За порогом Эдема

Никогда не считаю потери; слишком длинны псалмы молитв.
Мир из самых святых материй – пара робких слов о любви


Тяжелее, чем вечное синее небо могут только лишь быть непокорные звёзды. Солонее, чем моря прибой – на века на крови печать.
Слышишь, девочка пламени света, покайся, пока не поздно. Или же, как Гарпократ*, за ненужностью слов, научись о грехах молчать.
Не смотри ни на длань злых небес (на восток), ни на чёрную мутную воду через ночи порез, сбившись в счёте за тысячной лун подряд,
чтоб однажды, застывших в падении звёзд и гордыни морей, обрести свободу. Слушай меньше, что глупые, странные книжники говорят.
Говорят, что над миром есть грот, а над гротом святые ворота Рая (ни один из долины отчаянных смертников якобы не дошёл).
Здесь когда-то, за новым весенним ненастьем с багряной от крови землёю простился Каин.
Первый, избранный волей прямого Завета, как всадник, с небес сошёл.
Чтоб отмерить последним юдоль – кров судьбы, а десятым – огнём и потопом... Не ослабить лишь плен брачных уз, отрубив золотым мечом.
Моя жгучая вера в единство души за бессменностью солнц мне была оплотом, моя жалость к уснувшим в безоблачной вере в бессмертие – палачом.
Заблудившись с весны, ты пришла в ветхий дом, средь холмов, да открыла ?ларец Пандоры?, я ведь сам предложил его в дар, но, увы, не сказал, зачем.
Если слово – лишь звук, неосознанный оклик, слишком долгие разговоры не нарушат ни верного графика таянья льдов, ни пучин темноты ночей.
Я такой же сновидец, зревший цели дорог. Здесь зима на закрытых щеколдах… всё ближе, и в лучине томится искра, я пытаюсь ей сны согреть,
где луна на погосте морщинистых туч застывает в несвязной, аморфной жиже, что по чётным ненастным, осадочным* проникает в земную твердь.
Но ключи от былого, с истоков, Эдема хитро спрятаны под половицей. Дюже ветер-надсмотрщик, сюда забредая, как нетрезвый непрошеный гость,
не увидел тайком. И зима не настанет ?Отныне?, пока ты мне будешь сниться. И луна не погаснет, ?Покуда?… держит что-то упрямо стальную ось.
Я пишу манускрипты, скрижали, эпитафии, многострочные коды. Их намного сложнее понять, ведь их больше, чем десять (на священной Синай горе).
Время, как непосильно огромная ноша – лукаво, – когда-то с насмешкой решили Боги... Время слишком бесценно, чтобы виделся в этом забытый грех.
И не помнила всуе сердобольная, зла не знавшая, простодушная Ева, как мужчине на праздничный полдник приготовила свой безобидный, изысканнейший десерт.
И не сохли с корней жилы странного, в глубь садов прораставшего, непреступного древа, над которым висел, как табу, но святейший в основе веков запрет.

По весне не родится второй. Да и Каину – братом он, в сущности, не был,
где земля обещала, как жертвенный хлеб, но в угоду прощавшим чьё-то лучшее семя взрастить.
Было Слово, болела весна, было небо... и было жестоко Небо. Так зачем же стараться в мольбе, безразменном дарении слов непременно его спасти?
Пусть взлетает опять к распростёртым, с немыслимых сфер, мой посланник с корявой осиновой жерди – в Храм,
где Время не дарят в обмен, лишь на пламенность строк безупречной одной Хвалы.
Дай мне вспомнить из древних Песней, что же виделось там, изнутри? – Что на уровень выше тверди.
Раз не веришь, насколько же крылья бессмертия тяжелы.


* Гарпократ - Бог молчания
* по ненастным, осадочным дням

? Кайгородова Светлана
/ iiijiii В Конце Тоннеля. 2021 /