Милочка
(рассказ)
Мое детсадовское детство было, наверное, такое же, как детство любого советского ребенка. С утра я сама шла в садик с ключом на шее, как и много моих друзей, живущих рядом с детским садом. Там завтрак, книжки и игры, обед, попытка заснуть, дерясь подушками, полдник, опять игры или рисование, лепка. Потом ужин и кто-нибудь из родни тебя забирал. Я никак не могла понять, почему я могу придти в садик сама , закрыв квартиру и повесив ключ на шею, но не могу вечером после ужина также уйти сама домой. Объяснения взрослых, почему именно так, были мной не приняты. Я не видела в них никакой разумности. Почему обязательно меня должен кто-то забирать из взрослых? Все ведь, то же самое!
В моем дворе жило часть моих детсадовских друзей: две девочки - близняшки Рита и Галя и два мальчика Сережа и Сашка. Близняшек я прекрасно отличала, мне казалось, что они разные и только чуть похожи. Но они в серьезных авантюрах меня не поддерживали. Все время боялись, что их будет кто-то ругать. И потом, я заметила, что девчонки, если ссорились, то начинали другим девочкам нашептывать на ушко, чтоб те со мной не дружили, придумывая про меня нелепости. А мальчики были проще. Они легче мирились и вчерашние драки и обиды не переносили в новый день, не считая их важными. Заходили, как ни в чем не бывало, спрашивали:
? Выйдешь?? И на мой вопрос, что… мы вроде вчера подрались, отвечали:
? Так это же вчера!?
Сережа был очень болезненный мальчик, он часто не ходил в садик, но он жил совсем рядом за дверью соседней квартиры. И я сама часто его навещала. Он был добрый и нежный мальчик, очень любил играть со мной в дочки-матери: он - папа, я - мама, моя кукла Марика - наша дочка. Наша дочка, ела, спала, гуляла и постоянно болела и лежала в больницах, как и Сережа. Ей вырезали гланды и вырывали аденоиды, а также у нее на животике был шов от аппендицита. Она болела ветрянкой и корью. От ветрянки она была в каплях зеленки, а от кори чуть не умерла. Вообщем, бедной кукле досталось все то, что случалось с Сережей или со мной. Сережина мама не работала. Я тоже, в наших играх, готовила еду, ждала папу Марики с работы. Папа-Сережа приносил нарисованные мной деньги. Мы оба лечили Марику, давали ей таблетки, делали уколы, что бедная ее пластмассовая попа была вся в дырках. Надо сказать, что эта игра повторялась изо дня в день и за несколько дней мне порядком надоедала. Зато Сереже она очень нравилась. Я порывалась просто пойти погулять во дворе, там часто играли в войну. И это было очень интересно! Но Сережку во двор одного не отпускали, а бегать не разрешали. Возможно, из-за операции аппендицита. Игра в войну случалась, если удавалось найти того, кто согласен быть ?немцем? или ?гитлером?. Можно было конечно выбрать ?немца? считалочкой, но если человечек не хочет быть немцем (а многие дети не соглашались, ни за что), то и игры не получится. Надо сказать, что Сашка был почти всегда готов играть ?гитлера?. Его дед объяснил ему, что интересней всего тому, кто в главной роли. Дед у Сашки был капитан первого ранга и командовал во время войны подводной лодкой. Сашка говорил нам, что он адмирал, и мы верили, потому что у деда была очень красивая черная форма с кучей наград и … кортиком! Дед был очень позитивный человек, и всегда звал меня в гости. А у Сашки в квартире была своя комната, в которой мы часто играли, во что только можно! У Сашки была огромная коробка солдатиков, всякие пушки и к ним ядра, поэтому битвы были настоящие. С превращением в осколки неправильно стоящих предметов из стекла. Причем, были солдатики еще дореволюционные. А так же, мы играли в шашки, в ?Чапаева?, в карты, в страшные истории, одеваясь в приведения с помощью больших белых наволочек, вырезав в наволочках дырки для глаз. Сашка потом получал от бабушки ремня, но… всегда был готов на все мои предложения.
