. – прокричал человек решивший умереть. Он был в растерянности. Хотелось вскочить, но что-то останавливало. Он не имел права вторгаться в чужую жизнь ради собственного спасения, нарушать чью-то гармонию жизни своим неврозом, не мог, потому что не мог. И не звонил. А задыхался, оборачиваясь портупеей жизненных обстоятельств и слов некой женщины, которую избрал не он своей судьёй. Но то, что она сказала, было обидно до глубины его души. Может стоило признаться, в том, что это сущая правда, и что он на самом деле такой слабовольный кретин. А сосед по столику тем временем, что то тёр склонившемуся над ним официанту, махал руками, как утопающий и показывал рукой в его сторону.
Всё добро соседа переместилось на его стол в один миг. Потом и его задница оказалась рядом.
- Это неслыханно! Огромное помещение ресторана не позволяет уединиться и насладиться одиночеством.
- Официант! Уберите немедленно этого засранца! У меня пропал аппетит и всё такое. – говорил захлёбываясь юный приверженец Отто Вененгера, тыча вилкой в соседа.
- Послушайте, молодой человек! У вас какие-то проблемы, я могу помочь! Давайте поговорим!
- Идите к чёрту!
- Вы что пьёте? Коньяк? Официант, дайте коньяк!
- Ужас какой-то! Вы что, голубой? Привязались тут.
- Нет, я не голубой. Я адвокат! Моя фамилия Насыров!
- Да хоть Рудольф Штайнер. Мне какое дело! Чешите за свой стол.
Но сосед упорно протягивал полную рюмку в нос одиночке. И просто вымогал хорошую оплеуху.
- Я выиграл только что одно крупное дело. Давайте выпьем! Милейший!
- Вы вынуждаете меня грубить! Убирайтесь с глаз моих долой! Официант! Счёт! – юный поклонник суицида попытался встать, но наглый адвокат обеими руками просто придавил того к креслу.
- Ну, вы! Прошу без рук! Как вас там?
- Насыров я, Насыров! Успокойтесь. Дышите глубже. Выпейте воды.
Человек, хвативший сегодня по самое нехочу, просто схватился за голову и сник.
- Я знаю! Это всё из-за них, женщин! Вот у мен был такой случай…
- Послушайте, адвокат, вы когда-нибудь молчите?
И они одновременно осушили бокалы. Молодой человек чертил вилкой на салфетке какие-то фигуры и вздыхал, а Насыров продолжал нести всякую нелепицу.
- Я совсем недавно закончил вуз. Дело было заранее безвыигрышным. Но я сумел убедить всех в обратном. Ещё недавно я жил в деревне, сейчас в вашем городе. Город мне нравится. Я здесь встретил любимую женщину, но мы расстались.
- Я больше не пойду в этот ресторан. – сказа человек, ещё недавно думавший о смерти и сам удивился сказанному.
А адвокат продолжал в своём духе:
- Так вот. Этот предприниматель выиграл процесс благодаря мне. Он откусил огромный кусок пирога и поделился со мной. Теперь у меня есть деньги и статус. Теперь я могу купить цветной телевизор.
- Что?
- Да нет. Телевизор нужен был не мне, а той женщине с двумя детьми, которую я полюбил. Понимаете, все праздники без культурных программ телевидения никак. Да и дети скучают. И я решил купить большой японский ящик на день её рождения. У меня были деньги. А куда их девать?
Налили. Выпили. Закусили. И Насыров, макая свой галстук в ланче, продолжал:
- Вот ведь какая штука! – потом как-то загрустил и повернулся к окну. Там за шторами приближалась ночь и шла своя жизнь как-то мимоходом.
- И что потом? – спросил воскресший соискатель смерти.
- Потом! Потом я загрузил его в ?ГАЗель? и повёз к ней. Я не стал звонить и предупреждать. Хотел сделать сюрприз.
- Ну и как?
- Я развернул его на улице. Огромный ?SONY?, перевязал розовой лентой, засунул в зубы букет роз и начал восхождение на пятый этаж. Дверь мне открыл волосатый голый мужчина с полотенцем на плече:
- Вам кого?
- Мне? А Нина дома? – букет уже валялся в ногах.
- Нина! Ты дома?
И Нина вышла к дверям, такая вся натуральная, что адвоката Насырова начало бить мелкой дрожью.
- Ты?
- Я!
- В чём дело, люди? Я что-то пропустил? – нарушил возникшую паузу волосатый мужчина с невозмутимой на тот момент эрекцией. Адвокат перевёл взгляд с его члена на лицо любимой.
- Я хотел сделать подарок Вам.
- Ну так?! Ты немного не вовремя.
Затем Насыров засеменил вниз по ступеням вместе с огромным телевизором с розовым бантом. Остановился возле окна. Открыл его. Бросил с гневом японское чудо в темноту. Пустил слезу. Нину тоже охватила печаль. Мужчина стоял, почёсывая грудь, продолжая не догонять сложившуюся ситуацию.
А на улице, тем временем, происходили тоже малообъяснимые вещи. Некто Сучков пригнал белый БМВ под окна покупателя и свистел в два пальца. Покупатель с удовольствием наблюдал воздушные пропорции немецкой технологии, подняв жалюзи, когда откуда ни возьмись на крышу упал огромный телевизор с розовым бантом, проломив её до самого салона. Можно только представить дальнейшее разворачивание событий. Покупатель уронил жалюзи, продавец потерял дар речи, а из подъезда выходил зарёванный Насыров. Вот такая любовь!
- Я до сих пор отойти не могу,- сказал вспотевший адвокат.
- Ну ты даёшь, а дальше что?
- Расплатился. И опять на мели, хотя встретил другую.
- У неё уже наверное есть телевизор? – стуча по столу вилкой кричал молодой человек. И они рассмеялись. Потом на улице пели, обнявшись, про стюардессу по имени Жанна. Вот такие дела. А жить хотелось назло всем остальным.


О скрытой любви к богу.

Ей было уже за семьдесят. Женщине по имени Надежда.
Если и есть какие-либо причины о ней писать, то смею заметить, причины самые востребованные. При мысли об одиночестве, о том как человек распознаёт божьи горизонты на краю своей жизни, как чувствуя близкую развязку нитей бытия, обращаются к создателю нашему с молитвами.
Она практически никогда не была склонна к религиозной эпитафии ввиду своей собственной необходимости обращаться к высшим силам, они были всегда рядом. Даже если она и не хотела их слышать или видеть. Человеком она была сильным и потому, решала жизненные трудности, не задумываясь о какой-либо помощи сверху. Её звали Надежда. Её единственную дочь – Любовь. Знаете, по моему личному убеждению, не хватало Веры.

Человек проснулся от звонка. В мире царила ночь. Показалось. Выкурив две сигареты, полуночник укрылся одеялом. Раздался ещё один звонок в голове. Тревога. Не пора ли открыть. Может это дух стучится к тебе. Может это Дева мира пытается успокоить. Привкус яда во рту или просто хочется пить. Никого. Даже жажда несущественна. Что-то беспокоит или кто-то звонил. Галлюцинация. Враг вырезает аппендицит, пока человек красил ногти чёрным лаком, потом пришил ленты. Человек столько не видел в своём больном воображении стражей порядка. Вот и открыл. Смотрели вена, угощали примой, пытались пригласить в подвал. Человек подписался. В протоколе. Половая жизнь на исходе. Ни день ни ночь. В голове звон.
Я говорил с ней о боге или может бог говорил с ней через меня. Она была глуха. Зачем стучать в тамтамы, когда не хотят слышать.
У неё случилась белая горячка. Её посетили ангелы. И в том месте, где у неё шторы, некий божественный проектор показывал кино. Картины мира присутствовали на занавесках посреди ночи. Она билась в конвульсиях. А с неё говорил голос. Голос вещал как из динамика. Вернее ей так хотелось думать. А в это самое время перед её глазами рождались люди, люди умирали, вокруг летали ангелы.
Потом из-за штор появилась женщина дивной красоты, с длинными чёрными волосами, в платье как у цыган. Она будто пропела журчащим голосом:
- Нужно подать духам! Искупи себя сама. Не пей.
- Пошли вон! Оставьте меня в покое, черти! – бабушка при этом закрылась подушкой. Потом играла музыка сфер, заполняя пустоту её жизни Надеждой и Верой. Старой перечнице казалось, что музыка дребезжит в её голове, и пошла за таблеткой. Двигалась она как во сне, сшибая углы стен.
- Надо бы крестик одеть, помолиться, и больше не пить!
- Не пей, - сказала, проплывающая мимо красавица, принадлежавшая неизвестно какому миру.
- Да иди ты! – таблетка залетела в горло бабушки и старуха чуть не подавилась. Сзади раздался удар в спину. Та оглянулась, но никого уже не было. С налившимся кровью лицом бабуля проследовала обратно в свою колыбель. Некоторое время стояла тишина. Но было страшно по-прежнему.
- Ты почему всех ненавидишь! Они твоё истинное спасенье. Молись! Преподнеси духу себя.
- Я вам сейчас устрою спасение, - крикнула старуха и бросилась бегать по комнате со шваброй, снимая невидимые нити с углов.
- Это всё ни к чему. Достаточно почиститься. Зажечь церковные свечи и не пить.
Но старуха продолжала махать шваброй, как саблей, дёргаясь на шорохи, и представляла картину достаточно жуткую. Это длилось до утра.
Она проспала весь день. Вечером, укрыв нечто под одеялом, поставила табурет с едой и деньгами. Такая была жертва богам.
Я видел всё это. Расспросил о видениях. Она считала, что какую-то женщину спустили на верёвках с верхнего этажа.
- А голос-то откуда? – допытывался я, - Голос то, где ты слышала?
- Везде! Это всё чьи-то козни!
- А еду зачем и деньги?
- Не твоё дело.
- Ты противоречишь сама себе. Это белая горячка называется! Хватит пить.
- Так как же не пить, тоска такая и одиночество. Больно мне.
- Да, лучше смотреть каждую ночь кино на занавесках!
- Ты прав. Они тоже так говорили. А ещё они сказали, что всегда рядом. Я теперь переодеваюсь в туалете.
- Значит, ты уже слышала их?
- Да, в детстве, а потом, когда в аварию попала и сломала руку. Мы, говорят, тебя не бросим, даже если я не хочу их слышать.
- Да! Для психолога много работы. И мы задумались каждый о своём, попивая горячий чай с мёдом. Расстались под вечер. Я обещал зайти утром.
В церковь же она конечно не пошла, но простояла на коленях перед чёрно-белым телевизором во время трансляции рождественской литургии, всю ночь. Что-то шептала себе под нос и пускала слезу. Это подвиг. Бабушка перестала пить, повесила крест и пребывала в неком спокойствии. Я подарил ей большую икону спасителя. Причём она не проявляла явно своей любви к богу и продолжала упираться в стены своего неприятия духовной радуги. Хотя я заметил, что при солнечном свете на лице спасителя, проявляется отчётливый поцелуй бабушкиных губ. Я не стал об этом говорить. Но внутренне был очень рад.


Сон на трёхколёсном велосипеде.

Я напоминал себе червяка, ползя по узкому тоннелю. Стены упирались в тело, будто присасывая его. Дышать было очень трудно, и казалось, нет этому конца. Я чувствовал при этом, что если буду нервничать, то всё усложнится. Потом возник свет фиолетовых оттенков. И земля разошлась подо мной, теряя меня в бездне. Я летел вниз головой, рассуждая о том, как долго это всё продлится и есть ли у пустоты дно. Дна не оказалось, оно было заменено состоянием всеобъемлимости. Словами его не описать, это непередаваемое чувство.
?Помимо истинных реальных ощущений разных аспектов борьбы в родовом канале, в неё включается большой набор явлений, следующих типичной тематической последовательности. Самыми важными из них будут элементы титанической битвы, садомазохистские переживания, сильное сексуальное возбуждение, демонические эпизоды, скапологическая вовлечённость и столкновение с огнём. Всё это происходит в контексте неуклонной борьбы смерти – возрождения.? Ст. Трофф.
Меня, слава богу, эта участь миновала и оказался я в каком-то незнакомом городе посреди ночи. Всё в нём имело голубое свечение: деревья, дома, улицы. А впереди стояло старинное здание, напоминающее о постройках древней Германии. Оно будто удалялось по мере моего долгого смотрения и звало. Как-то уж не хотелось идти пешком и я взгромоздился за педали трёхколёсного велосипеда, случайно оказавшегося в моих руках. И поехал к зданию. По небу низко проплывали облака. Они были такие набухшие, что могли упасть в любое время на голову. Я закрутил педали быстрее. В доме горел свет. Дверь открылась передо мной, а за ней никого. Зато в широкой гостиной было много народа. Это были молодые люди. Сидя за круглым столом, они о чём-то спорили. Я подошёл ближе и обратил внимание как я выгляжу. Ведь бывает случается, что разгуливаешь голым. На мне была одежда, которую я носил днём.
- Дзен буддизм является одновременно увлекательным и сложным предметом. Сложность определяется, в основном, невозможностью восстановить связи между хитросплетениями перекрещивающихся линий, из которых складывается полная картина.
- Для большинства людей самоуглублённость человеческого духа просто недоступна, лишь немногие серьёзные пытливые натуры стремятся постичь более глубинные сферы духовной и религиозной действительности. И у каждого свой путь. И восток невозможно свести к общему знаменателю, применяемого к западной культуре. Я вот, например, придерживаюсь философии запада: Шопенгауэр, Ницше, Монтень, Кант и другие.
- Я согласен с вами. Встреча запала с востоком зависит от способности обеих сторон понять друг друга.
- Объясните мне смысл Буддизма в двух словах.
- Но вы же не поймёте!
- А вы попробуйте!
- Смысл в том, что ты реально не существуешь.
- Как это?
И до меня стало доходить полное пробуждение. И смысл их слов был принят полнотой рассудка. Я уже не спал. Спал другой в своей квартире на полу.
Тот человек не мог существовать, хотя бы потому, что снится мне. И я для них настолько же реален, как и они для меня. Это же так просто.
- Учение Дао-шэна о внезапном просветлении приложимо к достижению поставленной цели и в объективном и в субъективном планах, - сказал я и все уставились на меня.
- Это я так к слову.
- Ты откуда взялся?
- Я на велосипеде приехал!
И добавил, что пути господни не исповедимы. Не знаешь, куда тебя в следующий момент завезёт. Ответ, наверное оказался достаточно убедительным, потому, что люди отвлеклись на свои дела. Я обошёл комнату. Везде висели картины. Я таких не видел. Они были будто живые и дышали на меня, где морем, где пустыней.
В окне показалась тень. Это была девушка в белой сорочке до колен. Кружевные вставки были красивыми и ажурными. Сквозь узоры торчали тёмные соски. Мне показалась она какой-то возбуждённой. И сам я, когда смотрел на её божественный чёрный треугольник имел кружение головы вокруг оси от собственной похоти. Ось приняла возбуждение, когда я открыл окна.
- Ты что, заблудилась?
- Наверное. Где я?
- Трудно сказать, понимаешь, ты вроде бы здесь и в то же время нигде.
- А вода у вас есть?
И я принёс ей бокал. У неё был сушняк. Зубы бились о стекло, создавая дрожь в моём теле.
Она сказала, что ей снился страшный сон про самолёт. Будто она занималась оральным сексом в кабине лётчика с каким-то головорезом. А у страшного дяденьки в руках был нож. Потом самолёт разбился в море и она любила дельфинов. Дельфины были очень довольны. Но вскоре вода куда-то ушла как в ванной и дельфины умерли. Я захотела пить и оказалась здесь.
- Да, в океаническом сексе основная модель сексуального взаимодействия с другим организмом – это не освобождающий сброс и облегчение после периода напряжённых усилий и борьбы, а лёгкий и взаимопитающий поток и облик энергией, наполняющей танец.
- Я не поняла ни слова из того, что ты сказал.
- Вот тебе простой пример. Давай займёмся сексом!
- Что?
- Не пугайся, у нас всё равно ничего не получится.
- Это почему?
- Потому что ты спишь! И сплю я в это самое время.
- А кто же тогда ты? Кто со мной говорит?
- В том то и дело, что я не знаю!
- А чего же тогда я уши развесила?
Я закрыл перед ней окно, вышел из дома и уехал обратно на трёхколёсном велосипеде прочь из этого места.
Сентябрь


Женщина в шлеме или…

1. Появляется старый дервиш или монах(одежда) под музыку.

2. Он говорит: Я расскажу вам повесть о любви, я покажу вам битву добра и зла и остановлюсь там, где возникнут сомнения, чтобы заговорили ваши сердца, чтобы память прошлого заглянула в ваше будущее. Мир по-прежнему болен.
3. Идёт танец, где просыпается главная героиня. Дервиш создаёт видение миров. (Фантазия танца, мистика)
4. Пробуждение: Я видела прошлое и будущее и наблюдала другие миры! Представляешь, они такие же реальные!
- Пришло время узнать, что позволило тебе увидеть. Ты должна понять, что обладаешь, как и все женщины, уникальной способностью получать знания напрямую, ведь тебе вскоре предстоит важное испытание!
- Что же это значит?
- Женщины были воспитаны в вере, что только мужчины могут быть рациональны и логически последовательны. Теперь мужчины имеют незаслуженное наследство, которое делает их выше.
- А как же мы потеряли эту способность?
- Женщины и не теряли своей способности связи с духом. Они только забыли как ею пользоваться или скорее они скопировали у мужчин условие её отсутствия. Тысячи лет мужчины боролись за уверенность, женщины забыли эту связь. Вспомни святую инквизицию. Таким образом женщины были исключены из основных форм абстрактного мышления и приучены к зависимости. Пора вспомнить!
- Пора
* Дальше по сценарию танец битвы. Смерть её мужчины. Умирая, он говорит с ней: Борьба не окончена. Кто возьмёт на себя роль ведущего?
- Я смогу, я смогу!
- А что ты думаешь о себе? Более или менее значительна мужчины?
- Очевидно мужчины! У женщин нет права выбора.
- Выбор есть. Важно только осознать, что мужчины порабощали женщин, затемняли их рассудок и ставили на них клеймо собственности!
- Но ты же к таким не принадлежишь!
- Нет. В женщине я ценю прежде всего мать и вторую свою половину гармонии и целостности. Прости, что ухожу так рано!
* Стихи: (И песня, рука)

Моё мятежное плато
Пеленал на досуге ветер.
Непогодой грозил, знаешь!
Чем могучий творец светил.

Где застанут дожди-ливни?
Без причины порой маюсь.
Кто-то скажет, любил дюже
Я с такими людьми знаюсь.

Вопреки голосам сердца
Чудеса предо мной стелешь.
Где застанут меня в смерти?
Я её не боюсь, веришь!

Завяжи мне глаза потуже
Нам Господь исцелит рану.
Где застанет любовь, вижу
Только вот пробудил рано.

Мне пути без ключей сулишь
Пребывать без конца в лире.
Как же быть одиноким, боже?
А ещё разойтись в мире.

Не суди, я в плену у счастья
Я промок от слезы втайне.
Где застанет меня холод
Озабочен собой крайне.

Я постиг утаив жажду
Очерёд головной муки.
Обречён, затаив веки
И в молитве сомкнув руки.

Танец скорби.
Затем она говорит: А помнишь ты написал мне стихи? Помнишь?
Стихи: ?Ты стоишь у брега моря?.
Дальше по сценарию появляется дервиш со словами: На твоих плечах дом и дети, на твоих плечах скорбь Востока, в твоих руках меч правосудия. Ты можешь изменить будущее. Борись за него!
Она одевает шлем. Танец.
Последние слова дервиша:

Когда же мне, а может нам
Пройти свой сумеречный путь?
Ты дай мне силы летних гроз
И не давай опять уснуть.

Наградой будет первый шаг
С наградами не жить красиво.
Я лишь замру с пером в руках
Я не забыл сказать ?спасибо?.

И на прощанье вам желаю
Пускай пребудет сей кувшин
Пустым, нарочито безбрачным,
Как наставленье молодым.

Слезами строки подкрепляю
Лишь от души не от бессилья.
Я кровь раздам свою на всех
Пусть сгинет с глаз моих насилье.

***
Тысячелетьями шагаем
От древнего любви истока.
Война религий угнетает
Горит земля – земля Востока.

Нет правых посреди огня
Людская ненависть жестока,
Оставили свои дома,
Страдают женщины востока.

Глазами беженцев взгляни
С бредущего опять потока,
Когда раздастся детский плач
Горящего в ночи Востока.

Ты помнишь, постигая мир
Мгновенья радости без страха!
Не рождены, чтоб умирать
От смерти нашей мало прока!

Планета будто полигон
Испещрена вовсю рубцами
Шипы оставлены в сердцах
Большими нашими отцами


Замещение на 80%
Повесть

Странно! Когда же это со мной произошло? Когда в меня вселилось чужое настроение? Теперь понятно, объяснимо многое. Постоянное сканирование людей и видение их насквозь. Правда и естество давило их и утапливало мою сущность так, глубоко, что становилось страшно и суетно. Засыпание с чувством необъяснимой тоски и пробуждение с глазами депрессии оставляли свои следы. Протекторы их шин проезжали по лицу, невзирая на молодость и позитивный настрой к жизни. Проезжали по сердцу катком, подавляя последнее оптимистическое семя добра, где вперемешку с пылью человеческих дорог была и любовь. Странно, почему я? Ненасытность к спиртному и табаку и сердцу, к сексу и джазу создавали всовокупе одержимость, не давая начать совсем другую жизнь.
Я просыпаюсь от звонков в собственной голове и иду открывать. Никого. Потом стучат. Я просыпаюсь. Мне опять показалось. Голоса меня тоже стали беспокоить. Я перестал спать ночью. Читаю книгу, купленную в церковной лавке. Она называется ?Злые духи и их влияние на людей?. Наверное я сошёл с ума, если читаю такие книги. А насчёт остального как быть?
Я думаю, что нужно просто быть. Мысли о суициде никуда и не уходили. Они порхают в моём воображении. Но я этого не буду делать. Я достаточно об этом знаю. Мы будем бороться. На горизонте я вижу светлый путь. Скоро я узнаю, каков он. Необходимо лишь верить и идти. Я спотыкаюсь возле порога её дома. Что-то сопротивляется.
Сегодня ночью болела голова, свербело в районе центра лба, сердце пыталось выпрыгнуть и поскакать неведомо куда. Я много курю и брожу по комнате. Под утро начало ломать руки. Они выкручивались сами собой, как у эпилексика, только пены изо рта не хватало.
Потом я увидел его, вернее сказать, сначала услышал.
- Посмотри в зеркало! Посмотри.
Я нашёл в бреду сна зеркало и посмотрел. На меня уставилось незнакомое лицо мужчины. Волосы у него были светлые и фейс круглый. Незнакомец улыбался.
- Ну, как?
- Что, как? – ответил я, плюнул в отражение, выразив тем самым свою неприязнь.
Вот значит кто ты! Жаба ненасытная! Из-за тебя я не слышу самого себя. Это подло. Ты влез туда, куда не надо. Тобою, сукин ты сын, тоже манипулируют. Тебя используют, чтобы отвлечь меня. У тебя ничего не выйдет! Ах, тебе это уже нравится? Будем изгонять. И не спится тебе душа беспокойная!
***
- Замещение у вас произошло на 80% неким давно умершим. От этого у вас и слабость и невроз, отсюда и видения.
- Ну, почему я?
- Вы? Потому что вы интересны!
- Чем?
- Тем, что вы из себя представляете! Ваше предназначение действительно вырисовывается! Но… Его путь неопределён в виду неоконченной борьбы добра и зла!
- Вы думаете, я сам не справлюсь?
- Нет. Это только начало! Худшее впереди. Будьте бдительны.
- Всё так мрачно!
- Нет, успокойтесь. На самом деле вы работаете на полную мощность!
- Обоснуйте пожалуйста – попросил я.
- Ваши кармические дела! Они ускоренно сдают главный в жизни экзамен.
- Какой экзамен?
- А вот этого я вам пока не скажу! Меня уже трясёт от вас. Приходите через два дня. Ведите себя спокойно!
И уже в коридоре добавила:
- Не пейте ни в коем случае и постарайтесь не курить.
Итак, я читаю в одиночестве, среди стен спящего мира, книжку про злых духов.
?несть наша брань к крови и плоти, но к началам и ко властям их миродержателям тьмы века сего, к духов злобы поднебесным…? Еф.6.12. – пишет св. Апостол Павел.
?Сколь неравная брань предстоит нам!?
- Это про меня!
?Мы плотские должны сражаться с духами?
- Так-так, и как же?
?Первый поражает мечом в самое сердце, а второй машет мечом и бьёт воздух?.
Я закрыл книгу.
- Что же мы выиграем, ведь духи бессмертны, даже если мы успеем поразить их? Они не едят, не пьют, не предаются сну? Мистика.
- Находясь в таком опасном состоянии, в состоянии войны под кинжалом нашего злейшего врага Дьявола, подобного хищной птице, догадываешься, что кризис среднего рода здесь абсолютно не причём. Здесь всё намного глубже.
80% замещения каким-то голодным психом, не желающим успокоиться и раствориться в поднебесье. Не отпели его, что ли? Господи, я хорошая одежда? Её решили потрепать в мои 31 год. Завтра пойду в церковь и отпою! Это происходит в то время, когда 11 тысяч ежегодно получают травму, пытаясь освоить новую позицию в сексе. Вот такая вот статистика, а 4% мужчин, хотя бы раз в жизни, умудрялись порезаться электробритвой. Не смешно. На счёт подсчёта сошедших с ума я не в курсе, но полагаю, он перешибёт своим шизофреническим наследием все подсчёты статистиков. Волна преступности на сексуальной почве и маниакальное его отображение в газетной строке и притом на первой странице. Всё это занимает умы граждан необъятной России. Людям нравится насилие. В них всех латентное убожество спит и видит свою востребованность.
В один прекрасный день: на, тебе. Люди перестают сразу верить в бога. Кто же их осудит?
Наше сознание с ущербным иммунитетом позволяет внедряться в нас неким сущностям и я бы их назвал ?сучьностями?. ****ство. Извините, сегодня нельзя ругаться. Вот завтра пойду и отпою.
80% замещения. Я уже не боюсь. Главное верить. Может быть я сам умудрился подвинуться. Да. Я курю одну за другой. В горле першит. Спать совершенно не хочется. Я перестал есть. С едой мне как-то тревожно сближаться. Запах. Во всём виноват запах. Он заставляет вооружиться вилкой. По-моему я потерял связь.
Всю ночь мне трепали нервы. Я имел неосторожность впустить эту пьяную истеричку. Сам виноват. Размениваюсь по пустякам. Похоть. Что она с нами делает. Другими словами, что мы сделали с великой силой сексуальной энергии. Просто губим, и себя и её. Вот вам результат. Не дали поработать, оскорбляли, пытались навязать свою волю. Ужас. Но ничего, я справился, не поддался провокации, упражнялся в терпимости.
Бросил ?злых духов? и начал читать журнал ?Bikini?, чтобы отвлечься. Какой-то Ливио де Марчи, профессиональный скульптор, ?долбило? по дереву, выдолбил и спустил на воду Ferrari F50 с 300-сильным двигателем от гоночного катера, и приписка: ?Главное, всегда знать, до чего хочешь додолбиться!?
- А я до сих пор не знаю, чего хочу! Меня мотает и болтает, как баркас во время шторма.
- Господи, Чего я хочу? Бог молчит, может быть пока.

Иду на встречу. Думаю параллельно о свидании с девушкой. Позвоню после. Не хочу такое сокровище подставлять под удар. Сначала всё выясню. Иначе… Я буду чувствовать себя подонком. ?Красота обманчива, злость предсказуема?. Смысловые глюки. О чём я?

В доме провидицы встретил знакомую ведьму. Сейчас я даже не знаю, кто мне сказал больше полезного и нужного. Магистр светлых сил была игрива и юморна. Хотя печатала от души.
- Ты чего здесь?
- Я? На собеседование.
- Что тебе не ясно до сих пор?
- Да вот. Демоны одолели.
- Тебе бы пора уже самому лечить. Это наверное после очередного запоя, да? – сказав, показала щелчком пальца в кадык. Знак.
- Ну это тоже присуще ситуации, но как говорится…
- Короче, тебя колбасит!
- Нет, сначала колбасит, а потом пью.
- Слушай, займись делом. Возьми литературу, учись, бери всё от времени. Я вот как с Парижа приехала, так и не нахожу времени пить. А стоят три бутылки французского вина! Принимаю людей, хожу на встречи.
- Да мне не хватает лишний раз это услышать и почувствовать.
- Пендаля тебе не хватает, вот что!
И она захохотала от души.
- Кстати, у провидицы есть печатная машинка, купи.
- Надо подумать.
- А чё думать! Утром зарядка, днём лечишь, вечером печатаешь.
- Звучит заманчиво, но я так мало знаю.
- Мы опять возвращаемся к началу разговора. Учись.
- Я вот хотел спросить насчёт отношений?
- Каких отношений?
- Не могу устроить личную жизнь после развода. Синдром.
- Тебе это надо? Мы, маги и колдуны, по истине одинокие люди. Пойми это и прими как должное. Может со временем? А если уж тянет к ней, то заработай денег и купи её с потрохами! Это я говорю тебе как женщина.
Теперь смеялся я. Она попрощалась со мной, как старый друг, а ведь это всего лишь одна поездка в Аркаим. Я чувствовал себя прекрасно.

- Ну что ж, рассказывай, как твои дела? – провидица была готова к общению. И я вдался в подробные объяснения своих симптомов.
- Хорошо. Вопросы.
- Моё первое сновидение, что оно значило?
- Это был не сон и не сновидение.
И она вошла в некий транс. Говорила монотонно, изменив тембр голоса. У меня пошли мурашки по коже и хотелось плакать. Комок подступил к горлу.
- Не могу передать тебе всё. Тебя это насторожит. Ты выберешь свой путь очень скоро. Тебе дано дарить свет людям. Ты в ближайшее будущее ещё много узнаешь о себе. Мать будет против твоего выбора, но ты его предпочтёшь всему остальному. Ты будешь предсказывать и видеть. Я знаю, что у тебя ещё есть вопросы, но ты сам на них не ответишь.
Я был на взводе. Глаза бродили по иконам, руки вспотели и сердце билось раненой птицей.
- Последний вопрос. Когда я её встречу?
- Встретишь. Но мне говорят, что счастье и блаженство обретёшь в ином. Семья будет тебя тяготить. Расставанье неизбежно. Ты поймёшь для чего ты здесь родился. А ещё… Это твоё последнее воплощение.
- Прощайте.
Слёзы наворачивались, пытаясь пробиться сквозь немоту. За мной закрылась дверь. Ночь впустила меня, осторожно, притрагиваясь лёгким ветром и шорохами тёмных улиц. Я закурил. Закурил свободно. Она сказала, чтоб в земных радостях я себе не отказывал. Вперёд.

Вечером я позвонил своей очаровашке Мэри. Она согласилась встретиться после 9ти. Я успел привести себя в порядок и купить розы. Ведь это было наше первое свидание. А то, что я называю её своей, так это мне так хотелось думать, а не в счёт какой-либо привязанности. Молода, красива и целеустремлённа. Мэри.
Когда дарил цветы, вспомнил историю ведьмы и заулыбался. Очаровашка Мэри поинтересовалась моей неожиданной радостью и нахлынувшей волной умиления. Я поведал ей о некоторых абсурдах жизни, что цветы, даже самые красивые, не всегда радуют прекрасную половину человечества.
Как-то раз за женщиной, имеющей за плечами уже два брака, ухаживал мужчина. Ухаживал очень галантно, как подобает истинному кавалеру, даря каждый раз при встрече цветы и конфеты. А женщина в то время испытывала некоторые финансовые затруднения не производил должного впечатления и даже наоборот. И вот, в один из вечеров, когда она открыла дверь в своём одиноком женском прибежище, а на пороге как обычно нарисовался огромный букет цветов, она не выдержала.
- Ты бы лучше колбасы принёс или ветчины. Голод, как говорится, не тётка и цветами его не задобришь! Понял?
- Понял, - сказал мужчина ?её мечты? и исчез.
Через некоторое время раздался звонок. Хозяйка сидела на кухне с сыном и попивала чай.
- Кто же это мог быть? – и пошла открывать дверь. В дверях показался опять букет, но ещё больше и внушительнее.
- Это что, де жа вю? – ведьма стояла, уперев руки в бока. Вид у неё был грозный. Перед ней красовался великолепно оформленный, блестящий с розовым бантом букет.
- Ты что, издеваешься?
- Нет. Ты понюхай!
- И чего?
- Ну, давай же!
И она прильнула к его подарку. В нос ударил резкий аромат сервелата, краковской колбасы и другой вкуснятины.
- Вот это да! Ты настоящий друг!
Теперь они муж и жена. Она колдует и лечит, он уходит на охоту, чтобы добыть мамонта. Вот такая история.
Я же решил произвести впечатление, пригласив очаровашку в ресторан. Мы мило беседовали практически в пустом зале. Смотрели друг другу в глаза, пили кофе. Вино, которое я заказал, ей не понравилось. Притом музыкант-калека пел слишком громко и пару раз создавал свист своей неотрегулированной техникой. Пришлось покинуть это место.
Во время нашего недолгого общения, я выяснил, что Мэри мечтает жить в большом городе, иметь свою собственную машину и отдыхать в Турции. Хорошие желания, хотя в них я подпадаю в виду своей собственной беспечности, не привередливости и отчасти помех, создаваемых креативным мышлением. Наверное, мы больше не будем встречаться, хотя никогда не говори ?никогда?. Может и позвоню как-нибудь унылым дождливым вечерком, дабы осветить лучами своей платонической любви. Для другой любви я знаю другие адреса. Нет, я не чувствую себя гадом или циником. Нет. Я дарю любовь. И когда увижу женщину, в которой совмещаются все её аспекты, наверное женюсь. Альтернативой считаю гражданский брак, хотя при слове брак меня до сих пор трясёт. И ещё я думаю, что бог отпускает нам небольшой срок жизни, потому что только первые лет пятьдесят мы учимся искусству жить, примеряемся, обтираемся и выбираем. Я вот до сих пор с образованием не определился и ещё если начать прямо сейчас путешествовать, то всё равно не успеешь побывать везде и китайский язык выучить тоже не успею. Хот допускаю, что бестолковым можно быть и 300 лет.
И ещё я вспомнил, что когда Мэри появилась у меня дома, то обратила внимание на единственную картину с изображением вихря. Это художество я купил за литр у одного спившегося художника. Она была написана на холсте красками в виде перехода Сатурна в Юпитер и так далее буран уходил в небо. Не знаю почему, но она мне дорога. Может она мне напоминает собственную жизнь.
- Слушай, картина напомнила мне о сне. – сказала очаровашка с голубыми глазами. – Я видела ураган. К чему бы это?
- Ураган? Скорее всего предзнаменование катастрофы. В общем, ничего хорошего. А что ты чувствовала?
- Я очень сильно испугалась, но хотела смотреть! Это завораживало меня.
- Ты во многом натыра авантюрная и играть любишь, в рулетку.
- Ты про казино? А ты не игрок?
- Нет, я не игрок, хотя не определив свой жизненный путь, превращаю свою эпопею в рулетку. Так говорил Дон Хуан.
- Кто это?
- Да так. Великий воин.
- И с кем он воевал?
- Ты знаешь, у нас единственный сильный противник – это мы сами.
- Так, а насчёт катастрофы?! Что думаешь?
- Ну это тебя, возможно, не коснётся, а вот где-нибудь в мире пронесётся смерть. Например, в США.
Вечер закончили в подъезде её дома. Целовались. Я законченный романтик. Может в этом что-то есть.
На утро по НТВ передавали сводку новостей. Волосы встали дыбом. В Америке ураган. Есть жертвы.
- Да уж. Картина впечатляющая.

Что произошло со мной на следующий день, я не представлял и в помине. То есть не был к этому готов, как и многие мужские особи в подобных случаях. Вроде бы всё банально и бог ничего нового за это время не придумал, но… Я стараюсь напомнить себе, что губят не обстоятельства, а наше личное к ним отношение. Так вот оно моё отношение! Я в шоке. Ну да ладно…
Она пришла ко мне под вечер. Женщина, с которой я давеча встречался. Мы с ней в своё время организовали игру под названием ?я женюсь?. Было очень интересно общаться под таким углом зрения и строить на этой почве отношения. Дошло до того, что мы даже устроили свадьбу. Так небольшую, в узком кругу друзей.
Чем же она мне так импонировала? У нас было много общего: книги, музыка и философия. Да и секс. Уж здесь мы предавались любви по незабвенной дзенской методике. Молодость в общем доигрались. Свернув общение в два одиночества, мы расстались. Но на закате лета, умудрились встретиться и не расставаться до утра.
Случилось так, что через месяц мне дали понять о том, что я могу стать папой. Я обомлел. Для меня удар. Детей я конечно люблю, но…
Причём она заявила мне, чтобы я сильно не напрягался. Она хочет родить ребёнка и сама его воспитывать. Может я не осознал это до конца и божественное проявление в виде нового человека ещё не проникло в моё осознание. Но где-то внутри по первому ощущению был не сказано рад и потому не отговаривал и не задавал глупых вопросов. Вопросы пришли потом. Моя реакция её вполне удовлетворила.
- Я просто не могла не поставить тебя в известность.
- Это мудрое с твоей стороны решение – ответил я и добавил, - Я лишь претендую на выбор имени. – ответил и тем самым ограничил в разговоре свои будущие полномочия. И это её устроило. Но что творилось у меня внутри, в душе? Будущее рисовало передо мной самые необычные эпизоды. И я их оставил пока при себе. Кто меня осудит в этом. А на её лице играла музыка удовольствия, она мечтала стать матерью. И я вдруг восстановил в памяти последнюю встречу, отметив, что секс был далеко не скучным. А это немаловажный фактор. В смысле развития потомства. Ребёнок родится полноценным, энергичным и жизнерадостным. Я уверен. И в свете последних событий задумался чуть серьёзней о смысле жизни. Целый вагон с позитивными настроениями и схемами об устройстве новой жизни томился на станции имени меня. Разгрузкой занимался один из тех, кто представляет меня в этом мире. Я дал ему самую тяжёлую работу, чтобы загрузить деятельностью и не отвлекаться на потустороннее. Ловко получалось не всегда, тем более есть на свете вещи, порой необъяснимые и приходящие совершенно независимо от меня.

Меня разбудил сын. Ему уже семь. Он попросил спеть ему колыбельную. Не то, чтобы я обладал голосом Робертино, нет. Однажды, работая в Сибири, слышал песенку, которая ему нравилась. Тогда я ещё своей бывшей жене предложил родить, на что она заявила:
- У тебя же не хрена нет! Какой ребёнок?
- Но ведь люди рожают!
- Рожают обеспеченные! А у тебя как у латыша!
- Не согласен!
- Ты же как ветер! Не тебе надежды, нет! Сегодня здесь, завтра там. Зачем тебе ещё одно чадо?
- Но я же написал колыбельную! Кому я буду её петь?
Моя попытка быть хорошим не удалась. Я по-другому не умею, да и не хочу. Вот она несовместимость. Перипетии семейной жизни ничто, если любишь по-настоящему. Можно говорить сколько угодно, можно выяснять отношения до утра. Тупик от слов таких не нужных приводит к нищенству дорог. Мы обнищали душой, в нас пропал романтизм, в нас умер Соломон и сегодня я ещё много кто. Чтобы вспомнить настоящее, необходимо заглянуть в прошлое. И что мы там наблюдаем? Парение и лёгкость, надрыв от прекрасных встреч и переживаний, надрыв от высокого полёта моего сердца. С вами подобное происходило? Вспомните. Сегодняшние дни порой заморены, как бегущие лошади. Мы забыли что это такое, любовь. Будни придавили, окружающая серость бесконечна, деньги забили все мысли и помыслы, прожиточный минимум с надписью ?так будет всегда?. Нет же, нет и ещё раз нет. Каковы наши земные радости? На что мы их променяли. Теперь подруга называет его половой партнёр. Нет денег – нет любви. Теперь девушки с телефонами как с фаллосами. И гладят его и любят, не отрываясь. По sms-кам сообщения какого угодно содержания. Правильно. При разговоре это их обламывает. Может я сам перестал замечать что-то другое?
Я спел колыбельную почти шёпотом. Ребёнок предложил подышать свежим воздухом и мы вышли на улицу. Затем он захотел показать мне необычный камень. Он сообщил, что камень этот в темноте светится и добавил, что он в лесу. Мы пошли в лес. Где-то возле заброшенного пруда, в гуще растительности квакали свою симфонию лягушки.
- Здесь! – и мальчонка раздвинул передо мной кусты. Я уставился на булыжник, который источал слабый малиновый свет. Он взял его руками и бережно протянул мне. Камень уже пульсировал и мерцал ярче.
- Он не горячий?
- Нет, держи.
Я растерялся, но всё-таки взял. Через меня прошли вибрирующие шоки, создавая некое умиротворённое состояние. Я улыбался не хуже ребёнка.
- Ну как?
- Здорово. Где ты его откопал?
- А я и не откапывал. Это он позвал меня сюда.
- Прямо вот так. Взял и позвал?
- Пап! Камень живой. И вообще всё вокруг живое. Ты прислушайся.
Я чувствовал себя глупо. Наверное, я упустил воспитание сына. Чего тут говорить. Тут подошли к нам две женщины. Одна помоложе, лет тридцати пяти, другая постарше и выглядела старухой времён Куликовской битвы.
- А что вы имеете против битвы при Куликово?
- Я?
- Да, вы. Кстати, добрый вечер.
- Вообще-то уже ночь.
- Это вам так кажется.
- А вы что, мысли читаете?
- Не только.
- И что, вы тоже на камень посмотреть? – перевёл я разговор на другую темы.
- Нет. Это место нашей с вами встречи.
- Всё так загадочно. Я почти заинтригован.
- Молодой человек, оставим эти сантименты для других. У нас мало времени.
- Для чего?
- Вы избранный. Некоторого рода наставления вам не повредят. – и я уронил камень.
- Аккуратней с мингамом, юноша!
- С чем?
- Камень священный.
- Я тоже подумал, что необычный, но чтоб священный.
- Его держал в руках некогда один пророк.
- Не Моисей случайно?
- Шутки в сторону. Они здесь неуместны.
- Где это здесь? Лес как лес.
- Вам кажется, что вы в лесу. Это для впечатления и абстрактности и всё не случайно.
- Вы должны кое-что принять, - сказала молчавшая до этого особа, похожая на Тиа Карера. И затем, обняв меня за шею, что-то прошептала на ухо мне. Пока она это делала, дрожь возобновилась и казалось, будто через ухо проходит тот самый вагон с информацией.
- Я ничегошеньки не понял!
- Потом поймёшь. Рассосётся в тебе знание и проснёшься уже другим.
- Не хочу быть другим, милые!
- Это неизбежно. Отказ – смерть. И не говори, что у тебя нет выбора. Ты же об этом просил и молил, согласись. Я как-то поник и уставился себе под ноги. Там на земле, старуха чертила непонятные знаки какой-то палкой.
- Смотри! Это теперь твоё. Скоро тебе всё станет ясно как божий день. Ты для этого и рождался.
- Кто вы?
- Мы твои помощники! А теперь спой нам свою колыбельную и мы пойдём. Нам уже пора.
Ребёнок сидел на коленях. Женщины приготовились слушать. Я запел.
- За деревьями луна, за луною холода, - и медленно опустился к камню. Я держал его в руках и он давал мне силы. Я чувствовал, как наполняюсь энергией.
Когда я закончил арию избранника, вокруг не было никого. И лес пропал из виду и лягушки больше не квакали и ребёнок отсутствовал.
Зато я сидел на коленях в своей собственной квартире, держа в руках маленький светильник в виде аквариума. Бред какой-то. Куда всё подевалось? Всё было настолько явно, что для сомнений место не оставалось.
- То ли ещё будет!
- Кто это?
- Я это. Про 80% замещения помнишь?
- У, жаба. И тебе не спится!
- Не переживай, тебя я тоже скоро покину.
Мне вдруг стало очень грустно. Слёзы брызнули из глаз и потекли на светильник. Рыбам не хватало соли. Мне не с кем было поделиться. Я подошёл к окну. На меня смотрела луна. Ночь. Удивительное дело.
- Не грусти!
- Тебе легко говорить!
- Если бы ты представлял, сколько я здесь уже томлюсь.
- Что, так жизнь любишь?
- Нет. Меня наказали.
- Расскажи, поделись с другом!
- Этот самый друг меня только что жабой называл, не так ли?
- Это я со зла.
- Я вот тоже со зла… - и замолчал. Я почувствовал неожиданно всю его тоску и невыразимую боль.
- Ты только не реви! А то мне ещё хуже сделаешь. Мы ведь пока одно целое.
- Ну ты это, пока со мной, не стесняйся, говори иногда. – Я проникся теплотой к неизвестному человеку и неким пониманием.
- Я ведь не зря тебя выбрал. Мы в чём-то похожи, хотя я уже давно не человек.
- А кто ты?
- Я дух.
- Слушай, а это дело в лесу как понимать? Я что-то совсем запутался.
- Как угодно, но только не как сон. Это более, чем даже видение!
- Ты смотрел фильм с участием Тома Круза ?Миссия невыполнима??
- Хватит брыкаться и язвить. Тебе же ясно сказали, что это твоё предназначение.
- Иди туда, не знаю куда, возьми то, не знаю что. – продолжил я разговор присказкой.
- Пока примерно так. Потом прозреешь.
- Да, на сегодня уже слишком.
- А колыбельная твоя мне понравилась. Спой ещё, а?
- Концерт по заявкам отменяется, я спать хочу.
- Тогда бай-бай.

Жизнь покатилась своим чередом. Я стал спокоен. С алкоголем было завязано. Трудовые будни заполнили пространство заботами. Для мистики места не оставалось. Я ни с кем не встречался и проводил свободное время в полном одиночестве, читая книги и перелистывая страницы нумерологии и диагностики по пульсу. Иногда я занимался медитацией и пел мантры. На неделю выбирался в Москву, чтобы пополнить свою библиотеку книгами по философии и медицине. Также я набрал много дисков по этнической музыке и с программами осознанных сновидений. Но самое главное, посетил курсы по трансперсональной психологии. Уважаемые психологи из столицы, поработав со мной индивидуально, высказали такое мнение, что холотропное дыхание и подобные приёмы, приводящие к повышенному осознанию, мне не к чему, так как меня и без того колбасит по-чёрному. Я, конечно, немного разочаровался, и оставаться в целостности с самим собой долго бы всё равно не смог бы. Что-то спало ещё во мне, предрекая опасность. Непроходима тоска подтверждала это, говоря на своём языке о том, что я до сих пор не делаю, но что должен сделать. Хотя в общем, поездка удалась. И как-то, сидя в фито-кафе и попивая чай-матэ, пришёл к такому выводу, вернее подтвердил для себя – там, где убавляется, там и прибавляется. Простая формула жизни гарантирует баланс в любом, если человек безупречен. Даже в ожидании чего-либо. И я ждал, не теряя при этом драгоценное время. Было даже, чем гордиться. Мои стихи напечатали уже в трёх номерах журнала ?Самиздат?.
Стихи нравились людям, но для меня они оставались отчасти депрессивными и отдавали вселенским чувством уныния. И в последний день поездки, я решил навестить свою первую любовь. Она жила в Щёлково. Мы не виделись долгих девять лет и это оказалось для неё полным сюрпризом.
По старому адресу я её не нашёл. Она переехала со своей семьёй в новую квартиру, где стоял кодовый замок. Пока я сидел возле подъезда и предавался размышлениям по поводу замка, наступил вечер. Надо же, проехать столько миль и натолкнуться на три неизвестные цифры, разделяющие нашу встречу. Я сидел на скамейке возле её дома и вспоминал нашу молодость. О том, как целовались на последнем ряду в пригородном кинотеатре, совершенно не помня потом, что за фильм демонстрировался в прокате. Вспоминал поездку в Загорск и посещение Лавры. Это было божественно. Потом я уезжал на сборы, откуда в течении полутора месяцев писал ей. Писал каждый вечер, писал стихи любимой и желанной. Писал, находясь на подъёме творческого великолепия. Это лучшее, что может происходить с поэтом. Мир был прекрасен. Где и когда я растерял это чувство? Что случилось с романтиком по прозвищу Букварь? Повзрослел?
Ревность сгубила лучший год моей жизни с ней. Ревность. Пагубное влияние сего затмило моё сознание, вычеркнув светлое и редкое ощущение.
Потом я пошёл отдавать долг Родине. Это ещё два года разлуки и переживаний. Мы переписывались. Я писал по три листа, изливат душу, она чиркала по три строчки. Что же мне ещё не хватало?
В последние три месяца службы я охладел и молчал. Она опять прислала открытку со словами ?Ты меня любишь??. Это я потом понял, что найти единственную женщину в этой жизни сложно, а потерять легко. Тогда и принял я отдельную реальность, где мы счастливы и всегда вместе. Из воплощения в воплощение путешествуем, находя друг друга и любя с первого взгляда. Вот и сейчас мы где-то вместе. Мне становится легче от этой мысли.
Недалеко от её дома находилось маленькое кафе. Разволновавшись, я решил заглянуть на пять минут в заведение под названием ?Вечный зов?. И вот я уже сижу за красным столиком под красным фонарём и пью мартини. Она тоже любит белый мартини. Представляю её лицо, воображение неустойчиво. Алкоголь растопил мой мозг и сердце. Официантка поинтересовалась, всё ли со мной в порядке. Вид у меня наверное был удручающий. Я расплатился по счёту и вышел вон. Лирическое настроение брало верх над моими прошлыми мытарствами. Я упивался воспоминаниями и всё медлил с посещением.
Она открыла дверь и замерла на пороге. Я взял инициативу на себя.
- Ты что, не рада?
Молчание.
- Здравствуй, Галка, друг родной! Романтик ещё жив.
- Вот не думала, что когда-нибудь тебя ещё увижу! Проходи.
Оказалось муж играет в боулинг в Мытищах. И это обстоятельство было принято мной как нельзя кстати. Она усадила меня в большое кресло, а сама забегала по комнате в поиске непонятно чего. Потом кто-то позвонил и она долго разговаривала. Я наблюдал за ней, отмечая, как она сильно изменилась. Уже не было длинных волос. Короткая стрижка ей тоже была к лицу. И той чертовщинки, присущей Галке в молодости, я не заметил. Да, семейная жизнь и быт делают своё дело.
- Ну ты как? Сильный алкоголик?
- Ну, не слабый, а что?
- Тогда ты будешь пить виски, а я мартини. Пойдём на кухню, буду угощать гостя. Как сам-то?
- По-разному. Вот женился тоже, есть сын. – сказал и подумал, что разговор в таком ключе не катит.
- Слушай, я вот стихи всё пишу, да как-то…
- Разучился?
- Нет. Не хватает вдохновения писать, как раньше.
- Я сохранила все твои письма.
- Покажешь? Я вот думаю, неплохо бы их включить в сборник.
И она принялась рыться в шкафу. На свет показалась увесистая пачка с моим почерком.
- Держи!
Я открыл первое попавшееся мне письмо. Отмечу, что только почерк был мне знаком, всё остальное не укладывалось в меня теперешнего.
- Вот это да! Не может быть?
- Что не может быть? Не узнаёшь свои каракули?
- Нет. Стихи странные. Неужели это я писал. Такие лёгкие и складные.
Она выдержала некоторую паузу и забрала всю стопку у меня из рук.
- Ничего у тебя не выйдет. Это моё. Даже не думай.
Потом мы ещё долго беседовали на кухне, не могли наговориться. Она проводила меня до станции. Договорились встретиться на Казанском. Следующий день отъезда ознаменовался свиданием. Она приехала на белом ?Пежо?. Я рад был увидеть ещё раз свою первую любовь. Она по-прежнему была прекрасна. Женщина моей мечты. Прогуливаясь по центру Москвы под руку, я создавал иллюзию в разговоре по поводу моей безмятежной жизни, свои грандиозные планы и мечты. А что я должен был сказать? Не про свой же психоз.
Поезд спешил обратно, стук колёс убаюкивал, я глубоко вздыхал, в наушниках звучала космическая колыбель, заводя мою печаль неизвестно куда.
Любовь. Настоящее. 80% замещения это мизер по отношению к великому чувству. Бесконечному чувству, данного людям. Время вспомнить. И в процентном соотношении моей дурости сыграла когда-то роль ревности. Не оценить в своё время, данное богом сокровище, значит предаться в последствие отчаянию и долгому осмыслению бытия в одиночестве, среди каменных призраков домов и гуляющих по улицам, таких как и я, фантомов.
Недавно я звонил матери по поводу её здоровья. Она кратко изложила мне о том, что нечего беспокоиться не о чем, но… Ей приснился плохой сон.
- Ты это, с электричеством будь осторожен. Ладно?
- В чём дело?
- Предчувствие.
А мне как раз нужно было вешать в квартире два плафона. А то я как монах, при свечах каждый вечер пишу телеги об устройстве жизни. Продавщица, у которой я покупаю свечи уже косо на меня смотрит. Да и деньги появились.
Я пригласил друга, чтобы выбрать освещение и затем приладить его к потолку. Друг откликнулся на призыв, тем более, что каждая наша встреча отмечалась по полной программе со всеми вытекающими и булькающими обстоятельствами.
Одну люстру мы повесили вместе, потом он заторопился куда-то и попросил меня подождать. Уехал. Я остограмился два раза, покурил, послушал музыку и решил до вечера не ждать. Это было моей ошибкой. Я уже оголил два провода и хотел прицепить люстру, когда кто-то в коридоре вдруг неожиданно начал щёлкать выключателями и среди них оказался мой. Всё было мгновенно. Удар, вспышка искр из глаз, меня потрясло и я полетел. Летел, показалось долго. Боли я уже не чувствовал. Парение. Вот что я чувствовал. Потом видно сильно ударился головой и потерял сознание.

Осенний лес был прекрасен. Разноцветные листья, усыпавшие землю, источали аромат. Они шелестели под песню ветра, создавая причудливую симфонию увядающего мира. Багровое солнце склонилось к холмам, придавая окружающей природе матовое освещение и сказочность. Я чувствовал сразу необъятную гамму запахов и звуков. Как будто раньше всё это скрывалось за неким покровом то ли безразличия, то ли отсутствием восприятия. Я ненадолго замер, чтобы прислушаться, всё менялось с невероятной быстротой и где-то было то, что меня дразнило превалирующим и притягивающим качеством. Я побежал дальше. Оказалось, что на ходу не исчезает внимание и сосредоточенность, а наоборот, с порывом ветра я захватывал ещё больше. Где-то справа хрустнула ветка, я отпрыгнул в сторону. В моём фокусе нарисовался лось. Огромный самец держался по ветру и тоже прислушивался. Он тоже заметил меня и ломанулся в чащу леса. Я побежал дальше. На его окраине был родник и я подошёл, чтобы напиться. Надо мной вскружили птицы. Что-то меня насторожило. Я пил воду, оглядываясь по стороне. В гладь воды упали ягоды рябины. Я посмотрел в отражение и волосы встали дыбом. Отражение зарычало на меня волчьим обликом. Я бросился на утёк с этого места. И только тут обратил внимание на то, что бегу я на четырёх лапах и серая шерсть покрывает всё моё тело. Я заскулил. Боже мой, я волк.
Выстрел был прицельный. Всего один выстрел. Меня срубило на повал. Задние лапы бились в судороге, а из шеи фонтаном хлестала кровь. Ноздри широко открывались, выпуская тягучую массу жизни наружу.
- Бинго! – сказал один из охотников, подходя ближе.
- Хороший выстрел, - вторил ему другой.
- Какой же он крупный, Патрик! Этот волк-одиночка больше всех своих сородичей.
- Это не волк.
- Что значит не волк. Мои глаза меня обманывают?
- Нет, Пол. Это простое заблуждение несведущего человека.
- Тогда кто же это?

Казахстан. 1931год. Где-то в районе Шевченко. Психиатрическая клиника. Жара стояла невыносимая. Песчаные окна не позволяли открывать окна и потому младший ассистент Казбек Имранович включил два старых вентилятора в своём кабинете. В помещении закрутился по углам горячий воздух, поднимая пыль.
- Фу, чёрт! Рита! – позвал Казбек молодую медсестру. – Рита!
По коридору послышались быстрые шаги. В дверях показалась вскоре молодая девушка.
- Да, Казбек Имранович, вы звали меня?
- Рита! Прошу тебя, не забывай по утрам делать влажную уборку. Сегодня из района вернётся Кудрет Талгатович, а тут такой беспорядок.
- Сию минуту, а вы будете делать обход?
- Нет, дождусь профессора. И скажи, наш Цезарь ещё не проснулся?
- Спит, как младенец!

Ночной кошмар следовал до самых минут пробуждения. Я ещё долго не открывал глаз, вспоминая все подробности. Шея сильно затекла и подушка была влажной, вокруг царила абсолютная тишина. Я вскочил с кровати и огляделся. Боже мой! Где это я? Моё ложе находилось в комнате 3 на 4 с одним единственным окном, которое закрывала решётка. Всё было белым и стерильным, даже моя пижама. Меня охватила паника. Вот и дверь странная. Огромная, с большим глазком по середине и причем обитая мягким материалом. Подходя к двери я обратил внимание на санузел. Он помещался в левом углу. Ужас. Я попытался стучать, но где там, полная изоляция царила в этой камере. Тут я заметил маленькую чёрную кнопку. Нажал. Потом ещё раз. Тишина. Ничего из моей памяти не подсказывало, как я здесь очутился. Немного погодя подошёл к окну. Это был примерно второй или третий этаж. Внизу располагался сквер со скамейками и маленьким фонтаном. Я был рад, что это планета Земля. Тут послышался щелчок и я обернулся. В глазок смотрели. Я показал язык. Потом зашевелился замок и дверь открылась. На пороге стоял мужчина в белом халате лет тридцати пяти.
- Доброе утро! – сказал человек и уронил на меня изучающий взгляд. Я молчал.
- Как чувствуете себя, молодой человек? – Я заметил в нём некую осторожность. Он держал дверь полуоткрытой.
- Где я?
- Ну наконец-то! Я рад, что вы говорите по-русски. – и он представился:
- Казбек Имранович!
Затем произошла опять заминка. И я на самом деле стал вспоминать.
- Меня зовут Марат.
- Очень приятно, юноша, вновь с вами познакомиться. – и запнулся.
- Вы мне скажете или нет? Где я нахожусь?
- Только не волнуйтесь особо, Марат. Вы в областной психиатрической клинике.
- Я что, псих?
- Однозначно не скажем, конечно, но смею ограничиться пока одним словом. Вы загадка.
- Кто-нибудь объяснит мне, в чём дело? Я ничего не помню.
- Пойдёмте, позавтракаем для начала. Всему своё время. И мы вышли в большой коридор. Навстречу нам попадались люди, вернее субъекты с глазами отсутствующего разума. Одна женщина в пёстром узбекском халате качала на руках ребёнка. Сопровождающий меня Казбек перехватил взгляд и объяснил мне:
- Она ребёнка потеряла когда-то. Младенца. Вот на почве этой трагедии возымело место лёгкое помешательство. Убаюкивает нечто день и ночь, а отберёшь, истерика.
- Дурдом.
- Да. Вы правы.
После приёма пищи меня проводили в кабинет. Я уселся в большое кожаное кресло. Ассистент вышел и оставил меня одного. Я подумал, что сие обстоятельство исключает моё помешательство, так как в помещении было много разных предметов, которые могли стать орудием для чего угодно. Но как я ошибался!
В кабинет вошёл седой мужчина в обычной гражданской одежде. На нём были белые парусиновые брюки и белая рубашка, промокшая от пота. Да и весь он был слегка запыхавшийся.
- Сегодня исключительный день, уважаемый! Кстати, здравствуйте. Меня зовут Кудрет Талгатович!
- С чего вы взяли, что он исключительный? Может, в плане моей полной неизвестности?
- Мне сказали уже, что вас зовут Марат, не так ли?
- Допустим.
- Что ж, не будем спешить, я в полном вашем распоряжении и торопился из соседнего аула, исключительно ради вас. – Он уселся за большим столом, уставленном книгами, тетрадями и печатной машинкой. И, что самое интересное, на стенах его кабинета были водружены портреты вождей умершего времени: Сталина, Ленина и Карла Маркса. Он внимательно следил за всем, что со мной происходит. Я бы сказал даже более…
- Курите? – И он протянул мне ?Герцеговину?
- Давайте.
- Я чувствую, что у вас много вопросов. – сказал профессор из сумасшедшего дома, поднося зажженную спичку.
- С чего начнём? – Я выпустил дым.
- Во-первых, что вы ещё помните о себе?
- Всё.
- Так-так, продолжайте.
- Зовут меня Марат Ибрагимович. Я сын водолаза.
- Ваш отец спускался в морские глубины?
- Да. Причём очень известный человек в Мурманске. – Он сделал какие-то пометки у себя в тетради.
- Сколько вам лет?
- Тридцать один. Вроде бы.
- Судя по вашей неуверенности по некоторым вопросам, могу предположить, что помните вы не всё. Так?
- Скажите, почему я загадка?
- О, вы не просто загадка, вы феномен! И если позволите, я немного расскажу о вас. – Он сделал многозначительную паузу. Пока он собирался с мыслями, я спросил:
- Давно я здесь?
- Скоро будет год, как вы к нам попали. Тогда всё началось. За мою многолетнюю практику такого не то, чтоб не происходило, этого быть не могло! Я ведь ещё при царе батюшке начал свою практику.
- Что? При каком таком царе?
- Ага. Вы в курсе какой сейчас год? Не помните? 1931ый.
Мне стало дурно. Казбек забежал в помещение в это самое время со словами:
- Я ничего не пропустил?
- Садитесь, коллега. – Молвил Кудрет Толгатович. – Хотя, знаете что, налейте-ка нашему гостю стаканчик спиртика, а то ему плохо стало.
Жидкость обожгла горло и провалилась на дно желудка.
- Ну что, легче? Так вот, на дворе тридцатые годы. НЭП понимаете ли. Если не верите, вот газеты. Я уставился в сводку новостей. Моя тревога нарастала с каждой минутой, буквы стали расплываться перед глазами.
- Я понимаю ваше состояние, молодой человек, но всё же отставьте в сторону прессу, потому как я продолжу. Как я уже сказал, это произошло год назад. Климат у нас, знаете, жаркий, Казахстан всё таки, и летом жара под сорок. Километрах в пятидесяти отсюда, в степи один аксакал пас верблюдов на своём жеребце, когда поднялась песчаная буря. Старик укрылся брезентовым плащом и долго боялся смотреть, что происходит вокруг. Стадо верблюдов сомкнулось в тесное кольцо. Инстинкт, знаете. И вот когда улеглось и солнце вернулось на своё место, пастух заметил на горизонте одинокого путника.
- Простите, так мы сейчас в Казахстане?
- Разумеется. На полуострове Менгышлек. Так вот, одинокий скиталец приблизился к месту стоянки и старик, пасший верблюдов бросился наутёк. Скакал до райцентра и загнвал лошадь. Его долго не могли привести в чувство. Бросил стадо и говорил о призраке. Кстати, он сейчас тоже у нас. Вроде поправляется, но пустыня вряд ли его привлекает своей необъятной пустотой теперь.
- Что же он увидел?
- Ах, я увлёкся, Марат.
- А можно ещё спирту? – И Казбек бросился к колбе с прозрачной жидкостью. Видно он хотел услышать, что же было дальше. Он и так, собственно, знал подробности, но…
- Перед пастухом объявился человек грозного вида в средневековых латах. Позолоченный панцирь отливался на солнце и за поясом висел короткий меч. Вы были одеты, как римский легионер. На голове позолоченный шлем с пурпурным оперением, латы с необычной символикой, плащ малинового цвета и на ногах сандалии. У вас была рассечена рука и кровь засохшая на одежде придавала грозный вид. Причём вы закричали на аксакала на неизвестном языке, тыча какой-то депеше, свёрнутой в рулон. Знаете, район у нас отдалённый и театр с цирком такая редкость, что бедный пастух был сильно напуган, что оставил своё стадо. Прибывшая на место гвардия застала древнего воина сидячим на камне. Вы пытались видно фехтовать с одним из красноармейцев, но не тут то было. Вы повалили его на землю, угрожая своим коротким мечом и не обращали внимания на уставленные на вас винтовки. Эти варвары расколошматили ваш бесценный шлем вдребезги и привезли сюда в бессознательном состоянии. Я очумел от вашего вида и одежды. Вы бредили неделю, изводя видавшую виды психушку. Я был в полной растерянности, пока Казбек Имранович не предложил отправить ваше одеяние в центр, а потом в Москву. И что вы думаете? Вещи оказались подлинными и принадлежали временам расцвета Римской Империи.
- Вы что, серьёзно?
- Вполне.
- А какое отношение это имеет ко мне?
- Так это были вы.
- Вы что, смеётесь?
- Никак. У меня свидетелей уйма.
- А можно ещё горячительного?
- Хватит, я и так позволяю вам совершенно запрещённые вещи.
- У меня заходит ум за разум, профессор. Я ведь из 1985го года, а вы мне трёте такие небылицы. Страшно даже подумать и допустить подобное.
- Мужайтесь, молодой человек, это только начало. Самое интересное впереди. – И меня начало трясти мелкой дрожью. Это немыслимо! Такой удар по рассудку. Верить не хотелось. Тут в кабинет зашла женщина. Это была Рита. Медсестра. Она принесла чай и конфеты. Она была необычайно красива и сексуальна. Волнистые волосы были собраны назад и скреплены заколкой. Пахло лавандой. Она поставила поднос на стол и вдруг наклонилась к профессору, что-то шепча на ухо. Я наблюдал её стройные формы, бёдра округлые и длинные ноги в босоножках. Грудь выпячивалась наружу, чуть ли не выпадая из её униформы. Кудрет Талгатович вместе с Казбеком перетянулись через стол, наблюдая мою эрекцию. Пижама дыбилась без всякой застенчивости. Рита густо покраснела и вылетела пулей из кабинета. Я же в этот момент путешествовал по дебрям волнующей фантазии вместе с молодой медсестрой, закрыв глаза в сладкой истоме.
- Эй, Цезарь, очнитесь! – Казбек Имранович тронул меня за плечо.
- Бедняга. Столько времени воздержания, понимаю.
- Как себя чувствуете, Марат?
- Превосходно! – Я плыл и слабо ворочал языком.
- Ну вот! Переборщили!
- Эх, ребята! Знали бы вы, что с вами будет!
- Вы о будущем?
- Несомненно. И его не изменить даже центуриону из кагорты великого полководца.
- Проясните, милейший!
- Война. Чего тут прояснять.
- Какая война? С кем?
- С Германией! – и оба психиатра переглянулись.
- И Сталин, ваш враг народа. В 1953-ем покинет этот бренный мир, похоронив уйму народа.
- Говорите тише, молодой человек!
Но какой там. Я уже спал и видел сны. Беседа оборвалась на самом интересном месте. Очнулся я уже в палате от чувства блаженства и неописуемой мужской радости. Мир погрузился в ночь, а я летал по вершинам своего либидо, срывая шишки или даже ягоды. Спелые необухшие ягоды любви падали ко мне через щель моего спящего сознания, набирая полноту и изводили нефритовый стержень в неимоверной цикличности и горячей ласке. Я чувствовал запах лаванды и не было тени сомнения в том, кто это делал.
- Рита! Милая Рита! – вздыхал я и гладил её волосы.
- Тише, пожалуйста. Нас услышат.
- О, боже. Мне не важно сейчас, кто я и откуда. Я жив прямо здесь и сейчас. Да. Да. Да. И выбросил свой мраморный сок в недра горячего вулкана. Судорога прошла через моё тело три раза. Меня засосало другое пространство в пике невыразимого наслаждения после долгого периода сублимации. Я видел как воин перед походом прощается с гетерой, оставляя её без ласк. Любовь перед боем была исключена. Столб пыли на старой дороге скрывал тех, кто навсегда прощается в этом мире. Битва. Смерть. Пустота.
Когда я вновь очнулся, было уже утро. Меня удивило присутствие множества звуков и запахов. Рядом со мной кто-то громко разговаривал и пахло лекарствами, как в аптеке. Причём голова моя раскалывалась на части и в горле першило. Я с трудом разлепил веки.
- Рита! – позвал я осипшим голосом.
- О! Очнулся. – отозвался всё тот же голос мужчины. Спиной ко мне стояла женщина в синем халате и раздавала лекарства, потом подняла высоко руки и я заметил одноразовый шприц.
- Где я?
- В травматологии, чувак. Тебя током шибануло! Ты чё, не помнишь? – говорил мужской голос, принадлежавший загипсованному типу в наколках.
- Рита – это твоя тёлка? Эй, электрик, блин! – и заржал как лошадь.
- Угомонитесь! Вы. А то я вам сейчас вколю, знаете куда! – И медсестра повернулась ко мне, поправила капельницу и спросила, как я себя чувствую.
- Извините, хреново.
- Это у вас после сотрясения и удара током.
- И давно я здесь?
- Да уже неделю. В коме. Тут к вам родственники приходили. Переживают. Попейте воды. Вечером перевязка.
И тут я обратил внимание на правую руку. Она была перебинтована. На голове тоже была тугая повязка.
- Эй, сделайте ему заземление, а то вас тоже шандарахнет. – не унимался бывший зек.
- А отдельных палат у вас нет?
- Отдыхайте и не волнуйтесь, дядя Коля просто шутит.
- Скажите, а кто меня обнаружил в таком состоянии?
- Ваш друг. Он каждый день тут справляется о вашем здоровье. Вон в тумбочке сигареты, вода и фрукты. Но пока прошу, не курите. И она вышла. Ко мне приковылял дядя Коля и сел на соседнюю койку.
- Не держи зла братан! Мы тут тоже калеки, блин. В аварию попали, знаешь, мама не горюй! Вон кореш мой, так и вовсе попал. 80% ожога. Увезли в столицу в центр. На койке возле двери, в подвешенном состоянии находился ещё один пациент.
- Это Володя. У него ключица и нога. С крыши упал. Икар, блин. Ну ты отдыхай, если что, зови. – и он загремел костылями к выходу.
В голове был полный бардак и хаос. Я облизал пересохшие губы и потянулся к воде. Странно, как будто всё было только вчера. Я помнил абсолютно всё. Профессора, Казбека, Риту и этого несчастного Марата. Но вот как-то удивительно и несовместимо кое-что. Он, этот Марат из 1985го года, я с 2000-го. Как его-то угораздило попасть туда? Одни загадки и никаких ответов. Я погрузился в сон.

Следующее пробуждение ознаменовалось моим полным одиночеством. Головоломка продолжалась. Меня опять звали Марат и на окнах, как в темнице торчали угрожающие решётки, во рту сушняк и голова болела безбожно. Я накинул шлёпки и подошёл к окну. Шёл дождь. В беседке на улице сидел Казбек Имранович и курил. Возле фонтана резвились две облезлые собаки. Я решил обозначить своё присутствие и нажал звонок. Явился сам профессор и открыл дверь.
- Скажите что-нибудь. Вы сейчас кто?
- В смысле?
- А, пардон. Я рад, что вы ещё прежний. Пойдёмте, перекусим, Марат.
И мы проследовали по длинным коридорам психушки в столовую. Умалишенные скользили вдоль стен, как сомнамбулы. Один зацепил меня за рукав и принялся что-то живо говорить.
- Я знаю, где затонул ваш корабль, пойдёмте его искать. Я готов выйти в море сразу после завтрака. У меня даже компас есть. – и показал какую-то дрянь.
- Пойдёмте, милейший. Оставьте великого путешественника. У нас мало времени. – произнёс Кудрет Талгатович и поправил бескозырку своего пациента.
В кабинете всё было по-прежнему. Два вентилятора мирно гудели, перелистывая старые тетради и гоняли пыль туда-сюда. Профессор было хотел кого-то позвать, но потом передумал и обратился ко мне.
- Продолжим экскурс в историю?
- Я не против.
- Это хорошо, что вы ещё прежний, а от знаете, я не такой полиглот, чтобы знать другие языки, причём древние. Повезло и вам и мне. Вам, потому что не забрали специалисты из Москвы, мне, потому что есть возможность спокойно изучать. У меня тут уже два тома накопилось. Ваш случай из ряда вон исключительный.
- А что, из Москвы были люди?
- Да после вашего крестового похода заинтересовались и приехали целой делегацией, но тут вы им дали прикурить. Я даже внутренне рад этому обстоятельству.
- Просветите.
- Ах, да. В общем собрались они наблюдать феномен, даже переводчика привезли, а вы дай да изменись. Мы тут с Казбеком долго вспоминали. Смеху было, знаете. Но тогда… Со мной серьёзно обошлись за это. Кто же знал, объясняю. Уехали, приняв вас за полного психа.
- Вы что-то недоговариваете?
- Короче вы вдруг проснулись японской гейшей. Давай смущаться поначалу, жеманничать. А затем строить всем глазки, говоря при этом абсолютно женским голосом на японском языке. В общем никто ничего не понял, а даже наоборот был зол. Это с вами дня три происходило. Вы разорвали все простыни, смастерили себе кимоно, а затем белилами со стен намазали своё лицо. Вид был у вас нелепый. Я заметил большую грусть в ваших глазах тогда. Порою вы просто никто, впадаете в некий транс, не едите, не пьёте, а просто сидите, раскачиваясь как маятник. Это очень странные периоды. Мы всегда настороже и очень переживаем за вас.
- И что же это значит профессор? Что со мной?
- Есть у меня одно предположение…
Пока он собирался с мыслями, я взял со стола пачку ?Герцеговины? и закурил, устроившись в глубоком кожаном кресле. Были, конечно, ещё позывы спросить про спирт, но я не решился. Я намеревался добиться кое-чего другого. Так, мелочь.
- Так вот, - продолжил он. – Я думаю, что все эти ваши качества, извиняюсь, лица разных эпох, ожившие в вашем сознании относятся лично к вам.
- Обоснуйте, пожалуйста! Как гейша, проститутка, другим словом, может иметь ко мне какое-то отношение?
- Дело в том, что произошло замещение! Я даже сам до сих пор не вполне догадываюсь как. И причина не ясна. Может это даже ошибка… - и он сказал уже шёпотом. – Бога.
- Ну знаете ли. Профессор, вы перегибаете.
- Нисколько. Иначе как объяснить. Я хочу провести небольшой эксперимент и прямо сейчас. Может это что-то прояснит.
- Может спирту! - Выпалил я и закрыл рот рукой, как после непристойного выражения.
- Позвольте, милейший, одну минуту. – и он вместо графина достал небольшое зеркало. Я так понял.
- Прошу вас, поглядите в отражение! – Я последовал его просьбе, не задумываясь о серьёзности эксперимента. Причём, именно в эту минуту решил не говорить о моём нырке в 2000 год. Почему? Не знаю. Что же дальше?
- Это не я, доктор! Это не моё лицо! – Я уже кричал и руки мои затряслись. В кабинет забежала сначала Рита и следом запыхавшийся Казбек.
- Боже мой! Я схожу с ума!
- Вам это не грозит, юноша!
- Это почему?
- Как сказать, вы уже того…
Я выронил зеркало из рук на пол. Оно разбилось на несколько частей. В каждом из них я видел чужое. Всё было чужое. Ужас настиг меня как животное, впившись всеми своими когтями и зубами. Меня стошнило прямо на осколки. Меня трясло и било в конвульсиях. На четвереньках я ползал и уже ревел, стуча об пол кулаками, крича: Нет, нет. Этого не может быть, нет!
Санитары скрутили меня и ангел Рита вколола мне что-то в вену, поаторяя ласковые слова любви и беззастенчивой нежности. Профессор стоял у окна с выпученными глазами и делал ртом движения пойманной рыбы
- Же ву при мсье! Иск уз муя! Же вед и Бурбон. – далее текст уж точно был непереводим. Меня пёрло и несло к берегам Бардо. Я ловил воздух ртом, захлёбываясь слезами.
- О, нет! Только не это! –профессор, эскулап психиатрии боялся потерять меня вовсе. И совершенно не знал, что делать со мной. Я лежал в кресле в виде гусеницы, облачённой в паутину и рыдал. Рита металась как рыба на нересте, готовая сделать какую-то роль и умереть. Казбек суетился с графином спирта. Профессор бледнел и тоже пускал слезу. Слезу сожаления и безвыжодности. Санитары ушли прочь. Вентиляторы сдохли. Электричество было отключено. За окно хлестал дождь и ветер свистел в два пальца. Апофеоз. Эксперимент. Дерьмо, я вам скажу. Лучше бы спирту налили.


***
Складное кресло у берега моря
И ноги в кипучей пене воды
Я снова ушёл, посеяв невзгоды
И сбросил на время тугие бразды.

Прохлада морская кипит, колобродит
Хозяин покой и здесь же он раб.
Как белая чайка, я чую свободу
Я чувствовать море по жизни бы рад.

Глубокое кресло, глубокие мысли
В соседстве с палящим лучом оптимизма
В руках моих книга, раскрыты страницы.
Букет вероятен, но ложь очевидна.


***
Я желаю всласть вкусить сласть
Малиновых твоих губ.
Но что за чёрт, какая страсть
У тебя разболелся зуб.

Я желаю красть, вкусить всласть
С тобою одною боль.
На руках носить, любить страсть
Поперёк неё и вдоль.