Живу в тебе. Венок 13. КВС Тебе, мой город
.
Сонет 1
Живу в тебе, и выше нет наград,
Твоя душа мою питает душу,
В тебе дышать иначе стал и слушать
Я научился. Слышу, как свистят
Твои года. Десятилетий ряд
Трубой звучит, и басовито в уши,
Эолом в струны вечности дохнувши,
Теперь уже столетия гудят.
Как мне понять веков и лет язык,
Как мне поймать, увидеть каждый миг,
Как образов составить галерею?
И чередой родившихся картин
Передо мной раскрылся исполин –
Я потрясен историей твоею.
Сонет 2
Я потрясен историей твоею:
Поднялся силой гения Петра
Ты в месте, где страшнее комара
Безвестный люд не видывал злодея…
…Со всей Руси рабочие артели,
Стук топоров до полночи с утра,
Болота, лихорадка, мошкара…
Но город рос. Из детской колыбели
Ребенок вышел. И пошел шагать,
И острова народом заселять,
Домами обрастать, дороги мерить…
… По берегам В ТЕХ временах брожу,
По сторонам с опаскою слежу:
Не все могу сказать, не все умею
Сонет 3
Не все могу сказать, не все умею,
Не волен я тем старым языком
С купцом поговорить иль с мужиком,
А нынешним, пожалуй, не посмею.
Но слышу, вижу, чувствую, болею,
Несу муку, согнувшись под мешком,
И мостовую лажу обушком,
И молча поспешаю за артелью.
Себя я ощущаю камнем малым,
Собратьев зарываю, как попало,
Смотрю, как на костях взрастает град,
И знаю, что в фундамент твой едва ли
Мой камушек хоть малый вес прибавит –
Но быть в тебе песчинкой даже рад.
Сонет 4
Но быть в тебе песчинкой даже рад,
Лететь, влекомой свежими ветрами
Проспектами твоими, площадями,
И вновь дорогой времени назад
Вернуться, и на город бросить взгляд:
Окреп, поднялся, засверкал дворцами,
Наполнился вельможами, купцами,
Вот фейерверки весело гремят
На ассамблее, флаги над судами,
Понурые бояре с бородами
И Государь, что всех стрижет подряд…
…Веселые петровские забавы
Уходят, тают…Но сияет славой
Блистающий Петра Святого град.
Сонет 5
Блистающий Петра Святого град...
Настали времена Екатерины,
И новые прекрасные картины
Являют Эрмитаж и Летний сад.
…Идут года, торопятся, спешат,
В небытие уходят властелины,
Москву бесславно Бонапарт покинул…
…Вот на Сенатской площади стоят
Полки. И предсказуемый исход:
Кого в Сибирь, кого на эшафот,
Кто на Кавказ с солдатскою шинелью…
Но сохранился вольнодумства дух:
Всего за век столичный город вдруг
Стал мрачных революций колыбелью.
Сонет 6
Стал мрачных революций колыбелью:
Безумных череда цареубийств,
И что ни год, то новый нигилист
С восторгом жизнью платит за идею.
Мужик, с трудом студента разумея,
Все понимает просто: коль марксист –
Хозяев жечь и грабить не боись,
И гегемонь их всех петлей за шею!
Российский бунт, бессмыслен и жесток -
Бакунин, Бунд и искровский листок
Желанье направлять тебя лелеют,
Но ярость, беспощадность и цинизм
Чумы с названьем странным ?большевизм?
Ты испытал всей сущностью своею.
Сонет 7
Ты испытал всей сущностью своею
Как человек ушел недалеко,
И как он возвращается легко
К повадкам, чувствам и морали зверя,
И как искусно палачи умели
Отраву влить в вино и молоко,
И зверские инстинкты далеко
Направить в достиженье черной цели.
Мой город жил, превозмогал и помнил:
Плодит режим террор и беззаконье
И на земле реализует ад,
И чаша переполнилась терпенья,
И город получил во искупленье
Страшнейшую из мыслимых блокад.
Сонет 8
Страшнейшая из мыслимых блокад,
Ты стала долгим, мрачным эпизодом
Кровавейшей из войн. А для народа –
Суровым испытаньем. Город свят
Был вынужден платить за все подряд:
За чехарду семнадцатого года,
За кровь, что красный маршал лил, как воду,
Давя непокорившийся Кронштадт,
За то, что всемогущего ЧеКа
Над городом набухшая рука
Небрежно, грубо рвала нити судеб,
И черное в ночном дворе авто
Из ленинградцев не забыл никто,
И вряд ли кто когда-нибудь забудет.
Сонет 9
И вряд ли кто когда-нибудь забудет,
Как сжалось вокруг города кольцо,
И, глядя в почерневшее лицо
Военного, шептали: ?Что же будет??
Старухи, и тихонько: ?Не убудет!?
Крестили строй подтянутых бойцов,
Безусых пацанов, седых отцов,
Что шли ТУДА… Уже варили студень
Из клейстера с обоев со стены,
И сахара кусок, десерт войны,
Мог сделать праздник маленький из буден,
Но лихолетье встретили не как
Охваченная паникой толпа –
Как ленинградцы, петербуржцы – люди.
Сонет 10
Как ленинградцы, петербуржцы – люди
Холодной и голодною зимой
Во тьме встречали год сорок второй:
Морковный чай и черный хлеб на блюде,
Добытый где-то спирт, и тост ?Ну, будем!?
Звучал совсем иначе ночью той -
Ведь даже просто быть, и то, порой,
Для многих было подвигом и чудом.
Дрожа у печки в старом одеяле
Столичные красавицы рожали –
Законы жизни выше всех блокад –
Детей кормили грудью и любовью…
…За жизнь платили голодом и кровью
В одном ряду – старуха и солдат.
Сонет 11
В одном ряду – старуха и солдат,
И на скамейках у станков мальчишки,
И в телогрейках девочки на крышах,
Что долгими ночами вахту бдят.
Детишки с удивлением глядят,
Как в печке исчезают полки, книжки,
И Папин Стол, и мишка, и мартышки,
И Русский с Арифметикой горят.
А женщинам, поутру, вскипятив
Водички, вновь к Бадаевским идти –
И шли, и землю с манкой собирали,
Из той земли варили детям суп...
Но, силой впавших глаз и синих губ –
Держали строй, терпели, умирали.
Сонет 12
Держали строй, терпели, умирали
Под Лугою, на Оредеж-реке,
Под Пулковом, на Невском пятачке
Друзей теряли, с болью отступали,
На Ладоге бессильно наблюдали,
Как деловито мессер шел в пике,
И, сбросив смерть, спокойно, налегке
Свечою в небо уходил. Но знали:
Там, в городе, труднее во сто крат,
Там души и тела сейчас горят,
И, стиснув зубы, фрицев проклинали,
Но, пот и кровь стерев, отринув боль,
Колоссом поднимались над собой
И город свой сумели, отстояли.
Сонет 13
Но город свой сумели, отстояли
И девятьсот тех страшных длинных дней
Остались лишь в истории твоей
Да в тех словах, что от отцов слыхали.
И, чтобы память ту не растеряли,
Мы, питерцы, ведем в музей детей,
Мечтая, чтоб они потом добрей
Терпимей и душевней к людям стали.
Берггольц стихи, рожденные в блокаде,
И три строки в Танюшиной тетради
Больших томов вернее говорят.
С мякиной пополам кусочек хлеба,
Лучами перечеркнутое небо…
Мой Питер, Петербург, мой Ленинград.
Сонет 14
Мой Питер, Петербург, мой Ленинград,
Ты раны залечил. Еще прекрасней,
Чем до войны, возвышенно и ясно
Твоих соборов купола горят.
Но надписи на стенах все ж твердят,
Что при обстреле сторона опасна,
И в день Победы метроном бесстрастно
Сухих секунд отсчитывает ряд.
Все реже строй по площади идущих,
Ад переживших и еще живущих
Наградами увенчанных солдат,
Стою в толпе и сдерживаю слезы
Несу тебе свою любовь и розы –
Живу в тебе, и выше нет наград.
Сонет 15. Магистрал
Живу в тебе – и выше нет наград,
Я потрясен историей твоею,
Не все могу сказать, не все умею,
Но быть в тебе песчинкой даже рад.
Блистающий Петра Святого град,
Стал мрачных революций колыбелью
И испытал всей сущностью своею
Страшнейшую из мыслимых блокад.
И вряд ли кто когда-нибудь забудет,
Как ленинградцы, петербуржцы – люди,
В одном ряду – старуха и солдат,
Держали строй, терпели, умирали,
Но город свой сумели, отстояли!..
Мой Питер, Петербург, мой Ленинград.
Август-сентябрь 2010
Сонет 1
Живу в тебе, и выше нет наград,
Твоя душа мою питает душу,
В тебе дышать иначе стал и слушать
Я научился. Слышу, как свистят
Твои года. Десятилетий ряд
Трубой звучит, и басовито в уши,
Эолом в струны вечности дохнувши,
Теперь уже столетия гудят.
Как мне понять веков и лет язык,
Как мне поймать, увидеть каждый миг,
Как образов составить галерею?
И чередой родившихся картин
Передо мной раскрылся исполин –
Я потрясен историей твоею.
Сонет 2
Я потрясен историей твоею:
Поднялся силой гения Петра
Ты в месте, где страшнее комара
Безвестный люд не видывал злодея…
…Со всей Руси рабочие артели,
Стук топоров до полночи с утра,
Болота, лихорадка, мошкара…
Но город рос. Из детской колыбели
Ребенок вышел. И пошел шагать,
И острова народом заселять,
Домами обрастать, дороги мерить…
… По берегам В ТЕХ временах брожу,
По сторонам с опаскою слежу:
Не все могу сказать, не все умею
Сонет 3
Не все могу сказать, не все умею,
Не волен я тем старым языком
С купцом поговорить иль с мужиком,
А нынешним, пожалуй, не посмею.
Но слышу, вижу, чувствую, болею,
Несу муку, согнувшись под мешком,
И мостовую лажу обушком,
И молча поспешаю за артелью.
Себя я ощущаю камнем малым,
Собратьев зарываю, как попало,
Смотрю, как на костях взрастает град,
И знаю, что в фундамент твой едва ли
Мой камушек хоть малый вес прибавит –
Но быть в тебе песчинкой даже рад.
Сонет 4
Но быть в тебе песчинкой даже рад,
Лететь, влекомой свежими ветрами
Проспектами твоими, площадями,
И вновь дорогой времени назад
Вернуться, и на город бросить взгляд:
Окреп, поднялся, засверкал дворцами,
Наполнился вельможами, купцами,
Вот фейерверки весело гремят
На ассамблее, флаги над судами,
Понурые бояре с бородами
И Государь, что всех стрижет подряд…
…Веселые петровские забавы
Уходят, тают…Но сияет славой
Блистающий Петра Святого град.
Сонет 5
Блистающий Петра Святого град...
Настали времена Екатерины,
И новые прекрасные картины
Являют Эрмитаж и Летний сад.
…Идут года, торопятся, спешат,
В небытие уходят властелины,
Москву бесславно Бонапарт покинул…
…Вот на Сенатской площади стоят
Полки. И предсказуемый исход:
Кого в Сибирь, кого на эшафот,
Кто на Кавказ с солдатскою шинелью…
Но сохранился вольнодумства дух:
Всего за век столичный город вдруг
Стал мрачных революций колыбелью.
Сонет 6
Стал мрачных революций колыбелью:
Безумных череда цареубийств,
И что ни год, то новый нигилист
С восторгом жизнью платит за идею.
Мужик, с трудом студента разумея,
Все понимает просто: коль марксист –
Хозяев жечь и грабить не боись,
И гегемонь их всех петлей за шею!
Российский бунт, бессмыслен и жесток -
Бакунин, Бунд и искровский листок
Желанье направлять тебя лелеют,
Но ярость, беспощадность и цинизм
Чумы с названьем странным ?большевизм?
Ты испытал всей сущностью своею.
Сонет 7
Ты испытал всей сущностью своею
Как человек ушел недалеко,
И как он возвращается легко
К повадкам, чувствам и морали зверя,
И как искусно палачи умели
Отраву влить в вино и молоко,
И зверские инстинкты далеко
Направить в достиженье черной цели.
Мой город жил, превозмогал и помнил:
Плодит режим террор и беззаконье
И на земле реализует ад,
И чаша переполнилась терпенья,
И город получил во искупленье
Страшнейшую из мыслимых блокад.
Сонет 8
Страшнейшая из мыслимых блокад,
Ты стала долгим, мрачным эпизодом
Кровавейшей из войн. А для народа –
Суровым испытаньем. Город свят
Был вынужден платить за все подряд:
За чехарду семнадцатого года,
За кровь, что красный маршал лил, как воду,
Давя непокорившийся Кронштадт,
За то, что всемогущего ЧеКа
Над городом набухшая рука
Небрежно, грубо рвала нити судеб,
И черное в ночном дворе авто
Из ленинградцев не забыл никто,
И вряд ли кто когда-нибудь забудет.
Сонет 9
И вряд ли кто когда-нибудь забудет,
Как сжалось вокруг города кольцо,
И, глядя в почерневшее лицо
Военного, шептали: ?Что же будет??
Старухи, и тихонько: ?Не убудет!?
Крестили строй подтянутых бойцов,
Безусых пацанов, седых отцов,
Что шли ТУДА… Уже варили студень
Из клейстера с обоев со стены,
И сахара кусок, десерт войны,
Мог сделать праздник маленький из буден,
Но лихолетье встретили не как
Охваченная паникой толпа –
Как ленинградцы, петербуржцы – люди.
Сонет 10
Как ленинградцы, петербуржцы – люди
Холодной и голодною зимой
Во тьме встречали год сорок второй:
Морковный чай и черный хлеб на блюде,
Добытый где-то спирт, и тост ?Ну, будем!?
Звучал совсем иначе ночью той -
Ведь даже просто быть, и то, порой,
Для многих было подвигом и чудом.
Дрожа у печки в старом одеяле
Столичные красавицы рожали –
Законы жизни выше всех блокад –
Детей кормили грудью и любовью…
…За жизнь платили голодом и кровью
В одном ряду – старуха и солдат.
Сонет 11
В одном ряду – старуха и солдат,
И на скамейках у станков мальчишки,
И в телогрейках девочки на крышах,
Что долгими ночами вахту бдят.
Детишки с удивлением глядят,
Как в печке исчезают полки, книжки,
И Папин Стол, и мишка, и мартышки,
И Русский с Арифметикой горят.
А женщинам, поутру, вскипятив
Водички, вновь к Бадаевским идти –
И шли, и землю с манкой собирали,
Из той земли варили детям суп...
Но, силой впавших глаз и синих губ –
Держали строй, терпели, умирали.
Сонет 12
Держали строй, терпели, умирали
Под Лугою, на Оредеж-реке,
Под Пулковом, на Невском пятачке
Друзей теряли, с болью отступали,
На Ладоге бессильно наблюдали,
Как деловито мессер шел в пике,
И, сбросив смерть, спокойно, налегке
Свечою в небо уходил. Но знали:
Там, в городе, труднее во сто крат,
Там души и тела сейчас горят,
И, стиснув зубы, фрицев проклинали,
Но, пот и кровь стерев, отринув боль,
Колоссом поднимались над собой
И город свой сумели, отстояли.
Сонет 13
Но город свой сумели, отстояли
И девятьсот тех страшных длинных дней
Остались лишь в истории твоей
Да в тех словах, что от отцов слыхали.
И, чтобы память ту не растеряли,
Мы, питерцы, ведем в музей детей,
Мечтая, чтоб они потом добрей
Терпимей и душевней к людям стали.
Берггольц стихи, рожденные в блокаде,
И три строки в Танюшиной тетради
Больших томов вернее говорят.
С мякиной пополам кусочек хлеба,
Лучами перечеркнутое небо…
Мой Питер, Петербург, мой Ленинград.
Сонет 14
Мой Питер, Петербург, мой Ленинград,
Ты раны залечил. Еще прекрасней,
Чем до войны, возвышенно и ясно
Твоих соборов купола горят.
Но надписи на стенах все ж твердят,
Что при обстреле сторона опасна,
И в день Победы метроном бесстрастно
Сухих секунд отсчитывает ряд.
Все реже строй по площади идущих,
Ад переживших и еще живущих
Наградами увенчанных солдат,
Стою в толпе и сдерживаю слезы
Несу тебе свою любовь и розы –
Живу в тебе, и выше нет наград.
Сонет 15. Магистрал
Живу в тебе – и выше нет наград,
Я потрясен историей твоею,
Не все могу сказать, не все умею,
Но быть в тебе песчинкой даже рад.
Блистающий Петра Святого град,
Стал мрачных революций колыбелью
И испытал всей сущностью своею
Страшнейшую из мыслимых блокад.
И вряд ли кто когда-нибудь забудет,
Как ленинградцы, петербуржцы – люди,
В одном ряду – старуха и солдат,
Держали строй, терпели, умирали,
Но город свой сумели, отстояли!..
Мой Питер, Петербург, мой Ленинград.
Август-сентябрь 2010
Метки:
