Водная гладь
Моя жизнь — недискретный континуум
От рождения и до смерти.
Моя водная гладь гладка,
Все, кто пытаются взмутить её, — черви.
Да, моя жизнь горька,
В ней постыдно мало сладкого.
Я плачу сразу за всё, никаких задатков.
Этот механизм в действии, ему не нужна отладка.
В эпицентре сейсмоса,
Проклятого космосом,
Что был осмыслен логосом,
Я распластаюсь прото-руинами,
Пока не разложусь на неделимое.
Неделями и тысячелетиями
Пролежу, пока не взойдут озимые
И не вспламенятся пролежни.
И тогда наступит лето,
Неприкаянное и жаркое.
И тогда будет раритетом
Любое слово, и служанкою
Чернокожею станет любое значение,
А черчение — астрономией.
Наше ?Я? станет для нас посторонним,
Лишь отзвуком, порочным паронимом.
И когда слёзы станут усладою,
А могилы — асанами,
Когда все полки встанут осадою
У порогов трансцендентального,
И пироги, и рикши, и скутеры
Суетливо встанут парадом,
Проникшись гневливым азартом,
Я выйду из одиночного арьергарда
И скажу: ?Всё было уж сказано,
И сказать мне более нечего.
Нет ничего наивнее вечного
В мире, где даже у стрел наконечники.
В мире, где нет никого бесчеловечнее
Самого человека.
В мире, где человеку нужен волк
И скользкая табуретка.
А ещё новая ветка
Метро в сторону спального склепа?.
Пока я ехал домой, из моей тетради выпала скрепа.
Потеряно слишком много пустых листов.
Опавший и опустошённый, я падаю ниц,
Пальцы алкают шершавости страниц.
Там, в подземелье я жду попутных ветров,
Пытаясь выбрать между болью и смертью наименьшее зло.
Вместе со злом и золой
По ту сторону серости и добра
Я наполняю собой олово струн.
В полноте пустоты играет домра.
И искра сверкает на вершине глиняного обелиска,
Поджигая воздух и полные мертвецами дома.
Их солнце — мрак,
Моя религия — рак и игра.
В тысячи крат быстрее
Бьётся сердце размером с миллиарды карат.
От его стука разбилось зеркало,
В котором я увидел себя и прокричал: ?Брат!?
Я сам себе брат, это я — мой отец.
В этом измерении нет карт,
Здесь нет ни света, ни звука:
Я глухарь и слепец.
Слепив гнездо на земле из подножного корма,
Я шумно лечу в небеса.
Наевшись хвои и ягод,
Упившись ручьями лесов,
Я проникаюсь философией колеса.
Я каюсь, что был слишком горд
И тяжёл: подо мной трещала корма,
И сместились грузила весов.
Небогат мой улов:
Тринадцать хлебов и слеза;
Ненакормленные клювы птенцов.
Я отец сам себе, но пока не отец средь всеобщих отцов.
Как заноза в глазу, как щепка в костре,
Как одновременно открытый и закрытый засов,
Я отдался борьбе,
Но в этой борьбе у меня нет врагов.
Я пришёл к первой паре, но я здесь один.
В коридоре нет даже призраков.
Дал зарок: в следующий раз возьму карабин,
Буду стрелять в себя, даже если не будет признаков
Безумия или депрессии.
Нет разницы, где сдавать сессию:
В коридоре у преподавателя на коленях
Или на кушетке у психотерапевта — это дело везения.
Я вовсе не искал спасения,
Но оно пришло ко мне, незваное, — прозрение.
Смысл жизни — добровольно поглощаемое зелье,
А смысл смерти — лекарство от всех болезней.
Но я не нежен и отвергаю оба нектара.
Пусть будет моим жезлом голодание и добровольная жажда.
Возможно, я не достоин этого дара,
Но я повторю свой тезис дважды:
Я не хочу выбирать между жизнью и смертью!
Мне опостылела ваша демократия
С сальными волосами и нестрижеными ногтями.
И пусть это выглядит как апатия,
Но я постою за дверью, на пороге,
Между двумя посредственными областями,
Не входя ни в области тьмы, ни в области света.
Отказ и лишение я требую считать здесь победой.
— Но что же дальше?.. Это конец?
И это та депеша, которую, пожертвовав жизнью,
Принёс марафонский гонец?
Нельзя было молвить этого раньше?
Что весь твой смысл — эскапизм,
Лишь детский каприз. Что ж, просто в замке запрись,
Поставь в рамке пустое стекло и в серванте китайский сервиз
И смиренно молись на ничто. —
Отказ — лишь вершок.
Не стоит его поднимать на флагшток,
Нельзя трактовать так водную гладь.
Здесь серьёзней намного урок.
Доставай же мешок,
Чтоб схоронить всю уставную кладь.
Подставляй же висок:
Пришло время стрелять.
С жизнью покончено, смерть — пустота.
Здесь нечего нам защищать, сходи же с поста.
Сними себя с осины иль со креста.
Просрочена смерть, как тело твоё,
Теперь твоё тело — блесна.
Время сметёт грусть с лица.
Наступит вскоре весна
И пора ловить на живца.
Мы построим дацан,
Воспоём всё не-сущее,
Воспитаем жрецов, и шаман
Возгласит всегнетущее:
?Отказ значит смертельную жизнь,
Жизнь с тысячей проказ,
Безвозвратный ленд-лиз,
Бескислородный противогаз,
Походный ранец, нагруженный камнями,
Жаркий полдень, продолжающийся ночами и днями,
Полное забвение во имя будущей славы,
Спасём же всё тварное, подожжём травы!?
Он достанет огниво и высечет пламя,
Когда всё выгорит без остатка, он возьмёт руками
Пепел и рассеет его по ветру — сдобрит нивы.
Пеплум окончен, фабулу следует принять на веру.
Я вовсе не первый,
Кто входит в эту реку.
Но я не собираюсь тонуть или переходить её вброд.
Я хочу стать древесной рейкой
И продолжить свой ход
По руслу, отдавшись потоку,
Дойти до устья и раствориться патокой
В круговороте вздорных порогов.
Вне пороков и добродетелей,
Вне погостов и скуделен
Скручусь вихрем в эндшпиле
И отдамся единой идее:
Мир беспределен,
Мы сами заковываем его в вериги
Наук и искусств, культуры и бескультурья,
Философии и религии.
Не читайте книги,
Не разговаривайте на языке,
Не лобызайте лики,
Не стройте замков на песке.
Все они суть этиология
Зарождения грядущего распада.
Всем движет энтелехия,
В основе мироздания лежит монада.
Посему разразимся неистовой канонадой
По храмам-тюрьмам прошлого и настоящего.
Ваши святыни — лишь клоунада,
Шутовство, табакерка, чёртик из ящика.
Отрицание же дуализма — это призма,
Чрез которую проходит свет,
Что ложится на водную гладь.
Это клад, что таился тысячи лет.
Но помни: сперва нужно отдать,
Лишь только лишение раскрепощает.
Забудь слово ?брать?,
Тяжёлая вода никогда не прощает.
Ты должен возобновиться и стать
Одновременно водой и веслом,
Вьюнком, вьющимся вокруг самого себя,
Перпетуум-мобиле и самокатящимся колесом.
Стать отблеском на поверхности,
Сиянием отражённого света,
Бликом, отсветом и ответом
На свой собственный вопрос.
Поклясться самому себе в верности,
Стать вещью в себе и вещью вне себя,
Непреступной твердыней и зданием под снос,
А затем раствориться в вечности
И выпасть осадком на дно.
Став своим палачом,
Не бойся остаться ни с чем,
Ведь отсутствие – форма заполнения пустоты.
И пусть жизнь и смерть суть одно,
Ты сможешь отыскать координаты вне широты и долготы
И вне координат. Просто прими форму воды
И поверни ход времени назад.
Внемли вниманию,
Ведь от глубины до глупости один шаг.
Исключи оценку модальную,
Ведь от глубины до грубости один шах.
Отдайся океаническому чувству
И тогда ты ощутишь соль на устах.
Воля к свободе приравнивается людьми к богохульству.
Я отдаю тебе эту маленькую истину за так.
Я не мессия и не собираюсь вас спасать.
Я пророк, моё дело — прорицать и стенать.
Посему с прискорбием сообщаю: мы существуем,
А это непрощаемый грех.