То, есть детство у нас было активное. И одежда была простая: платьице или шортики, одежда в которой можно валяться на полу, возиться в песке, лазить по деревьям и заборам. Каждый вечер меня отмывала мама в тазике перед сном.
Мне было примерно года 4,5, когда в начале лета, в выходной день, я заметила, что во дворе в песочнице появилась новая девочка. Девочка была не одна, с ней вышли две женщины в возрасте. Когда я подошла с девочкой знакомиться, женщины начали сразу расспрашивать, кто я. Надо сказать, что дом этот строился для работников университета и там жили, в основном, семьи профессорско-преподавательского состава, то есть, большая часть жильцов были коллегами и друг друга знали. Дом был престижный, а квартиры с квадратными просторными комнатами и высокими потолками. Почти сразу, как я подошла, женщины стали собирать девочку домой, от чего и я, и она очень расстроились. Вечером дома, я допрашивала родителей о семье девочки. И она заинтересовала меня еще больше.
Папа сказал, что девочка, скорее всего внучка хозяйки квартиры, профессора математики. ?С ней, с хозяйкой, живут две ее незамужние сестры и няня еще ее дочери. А дочь с зятем завербовались в Германию, и внучка пока будет жить здесь?.
- Бабушка профессорша? - спросила я.
- Нет,- ответил папа, - Профессорша-это жена профессора, как генеральша- жена генерала. Бабушка профессор сама, хотя ее муж тоже был профессор, но он несколько лет назад умер. Так что она и профессорша и профессор.-
Надо сказать, что я уже думала, кем я буду, когда вырасту. Так как, тогда уже было несколько полетов человека в космос, то почти все дети хотели быть героями-космонавтами, а я хотела быть пожарником. Ездить на большой алой пожарной машине в красивом золотом шлеме и геройски спасать людей от огня. Но мне сказали, что девочек в пожарники не берут. Тогда я захотела быть моряком, ходить в красивой форме и бескозырке, но как выяснилось, что в моряки девочек не берут тоже. Тогда я выдала, что когда я вырасту, то сама решу, кем я буду: дядей или тетей. Родители со смехом ответили, что так не получиться. Я страшно расстроилась от их насмешек. И мой последний аргумент был, что когда вырасту люди научаться делать так, что кто захочет стать дядей, станет дядей. (Вот пророк чертов!) А тут мужское название специальности – профессор, но профессор женщина! Может быть, раньше тоже не было женщин профессоров? Интерес к девочке и ее бабушке рос. Я вспомнила ее бабушку, красивую даму лет 60-ти, одетую очень изящно и престижно: то в натуральную шубу с блестящим мехом, то в светлый костюм с ажурным воротником блузки. Мне понравилось слово ?профессор? и я решила, что надо выяснить, что это за специальность и может быть мне тоже стать профессором. Я стала выискивать девочку и старалась выйти во двор, когда выводили ее. Сама девочка была очень необычной и тянула меня к ней все больше и больше.
Во - первых, она была всегда красиво одета. Я помню ярко-голубое платье с ажурным белым воротничком, которое очень подходило под огромные синие глаза с зеленцой. У нее была совсем не загорелая очень ровная белая кожа и ярко-рыжие волосы, заплетенные в две тонких косички голубыми бантами. На ногах всегда были кипельно-белые носочки, гольфы или колготки. Но самое главное: как она держалась и как говорила! Она сказала, что ее зовут Милочка. Ни Людка, ни Люська, ни Мила, а Ми-лоч-ка. Ко мне она обращалась на ?вы? и звала Мариночкой. С ней выходила гулять чаще женщина, которую она звала ласково - Нянечка и тоже на ?вы?. Иногда с ней выходила гулять бабушкина сестра, преподаватель иностранных языков и она общалась с Милочкой только на непонятном мне языке, от чего мне хотелось плакать. Милочка спокойно ей отвечала. Я чувствовала себя рядом просто дурой. Милочка очень красиво говорила, подчеркивая каждое слово, никогда не вспыливала и не спорила. Она была очень мирная и готова была делиться игрушками и любить других. Она изящно смеялась, хлопая в ладошки, изящно ругалась: ?Ой, шут гороховый!? И никаких больше нехороших слов! Про женщину, обучающую языкам, она мне сказала, что она ее ?какгувернантка?. Рядом с Милочкой, я отряхивала изящно ручки и платьице от песка, стараясь повторять ее жесты, отращивала волосы, чтоб их можно было заплетать в косички с бантиками, и требовала от мамы обучения иностранным языкам и обращению ко мне на ? вы?. К родителям я тоже стала обращаться на ?вы?, но они наотрез отказались от взаимности. А брат надо мной просто издевался. Я стала выходить гулять в праздничном платье, а ни в каких-то там шортиках. Вечером я сама мылом стирала свои носочки, чтоб они были как у Милочки. Я начала манерничать и строить глазки, но если у Милочки все жесты были естественны, то у меня они скорее были близки к кривлянию. Родители над моей жаждой подражания ухахатывались. Как-то, мой папа назвал Милочку принцессой, и я поняла, что он хотел сказать. Она была из какого-то другого мира, мира в котором не надо драться, обзываться и кусаться, а можно учиться языкам, музыки и танцам. Она примирила меня с моим полом, и мне так хотелось быть похожей на нее. Я хотела видеть ее и играть с ней чаще, но она не выходила вечером, когда я возвращалась из садика, а гуляла днем, когда я была в детсаду. По воскресеньям мы часто куда-то ездили: в гости к родне или на природу. И я придумала, как видеться с Милочкой.
Я приходила в садик утром, завтракала и… как только группа выходила гулять во двор садика, возвращалась в свой родной двор и заставала там Милочку. Потом мне надо было вернуться в садик к обеду. Я узнавала у Нянечки или прохожих время и если обед был близок, шла в садик обедать. После обеда тихий час проводила в садике, потом после полдника тоже часто выходила во двор и играла с Милочкой, ее как раз к этому времени выводили гулять. Потом я шла на ужин в садик, а после ужина меня забирал кто-нибудь из родни. Я тогда научилась срочно узнавать время по часам, но не всегда рядом были люди, у которых можно было спросить который теперь час, и я стала настойчиво просить маму купить мне часы. Я стала приставать к папе, но он только смеялся. Родители решили, что у Милочки есть игрушечные часики, а я просто обезьянничаю. И мне купили игрушечные часики, но когда я поняла это, то горько плакала от обиды и обманутого доверия. В гостях у бабушки, я увидела старые потертые часики в коробке и попросила мне их подарить, они не работали, и их надо было отдать в починку, Я разворошила свою копилку и отнесла монетки бабушке на починку часов. Но родители разуверили ее, что это всего лишь моя новая блажь. Мне так были нужны часы, что я нарисовала на левой руке круглый циферблат химическим карандашом с тоненькими ремешками. Моя борьба за часы продолжалось все лето, а потом вся моя свобода накрылась медным тазом. По каким-то причинам, мама отпросилась с работы в начале дня и увидела меня, гуляющую во дворе. До обеда было еще рано, и я гордо сказала, что я все лето гуляю во дворе и ничего страшного, а часы мне нужны, чтоб не опоздать на обед. ? Как все лето?!?,- возмущению маминому не было предела. Она схватила меня за руку и потащила в детский сад, а там она устроила жуткий скандал: ?Почему за ребенком никто не следит?!? Воспитатели были крайне удивлены, что я весь день, оказывается, хожу туда- сюда. В группе было много детей, четыре группы гуляли вместе, а на территории садика было много детских строений - домики, ракета, самолет, беседки, а также куча кустов и деревьев, ребенок мог прятаться где угодно, а к времени питания всегда был на месте. После маминого скандала, воспитательница все время держала меня за руку и я должна была находиться в ее зоне видимости. На калитке в садик заменили простую щеколду на какую-то огромную и тяжелую, которую сложно было открыть детскими руками. А принцесса Милочка опять жила в своем мире с нянями и ?какгувернантками?, а для меня там не было места. Но, может быть, это и не так плохо?
Мое детсадовское детство было, наверное, такое же, как детство любого советского ребенка. С утра я сама шла в садик с ключом на шее, как и много моих друзей, живущих рядом с детским садом. Там завтрак, книжки и игры, обед, попытка заснуть, дерясь подушками, полдник, опять игры или рисование, лепка. Потом ужин и кто-нибудь из родни тебя забирал. Я никак не могла понять, почему я могу придти в садик сама , закрыв квартиру и повесив ключ на шею, но не могу вечером после ужина также уйти сама домой. Объяснения взрослых, почему именно так, были мной не приняты. Я не видела в них никакой разумности. Почему обязательно меня должен кто-то забирать из взрослых? Все ведь, то же самое!
В моем дворе жило часть моих детсадовских друзей: две девочки - близняшки Рита и Галя и два мальчика Сережа и Сашка. Близняшек я прекрасно отличала, мне казалось, что они разные и только чуть похожи. Но они в серьезных авантюрах меня не поддерживали. Все время боялись, что их будет кто-то ругать. И потом, я заметила, что девчонки, если ссорились, то начинали другим девочкам нашептывать на ушко, чтоб те со мной не дружили, придумывая про меня нелепости. А мальчики были проще. Они легче мирились и вчерашние драки и обиды не переносили в новый день, не считая их важными. Заходили, как ни в чем не бывало, спрашивали:
? Выйдешь?? И на мой вопрос, что… мы вроде вчера подрались, отвечали:
? Так это же вчера!?
Сережа был очень болезненный мальчик, он часто не ходил в садик, но он жил совсем рядом за дверью соседней квартиры. И я сама часто его навещала. Он был добрый и нежный мальчик, очень любил играть со мной в дочки-матери: он - папа, я - мама, моя кукла Марика - наша дочка. Наша дочка, ела, спала, гуляла и постоянно болела и лежала в больницах, как и Сережа. Ей вырезали гланды и вырывали аденоиды, а также у нее на животике был шов от аппендицита. Она болела ветрянкой и корью. От ветрянки она была в каплях зеленки, а от кори чуть не умерла. Вообщем, бедной кукле досталось все то, что случалось с Сережей или со мной. Сережина мама не работала. Я тоже, в наших играх, готовила еду, ждала папу Марики с работы. Папа-Сережа приносил нарисованные мной деньги. Мы оба лечили Марику, давали ей таблетки, делали уколы, что бедная ее пластмассовая попа была вся в дырках. Надо сказать, что эта игра повторялась изо дня в день и за несколько дней мне порядком надоедала. Зато Сереже она очень нравилась. Я порывалась просто пойти погулять во дворе, там часто играли в войну. И это было очень интересно! Но Сережку во двор одного не отпускали, а бегать не разрешали. Возможно, из-за операции аппендицита. Игра в войну случалась, если удавалось найти того, кто согласен быть ?немцем? или ?гитлером?. Можно было конечно выбрать ?немца? считалочкой, но если человечек не хочет быть немцем (а многие дети не соглашались, ни за что), то и игры не получится. Надо сказать, что Сашка был почти всегда готов играть ?гитлера?. Его дед объяснил ему, что интересней всего тому, кто в главной роли. Дед у Сашки был капитан первого ранга и командовал во время войны подводной лодкой. Сашка говорил нам, что он адмирал, и мы верили, потому что у деда была очень красивая черная форма с кучей наград и … кортиком! Дед был очень позитивный человек, и всегда звал меня в гости. А у Сашки в квартире была своя комната, в которой мы часто играли, во что только можно! У Сашки была огромная коробка солдатиков, всякие пушки и к ним ядра, поэтому битвы были настоящие. С превращением в осколки неправильно стоящих предметов из стекла. Причем, были солдатики еще дореволюционные. А так же, мы играли в шашки, в ?Чапаева?, в карты, в страшные истории, одеваясь в приведения с помощью больших белых наволочек, вырезав в наволочках дырки для глаз. Сашка потом получал от бабушки ремня, но… всегда был готов на все мои предложения.
То, есть детство у нас было активное. И одежда была простая: платьице или шортики, одежда в которой можно валяться на полу, возиться в песке, лазить по деревьям и заборам. Каждый вечер меня отмывала мама в тазике перед сном.
Мне было примерно года 4,5, когда в начале лета, в выходной день, я заметила, что во дворе в песочнице появилась новая девочка. Девочка была не одна, с ней вышли две женщины в возрасте. Когда я подошла с девочкой знакомиться, женщины начали сразу расспрашивать, кто я. Надо сказать, что дом этот строился для работников университета и там жили, в основном, семьи профессорско-преподавательского состава, то есть, большая часть жильцов были коллегами и друг друга знали. Дом был престижный, а квартиры с квадратными просторными комнатами и высокими потолками. Почти сразу, как я подошла, женщины стали собирать девочку домой, от чего и я, и она очень расстроились. Вечером дома, я допрашивала родителей о семье девочки. И она заинтересовала меня еще больше.
Папа сказал, что девочка, скорее всего внучка хозяйки квартиры, профессора математики. ?С ней, с хозяйкой, живут две ее незамужние сестры и няня еще ее дочери. А дочь с зятем завербовались в Германию, и внучка пока будет жить здесь?.
- Бабушка профессорша? - спросила я.
- Нет,- ответил папа, - Профессорша-это жена профессора, как генеральша- жена генерала. Бабушка профессор сама, хотя ее муж тоже был профессор, но он несколько лет назад умер. Так что она и профессорша и профессор.-
Надо сказать, что я уже думала, кем я буду, когда вырасту. Так как, тогда уже было несколько полетов человека в космос, то почти все дети хотели быть героями-космонавтами, а я хотела быть пожарником. Ездить на большой алой пожарной машине в красивом золотом шлеме и геройски спасать людей от огня. Но мне сказали, что девочек в пожарники не берут. Тогда я захотела быть моряком, ходить в красивой форме и бескозырке, но как выяснилось, что в моряки девочек не берут тоже. Тогда я выдала, что когда я вырасту, то сама решу, кем я буду: дядей или тетей. Родители со смехом ответили, что так не получиться. Я страшно расстроилась от их насмешек. И мой последний аргумент был, что когда вырасту люди научаться делать так, что кто захочет стать дядей, станет дядей. (Вот пророк чертов!) А тут мужское название специальности – профессор, но профессор женщина! Может быть, раньше тоже не было женщин профессоров? Интерес к девочке и ее бабушке рос. Я вспомнила ее бабушку, красивую даму лет 60-ти, одетую очень изящно и престижно: то в натуральную шубу с блестящим мехом, то в светлый костюм с ажурным воротником блузки. Мне понравилось слово ?профессор? и я решила, что надо выяснить, что это за специальность и может быть мне тоже стать профессором. Я стала выискивать девочку и старалась выйти во двор, когда выводили ее. Сама девочка была очень необычной и тянула меня к ней все больше и больше.
Во - первых, она была всегда красиво одета. Я помню ярко-голубое платье с ажурным белым воротничком, которое очень подходило под огромные синие глаза с зеленцой. У нее была совсем не загорелая очень ровная белая кожа и ярко-рыжие волосы, заплетенные в две тонких косички голубыми бантами. На ногах всегда были кипельно-белые носочки, гольфы или колготки. Но самое главное: как она держалась и как говорила! Она сказала, что ее зовут Милочка. Ни Людка, ни Люська, ни Мила, а Ми-лоч-ка. Ко мне она обращалась на ?вы? и звала Мариночкой. С ней выходила гулять чаще женщина, которую она звала ласково - Нянечка и тоже на ?вы?. Иногда с ней выходила гулять бабушкина сестра, преподаватель иностранных языков и она общалась с Милочкой только на непонятном мне языке, от чего мне хотелось плакать. Милочка спокойно ей отвечала. Я чувствовала себя рядом просто дурой. Милочка очень красиво говорила, подчеркивая каждое слово, никогда не вспыливала и не спорила. Она была очень мирная и готова была делиться игрушками и любить других. Она изящно смеялась, хлопая в ладошки, изящно ругалась: ?Ой, шут гороховый!? И никаких больше нехороших слов! Про женщину, обучающую языкам, она мне сказала, что она ее ?какгувернантка?. Рядом с Милочкой, я отряхивала изящно ручки и платьице от песка, стараясь повторять ее жесты, отращивала волосы, чтоб их можно было заплетать в косички с бантиками, и требовала от мамы обучения иностранным языкам и обращению ко мне на ? вы?. К родителям я тоже стала обращаться на ?вы?, но они наотрез отказались от взаимности. А брат надо мной просто издевался. Я стала выходить гулять в праздничном платье, а ни в каких-то там шортиках. Вечером я сама мылом стирала свои носочки, чтоб они были как у Милочки. Я начала манерничать и строить глазки, но если у Милочки все жесты были естественны, то у меня они скорее были близки к кривлянию. Родители над моей жаждой подражания ухахатывались. Как-то, мой папа назвал Милочку принцессой, и я поняла, что он хотел сказать. Она была из какого-то другого мира, мира в котором не надо драться, обзываться и кусаться, а можно учиться языкам, музыки и танцам. Она примирила меня с моим полом, и мне так хотелось быть похожей на нее. Я хотела видеть ее и играть с ней чаще, но она не выходила вечером, когда я возвращалась из садика, а гуляла днем, когда я была в детсаду. По воскресеньям мы часто куда-то ездили: в гости к родне или на природу. И я придумала, как видеться с Милочкой.
Я приходила в садик утром, завтракала и… как только группа выходила гулять во двор садика, возвращалась в свой родной двор и заставала там Милочку. Потом мне надо было вернуться в садик к обеду. Я узнавала у Нянечки или прохожих время и если обед был близок, шла в садик обедать. После обеда тихий час проводила в садике, потом после полдника тоже часто выходила во двор и играла с Милочкой, ее как раз к этому времени выводили гулять. Потом я шла на ужин в садик, а после ужина меня забирал кто-нибудь из родни. Я тогда научилась срочно узнавать время по часам, но не всегда рядом были люди, у которых можно было спросить который теперь час, и я стала настойчиво просить маму купить мне часы. Я стала приставать к папе, но он только смеялся. Родители решили, что у Милочки есть игрушечные часики, а я просто обезьянничаю. И мне купили игрушечные часики, но когда я поняла это, то горько плакала от обиды и обманутого доверия. В гостях у бабушки, я увидела старые потертые часики в коробке и попросила мне их подарить, они не работали, и их надо было отдать в починку, Я разворошила свою копилку и отнесла монетки бабушке на починку часов. Но родители разуверили ее, что это всего лишь моя новая блажь. Мне так были нужны часы, что я нарисовала на левой руке круглый циферблат химическим карандашом с тоненькими ремешками. Моя борьба за часы продолжалось все лето, а потом вся моя свобода накрылась медным тазом. По каким-то причинам, мама отпросилась с работы в начале дня и увидела меня, гуляющую во дворе. До обеда было еще рано, и я гордо сказала, что я все лето гуляю во дворе и ничего страшного, а часы мне нужны, чтоб не опоздать на обед. ? Как все лето?!?,- возмущению маминому не было предела. Она схватила меня за руку и потащила в детский сад, а там она устроила жуткий скандал: ?Почему за ребенком никто не следит?!? Воспитатели были крайне удивлены, что я весь день, оказывается, хожу туда- сюда. В группе было много детей, четыре группы гуляли вместе, а на территории садика было много детских строений - домики, ракета, самолет, беседки, а также куча кустов и деревьев, ребенок мог прятаться где угодно, а к времени питания всегда был на месте. После маминого скандала, воспитательница все время держала меня за руку и я должна была находиться в ее зоне видимости. На калитке в садик заменили простую щеколду на какую-то огромную и тяжелую, которую сложно было открыть детскими руками. А принцесса Милочка опять жила в своем мире с нянями и ?какгувернантками?, а для меня там не было места. Но, может быть, это и не так плохо?
Метки:
