Таня

Мне тогда было четыре или пять, не помню. Помню, что её звали Ирой и помню, что наши горшки были напротив, буквально в метре друг от друга. Мы никогда не разговаривали, я даже до того дня не знал её имени. Девчонки все такие плаксы были, они раздражали меня и по имени я знал только Таньку, она с нами часто играла, да и внешность у неё была такая мальчуковая: коротенькие каштановые волосы, глубоко-карие глаза и такой большой рот. Мне очень нравилось, когда Танька смеялась или улыбалась, так весело это смотрелось! В общем, одну её я знал по имени до того дня.
А в тот день Ирка, ни с того, ни с сего смотрела на меня как-то пристально. Я заметил это и возмутился, с чего бы она пялится так. И только я хотел ей сказать о том, что мне неприятно, как она выпалила:
- Любить это очень больно.
Я ничего не понял. Любить. Больно. Как это? Мама и папа любят друг друга, но они счастливые, значит им не больно. У Ирки крышка, наверное, поехала.
- Я сегодня ночью слышала, как мама кричала. И папа тоже. Любить это очень больно.
Я опять ничего не понял. Ирка сумасшедшая что ли? Или может это у меня мама и папа любят друг друга без боли?
- Я никогда не буду любить, - снова выпалила Ирка.
- Тогда у тебя не будет детей, - ответил ей я.
Она посмотрела на меня своими огромными голубыми глазищами. Смотрела, не отрываясь, секунды три, а потом вдруг вскочила и с ревом выбежала из туалетной комнаты. Вот же девчонки глупые! Никогда мне их не понять! Вот что она зарыдала-то? Сейчас побежит жаловаться воспиталке, наверняка, а та расскажет матери… Глупые девчонки! Да и что она мне тут говорила? Про любовь.… Про то, что это больно.
Я вышел минут через пять и увидел Таньку и Митьку, которые играли в пиратов на корабле. Кораблем была кровать, и было понятно, что Таня – капитан. Она весело управляла кораблем и Митькой, называя его юнгой. И откуда она в свои четыре или пять лет, я не помню, сколько нам тогда было, знала такие умные слова? Я подошел к кровати и рассказал Таньке с Митькой о том, что произошло. Танька засмеялась, широко открыв свой красивый рот, обнажив маленькие, симпатичные и немного неровные зубки:
- Ирка дура!
- Так вот, как её зовут…
- То, про что она говорила, называется секс, а не любовь!
Иногда Танька казалась мне всезнайкой. И откуда она в свои четыре или пять лет, я не помню, сколько нам тогда было, знала о том, что такое секс?

- А любить, это больно или как? – спросил я у Таньки.
- Не знаю… Я еще никогда не любила. А ты? Ты любил?
- Я даже не знаю, как это.

…Тогда мне было четыре или пять, не помню. Помню только, что мне Танька до ужаса нравилась. А поцеловался я впервые с Иркой. Ирка говорила про любовь, а Танька про секс. Нам было четыре или пять, а мы уже целовались и говорили о любви. Мы были еще совсем мелкими, и я впервые поцеловался с Иркой. А Танька нас увидела. Я помню, как её большой и красивый рот вначале раскрылся от удивления, а после она сомкнула губы и они стали тонкими-тонкими. Я видел это, потому что Ирка сказала, что целуются с закрытыми глазами, но мне показалось, если я закрою глаза, то потеряю равновесие и упаду, поэтому я открыл их и смотрел в одну точку – на дверь, которую мы с Иркой закрыли, чтобы нас никто не увидел. Но Танька увидела нас. Она выбежала из комнаты, а я запаниковал, бросил Ирку и побежал вслед за ней. Моя большеротая забралась под одеяло с головой. И вся дрожала.
- Эй, Танька. Мы пошутили, - я чувствовал себя как-то глупо, оправдываясь перед ней.
Она высунула голову из под одеяла и посмотрела на меня. Этот взгляд….(после, я пообещал себе, что женюсь только на девушке с таким волчьим и диким взглядом., так он меня зацепил) А затем, из её великолепных глаз тонкими струйками полились слезы. Она усердно стала вытирать их тыльной стороной ладошек. И в этот момент вымолвила:
- Знаешь, а я поняла. Любить это и вправду, очень больно.
После этих слов Танька снова накрыла голову одеялом, а я… Я ничего не сделал. Ничего не сказал. Просто на душе вдруг стало очень странно и тяжело.