Я не стращаю, но вскоре нас всех
Будут ждать дегидратация и застенок,
Регрессия и карнавализация,
Рецессии и культура-смех.
Но страшнее всего то, что их знания — блеф,
Фальшборт, раскрашенный акварелью,
Парафиновый муляж хлеба,
Пеньковый канат вместо портупеи.
Я устал от их монополии,
Нежелания принимать иное.
Я не могу этого слышать более
И закрываюсь в себе, как инок.
Я смотрю в свою сердцевину,
Но там нет сердца.
Я смотрю на ундину,
Но я вне её власти.
Я пересёк мириады терций,
Претерпел сотни казней,
Чтобы добыть цветок папоротника
И спеть песню жаворонка.
Я знаю: вы меня не признаёте,
Ведь я не наследовал ваших грехов.
Вы вините меня в каждом налёте
На ваши скрижали ценностей,
Но я выше ваших слов
И выше вашей обсценности:
Мне нет смысла причинять вам зло.
Разве вы не видите? Я не бог,
Не герой и даже не сверхчеловек.
Я пока ещё живой смертный,
Но недолог мой век.
Как стакан мерный,
Я то полон, то пуст.
Как и вы, я в полоне и слышу хруст
Своих костей, сдавленных кандалами.
Я несвободен, если не считать свободой звон цепей.
Я заложный покойник,
Брошенный двухсотым грузом у дверей.
Да, я озаряю собой ложный путь,
Но возможен лишь он один.
Мы всегда успеем отдохнуть,
А сейчас важнее отыскать антимир.
Пора низвергнуть фасад вещей
И сорвать струны со всех лир.
И когда скрежет будет всего сильней,
Мы воспарим выше земли и небес,
Наш путь будет полон возвышенности и пропастей,
Ведь вздымает лестницы вверх только гротеск.
Посему пустимся в дрейф,
Срежем канаты якорей,
Нас ждут дивные синие розы и кристаллы росы,
Нас ждут счастливые слёзы — мы дождёмся весны.
Nek 13. Декабрь 2020 – январь 2021, апрель 2021.
От рождения и до смерти.
Моя водная гладь гладка,
Все, кто пытаются взмутить её, — черви.
Да, моя жизнь горька,
В ней постыдно мало сладкого.
Я плачу сразу за всё, никаких задатков.
Этот механизм в действии, ему не нужна отладка.
В эпицентре сейсмоса,
Проклятого космосом,
Что был осмыслен логосом,
Я распластаюсь прото-руинами,
Пока не разложусь на неделимое.
Неделями и тысячелетиями
Пролежу, пока не взойдут озимые
И не вспламенятся пролежни.
И тогда наступит лето,
Неприкаянное и жаркое.
И тогда будет раритетом
Любое слово, и служанкою
Чернокожею станет любое значение,
А черчение — астрономией.
Наше ?Я? станет для нас посторонним,
Лишь отзвуком, порочным паронимом.
И когда слёзы станут усладою,
А могилы — асанами,
Когда все полки встанут осадою
У порогов трансцендентального,
И пироги, и рикши, и скутеры
Суетливо встанут парадом,
Проникшись гневливым азартом,
Я выйду из одиночного арьергарда
И скажу: ?Всё было уж сказано,
И сказать мне более нечего.
Нет ничего наивнее вечного
В мире, где даже у стрел наконечники.
В мире, где нет никого бесчеловечнее
Самого человека.
В мире, где человеку нужен волк
И скользкая табуретка.
А ещё новая ветка
Метро в сторону спального склепа?.
Пока я ехал домой, из моей тетради выпала скрепа.
Потеряно слишком много пустых листов.
Опавший и опустошённый, я падаю ниц,
Пальцы алкают шершавости страниц.
Там, в подземелье я жду попутных ветров,
Пытаясь выбрать между болью и смертью наименьшее зло.
Вместе со злом и золой
По ту сторону серости и добра
Я наполняю собой олово струн.
В полноте пустоты играет домра.
И искра сверкает на вершине глиняного обелиска,
Поджигая воздух и полные мертвецами дома.
Их солнце — мрак,
Моя религия — рак и игра.
В тысячи крат быстрее
Бьётся сердце размером с миллиарды карат.
От его стука разбилось зеркало,
В котором я увидел себя и прокричал: ?Брат!?
Я сам себе брат, это я — мой отец.
В этом измерении нет карт,
Здесь нет ни света, ни звука:
Я глухарь и слепец.
Слепив гнездо на земле из подножного корма,
Я шумно лечу в небеса.
Наевшись хвои и ягод,
Упившись ручьями лесов,
Я проникаюсь философией колеса.
Я каюсь, что был слишком горд
И тяжёл: подо мной трещала корма,
И сместились грузила весов.
Небогат мой улов:
Тринадцать хлебов и слеза;
Ненакормленные клювы птенцов.
Я отец сам себе, но пока не отец средь всеобщих отцов.
Как заноза в глазу, как щепка в костре,
Как одновременно открытый и закрытый засов,
Я отдался борьбе,
Но в этой борьбе у меня нет врагов.
Я пришёл к первой паре, но я здесь один.
В коридоре нет даже призраков.
Дал зарок: в следующий раз возьму карабин,
Буду стрелять в себя, даже если не будет признаков
Безумия или депрессии.
Нет разницы, где сдавать сессию:
В коридоре у преподавателя на коленях
Или на кушетке у психотерапевта — это дело везения.
Я вовсе не искал спасения,
Но оно пришло ко мне, незваное, — прозрение.
Смысл жизни — добровольно поглощаемое зелье,
А смысл смерти — лекарство от всех болезней.
Но я не нежен и отвергаю оба нектара.
Пусть будет моим жезлом голодание и добровольная жажда.
Возможно, я не достоин этого дара,
Но я повторю свой тезис дважды:
Я не хочу выбирать между жизнью и смертью!
Мне опостылела ваша демократия
С сальными волосами и нестрижеными ногтями.
И пусть это выглядит как апатия,
Но я постою за дверью, на пороге,
Между двумя посредственными областями,
Не входя ни в области тьмы, ни в области света.
Отказ и лишение я требую считать здесь победой.
— Но что же дальше?.. Это конец?
И это та депеша, которую, пожертвовав жизнью,
Принёс марафонский гонец?
Нельзя было молвить этого раньше?
Что весь твой смысл — эскапизм,
Лишь детский каприз. Что ж, просто в замке запрись,
Поставь в рамке пустое стекло и в серванте китайский сервиз
И смиренно молись на ничто. —
Отказ — лишь вершок.
Не стоит его поднимать на флагшток,
Нельзя трактовать так водную гладь.
Здесь серьёзней намного урок.
Доставай же мешок,
Чтоб схоронить всю уставную кладь.
Подставляй же висок:
Пришло время стрелять.
С жизнью покончено, смерть — пустота.
Здесь нечего нам защищать, сходи же с поста.
Сними себя с осины иль со креста.
Просрочена смерть, как тело твоё,
Теперь твоё тело — блесна.
Время сметёт грусть с лица.
Наступит вскоре весна
И пора ловить на живца.
Мы построим дацан,
Воспоём всё не-сущее,
Воспитаем жрецов, и шаман
Возгласит всегнетущее:
?Отказ значит смертельную жизнь,
Жизнь с тысячей проказ,
Безвозвратный ленд-лиз,
Бескислородный противогаз,
Походный ранец, нагруженный камнями,
Жаркий полдень, продолжающийся ночами и днями,
Полное забвение во имя будущей славы,
Спасём же всё тварное, подожжём травы!?
Он достанет огниво и высечет пламя,
Когда всё выгорит без остатка, он возьмёт руками
Пепел и рассеет его по ветру — сдобрит нивы.
Пеплум окончен, фабулу следует принять на веру.
Я вовсе не первый,
Кто входит в эту реку.
Но я не собираюсь тонуть или переходить её вброд.
Я хочу стать древесной рейкой
И продолжить свой ход
По руслу, отдавшись потоку,
Дойти до устья и раствориться патокой
В круговороте вздорных порогов.
Вне пороков и добродетелей,
Вне погостов и скуделен
Скручусь вихрем в эндшпиле
И отдамся единой идее:
Мир беспределен,
Мы сами заковываем его в вериги
Наук и искусств, культуры и бескультурья,
Философии и религии.
Не читайте книги,
Не разговаривайте на языке,
Не лобызайте лики,
Не стройте замков на песке.
Все они суть этиология
Зарождения грядущего распада.
Всем движет энтелехия,
В основе мироздания лежит монада.
Посему разразимся неистовой канонадой
По храмам-тюрьмам прошлого и настоящего.
Ваши святыни — лишь клоунада,
Шутовство, табакерка, чёртик из ящика.
Отрицание же дуализма — это призма,
Чрез которую проходит свет,
Что ложится на водную гладь.
Это клад, что таился тысячи лет.
Но помни: сперва нужно отдать,
Лишь только лишение раскрепощает.
Забудь слово ?брать?,
Тяжёлая вода никогда не прощает.
Ты должен возобновиться и стать
Одновременно водой и веслом,
Вьюнком, вьющимся вокруг самого себя,
Перпетуум-мобиле и самокатящимся колесом.
Стать отблеском на поверхности,
Сиянием отражённого света,
Бликом, отсветом и ответом
На свой собственный вопрос.
Поклясться самому себе в верности,
Стать вещью в себе и вещью вне себя,
Непреступной твердыней и зданием под снос,
А затем раствориться в вечности
И выпасть осадком на дно.
Став своим палачом,
Не бойся остаться ни с чем,
Ведь отсутствие – форма заполнения пустоты.
И пусть жизнь и смерть суть одно,
Ты сможешь отыскать координаты вне широты и долготы
И вне координат. Просто прими форму воды
И поверни ход времени назад.
Внемли вниманию,
Ведь от глубины до глупости один шаг.
Исключи оценку модальную,
Ведь от глубины до грубости один шах.
Отдайся океаническому чувству
И тогда ты ощутишь соль на устах.
Воля к свободе приравнивается людьми к богохульству.
Я отдаю тебе эту маленькую истину за так.
Я не мессия и не собираюсь вас спасать.
Я пророк, моё дело — прорицать и стенать.
Посему с прискорбием сообщаю: мы существуем,
А это непрощаемый грех.
Я не стращаю, но вскоре нас всех
Будут ждать дегидратация и застенок,
Регрессия и карнавализация,
Рецессии и культура-смех.
Но страшнее всего то, что их знания — блеф,
Фальшборт, раскрашенный акварелью,
Парафиновый муляж хлеба,
Пеньковый канат вместо портупеи.
Я устал от их монополии,
Нежелания принимать иное.
Я не могу этого слышать более
И закрываюсь в себе, как инок.
Я смотрю в свою сердцевину,
Но там нет сердца.
Я смотрю на ундину,
Но я вне её власти.
Я пересёк мириады терций,
Претерпел сотни казней,
Чтобы добыть цветок папоротника
И спеть песню жаворонка.
Я знаю: вы меня не признаёте,
Ведь я не наследовал ваших грехов.
Вы вините меня в каждом налёте
На ваши скрижали ценностей,
Но я выше ваших слов
И выше вашей обсценности:
Мне нет смысла причинять вам зло.
Разве вы не видите? Я не бог,
Не герой и даже не сверхчеловек.
Я пока ещё живой смертный,
Но недолог мой век.
Как стакан мерный,
Я то полон, то пуст.
Как и вы, я в полоне и слышу хруст
Своих костей, сдавленных кандалами.
Я несвободен, если не считать свободой звон цепей.
Я заложный покойник,
Брошенный двухсотым грузом у дверей.
Да, я озаряю собой ложный путь,
Но возможен лишь он один.
Мы всегда успеем отдохнуть,
А сейчас важнее отыскать антимир.
Пора низвергнуть фасад вещей
И сорвать струны со всех лир.
И когда скрежет будет всего сильней,
Мы воспарим выше земли и небес,
Наш путь будет полон возвышенности и пропастей,
Ведь вздымает лестницы вверх только гротеск.
Посему пустимся в дрейф,
Срежем канаты якорей,
Нас ждут дивные синие розы и кристаллы росы,
Нас ждут счастливые слёзы — мы дождёмся весны.
Nek 13. Декабрь 2020 – январь 2021, апрель 2021.
Метки:
