Царица остяков. Часть 1 Шаман
По роману А. Иванова "Тобол"
?Забудешь первый закат,
За ним забудешь второй.
Собаки рыбу съедят –
Смешают кости с золой...?
Эпиграф
Певлор и Обь. Тайга. Туманы – как наряды,
Как туфли – зверобой, как серьги – дикий лук.
Так жили остяки. Иного им не надо.
Так жили сотни лет и сотни проживут.
?Не знали мы беды, остячки с остяками:
Селение Певлор блаженно, как патлам.
Из леса создаём сокровища руками,
И нечего совсем отнять у нас врагам.?
?Не долог был покой: пришли на наши земли
Бесчестье и разгром, грабёж и самосуд.
И гласу остяков разбойники не внемли,
И к местным отнеслись, как к худшим из паскуд.?
?Грабители Руси, приспешники злых магов
В деревню ворвались, меня взяв у отца:
– ?Их две сестры, какой судьба в рабы, однако??
– ?Давайте, что левей – не отличить лица?.
?Ахута – наш отец – тонул в потоках горя:
Забрал Торым жену, оставив дочек двух.
Близки, как две волны среди просторов моря,
И замуж их возьмёт лишь дурень и лопух.?
?Расставшийся со мной, Ахута был доволен.
Он хитрым посчитал свой низкий, жалкий ход:
?Осталась мне одна, а от второй – уволен,
И мужа-остяка, единая, найдёт?.
?Как дико, но смешно! Мой жребий был им брошен:
Ушла из дома я, Хомани отделив.
Гость-вор забрал меня – негадан и непрошен.
С разбойниками в путь отправилась в прилив.?
Глаза, как две луны: мерцающи и строги –
Обглоданы мечтой, как кости в барский пир,
И в пряди вплетены потоки древней Оби –
Струятся по плечам, пересекая мир.
?Когда смотрю в глубь рек, мне видится Хомани –
Сестричка, мой близнец, моя вторая суть.
Хынь-Ика, хитрый бог, сказал: ?Одной стать вами,
Двум девочкам пройти одной царицы путь?.
?Хомани тут, со мной: моё второе сердце
И верный зоркий глаз, хранящий мне Певлор.
Пока она не спит, не станет сахар перцем:
Не вторгнется к родным ни головник, ни вор.?
Вдали, где тёмна Обь возводит руки к небу,
В молитве возносясь, вливаясь в Млечный путь,
Строгает день и ночь без сна, воды и хлеба
Старик кедровый сук, нахмурившись чуть-чуть.
Гроза иль снегопад, гнев духов иль цунами –
Старик Оби строгать не бросит длинный прут.
Опилки, в рыб плодясь, плывут в реках под нами,
Играя в солнца жар, у глади вод снуют.
Вода, смеясь, журчит. Сверкают бликом рыбы:
Огромные, как зверь – таёжный злой медведь.
Пусты глаза-шары, лишь остяки смогли бы
В их оке самоцвет несметный разглядеть.
Не сделали ни с кем за сто тысячелетий
Ни капли духи зла, пока строгает рыб,
Плевав на войны, зной и льдом пронзённый ветер
Без устали и сна, насупившись, старик.
?Я русских не боюсь! Бывало, что Ахута
Пошлёт нас к рыбакам — в хозяйстве пособить:
Чинить блесну иль снасть... Не делали мне худо.
Ни русский, ни остяк ни стал бы девку бить.?
?Всего два остяка в разбойной лодке русских:
Хемьюга – проводник в Торыма полутьму
И я, Айкони – мать глуши таёжной, грустной,
Прядущая из трав целительных тесьму.?
?Смешны, кто нас украл! Забавней всех – парнишка,
Что взор в меня вперил, глазами щекоча.
Во взгляде – огоньки, как будто выпил лишку.
Послал мне поцелуй воздушный сгоряча!?
?Как дышится легко, когда танцует ветер,
Из хвои и кедров сварив густой настой!
Прозрачно чистый день – и, как лучина, светел!
И щебет воробьёв слагает ритм простой.?
?Лишь мрачен он один: посол с брегов Патлама –
Хемьюга – наш шаман, и ветру он не рад.?
Он знает: ?Мы уйдём – с Айкони будет драма:
Убьёт в ней чистоту молоденький солдат?.
На берегу садясь, разбойники решают,
Кому из них судьба Айкони охранять.
Солдата, наконец, прокрусты избирают,
И рок судьбы свершён – не сдвинуть время вспять.
В тайге садится ночь. Крупицы звёзд мерцают
На бархате густой небесной пелены.
Трещат мотивы снов и томно в мраке тают
В кострище палки дров – обуглившись, черны.
Костёр прожжёт сукно холодной чёрной ночи,
Настолько он высок, и жарок, и силён.
Как будущий жених Айкони – волка дочи:
Из жёстких почв тайги, как остяки, скроён.
Тоскует свиристель среди объятий сосен,
И любопытный лис прищурился на лес.
Вид старых валунов под лунным светом грозен...
Солдат таится – ждёт, насильник и подлец.
Как русские ушли на капище за златом
С Хемьюгой, что – грешён – покажет татям путь,
Солдат, оставив страх, упал на деву градом,
Поджав её рукой под молодую грудь.
С размаху по лицу – и повалил на брёвна,
Прижав свою ладонь к рябиновым устам.
Как рыба задрожав, забилась и неровно,
Дрожаще взвыла в ночь, в последний миг чиста.
Ворвавшись в тайны тайн, украл тайгу из сердца
И звёзды погасил, как самый худший трус.
Ушла Луна в туман – и никуда не деться!..
Старик Оби продрог, ушёл погреться в кус.
И блеск пропал небес – сменился чёрной тучей,
И звон затих в ночи лесного погремка,
И статный вал Оби сменился грозной кручей...
Пропал узор тайги – пугает лишь слегка.
Царица остяков, хозяйка новолунья,
Сибирских рек сестра и мать певлорских снов,
Лесных богов краса, шаманка и колдунья,
Бесчестьем пала, став наживой для воров.
А там, вдаль от реки, на капище остяцком
Кедровки взмыли вверх — почуяли беду.
Осунулись кедры в отчаянии братском.
И ветер лёг у пня. И понял всё колдун.
Хемьюга – злой, как дух: не смог спасти Айкони,
Хоть знал: они сотрут тайгу из глаз её.
?Пока не отомщу, не станет мне покоя!? —
Запрыгал зайцем лун, заползал вдруг змеёй.
И небо порвалось, как брюхо сбитой дичи –
Пошёл камлать старик, на смерть себя послав.
Разверзлись небеса, и страшным кликом кличат
Горлицы на ветру, как колокол в Стоглав.
Болваны затряслись, задвигались их скулы,
В глазах водоворот – и брови сопряглись,
И, руки оживив, по кругу есаулов
Ладонями камней бесстрастно соплелись.
?Ах, сучий сын! Стреляй!? – камлания Хемьюги
Прервал огнём ружья охотник за чужим.
И в лета месяц вдруг запели злые вьюги,
Оскалившись: волхва забрал в патлам Торым.
Старик-шаман погиб – его душа рассталась
С Певлором и тоской. И Обь на свой изгиб
Взяла её к себе… В потоках искупала
И старику дала, что в ней верстает рыб.
В последний жизни миг Хемьюга оглянулся
И запустил искру до берега Оби.
Бессмертный дар судьбы к израненной вернулся...
01.04.2021 – 17.04.2021
Иллюстрация: ?Устье реки Обь. Ямал?, автор неизвестен.
?Забудешь первый закат,
За ним забудешь второй.
Собаки рыбу съедят –
Смешают кости с золой...?
Эпиграф
Певлор и Обь. Тайга. Туманы – как наряды,
Как туфли – зверобой, как серьги – дикий лук.
Так жили остяки. Иного им не надо.
Так жили сотни лет и сотни проживут.
?Не знали мы беды, остячки с остяками:
Селение Певлор блаженно, как патлам.
Из леса создаём сокровища руками,
И нечего совсем отнять у нас врагам.?
?Не долог был покой: пришли на наши земли
Бесчестье и разгром, грабёж и самосуд.
И гласу остяков разбойники не внемли,
И к местным отнеслись, как к худшим из паскуд.?
?Грабители Руси, приспешники злых магов
В деревню ворвались, меня взяв у отца:
– ?Их две сестры, какой судьба в рабы, однако??
– ?Давайте, что левей – не отличить лица?.
?Ахута – наш отец – тонул в потоках горя:
Забрал Торым жену, оставив дочек двух.
Близки, как две волны среди просторов моря,
И замуж их возьмёт лишь дурень и лопух.?
?Расставшийся со мной, Ахута был доволен.
Он хитрым посчитал свой низкий, жалкий ход:
?Осталась мне одна, а от второй – уволен,
И мужа-остяка, единая, найдёт?.
?Как дико, но смешно! Мой жребий был им брошен:
Ушла из дома я, Хомани отделив.
Гость-вор забрал меня – негадан и непрошен.
С разбойниками в путь отправилась в прилив.?
Глаза, как две луны: мерцающи и строги –
Обглоданы мечтой, как кости в барский пир,
И в пряди вплетены потоки древней Оби –
Струятся по плечам, пересекая мир.
?Когда смотрю в глубь рек, мне видится Хомани –
Сестричка, мой близнец, моя вторая суть.
Хынь-Ика, хитрый бог, сказал: ?Одной стать вами,
Двум девочкам пройти одной царицы путь?.
?Хомани тут, со мной: моё второе сердце
И верный зоркий глаз, хранящий мне Певлор.
Пока она не спит, не станет сахар перцем:
Не вторгнется к родным ни головник, ни вор.?
Вдали, где тёмна Обь возводит руки к небу,
В молитве возносясь, вливаясь в Млечный путь,
Строгает день и ночь без сна, воды и хлеба
Старик кедровый сук, нахмурившись чуть-чуть.
Гроза иль снегопад, гнев духов иль цунами –
Старик Оби строгать не бросит длинный прут.
Опилки, в рыб плодясь, плывут в реках под нами,
Играя в солнца жар, у глади вод снуют.
Вода, смеясь, журчит. Сверкают бликом рыбы:
Огромные, как зверь – таёжный злой медведь.
Пусты глаза-шары, лишь остяки смогли бы
В их оке самоцвет несметный разглядеть.
Не сделали ни с кем за сто тысячелетий
Ни капли духи зла, пока строгает рыб,
Плевав на войны, зной и льдом пронзённый ветер
Без устали и сна, насупившись, старик.
?Я русских не боюсь! Бывало, что Ахута
Пошлёт нас к рыбакам — в хозяйстве пособить:
Чинить блесну иль снасть... Не делали мне худо.
Ни русский, ни остяк ни стал бы девку бить.?
?Всего два остяка в разбойной лодке русских:
Хемьюга – проводник в Торыма полутьму
И я, Айкони – мать глуши таёжной, грустной,
Прядущая из трав целительных тесьму.?
?Смешны, кто нас украл! Забавней всех – парнишка,
Что взор в меня вперил, глазами щекоча.
Во взгляде – огоньки, как будто выпил лишку.
Послал мне поцелуй воздушный сгоряча!?
?Как дышится легко, когда танцует ветер,
Из хвои и кедров сварив густой настой!
Прозрачно чистый день – и, как лучина, светел!
И щебет воробьёв слагает ритм простой.?
?Лишь мрачен он один: посол с брегов Патлама –
Хемьюга – наш шаман, и ветру он не рад.?
Он знает: ?Мы уйдём – с Айкони будет драма:
Убьёт в ней чистоту молоденький солдат?.
На берегу садясь, разбойники решают,
Кому из них судьба Айкони охранять.
Солдата, наконец, прокрусты избирают,
И рок судьбы свершён – не сдвинуть время вспять.
В тайге садится ночь. Крупицы звёзд мерцают
На бархате густой небесной пелены.
Трещат мотивы снов и томно в мраке тают
В кострище палки дров – обуглившись, черны.
Костёр прожжёт сукно холодной чёрной ночи,
Настолько он высок, и жарок, и силён.
Как будущий жених Айкони – волка дочи:
Из жёстких почв тайги, как остяки, скроён.
Тоскует свиристель среди объятий сосен,
И любопытный лис прищурился на лес.
Вид старых валунов под лунным светом грозен...
Солдат таится – ждёт, насильник и подлец.
Как русские ушли на капище за златом
С Хемьюгой, что – грешён – покажет татям путь,
Солдат, оставив страх, упал на деву градом,
Поджав её рукой под молодую грудь.
С размаху по лицу – и повалил на брёвна,
Прижав свою ладонь к рябиновым устам.
Как рыба задрожав, забилась и неровно,
Дрожаще взвыла в ночь, в последний миг чиста.
Ворвавшись в тайны тайн, украл тайгу из сердца
И звёзды погасил, как самый худший трус.
Ушла Луна в туман – и никуда не деться!..
Старик Оби продрог, ушёл погреться в кус.
И блеск пропал небес – сменился чёрной тучей,
И звон затих в ночи лесного погремка,
И статный вал Оби сменился грозной кручей...
Пропал узор тайги – пугает лишь слегка.
Царица остяков, хозяйка новолунья,
Сибирских рек сестра и мать певлорских снов,
Лесных богов краса, шаманка и колдунья,
Бесчестьем пала, став наживой для воров.
А там, вдаль от реки, на капище остяцком
Кедровки взмыли вверх — почуяли беду.
Осунулись кедры в отчаянии братском.
И ветер лёг у пня. И понял всё колдун.
Хемьюга – злой, как дух: не смог спасти Айкони,
Хоть знал: они сотрут тайгу из глаз её.
?Пока не отомщу, не станет мне покоя!? —
Запрыгал зайцем лун, заползал вдруг змеёй.
И небо порвалось, как брюхо сбитой дичи –
Пошёл камлать старик, на смерть себя послав.
Разверзлись небеса, и страшным кликом кличат
Горлицы на ветру, как колокол в Стоглав.
Болваны затряслись, задвигались их скулы,
В глазах водоворот – и брови сопряглись,
И, руки оживив, по кругу есаулов
Ладонями камней бесстрастно соплелись.
?Ах, сучий сын! Стреляй!? – камлания Хемьюги
Прервал огнём ружья охотник за чужим.
И в лета месяц вдруг запели злые вьюги,
Оскалившись: волхва забрал в патлам Торым.
Старик-шаман погиб – его душа рассталась
С Певлором и тоской. И Обь на свой изгиб
Взяла её к себе… В потоках искупала
И старику дала, что в ней верстает рыб.
В последний жизни миг Хемьюга оглянулся
И запустил искру до берега Оби.
Бессмертный дар судьбы к израненной вернулся...
01.04.2021 – 17.04.2021
Иллюстрация: ?Устье реки Обь. Ямал?, автор неизвестен.
Метки:
