Коломбо. Поэма о войне в Сербии. 1996
Сергей Стрельцов.
Коломбо.
Роман.
Старая версия.
Посвящается Моему Деду,
участнику Второй Мировой Войны,
Генералу-Майору Олегу Петровичу Николаеву.
Предисловие
Я написал эту поэму в Пафнутиево-Боровском Монастыре под Москвой. Она мне сначала не понравилась, я ее хотел уничтожить, но она случайно сохранилась в компьютере моего друга Дениса Борисова. Я набирал на нем поэму, чтобы распечатать и разнести в журналы. Там ее не приняли. Я ее выбросил. И хотел забыть. Но потом она нашлась у Дениса, когда уже была готова вторая ее версия.
J'aime Britanicus. Je lui fus destin;e
Racine. Britanicus.II.3 (1)
Thus let me live unseen, unknown,
Thus unlamented let me die,
Steal from the world, and not a stone
Tell where I die.
Pope. Ode on Solitude. (2)
Тихо светится луна
В сумраке тумана-
Молчалива и грустна
Милая Светлана.
Жуковский. Светлана
Песня Вступительная
I
Я жажду Истины; не общая мечта.
Ей грудь взволнована и ум обеспокоен;
Ее символы Мир и Красота,
Ее закон препрост- он произволен.
Она в гоненьи ныне- всюду Суета
Кладет печать, затем я буду воин:
Моей руке давно привычны брани-
Мой Меч- Перо и ужас в чуждом стане.
II
A coup de main* я залетел в него-
Меня заметили и битва развязалась.
Я был ей опьянен, былое озорство
В давно уснувшем сердце пробуждалось.
Я ранен многажды- щит треснул- Ничего!
Сколь даст Господь- сколь мне предназначалось
От сотворенья лет- я продержусь- Потом
На ложе Чести позабудусь сном.
III
Он будет не о вас младые дни,
Он будет не о вас враги и други,
Он будет ни от Сартра или/и
Камю, ни от слащавой и смешной потуги
И суеверий старого Брами,
Которого Ученые Досуги
Торгует жадная до знаний молодежь,
С которой что однако же возьмешь?
IV
В иное время я любил его,
Прилежный в деле ученик Санскрита,
Как я любил еще того-сего,
Что ныне сладостно и вовремя забыто.
Индийский стих, слащавый до того,
Что и в Брами не пробудил пиита,
Теперь мне надоел. К нему остыла кровь
И к Вечности Святой в ней родилась Любовь.
V
Теперь потребна Муза** мне Cвятая!
Ее!- душе желанен приговор.
О нем одном- Благословенье Рая-
В тоске я вспоминаю до сих пор.
Приди! Молю Тебя. Здесь повесть замышляя,
Быть может в окровавленный простор,
Что был отечеством за древностию лет,
Я изолью Свободы Мир и Свет.
VI
О рифмы я люблю таинственную власть!
И уз ее не пренебрег покуда.
Я с ней родился, с нею началась
Во мне Любовь, и Вера- было Чудо-
Такое вспомнит каждый. Но сейчас
Я умолчу его- причин на случай груда,
Венчает рифма шаткий город их:
Рассказ непрост- и трудно лезет в стих.
VII
Блаженный лучше вам расскажет Августин***,
Как юноше являются чредою
Невинность— Нега— Страсть— Забота— Spleen,
Как скромною сперва неопытной мечтою
Он изучает свет, как господин
И света и наук- Как суетою
Он забывается, переменяет даты,
Привычка и порок берут его в солдаты.
VIII
Теперь он муж заслуг- он наш герой-
Не повести, а всей гражданской Славы.
Им движется Прогресс- Разврат- Он сам не свой
От гордости- Но скучные забавы
Ему вменяет век и за собой
Влечет его- Картины величавы
Тут гаснут перед ним- но мутный взор,
Взирая вкруг, заметит ли Позор?
IX
И что Позором называть ему?
Быть может Скромность или Утешенье?
И скучен мир- и Богу самому
Прописывает общество и мненье
Закон и место. Чуткому уму
Здесь иногда случается сомненье.
Для прочих дело сделано- Отлично!-
Тиранство среди нас привычно и прилично.
X
Но в прочих места для себя я не обрел.
Хваленье Небесам! Свободу любит младость.
Увы вам времена и нравы! - тщетный произвол
Я проклял ваш. Мне легче задышалось-
В груди явился праведный глагол.
О Век Языческий! Немногое осталось
Тебе, учтивый к прочим старикам,
Тебя я не люблю и бью и там- и сям.
_______
* "Ударом руки"- или "тактическая вылазка"- французский воен. термин
** Святая Праведная Муза. 16 мая по ст.стилю.
*** Святой Блаженный Августин, Святитель Гиппонский;
автор "Исповеди". 15 июня по ст. стилю.
Заглавная Песня
I
Уже заря летает над холмами,
Уж по водам плывет ее огонь,
Уж первый свет неверными лучами
Пал на земле необщею красой.
Как дань любви проверенной веками
Несет светило негу и покой,
Мир пробуждая и приветствуя неспешно;
И нас, мой добрый друг- читатель мой, конечно.
II
Пора!- пора, приемля слог давно забытый,
Но сладкий нашим образованным умам,
Мне развернуть свой свиток даровитый,
На славу мне- как знать, на утешенье вам;
И Лиры Северной- Старушки Сановитой-
Коснуться Оживляющим Перстам,
Чтоб звук живой и разум совершенный-
Явились вновь средь жаждущей вселенной.
III
Писать иль не писать? Вопрос не в этом мой!
Средь множество путей к высокой Славе
Я выбрал этот с легкою душой;
На ней дух мужества соседствует забаве.
На ней возможно резвою строкой
Оставить памятник скромней и величаве,
Чем то, что в меру щедрости своей
Мы назовем- Литературой Наших Дней.
IV
По-русски я пишу. Хоть это странно мне-
Писать на языке такой державы,
Где Церкви чести нет, где Старине
Главы не клонят, где Благие Нравы-
Рассудок- Мир Граждан- лежат в безумном сне.
Их слух погиб. И зрит мой смысл здравый:
Английский стал Латынь Объединенных Наций
Milton- Вергилий наш, Lord Byron- наш Гораций;
V
Там Pope- наш Ювенал, John Moore- Назон,
Петрония Арбитра выбрать не проблема,
За тем достанет из любых времен
Персон с десяток, но другая тема
Меня волнует больше- ею удручен-
Глава склонилась- О! Благое Небо!-
Где ныне в Англии блаженство прежних дней?
Ответа нет- и сердцу все грустней.
VI
Но- Нет! Не Оссиановой манеры
Желать не стану я. О, Древностный мудрец!-
Сокровищ сладостных возвышенные перлы
Яви в мой стих, чтоб стал он наконец
Ясней и краше, и оружием Веры
Да нарядит его Небесный Наш Отец,
Чтоб рифмы сами сдалися без боя,
Увидев вдруг его Оружье Всеблагое.
VII
Здесь Мой Герой- здесь Тайна Дум Моих-
Сей Отпрыск Рода Ценного Преданьем,
Сей Цвет Судьбы и Радостей Живых,
Что станет сердцу моему исповеданьем
В делах минувших, лучших, дорогих.
Уж скоро их пора затмится увяданьем.
Тогда сии листы поэзии унылой
Сложи, читатель, над ее могилой.
VIII
В его чертах дышал фамильный дух.
Быть может в живописных каталогах
Встречали вы гвардейца или двух;
В надменных позах, в расписных чертогах,
Иль красных девушек, иль завитых старух
За спицами, в священных их берлогах.
О среди них, вне всякого сомненья,
Вам обретался корень поколенья.
IX
Герой мой рода N.- чтоб много не писать
Я сократил фамилию так круто-
Таких повсюду можем отыскать.
Они везде! Дворянство почему-то
Их сердца не устало развлекать.
Дворянство без двора- Неведомое чудо!
История у нас, что больше любит-
То чаще бьет- и пагубнее губит.
X
Noblesse vous oblige? (3) К чему такие муки!
Но полно, полно ждет меня сюжет-
Им помыкать в ущерб эпической науке
Мне не к лицу- я правильный поэт.
Закон письма- оружье против скуки,
Хоть варварский его не любит свет,
Но с ним я буду петь, послушный долгу:
О многом по чуть-чуть и ни о чем подолгу.
XII
Но к юноше- он в честь Коломбо назван, (4)
О ком в Британской Православной Старине
Есть много милого, и в веке одичалом
Он подошел и полюбился мне:
То был монах, любимый Оссианом,
Не за благословения одне,
Но за риторику высокой школы,
Обширный ум и чистые глаголы.
XIII
Итак к герою! Что же мой герой?
Британский гражданин, but Russian all, (5)
Он здесь явился нежною порой;
В хорошем месте он едва прошел
Курс авиаторов- но к службе войсковой
В Содружестве охоты не обрел.
Зачем? Об этом расскажу я скоро,
То новый символ русского позора;
XIV
То новый из святой истории урок,
То Сербия- где Мужеству последний
Ссудило праведное Небо уголок-
Где прах веков- сокровище наследий-
Впитался в кровь Ее и тем Ее обрек
К венцам победным; но в дыму трагедий
Их судьбы ныне поднимают на чело
Твое о Сербия!- но как оно светло!
XV
Читаю я на нем знамения времен
Уже не дальних, но уже последних,
Когда в кругу языческих племен
Вся Церковь будет фронт один передний;
И место то, где не проляжет он-
Да не пройдет в тебе, читателю мой бедный,
Чтобы ценой пороков и заслуг
Ты не купил для сердца вечных мук.
XVI
Кто испугался может дальше не читать.
Хоть здесь не для 'омилии(6) церковной
Я сел за стол и принялся писать
Сей плод досужный, сей роман любовный.
Он при дверях, он просится в тетрадь;
И отступлений выпад многословный
Он терпит кое-как, вот вздрогнуло перо
И в новый стих за ним переползло.
XVII
Увы умом тебя, Россия, не понять!-
О здесь мы можем Тютчеву поверить-
И там, где меч боишься ты поднять
Поднимет тот, о ком спешу заверить,
Не станет стыдно тем, кто сел читать,
Чтобы уж тем, хотя бы стыд развеять
За тех, о ком писать я не хочу-
Им казнь презрения молчаньем я плачу.
XVIII
Коломбо в Сербии!- вот выбор наших дней-
Пресытив скукой, чтеньем и движеньем
По белу свету в поводе страстей-
Он в строй вступил за новым приключеньем.
И сдав экзамен- был он без затей-
'Су Двацать-Семь' с забвенным наслажденьем
На Боснию холодною рукою
Он уводил- и многих за собою.
XIX
Мгновенье длиться схватка в небесах.
Ракеты чуткие- переменив друг друга-
Блистают здесь и там. В дурных глазах
Пилоты зрят погибель. Огнь и вьюга
Меж ними носятся. Благоговейный страх
Объемлет землю. Верный друг испуга-
Прилежный селянин вымаливает мир,
Направив взор в воинственный эфир.
XXI
Но скроется летучее железо,
И что останется ему во след?
Одною нежною зарей над чащей леса
Раскрылся парашют, вершитель бед,
Как дух безвольный, как смешной повеса,
Все вниз и вниз далече он летел.
Под ним качался черный, словно бомба.
Сей друг тоски моей, сей радостный Коломбо.
XXII
Земля! Земля! О нет- он не кричал.
Но всем ветрам вокруг сопротивлялся,
Но в Боснию далечь его загнал
Веселый ветер. Вечер занимался,
Давно Коломбо странствовать устал.
И Провиденью, как не упирался,
Он приземлился в вражеском полку
В тоске и с парашютом на боку.
XXIII
Плен! он в плену. Игрушка мусульман.
Мишень для их пинков, затрещин и насмешек.
В их речи грубой был перемешан
Славянский и турецкий тон издержек,
То, что жаргоном называют нам
Мужи науки; но они- орешек,
Их- там, где вкусишь зубы переломишь,
Ни йоты не поймешь и жизнь угробишь.
XXIV
Но многие собратья по несчастью
Его судьбу завидной назовут.
На третий день он распрощался с частью,
Глаза завязаны. Куда его ведут?
Проснись, Европа! благородной страстью
Зажги свой разум, он потребен тут.
Как снизойдя с классических картинок,
Пред ним предстал- О Боже!- рабский рынок!
XXV
Вокруг все полно пленных Христиан:
Солдаты- девы- старики- да дети.
Повсюду шум. Пестреет пышный стан.
Вот покупатели- 'Вам эти- или эти?
Младенцев для мужей? Наложниц в Пакистан?
Ах этого? Вперед не пожалейте,
Что поскупились и купили мало-
Ура войне!- она их бед начало.'
XXVI
Свершился страшный торг- Коломбо куплен. Кем?
То некий муж Востока. Мраморным челом
Он возвышался над толпой. Сиятельным огнем
Чела и взора все ничтожил он.
'Ты, будешь раб.' Сказал герою он.
'Я— шейх Джаффар отныне твой патрон.
'И главное, что должен ты понять-
Рабу и слышать- значить исполнять?'
XXVII
Здесь нужно слова два сказать о господах:
На лоне счастливом далеких Эмиратов
Взрастил на горе Христиан Аллах
Сего Джаффара; он же вот каких талантов:
От юности втайне в учениках
Побыв у колдуна- не самых строгих нравов-
Он вырос- к тайнам мира приобщен,
Самолюбив, жесток и развращен.
XXVIII
С недавних пор он житель этих мест.
Его науки любы Мусульманам-
И замок- и сады- и пастбища окрест
Все отдано ему и с радостью и даром.
Зачем? О тайна страшная здесь есть.
Ее открою: Чтоб над рабственным товаром,
Отвергшемся от веры Христианской,
Свершить злодейство всей науки Басурманской.
XXIX
Вокруг дворца прикованы цепями
Его рабы. Им есть один закон:
Отрекшийся Христа безумными устами
Получит плов и будет разрешен
От уз. Но клятвой- порожденною веками
Слепой вражды- он будет заклеймен;
Джаффар почтет над ним три места из писаний
И станет раб- лишь тень его желаний.
XXX
Он с той поры, послушен всем мечтам,
И прихотям всесильного владыки.
Зачем?- я полагаю интересен вам
Весь этот ужас мерзостный и дикий-
Сих нечестивых по ночным горам
Отправят в Сербию. Десант сей невеликий
Там дхнет насилием кровавым вкруг,
Родное племя приводя в испуг.
XXXI
Коломбо был прикован у ручья,
К нему Фатьма по воду утром приходила.
Брала кувшин, но, словно, не своя,
Но, словно, в ней жила чужая сила,
Она молчала все и, очи потупя,
Брела к вратам и в замок уходила.
Но издали, напрягши взор и слух,
За ней следил приставленный евнух.
XXXIII
Она- она, сестрица младшая Джаффара.
Младой красой в неволе ей блистать
Дано судьбой. Но нет во взгляде жара,
Неловок шаг и на челе печать
Тоски и муки. Ум объяла чара,
В ней руку брата можно нам узнать;
Стяжаний родовых не хочет он делить
И губит то, чему так нужно жить.
XXXIII
Не раз, не раз- встречаясь с нею взглядом-
Коломбо жребий свой позабывал.
Как тень мечты- она случалась рядом,
Чтоб скрыться вновь. О так прибрежный вал
Валится в скалы, отступает задом
И валит вновь. Вот камень затрещал-
И скалы сломлены волною терпеливой,
Как сердце молодца соседкой молчаливой.
XXXIV
Так протекали первые три дня.
Уж вечер третьего. На выкрик отдаленный
Коломбо зрит: встал- узами гремя-
Печальный серб- сединой убеленный.
Главой кивает. После- меж двумя
В халатах- от цепей освобожденный-
Бредет в лучах печального заката
На замок под прицелом автомата.
XXXV
Я думаю печаль героя моего
Известна Вам- кто б ни был мой читатель-
Но что о ней? Резон для ничего-
Почти любой из нас хоть в чем-то, но предатель.
Судить других мы любим, но сего
Отступника не осудил писатель,
Что б послужить возвышенным примером
Иным горячим нашим правоверам.
XXXVI
Коломбо плакал о его судьбе.
В его слезах свет лунный отражался.
Ужасный день. Он вспомнил о себе-
Что жизнь его? Он больше разрыдался.
Вокруг все тихо- как в печальном сне.
Покой и мир в душе его поднялся.
Слова из сердца с шумом полились,
Уста раскрылись, очи разожглись.
XXXVII
'Молю Тебя, Отец- живущий в Небесах,
Да свет Твой излиет Твое благое имя;
Да придет царствие едино на века;
Да волей праведной меня Ты не покинешь-
На Небе и земли; и хлеб насущный дашь;
И буди милостив ко мне- как я с другими;
От искушений изыми огня;
И от лукавого избави Ты меня.'
XXXVIII
Иссякли силы вскоре- он уснул.
О, снов не видят сердцем изможденным.
Заря покрыла землю. Ветр задул
В курчавый бок тумана. Удивленным
Очнувшись оком видит девы красоту
Коломбо. Он- подпав страстям мгновенным-
Весь вспыхнул- в сердце смута и пожар.
И дева нежная избавилась от чар.
XXXIX
От чар одних. Но чары есть иные.
Но этот плен, он был ей незнаком.
Лишь чувства тихие и радости простые
Фатьме известны раньше были. В нем
Открылись ей безвестные стихии.
Замедлил взор, лицо горит огнем:
'О кто бы ни был чужестранец ты,'
Речет она, 'возьми моей воды.'
XXXX
Арабских слов понять не смог бы он.
Но хладной влагой переполненный кувшин
В его руках. Вот им он осушен.
'О кто бы ни был твой- о дева- господин-
Те дни, которыми мой век теперь продлен
Они твои. Я не мусульманин.
И за судьбу несчастную твою
Я Бога- как сумею- умолю.'
XXXXI
Он с нею по-Английски говорил.
Ей эта речь была не много, но знакома.
Ей детство вспомнилось- отец ее учил
Чужим словам, но это было дома,
Под небом Азии, где всяк боготворил
Ее досуг, куда душа влекома.
Но все вотще. Минувшее лишь тень.
И этот день сменяет новый день.
XXXXIII
Она опять пред ним; таинственный мешок
Упал из- под полы. Над ним Фатьма склонилась:
'Когда настанет ночь- Беги! Твой путь далек.
О знай я буду рядом- я решилась!
Здесь автомат и пилы. Злой урок
Мне поднесла судьба- но сдаться ей на милость
Я не хочу. Я верю, что огня
Еще достаточно для жизни у меня.'
XXXXIII
О девы- кто учил Вас молвить речи?
От скуки пробужден Коломбо мой,
Он молвит ей: 'Когда настанет вечер,
Будь рядом, милая- и с первою звездой
Свою погибель иль свободу встретим
Мы оба. И да будет Бог с тобой!'
Фатьма Коломбо тихо улыбнулась:
'Да будет Бог с тобой!'- и прочь она качнулась.
XXXXIV
Вот смутный месяц стал звездою водянистой.
Уж нет оков- свободною душою
Герой мой воздохнул. Вот в дали мглистой
Фатьму он видит. Тихою стопою
Из врат она идет. И радостный и чистый-
Сияет лик ее- скрываясь между мглою.
И, наклонившись юноше на плечи,
Уж шепчет дева ласковые речи.
XXXXV
Едва ступив за тайную ограду
Они попали в дикие кусты.
За ними был подъем на автостраду.
Они на ней. Но вот из темноты
Явился свет и быстро как в засаду-
Коломбо падает - напрасные мечты!
И в мертвом свете ярко-желтых фар
Пред ними стал властительный Джаффар.
XXXXVI
Что медлить? Магазин благословив.
Тут выстрелил Коломбо и удача
Ему явилась- он теперь счастлив.
Но дева- ты? Она склонилась, плача,
И, очи брату бережно закрыв,
Упала в jeep. Глаза от девы пряча,
Коломбо сел за руль. Мотор взревел.
Jeep тронулся и птицей полетел.
XXXXVII
Им удалось безбедно кое-как.
Проникнуть сквозь Австрийскую границу.
Постранствовав по свету натощак
Они решились вскоре пожениться.
И чтоб законом освятился брак
Коломбо упросил ее крестится.
Она сдалась, чтоб угодить ему.
В крещеньи нарекли Светланою Фатьму.
XXXXVIII
Она была ему хорошею женой;
Немного d;sir;e и несколько d;vote.
И вскоре, вскоре никакой другой
Коломбо жизни пожелать и в ум не шло.
Так год прошел, за ним уже другой
Был в половину. Нежною весной,
Подумав вовремя о очаге своем,
Под Матушкой-Москвой они купили дом.
XXXXIX
Уже был в силе май. Я был у них в гостях-
Они соседи мне. С беременной Светланой
Втроем мы пили чай, речь шла о пустяках,
Коломбо вышел вон за влагою багряной-
Он вина содержал в подвале в стеллажах-
По образу Британии желанной,
О Ней он часто с грустью вспоминал,
И на ночь 'Moscow Times' жене читал.
XXXXX
Достав бутылку, он в качели сел
Под окнами, чтоб все нам видно было.
Настала ночь. И нежный ветр шумел
Вокруг него. Я знаю, что любила
Его жена еще за то, как пел
Коломбо. Моя память сохранила
Немного строк- от пения его;
Немного строк- и больше ничего.
Песня Коломбо
I
Люби меня, еще едва ли
Удастся в жизни нам любить;
Враги хотели нас- убить,
Но слишком долго убивали.
II
Из души моей изъян
Орган страсти и упрека;
Был от дома я далеко,
Но лишь дома был желан.
III
Теплый ветер мимошед
Отозвался похвалою:
'Полно, милый! Что с тобою?
Ты оставил добрый след.'
XXXXXI
Вдруг что-то хлопнуло в неясной тьме-
Коломбо быстро набок повалился.
Я видел кровь на нем, что оставалось мне?-
Я выстрелил мой пистолет случился
Тогда со мной. Чу! У ворот к стене
Упала тень. Я к ней заторопился.
Светлана издали его узнала вдруг-
То был ее наставник и евнух.
XXXXXIII
Послушный давнему хозяйскому заклятью.
Он выследил сбежавшую чету.
Став жертвой своему несчастью,
Навек теперь оставил суету.
Его душа- что в ней? Не так ли страстью
Одержаны- за страшную черту
Спешим и мы иль только что спешили;
И Судьбы нас на миг остановили.
XXXXXIII
Но ты- Герой, которого люблю-
Чью тень теперь пером благословляю-
Ужель душа твоя сегодня не в раю?
О если так- то очень близко к раю.
Но как бы ни было- теперь печаль свою
В другое русло с миром направляю.
Вот на прощание немного слов о той,
Что стих мой вялый озаряла красотой.
XXXXXIV
Куда ж теперь идет моя Светлана?-
Печаль и плачь в ней не убили плод-
Есть женский монастырь далечь в брегах тумана
В нем некий мальчик маленький растет.
С ним рядом мать. И здесь конец романа.
Благословен, кто весь его прочтет.
Как лебедь мраморный- склонив чело на грудь-
Классический мой стих желает отдохнуть.
________________
(1)Я люблю Британика! Я ему суждена
Расин. Британик
(2)Дай мне жить невидимым, неузнанным;
Неоплаканным дай мне умереть,
Сокрытым от мира, чтобы ни один камень
Не сказал, где я лежу.
Поуп. Ода на одиночество.
(3)"Так Вас обязывает благородство?"(фр.)
(4)Святой Коломб Ирландский; 8 ноября.
см. Petite Larousse illustree.1976
(5)Но Русский весь. (англ.)
(6)"Омилия" или "гомилии"- это отгреческое славянское название церковной проповеди- однокоренные этому слова встречаются и в современных европейских языках и в российской церковной литературе.
Коломбо.
Роман.
Старая версия.
Посвящается Моему Деду,
участнику Второй Мировой Войны,
Генералу-Майору Олегу Петровичу Николаеву.
Предисловие
Я написал эту поэму в Пафнутиево-Боровском Монастыре под Москвой. Она мне сначала не понравилась, я ее хотел уничтожить, но она случайно сохранилась в компьютере моего друга Дениса Борисова. Я набирал на нем поэму, чтобы распечатать и разнести в журналы. Там ее не приняли. Я ее выбросил. И хотел забыть. Но потом она нашлась у Дениса, когда уже была готова вторая ее версия.
J'aime Britanicus. Je lui fus destin;e
Racine. Britanicus.II.3 (1)
Thus let me live unseen, unknown,
Thus unlamented let me die,
Steal from the world, and not a stone
Tell where I die.
Pope. Ode on Solitude. (2)
Тихо светится луна
В сумраке тумана-
Молчалива и грустна
Милая Светлана.
Жуковский. Светлана
Песня Вступительная
I
Я жажду Истины; не общая мечта.
Ей грудь взволнована и ум обеспокоен;
Ее символы Мир и Красота,
Ее закон препрост- он произволен.
Она в гоненьи ныне- всюду Суета
Кладет печать, затем я буду воин:
Моей руке давно привычны брани-
Мой Меч- Перо и ужас в чуждом стане.
II
A coup de main* я залетел в него-
Меня заметили и битва развязалась.
Я был ей опьянен, былое озорство
В давно уснувшем сердце пробуждалось.
Я ранен многажды- щит треснул- Ничего!
Сколь даст Господь- сколь мне предназначалось
От сотворенья лет- я продержусь- Потом
На ложе Чести позабудусь сном.
III
Он будет не о вас младые дни,
Он будет не о вас враги и други,
Он будет ни от Сартра или/и
Камю, ни от слащавой и смешной потуги
И суеверий старого Брами,
Которого Ученые Досуги
Торгует жадная до знаний молодежь,
С которой что однако же возьмешь?
IV
В иное время я любил его,
Прилежный в деле ученик Санскрита,
Как я любил еще того-сего,
Что ныне сладостно и вовремя забыто.
Индийский стих, слащавый до того,
Что и в Брами не пробудил пиита,
Теперь мне надоел. К нему остыла кровь
И к Вечности Святой в ней родилась Любовь.
V
Теперь потребна Муза** мне Cвятая!
Ее!- душе желанен приговор.
О нем одном- Благословенье Рая-
В тоске я вспоминаю до сих пор.
Приди! Молю Тебя. Здесь повесть замышляя,
Быть может в окровавленный простор,
Что был отечеством за древностию лет,
Я изолью Свободы Мир и Свет.
VI
О рифмы я люблю таинственную власть!
И уз ее не пренебрег покуда.
Я с ней родился, с нею началась
Во мне Любовь, и Вера- было Чудо-
Такое вспомнит каждый. Но сейчас
Я умолчу его- причин на случай груда,
Венчает рифма шаткий город их:
Рассказ непрост- и трудно лезет в стих.
VII
Блаженный лучше вам расскажет Августин***,
Как юноше являются чредою
Невинность— Нега— Страсть— Забота— Spleen,
Как скромною сперва неопытной мечтою
Он изучает свет, как господин
И света и наук- Как суетою
Он забывается, переменяет даты,
Привычка и порок берут его в солдаты.
VIII
Теперь он муж заслуг- он наш герой-
Не повести, а всей гражданской Славы.
Им движется Прогресс- Разврат- Он сам не свой
От гордости- Но скучные забавы
Ему вменяет век и за собой
Влечет его- Картины величавы
Тут гаснут перед ним- но мутный взор,
Взирая вкруг, заметит ли Позор?
IX
И что Позором называть ему?
Быть может Скромность или Утешенье?
И скучен мир- и Богу самому
Прописывает общество и мненье
Закон и место. Чуткому уму
Здесь иногда случается сомненье.
Для прочих дело сделано- Отлично!-
Тиранство среди нас привычно и прилично.
X
Но в прочих места для себя я не обрел.
Хваленье Небесам! Свободу любит младость.
Увы вам времена и нравы! - тщетный произвол
Я проклял ваш. Мне легче задышалось-
В груди явился праведный глагол.
О Век Языческий! Немногое осталось
Тебе, учтивый к прочим старикам,
Тебя я не люблю и бью и там- и сям.
_______
* "Ударом руки"- или "тактическая вылазка"- французский воен. термин
** Святая Праведная Муза. 16 мая по ст.стилю.
*** Святой Блаженный Августин, Святитель Гиппонский;
автор "Исповеди". 15 июня по ст. стилю.
Заглавная Песня
I
Уже заря летает над холмами,
Уж по водам плывет ее огонь,
Уж первый свет неверными лучами
Пал на земле необщею красой.
Как дань любви проверенной веками
Несет светило негу и покой,
Мир пробуждая и приветствуя неспешно;
И нас, мой добрый друг- читатель мой, конечно.
II
Пора!- пора, приемля слог давно забытый,
Но сладкий нашим образованным умам,
Мне развернуть свой свиток даровитый,
На славу мне- как знать, на утешенье вам;
И Лиры Северной- Старушки Сановитой-
Коснуться Оживляющим Перстам,
Чтоб звук живой и разум совершенный-
Явились вновь средь жаждущей вселенной.
III
Писать иль не писать? Вопрос не в этом мой!
Средь множество путей к высокой Славе
Я выбрал этот с легкою душой;
На ней дух мужества соседствует забаве.
На ней возможно резвою строкой
Оставить памятник скромней и величаве,
Чем то, что в меру щедрости своей
Мы назовем- Литературой Наших Дней.
IV
По-русски я пишу. Хоть это странно мне-
Писать на языке такой державы,
Где Церкви чести нет, где Старине
Главы не клонят, где Благие Нравы-
Рассудок- Мир Граждан- лежат в безумном сне.
Их слух погиб. И зрит мой смысл здравый:
Английский стал Латынь Объединенных Наций
Milton- Вергилий наш, Lord Byron- наш Гораций;
V
Там Pope- наш Ювенал, John Moore- Назон,
Петрония Арбитра выбрать не проблема,
За тем достанет из любых времен
Персон с десяток, но другая тема
Меня волнует больше- ею удручен-
Глава склонилась- О! Благое Небо!-
Где ныне в Англии блаженство прежних дней?
Ответа нет- и сердцу все грустней.
VI
Но- Нет! Не Оссиановой манеры
Желать не стану я. О, Древностный мудрец!-
Сокровищ сладостных возвышенные перлы
Яви в мой стих, чтоб стал он наконец
Ясней и краше, и оружием Веры
Да нарядит его Небесный Наш Отец,
Чтоб рифмы сами сдалися без боя,
Увидев вдруг его Оружье Всеблагое.
VII
Здесь Мой Герой- здесь Тайна Дум Моих-
Сей Отпрыск Рода Ценного Преданьем,
Сей Цвет Судьбы и Радостей Живых,
Что станет сердцу моему исповеданьем
В делах минувших, лучших, дорогих.
Уж скоро их пора затмится увяданьем.
Тогда сии листы поэзии унылой
Сложи, читатель, над ее могилой.
VIII
В его чертах дышал фамильный дух.
Быть может в живописных каталогах
Встречали вы гвардейца или двух;
В надменных позах, в расписных чертогах,
Иль красных девушек, иль завитых старух
За спицами, в священных их берлогах.
О среди них, вне всякого сомненья,
Вам обретался корень поколенья.
IX
Герой мой рода N.- чтоб много не писать
Я сократил фамилию так круто-
Таких повсюду можем отыскать.
Они везде! Дворянство почему-то
Их сердца не устало развлекать.
Дворянство без двора- Неведомое чудо!
История у нас, что больше любит-
То чаще бьет- и пагубнее губит.
X
Noblesse vous oblige? (3) К чему такие муки!
Но полно, полно ждет меня сюжет-
Им помыкать в ущерб эпической науке
Мне не к лицу- я правильный поэт.
Закон письма- оружье против скуки,
Хоть варварский его не любит свет,
Но с ним я буду петь, послушный долгу:
О многом по чуть-чуть и ни о чем подолгу.
XII
Но к юноше- он в честь Коломбо назван, (4)
О ком в Британской Православной Старине
Есть много милого, и в веке одичалом
Он подошел и полюбился мне:
То был монах, любимый Оссианом,
Не за благословения одне,
Но за риторику высокой школы,
Обширный ум и чистые глаголы.
XIII
Итак к герою! Что же мой герой?
Британский гражданин, but Russian all, (5)
Он здесь явился нежною порой;
В хорошем месте он едва прошел
Курс авиаторов- но к службе войсковой
В Содружестве охоты не обрел.
Зачем? Об этом расскажу я скоро,
То новый символ русского позора;
XIV
То новый из святой истории урок,
То Сербия- где Мужеству последний
Ссудило праведное Небо уголок-
Где прах веков- сокровище наследий-
Впитался в кровь Ее и тем Ее обрек
К венцам победным; но в дыму трагедий
Их судьбы ныне поднимают на чело
Твое о Сербия!- но как оно светло!
XV
Читаю я на нем знамения времен
Уже не дальних, но уже последних,
Когда в кругу языческих племен
Вся Церковь будет фронт один передний;
И место то, где не проляжет он-
Да не пройдет в тебе, читателю мой бедный,
Чтобы ценой пороков и заслуг
Ты не купил для сердца вечных мук.
XVI
Кто испугался может дальше не читать.
Хоть здесь не для 'омилии(6) церковной
Я сел за стол и принялся писать
Сей плод досужный, сей роман любовный.
Он при дверях, он просится в тетрадь;
И отступлений выпад многословный
Он терпит кое-как, вот вздрогнуло перо
И в новый стих за ним переползло.
XVII
Увы умом тебя, Россия, не понять!-
О здесь мы можем Тютчеву поверить-
И там, где меч боишься ты поднять
Поднимет тот, о ком спешу заверить,
Не станет стыдно тем, кто сел читать,
Чтобы уж тем, хотя бы стыд развеять
За тех, о ком писать я не хочу-
Им казнь презрения молчаньем я плачу.
XVIII
Коломбо в Сербии!- вот выбор наших дней-
Пресытив скукой, чтеньем и движеньем
По белу свету в поводе страстей-
Он в строй вступил за новым приключеньем.
И сдав экзамен- был он без затей-
'Су Двацать-Семь' с забвенным наслажденьем
На Боснию холодною рукою
Он уводил- и многих за собою.
XIX
Мгновенье длиться схватка в небесах.
Ракеты чуткие- переменив друг друга-
Блистают здесь и там. В дурных глазах
Пилоты зрят погибель. Огнь и вьюга
Меж ними носятся. Благоговейный страх
Объемлет землю. Верный друг испуга-
Прилежный селянин вымаливает мир,
Направив взор в воинственный эфир.
XXI
Но скроется летучее железо,
И что останется ему во след?
Одною нежною зарей над чащей леса
Раскрылся парашют, вершитель бед,
Как дух безвольный, как смешной повеса,
Все вниз и вниз далече он летел.
Под ним качался черный, словно бомба.
Сей друг тоски моей, сей радостный Коломбо.
XXII
Земля! Земля! О нет- он не кричал.
Но всем ветрам вокруг сопротивлялся,
Но в Боснию далечь его загнал
Веселый ветер. Вечер занимался,
Давно Коломбо странствовать устал.
И Провиденью, как не упирался,
Он приземлился в вражеском полку
В тоске и с парашютом на боку.
XXIII
Плен! он в плену. Игрушка мусульман.
Мишень для их пинков, затрещин и насмешек.
В их речи грубой был перемешан
Славянский и турецкий тон издержек,
То, что жаргоном называют нам
Мужи науки; но они- орешек,
Их- там, где вкусишь зубы переломишь,
Ни йоты не поймешь и жизнь угробишь.
XXIV
Но многие собратья по несчастью
Его судьбу завидной назовут.
На третий день он распрощался с частью,
Глаза завязаны. Куда его ведут?
Проснись, Европа! благородной страстью
Зажги свой разум, он потребен тут.
Как снизойдя с классических картинок,
Пред ним предстал- О Боже!- рабский рынок!
XXV
Вокруг все полно пленных Христиан:
Солдаты- девы- старики- да дети.
Повсюду шум. Пестреет пышный стан.
Вот покупатели- 'Вам эти- или эти?
Младенцев для мужей? Наложниц в Пакистан?
Ах этого? Вперед не пожалейте,
Что поскупились и купили мало-
Ура войне!- она их бед начало.'
XXVI
Свершился страшный торг- Коломбо куплен. Кем?
То некий муж Востока. Мраморным челом
Он возвышался над толпой. Сиятельным огнем
Чела и взора все ничтожил он.
'Ты, будешь раб.' Сказал герою он.
'Я— шейх Джаффар отныне твой патрон.
'И главное, что должен ты понять-
Рабу и слышать- значить исполнять?'
XXVII
Здесь нужно слова два сказать о господах:
На лоне счастливом далеких Эмиратов
Взрастил на горе Христиан Аллах
Сего Джаффара; он же вот каких талантов:
От юности втайне в учениках
Побыв у колдуна- не самых строгих нравов-
Он вырос- к тайнам мира приобщен,
Самолюбив, жесток и развращен.
XXVIII
С недавних пор он житель этих мест.
Его науки любы Мусульманам-
И замок- и сады- и пастбища окрест
Все отдано ему и с радостью и даром.
Зачем? О тайна страшная здесь есть.
Ее открою: Чтоб над рабственным товаром,
Отвергшемся от веры Христианской,
Свершить злодейство всей науки Басурманской.
XXIX
Вокруг дворца прикованы цепями
Его рабы. Им есть один закон:
Отрекшийся Христа безумными устами
Получит плов и будет разрешен
От уз. Но клятвой- порожденною веками
Слепой вражды- он будет заклеймен;
Джаффар почтет над ним три места из писаний
И станет раб- лишь тень его желаний.
XXX
Он с той поры, послушен всем мечтам,
И прихотям всесильного владыки.
Зачем?- я полагаю интересен вам
Весь этот ужас мерзостный и дикий-
Сих нечестивых по ночным горам
Отправят в Сербию. Десант сей невеликий
Там дхнет насилием кровавым вкруг,
Родное племя приводя в испуг.
XXXI
Коломбо был прикован у ручья,
К нему Фатьма по воду утром приходила.
Брала кувшин, но, словно, не своя,
Но, словно, в ней жила чужая сила,
Она молчала все и, очи потупя,
Брела к вратам и в замок уходила.
Но издали, напрягши взор и слух,
За ней следил приставленный евнух.
XXXIII
Она- она, сестрица младшая Джаффара.
Младой красой в неволе ей блистать
Дано судьбой. Но нет во взгляде жара,
Неловок шаг и на челе печать
Тоски и муки. Ум объяла чара,
В ней руку брата можно нам узнать;
Стяжаний родовых не хочет он делить
И губит то, чему так нужно жить.
XXXIII
Не раз, не раз- встречаясь с нею взглядом-
Коломбо жребий свой позабывал.
Как тень мечты- она случалась рядом,
Чтоб скрыться вновь. О так прибрежный вал
Валится в скалы, отступает задом
И валит вновь. Вот камень затрещал-
И скалы сломлены волною терпеливой,
Как сердце молодца соседкой молчаливой.
XXXIV
Так протекали первые три дня.
Уж вечер третьего. На выкрик отдаленный
Коломбо зрит: встал- узами гремя-
Печальный серб- сединой убеленный.
Главой кивает. После- меж двумя
В халатах- от цепей освобожденный-
Бредет в лучах печального заката
На замок под прицелом автомата.
XXXV
Я думаю печаль героя моего
Известна Вам- кто б ни был мой читатель-
Но что о ней? Резон для ничего-
Почти любой из нас хоть в чем-то, но предатель.
Судить других мы любим, но сего
Отступника не осудил писатель,
Что б послужить возвышенным примером
Иным горячим нашим правоверам.
XXXVI
Коломбо плакал о его судьбе.
В его слезах свет лунный отражался.
Ужасный день. Он вспомнил о себе-
Что жизнь его? Он больше разрыдался.
Вокруг все тихо- как в печальном сне.
Покой и мир в душе его поднялся.
Слова из сердца с шумом полились,
Уста раскрылись, очи разожглись.
XXXVII
'Молю Тебя, Отец- живущий в Небесах,
Да свет Твой излиет Твое благое имя;
Да придет царствие едино на века;
Да волей праведной меня Ты не покинешь-
На Небе и земли; и хлеб насущный дашь;
И буди милостив ко мне- как я с другими;
От искушений изыми огня;
И от лукавого избави Ты меня.'
XXXVIII
Иссякли силы вскоре- он уснул.
О, снов не видят сердцем изможденным.
Заря покрыла землю. Ветр задул
В курчавый бок тумана. Удивленным
Очнувшись оком видит девы красоту
Коломбо. Он- подпав страстям мгновенным-
Весь вспыхнул- в сердце смута и пожар.
И дева нежная избавилась от чар.
XXXIX
От чар одних. Но чары есть иные.
Но этот плен, он был ей незнаком.
Лишь чувства тихие и радости простые
Фатьме известны раньше были. В нем
Открылись ей безвестные стихии.
Замедлил взор, лицо горит огнем:
'О кто бы ни был чужестранец ты,'
Речет она, 'возьми моей воды.'
XXXX
Арабских слов понять не смог бы он.
Но хладной влагой переполненный кувшин
В его руках. Вот им он осушен.
'О кто бы ни был твой- о дева- господин-
Те дни, которыми мой век теперь продлен
Они твои. Я не мусульманин.
И за судьбу несчастную твою
Я Бога- как сумею- умолю.'
XXXXI
Он с нею по-Английски говорил.
Ей эта речь была не много, но знакома.
Ей детство вспомнилось- отец ее учил
Чужим словам, но это было дома,
Под небом Азии, где всяк боготворил
Ее досуг, куда душа влекома.
Но все вотще. Минувшее лишь тень.
И этот день сменяет новый день.
XXXXIII
Она опять пред ним; таинственный мешок
Упал из- под полы. Над ним Фатьма склонилась:
'Когда настанет ночь- Беги! Твой путь далек.
О знай я буду рядом- я решилась!
Здесь автомат и пилы. Злой урок
Мне поднесла судьба- но сдаться ей на милость
Я не хочу. Я верю, что огня
Еще достаточно для жизни у меня.'
XXXXIII
О девы- кто учил Вас молвить речи?
От скуки пробужден Коломбо мой,
Он молвит ей: 'Когда настанет вечер,
Будь рядом, милая- и с первою звездой
Свою погибель иль свободу встретим
Мы оба. И да будет Бог с тобой!'
Фатьма Коломбо тихо улыбнулась:
'Да будет Бог с тобой!'- и прочь она качнулась.
XXXXIV
Вот смутный месяц стал звездою водянистой.
Уж нет оков- свободною душою
Герой мой воздохнул. Вот в дали мглистой
Фатьму он видит. Тихою стопою
Из врат она идет. И радостный и чистый-
Сияет лик ее- скрываясь между мглою.
И, наклонившись юноше на плечи,
Уж шепчет дева ласковые речи.
XXXXV
Едва ступив за тайную ограду
Они попали в дикие кусты.
За ними был подъем на автостраду.
Они на ней. Но вот из темноты
Явился свет и быстро как в засаду-
Коломбо падает - напрасные мечты!
И в мертвом свете ярко-желтых фар
Пред ними стал властительный Джаффар.
XXXXVI
Что медлить? Магазин благословив.
Тут выстрелил Коломбо и удача
Ему явилась- он теперь счастлив.
Но дева- ты? Она склонилась, плача,
И, очи брату бережно закрыв,
Упала в jeep. Глаза от девы пряча,
Коломбо сел за руль. Мотор взревел.
Jeep тронулся и птицей полетел.
XXXXVII
Им удалось безбедно кое-как.
Проникнуть сквозь Австрийскую границу.
Постранствовав по свету натощак
Они решились вскоре пожениться.
И чтоб законом освятился брак
Коломбо упросил ее крестится.
Она сдалась, чтоб угодить ему.
В крещеньи нарекли Светланою Фатьму.
XXXXVIII
Она была ему хорошею женой;
Немного d;sir;e и несколько d;vote.
И вскоре, вскоре никакой другой
Коломбо жизни пожелать и в ум не шло.
Так год прошел, за ним уже другой
Был в половину. Нежною весной,
Подумав вовремя о очаге своем,
Под Матушкой-Москвой они купили дом.
XXXXIX
Уже был в силе май. Я был у них в гостях-
Они соседи мне. С беременной Светланой
Втроем мы пили чай, речь шла о пустяках,
Коломбо вышел вон за влагою багряной-
Он вина содержал в подвале в стеллажах-
По образу Британии желанной,
О Ней он часто с грустью вспоминал,
И на ночь 'Moscow Times' жене читал.
XXXXX
Достав бутылку, он в качели сел
Под окнами, чтоб все нам видно было.
Настала ночь. И нежный ветр шумел
Вокруг него. Я знаю, что любила
Его жена еще за то, как пел
Коломбо. Моя память сохранила
Немного строк- от пения его;
Немного строк- и больше ничего.
Песня Коломбо
I
Люби меня, еще едва ли
Удастся в жизни нам любить;
Враги хотели нас- убить,
Но слишком долго убивали.
II
Из души моей изъян
Орган страсти и упрека;
Был от дома я далеко,
Но лишь дома был желан.
III
Теплый ветер мимошед
Отозвался похвалою:
'Полно, милый! Что с тобою?
Ты оставил добрый след.'
XXXXXI
Вдруг что-то хлопнуло в неясной тьме-
Коломбо быстро набок повалился.
Я видел кровь на нем, что оставалось мне?-
Я выстрелил мой пистолет случился
Тогда со мной. Чу! У ворот к стене
Упала тень. Я к ней заторопился.
Светлана издали его узнала вдруг-
То был ее наставник и евнух.
XXXXXIII
Послушный давнему хозяйскому заклятью.
Он выследил сбежавшую чету.
Став жертвой своему несчастью,
Навек теперь оставил суету.
Его душа- что в ней? Не так ли страстью
Одержаны- за страшную черту
Спешим и мы иль только что спешили;
И Судьбы нас на миг остановили.
XXXXXIII
Но ты- Герой, которого люблю-
Чью тень теперь пером благословляю-
Ужель душа твоя сегодня не в раю?
О если так- то очень близко к раю.
Но как бы ни было- теперь печаль свою
В другое русло с миром направляю.
Вот на прощание немного слов о той,
Что стих мой вялый озаряла красотой.
XXXXXIV
Куда ж теперь идет моя Светлана?-
Печаль и плачь в ней не убили плод-
Есть женский монастырь далечь в брегах тумана
В нем некий мальчик маленький растет.
С ним рядом мать. И здесь конец романа.
Благословен, кто весь его прочтет.
Как лебедь мраморный- склонив чело на грудь-
Классический мой стих желает отдохнуть.
________________
(1)Я люблю Британика! Я ему суждена
Расин. Британик
(2)Дай мне жить невидимым, неузнанным;
Неоплаканным дай мне умереть,
Сокрытым от мира, чтобы ни один камень
Не сказал, где я лежу.
Поуп. Ода на одиночество.
(3)"Так Вас обязывает благородство?"(фр.)
(4)Святой Коломб Ирландский; 8 ноября.
см. Petite Larousse illustree.1976
(5)Но Русский весь. (англ.)
(6)"Омилия" или "гомилии"- это отгреческое славянское название церковной проповеди- однокоренные этому слова встречаются и в современных европейских языках и в российской церковной литературе.
Метки:
