Истинный агент паранойи
бывают сны,
там пряничного айзека брока заливает в его собственном мире,
вещи о которых он не может говорить, МОЛЧИТ.
вещи о которых мы не можем говорить, НЕ МОЛИТСЯ.
похожих на мою постаревшую мать, С РЖАВЫМ НОЖОМ В СПИНЕ.
и я разговариваю с утопленниками,
обещают всегда быть рядом и булькают на ухо что-то ещё,
на моих коленях и на моих руках,
в чашках чая и чужих действиях,
разбитые стеклопакеты под сенью молочного монреальского леса,
вся индивидуальность словно пьеса, которую сочинили за меня,
доктор говорил мне не оставлять следов для преследования и исследований на моём мозге и росте активности нервных клеток,
когда на улице на меня смотрят люди и вылизывают автобусные остановки выше пробуждения силы, вселяющий ужас своим далёким плачем из машины пережившей автокатастрофу,
в которой находилась высохшая плоть евы и адама на библейской картине мира и благополучия,
любви вам,
простодушные,
душные,
люди.
душевнобольные и просто больные, обличенные мучителями,
едва различимые блики на стенах многоэтажных жилых домов,
оформляют сделки с жидкой печатью бессменного ожидания,
искренне полагая, что так они не обесценят
понятия и устои счастья,
в химической терапии на лаймовых пирожных и антителах,
на невыносимой легкости бытия,
в еде без вкусов и аромата,
беспорядочном сексе и шуме,
мечтаю превратиться в лсд и быть полезным,
поделенным на части,
принимаемый маленькими дозами, расширяя приоритет,
менталитет отдельных сознаний,
границы существования созданий,
и коты на марсе в скафандрах,
которые скачут вокруг моей головы,
напоминая о том, что есть сон,
что есть жизнь, что есть зеркало,
ностальгии отдавая поцелуи,
предпочтение огнестрельному оружию и широким прыжкам,
через кратеры,
вода из крана моих вен,
печенье с лицом альбера камю,
которое поедает карл юнг,
безумно молодой культист,
культиватор и бензедриновый ангел поколений анализа,
пишущий оду разводам,
белоснежному снегу,
падающему на горящие костры,
ВСЕ ЕЩЁ МОЛЧАТ.
ВСЕ ЕЩЁ МОЛЧИТ.
как истинный агент паранойи,
в своих искусственных связях,
цветочных полях и лозах,
в естественной среде обитания,
среди биоматериала ищу любви,
обретая манекены с париками разного цвета,
мандариновый парад в нашей кровати,
никогда нельзя сказать:
[хватит]
[устройство]
[вызывающее]
[панические атаки]
[инсценировка страха]
[акцентуация мрачного типа]
[тихо всхлипывая идёт ко дну]
заранее подготовленные могилы,
распахнувшиеся двери метели,
металлической тьмы,
поверхности резиновых общежитий,
газетные вырезки с места событий,
вызывающие отвращение и приучая приручая для начала
к сожалению и пониманию
смерть — не конец и не точка
всего наилучшего внутри бесчисленных висячих садов,
где звери кричат от оков,
через купол не могут пробиться зимовать бескрылые птицы,
где страсть искрится вуайеризмом,
адептами поиска смысла,
в обыденности существования масс, и пусть они летали на марс,
и строят статуи в свою честь,
забирая свободу — им никогда не отобрать воспоминаний,
ошибок и неисправностей,
опыта и знаний,
объятий отдающих теплом,
даже спустя столько лет,
поражаюсь,
насколько сильны духом,
мои неустойчивые трактовки событий, мега-развитие в девяти актах избиения самого себя,
переворота страниц и напоминая о трещинах в мутной воде на пляже,
когда я наступил на осколки и яростно кричал,
упав руками на расколотую консервную банку,
с превалирующим чувством долга,
не имея малейшего представления,
вместо вызова врача на местность,
перебинтовался сам и промыл раны оставшейся водкой,
продолжая наслаждаться летней прохладной водной гладью,
скидывая диван на воду вместе с друзьями
и какими-то левыми парнями,
пытаясь попить на нём пива и вообще удержаться,
пытаюсь вспомнить как блеск солнца отражался
на линзах твоих солнцезащитных очков,
но не могу вспомнить твои глаза,
ни радужку, ни глазное дно,
даже зрачки затерялись в памяти,
но то как смело ты вытаскивал (а) меня из реки
на жилистый берег,
и мы продолжали пить на скамейке около центра города,
оба смущаясь,
не зная имён и пола, поражаюсь,
не зная дат рождения и прошлого,
каждый раз удивляюсь,
насколько чужеродные люди по духу близки,
незнакомцы навечно,
дающие обоюдную реакцию и считающих сиквел
?святых из бундока? и последний альбом genesis полным уродством,
если есть хоть малейшая реакция,
то оба её элемента изменяются, так?
мне неизвестно, изменился ли я,
изменилось ли что-то в тебе?
лишь призраки прошлого,
отдающие честь и рукопожатия,
без формальностей и контроля,
наивно полагающие,
что будущее озаряется,
озаряется озаряется озаряется
не нервным светлым саркастическим шизофреническим тёмным кофейным тревожным режущим срезающим волосы истеричным пластичным непрактичным и неправильным не особо натуральным и растительным светом.
мне девятнадцать и в поисках самого себя — удаётся лишь бесполезно наткнуться на образ в пост-обработке социальной среды.
мне девятнадцать — удаётся лишь принимать таблетки в любое неудобное время.
мне девятнадцать — удаётся всего лишь посредственно рыться в образчиках аналитических статей бездумно уничтожая собственную личность и даже принимая это во внимание не решаться изменить спектр предположения продолжая эту немую постановку с туманным пением заблудшего лазаря на заднем плане в сгенерированном лесном потоке и в подоплёку впитывая дзен из сырой земли потребляя чужие работы и расследуя следы которые сам же и оставил там пятнадцать минут назад в погоне за счастьем браться за чужие плечи обнимая их и стараясь дать надежду что и они и я сам не будем жить как прежде.
ха.
обнадёживает!
ха-ха.
объединяет!
ха-ха-ха.
освежает!
стильно и эргономично.
обильным кровоизлиянием в блудное сердце истинного путника.
манящим ароматом дороги в путешествии истинного агента паранойи и неврастении.
хотелось бы быть единственным ребёнком эгона шиле и валли нойциль, на второй серии семейных портретов.
в моих гармоничных ритмах.
аскетичных гармониях.
параноидальной манере проверять своё дыхание…
— и он действительно задохнулся?
— да, он действительно задохнулся из-за переработки потоков блуждающей информации!
— удивительно… правда же?
— наивно полагать, что смерть лишь точка конца бытия — учитывая наши чувства и характер, присущие только нам эмоции и память других в совокупности с наследием,
тогда можно смело сказать — мы бессмертны…
— мне хочется верить в это…
— мне тоже хочется верить в подобные вещи, иногда.
там пряничного айзека брока заливает в его собственном мире,
вещи о которых он не может говорить, МОЛЧИТ.
вещи о которых мы не можем говорить, НЕ МОЛИТСЯ.
похожих на мою постаревшую мать, С РЖАВЫМ НОЖОМ В СПИНЕ.
и я разговариваю с утопленниками,
обещают всегда быть рядом и булькают на ухо что-то ещё,
на моих коленях и на моих руках,
в чашках чая и чужих действиях,
разбитые стеклопакеты под сенью молочного монреальского леса,
вся индивидуальность словно пьеса, которую сочинили за меня,
доктор говорил мне не оставлять следов для преследования и исследований на моём мозге и росте активности нервных клеток,
когда на улице на меня смотрят люди и вылизывают автобусные остановки выше пробуждения силы, вселяющий ужас своим далёким плачем из машины пережившей автокатастрофу,
в которой находилась высохшая плоть евы и адама на библейской картине мира и благополучия,
любви вам,
простодушные,
душные,
люди.
душевнобольные и просто больные, обличенные мучителями,
едва различимые блики на стенах многоэтажных жилых домов,
оформляют сделки с жидкой печатью бессменного ожидания,
искренне полагая, что так они не обесценят
понятия и устои счастья,
в химической терапии на лаймовых пирожных и антителах,
на невыносимой легкости бытия,
в еде без вкусов и аромата,
беспорядочном сексе и шуме,
мечтаю превратиться в лсд и быть полезным,
поделенным на части,
принимаемый маленькими дозами, расширяя приоритет,
менталитет отдельных сознаний,
границы существования созданий,
и коты на марсе в скафандрах,
которые скачут вокруг моей головы,
напоминая о том, что есть сон,
что есть жизнь, что есть зеркало,
ностальгии отдавая поцелуи,
предпочтение огнестрельному оружию и широким прыжкам,
через кратеры,
вода из крана моих вен,
печенье с лицом альбера камю,
которое поедает карл юнг,
безумно молодой культист,
культиватор и бензедриновый ангел поколений анализа,
пишущий оду разводам,
белоснежному снегу,
падающему на горящие костры,
ВСЕ ЕЩЁ МОЛЧАТ.
ВСЕ ЕЩЁ МОЛЧИТ.
как истинный агент паранойи,
в своих искусственных связях,
цветочных полях и лозах,
в естественной среде обитания,
среди биоматериала ищу любви,
обретая манекены с париками разного цвета,
мандариновый парад в нашей кровати,
никогда нельзя сказать:
[хватит]
[устройство]
[вызывающее]
[панические атаки]
[инсценировка страха]
[акцентуация мрачного типа]
[тихо всхлипывая идёт ко дну]
заранее подготовленные могилы,
распахнувшиеся двери метели,
металлической тьмы,
поверхности резиновых общежитий,
газетные вырезки с места событий,
вызывающие отвращение и приучая приручая для начала
к сожалению и пониманию
смерть — не конец и не точка
всего наилучшего внутри бесчисленных висячих садов,
где звери кричат от оков,
через купол не могут пробиться зимовать бескрылые птицы,
где страсть искрится вуайеризмом,
адептами поиска смысла,
в обыденности существования масс, и пусть они летали на марс,
и строят статуи в свою честь,
забирая свободу — им никогда не отобрать воспоминаний,
ошибок и неисправностей,
опыта и знаний,
объятий отдающих теплом,
даже спустя столько лет,
поражаюсь,
насколько сильны духом,
мои неустойчивые трактовки событий, мега-развитие в девяти актах избиения самого себя,
переворота страниц и напоминая о трещинах в мутной воде на пляже,
когда я наступил на осколки и яростно кричал,
упав руками на расколотую консервную банку,
с превалирующим чувством долга,
не имея малейшего представления,
вместо вызова врача на местность,
перебинтовался сам и промыл раны оставшейся водкой,
продолжая наслаждаться летней прохладной водной гладью,
скидывая диван на воду вместе с друзьями
и какими-то левыми парнями,
пытаясь попить на нём пива и вообще удержаться,
пытаюсь вспомнить как блеск солнца отражался
на линзах твоих солнцезащитных очков,
но не могу вспомнить твои глаза,
ни радужку, ни глазное дно,
даже зрачки затерялись в памяти,
но то как смело ты вытаскивал (а) меня из реки
на жилистый берег,
и мы продолжали пить на скамейке около центра города,
оба смущаясь,
не зная имён и пола, поражаюсь,
не зная дат рождения и прошлого,
каждый раз удивляюсь,
насколько чужеродные люди по духу близки,
незнакомцы навечно,
дающие обоюдную реакцию и считающих сиквел
?святых из бундока? и последний альбом genesis полным уродством,
если есть хоть малейшая реакция,
то оба её элемента изменяются, так?
мне неизвестно, изменился ли я,
изменилось ли что-то в тебе?
лишь призраки прошлого,
отдающие честь и рукопожатия,
без формальностей и контроля,
наивно полагающие,
что будущее озаряется,
озаряется озаряется озаряется
не нервным светлым саркастическим шизофреническим тёмным кофейным тревожным режущим срезающим волосы истеричным пластичным непрактичным и неправильным не особо натуральным и растительным светом.
мне девятнадцать и в поисках самого себя — удаётся лишь бесполезно наткнуться на образ в пост-обработке социальной среды.
мне девятнадцать — удаётся лишь принимать таблетки в любое неудобное время.
мне девятнадцать — удаётся всего лишь посредственно рыться в образчиках аналитических статей бездумно уничтожая собственную личность и даже принимая это во внимание не решаться изменить спектр предположения продолжая эту немую постановку с туманным пением заблудшего лазаря на заднем плане в сгенерированном лесном потоке и в подоплёку впитывая дзен из сырой земли потребляя чужие работы и расследуя следы которые сам же и оставил там пятнадцать минут назад в погоне за счастьем браться за чужие плечи обнимая их и стараясь дать надежду что и они и я сам не будем жить как прежде.
ха.
обнадёживает!
ха-ха.
объединяет!
ха-ха-ха.
освежает!
стильно и эргономично.
обильным кровоизлиянием в блудное сердце истинного путника.
манящим ароматом дороги в путешествии истинного агента паранойи и неврастении.
хотелось бы быть единственным ребёнком эгона шиле и валли нойциль, на второй серии семейных портретов.
в моих гармоничных ритмах.
аскетичных гармониях.
параноидальной манере проверять своё дыхание…
— и он действительно задохнулся?
— да, он действительно задохнулся из-за переработки потоков блуждающей информации!
— удивительно… правда же?
— наивно полагать, что смерть лишь точка конца бытия — учитывая наши чувства и характер, присущие только нам эмоции и память других в совокупности с наследием,
тогда можно смело сказать — мы бессмертны…
— мне хочется верить в это…
— мне тоже хочется верить в подобные вещи, иногда.
Метки:
