День шестой
Читайте книгу- или в интернете.
Мозги не сдвинутся- о веке и Поэте,
религии,философах и чертовшине-
в любви, заумьи женщины,мужчины
России "Палкина" и заграницы-
ожившие Истории страницы!
***
?День шестой? – трилогия, включающая в себя романы: ?1836?, ?1988? и ?2140?. Захватывающий интеллектуальный триллер, основывающийся на столь же реальных, сколь и загадочных событиях жизни автора, и приоткрывающий таинственную связь между разбросанными в веках творцами мировой культуры. Широкое признание придет к этой книге только в XXII веке, однако и в нашем столетии она несомненно найдет своего благодарного читателя.
Оглавление
Пролог
1836
Петербург
В тот же вечер в дом Пушкина у Гагаринской пристани, подобно птице, имя которой он носил, шумно влетел сияющий Гоголь.
— Представьте, Александр Сергеевич! Я получил разрешение на постановку ?Ревизора?!
Пушкин вскочил навстречу и порывисто обнял гостя.
— Браво! Поздравляю!
— Не знаю, открывал ли Ольдекоп вообще мою пьесу, — заливался Гоголь, схватив Пушкина за воротник халата, — но он написал, что она ?не заключает в себе ничего предосудительного?, представьте себе!
Пушкин представил и усмехнулся.
— Я к вам как раз из театра. Отдал к постановке. Через месяц премьера!
Пушкин осторожно высвободился и похлопал взбудораженного гостя по плечу.
— А вот в это я уже поверить не могу…
— Ну, через два — точно. Эта пьеса преобразит Россию! 36-летний Пушкин не стал разубеждать 27-летнего Гоголя.
В свои 27 лет Пушкин написал ?Бориса Годунова?, но вовсе не ожидал, что спасет этим Россию.
— Ну а как ?Современник?? — поинтересовался Гоголь, усевшись на плетеный стул. — Что скажете по поводу моих последних материалов?
— Есть кое-какие новости… ?Утро чиновника? я только третьего дня в цензуру отправил; из ?Коляски? Крылов вымарал четыре места… А вот из статьи вашей ?О движении журнальной литературы? я бы и сам кое-что выкинул…
В этой статье Гоголь прошелся по всем периодическим литературным изданиям, каждому вынеся суровое порицание. Главным нападкам подверглась коммерческая ?Библиотека для чтения?, но досталось и ?Северной пчеле?, названной писательской мусорной корзиной, и ?Сыну отечества?. Даже ?Московский наблюдатель? получил выговор за отсутствие в нем ?сильной пружины, которая управляла бы ходом всего журнала?.
— Что там не так?!
— Очень уж задиристо, обидятся люди… Ну, что вы, например, про Погодина пишите?! Я не могу с этим согласиться… Но в целом хорошо, тема развивается. Я бы вообще вам посоветовал написать историю русской критики — начало тут явно вами положено, но слишком уж пылко… Взгляните, тут помечены места, которые я бы не хотел видеть в печати…
Пушкин намеревался было дать некоторые разъяснения, но вдруг передумал; не захотел в такой радостный для Гоголя день затевать спор. Он приказал принести пироги, достал из шкафа бутылку рома, выставил рюмки, и подмигнул:
— Это тот самый ром, по ?сто рублей за бутылку?, который ваш Хлестаков будто бы хлещет. Признайтесь, что с меня его писали! И про картишки ?по два дня кряду??
Гоголь хлопнул себя по коленям и захохотал. Наблюдение Пушкина было верным и в комментариях не нуждалось.
* * *
В тот же вечер двадцатичетырехлетний поручик Жорж Дантес, красивый голубоглазый блондин, сидел в своей комнате в казарме кавалергардского полка. Прошло полгода с тех пор, как прекраснейшая женщина Петербурга — Наталия Николаевна Пушкина — сразила его, и вот уже три недели как он открыл перед ней свое сердце.
Чувство это было столь же внезапным и неожиданным, сколь сильным и сладостным, но сегодня пришло время его преодолеть. Того требовал высокий покровитель Дантеса — голландский посол барон Луи Геккерн. Он находился в отлучке, и в своем последнем письме объяснил Жоржу, что прелести госпожи Пушкиной уже давно были заслуженно оценены также и императором Николаем, и что если он — император — не добился ее благосклонности, то успехи Дантеса в этом направлении могут слишком дорого ему обойтись. Если Дантес дорожит так блестяще начатой карьерой, то ему следует полностью прекратить свои воздыхания. Между строк в послании барона сквозили и иные чувства, но Дантесу хватило одних этих явных аргументов.
Он осознал, что его друг и покровитель в сущности прав, и уселся писать ответ:
?Петербург, 6 марта 1836 г.
Мой дорогой друг, я все медлил с ответом, ведь мне было необходимо читать и перечитывать твое письмо… Господь мне свидетель, что уже при получении его я принял решение пожертвовать этой женщиной ради тебя. Решение мое было великим, но и письмо твое было столь добрым, в нем было столько правды и столь нежная дружба, что я ни мгновения не колебался… Я победил себя, и от безудержной страсти, что пожирала меня 6 месяцев, о которой я говорил во всех письмах к тебе, во мне осталось лишь преклонение да спокойное восхищение созданьем, заставившим мое сердце биться столь сильно… Она была много сильней меня, больше 20 раз просила она пожалеть ее и детей, ее будущность и была столь прекрасна в эти минуты, что, желай она, чтобы от нее отказались, она повела бы себя по-иному, ведь я уже говорил, что она столь прекрасна, что можно принять ее за ангела, сошедшего с небес. Итак, она осталась чиста; перед целым светом она может не опускать головы. Нет другой женщины, которая повела бы себя так же… Ну, я уже сказал, все позади, так что надеюсь, по приезде ты найдешь меня совершенно выздоровевшим…?
18 (30) марта (католическая страстная неделя)
Париж
В 11-ом часу Александр Иванович Тургенев вошел в Собор Парижской Богоматери. Начиналась третья утренняя месса.
Первую часть дня Тургенев обычно проводил в архивах и библиотеках, а по вечерам посещал литературные салоны и театры, но сейчас у католиков шла страстная неделя, и несколько утренних часов у него уходило на молитвы и слушание проповедей.
Александр Иванович жил за границей, в России бывал наездами. Когда-то он пробовал служить на благо отечества, старался влиять практически — возглавлял департамент духовных дел иностранных исповеданий, но в 1824 году его отстранили от должности за либеральные взгляды, и он уехал за границу.
Во время событий на Сенатской площади Александр Иванович с братом Николаем находились в Париже, и назад как-то не потянуло. Особенно, конечно, Николая, которого заочно приговорили к повешению, но и Александр особых милостей к своей персоне не ожидал, и первый раз навестил Россию только через пять лет. Собрался он посетить родину также и в этом году.
После утренней мессы Александр Иванович перекусил в гостинице и направился в Сорбонну. Любопытных для него лекций здесь сегодня не объявлялось, но в библиотеке всегда имелось, в чем порыться.
Начать, однако, свой трудовой день Александр Иванович решил с утренних газет, и сразу же натолкнулся на весьма огорчившее его сообщение: готовившийся к изданию пушкинский ?Современник?, в который он — Тургенев — уже направил свои материалы, оказывается, задумывался не как ежемесячный журнал, а как квартальное издание! Писательским дарованием Александр Иванович не блистал, но журналистскими качествами обладал и рассчитывал поставлять Пушкину животрепещущие новинки из области литературы и всеобщей политики. Но какой интерес могут представлять из себя его послания чрез три или четыре месяца? Для Review нужны статьи, а не новости с пылу-жару… Как Пушкин мог не разъяснить ему такой важной подробности?!
Пушкина Александр Иванович знал еще ребенком. В каком-то отношении мог назвать себя его путеводной звездой. Ведь именно при его участии двенадцатилетний Пушкин был определен в Царскосельский лицей, и именно он способствовал сближению поэта с Карамзиным и Жуковским, которые столь замечательно повлияли на становление молодого таланта.
Порывшись около часа на полках, и убедившись, что сегодня ничем серьезным он заниматься не в состоянии, Тургенев вернулся в Собор Парижской Богоматери, а оттуда отправился прямиком домой, где предался полуденному сну.
Петербург
В тот же субботний вечер Пушкин с женой были с визитом у Карамзиных. Историк Николай Михайлович Карамзин, умерший десять лет назад, сыграл в судьбе Пушкина выдающуюся роль, и как человек, и как литератор, и даже как покровитель: в 1820 году, после того как на столе Александра I появился текст оды ?Вольность?, именно заступничество Карамзина спасло поэта.
Вняв увещеваниям придворного историка, ?самовластительный злодей? отказался от своего первоначального решения заточить Пушкина в Соловецкий монастырь, и вместо этого сослал его на Кавказ.
После смерти Карамзина Пушкин сохранил тесную дружбу с его семейством, с вдовой Екатериной Андреевной Карамзиной и детьми — Александром, Андреем, Вольдемаром и Софи.
В тот вечер собрались ближайшие друзья Александра Карамзина — Аркадий Россет, Михаил Юрьевич Виельгорский, чета Вяземских, Жуковский. Заглянул на тот огонек и поручик Жорж Дантес.
Покинул он, впрочем, компанию довольно рано — заторопился на пасхальную мессу, окинув на прощание Наталью Николаевну робким, но жарким взглядом.
Жуковский, поэт и царедворец, автор первого российского гимна, делился наболевшим:
— Вот вы говорите, только у нас цензура лютует… А в Германии ее что ли нет? Профессор Тюбингенского университета Давид Штраус издал книгу ?Жизнь Иисуса, критически рассмотренная?, так вся Германия гудит: как допустили? как просмотрели? где была цензура? Ну и, понятно, от преподавания автора отстранили. Лекций своих больше профессор не читает…
читайте- можно не подряд:
у каждого свой ум и взгляд
Мозги не сдвинутся- о веке и Поэте,
религии,философах и чертовшине-
в любви, заумьи женщины,мужчины
России "Палкина" и заграницы-
ожившие Истории страницы!
***
?День шестой? – трилогия, включающая в себя романы: ?1836?, ?1988? и ?2140?. Захватывающий интеллектуальный триллер, основывающийся на столь же реальных, сколь и загадочных событиях жизни автора, и приоткрывающий таинственную связь между разбросанными в веках творцами мировой культуры. Широкое признание придет к этой книге только в XXII веке, однако и в нашем столетии она несомненно найдет своего благодарного читателя.
Оглавление
Пролог
1836
Петербург
В тот же вечер в дом Пушкина у Гагаринской пристани, подобно птице, имя которой он носил, шумно влетел сияющий Гоголь.
— Представьте, Александр Сергеевич! Я получил разрешение на постановку ?Ревизора?!
Пушкин вскочил навстречу и порывисто обнял гостя.
— Браво! Поздравляю!
— Не знаю, открывал ли Ольдекоп вообще мою пьесу, — заливался Гоголь, схватив Пушкина за воротник халата, — но он написал, что она ?не заключает в себе ничего предосудительного?, представьте себе!
Пушкин представил и усмехнулся.
— Я к вам как раз из театра. Отдал к постановке. Через месяц премьера!
Пушкин осторожно высвободился и похлопал взбудораженного гостя по плечу.
— А вот в это я уже поверить не могу…
— Ну, через два — точно. Эта пьеса преобразит Россию! 36-летний Пушкин не стал разубеждать 27-летнего Гоголя.
В свои 27 лет Пушкин написал ?Бориса Годунова?, но вовсе не ожидал, что спасет этим Россию.
— Ну а как ?Современник?? — поинтересовался Гоголь, усевшись на плетеный стул. — Что скажете по поводу моих последних материалов?
— Есть кое-какие новости… ?Утро чиновника? я только третьего дня в цензуру отправил; из ?Коляски? Крылов вымарал четыре места… А вот из статьи вашей ?О движении журнальной литературы? я бы и сам кое-что выкинул…
В этой статье Гоголь прошелся по всем периодическим литературным изданиям, каждому вынеся суровое порицание. Главным нападкам подверглась коммерческая ?Библиотека для чтения?, но досталось и ?Северной пчеле?, названной писательской мусорной корзиной, и ?Сыну отечества?. Даже ?Московский наблюдатель? получил выговор за отсутствие в нем ?сильной пружины, которая управляла бы ходом всего журнала?.
— Что там не так?!
— Очень уж задиристо, обидятся люди… Ну, что вы, например, про Погодина пишите?! Я не могу с этим согласиться… Но в целом хорошо, тема развивается. Я бы вообще вам посоветовал написать историю русской критики — начало тут явно вами положено, но слишком уж пылко… Взгляните, тут помечены места, которые я бы не хотел видеть в печати…
Пушкин намеревался было дать некоторые разъяснения, но вдруг передумал; не захотел в такой радостный для Гоголя день затевать спор. Он приказал принести пироги, достал из шкафа бутылку рома, выставил рюмки, и подмигнул:
— Это тот самый ром, по ?сто рублей за бутылку?, который ваш Хлестаков будто бы хлещет. Признайтесь, что с меня его писали! И про картишки ?по два дня кряду??
Гоголь хлопнул себя по коленям и захохотал. Наблюдение Пушкина было верным и в комментариях не нуждалось.
* * *
В тот же вечер двадцатичетырехлетний поручик Жорж Дантес, красивый голубоглазый блондин, сидел в своей комнате в казарме кавалергардского полка. Прошло полгода с тех пор, как прекраснейшая женщина Петербурга — Наталия Николаевна Пушкина — сразила его, и вот уже три недели как он открыл перед ней свое сердце.
Чувство это было столь же внезапным и неожиданным, сколь сильным и сладостным, но сегодня пришло время его преодолеть. Того требовал высокий покровитель Дантеса — голландский посол барон Луи Геккерн. Он находился в отлучке, и в своем последнем письме объяснил Жоржу, что прелести госпожи Пушкиной уже давно были заслуженно оценены также и императором Николаем, и что если он — император — не добился ее благосклонности, то успехи Дантеса в этом направлении могут слишком дорого ему обойтись. Если Дантес дорожит так блестяще начатой карьерой, то ему следует полностью прекратить свои воздыхания. Между строк в послании барона сквозили и иные чувства, но Дантесу хватило одних этих явных аргументов.
Он осознал, что его друг и покровитель в сущности прав, и уселся писать ответ:
?Петербург, 6 марта 1836 г.
Мой дорогой друг, я все медлил с ответом, ведь мне было необходимо читать и перечитывать твое письмо… Господь мне свидетель, что уже при получении его я принял решение пожертвовать этой женщиной ради тебя. Решение мое было великим, но и письмо твое было столь добрым, в нем было столько правды и столь нежная дружба, что я ни мгновения не колебался… Я победил себя, и от безудержной страсти, что пожирала меня 6 месяцев, о которой я говорил во всех письмах к тебе, во мне осталось лишь преклонение да спокойное восхищение созданьем, заставившим мое сердце биться столь сильно… Она была много сильней меня, больше 20 раз просила она пожалеть ее и детей, ее будущность и была столь прекрасна в эти минуты, что, желай она, чтобы от нее отказались, она повела бы себя по-иному, ведь я уже говорил, что она столь прекрасна, что можно принять ее за ангела, сошедшего с небес. Итак, она осталась чиста; перед целым светом она может не опускать головы. Нет другой женщины, которая повела бы себя так же… Ну, я уже сказал, все позади, так что надеюсь, по приезде ты найдешь меня совершенно выздоровевшим…?
18 (30) марта (католическая страстная неделя)
Париж
В 11-ом часу Александр Иванович Тургенев вошел в Собор Парижской Богоматери. Начиналась третья утренняя месса.
Первую часть дня Тургенев обычно проводил в архивах и библиотеках, а по вечерам посещал литературные салоны и театры, но сейчас у католиков шла страстная неделя, и несколько утренних часов у него уходило на молитвы и слушание проповедей.
Александр Иванович жил за границей, в России бывал наездами. Когда-то он пробовал служить на благо отечества, старался влиять практически — возглавлял департамент духовных дел иностранных исповеданий, но в 1824 году его отстранили от должности за либеральные взгляды, и он уехал за границу.
Во время событий на Сенатской площади Александр Иванович с братом Николаем находились в Париже, и назад как-то не потянуло. Особенно, конечно, Николая, которого заочно приговорили к повешению, но и Александр особых милостей к своей персоне не ожидал, и первый раз навестил Россию только через пять лет. Собрался он посетить родину также и в этом году.
После утренней мессы Александр Иванович перекусил в гостинице и направился в Сорбонну. Любопытных для него лекций здесь сегодня не объявлялось, но в библиотеке всегда имелось, в чем порыться.
Начать, однако, свой трудовой день Александр Иванович решил с утренних газет, и сразу же натолкнулся на весьма огорчившее его сообщение: готовившийся к изданию пушкинский ?Современник?, в который он — Тургенев — уже направил свои материалы, оказывается, задумывался не как ежемесячный журнал, а как квартальное издание! Писательским дарованием Александр Иванович не блистал, но журналистскими качествами обладал и рассчитывал поставлять Пушкину животрепещущие новинки из области литературы и всеобщей политики. Но какой интерес могут представлять из себя его послания чрез три или четыре месяца? Для Review нужны статьи, а не новости с пылу-жару… Как Пушкин мог не разъяснить ему такой важной подробности?!
Пушкина Александр Иванович знал еще ребенком. В каком-то отношении мог назвать себя его путеводной звездой. Ведь именно при его участии двенадцатилетний Пушкин был определен в Царскосельский лицей, и именно он способствовал сближению поэта с Карамзиным и Жуковским, которые столь замечательно повлияли на становление молодого таланта.
Порывшись около часа на полках, и убедившись, что сегодня ничем серьезным он заниматься не в состоянии, Тургенев вернулся в Собор Парижской Богоматери, а оттуда отправился прямиком домой, где предался полуденному сну.
Петербург
В тот же субботний вечер Пушкин с женой были с визитом у Карамзиных. Историк Николай Михайлович Карамзин, умерший десять лет назад, сыграл в судьбе Пушкина выдающуюся роль, и как человек, и как литератор, и даже как покровитель: в 1820 году, после того как на столе Александра I появился текст оды ?Вольность?, именно заступничество Карамзина спасло поэта.
Вняв увещеваниям придворного историка, ?самовластительный злодей? отказался от своего первоначального решения заточить Пушкина в Соловецкий монастырь, и вместо этого сослал его на Кавказ.
После смерти Карамзина Пушкин сохранил тесную дружбу с его семейством, с вдовой Екатериной Андреевной Карамзиной и детьми — Александром, Андреем, Вольдемаром и Софи.
В тот вечер собрались ближайшие друзья Александра Карамзина — Аркадий Россет, Михаил Юрьевич Виельгорский, чета Вяземских, Жуковский. Заглянул на тот огонек и поручик Жорж Дантес.
Покинул он, впрочем, компанию довольно рано — заторопился на пасхальную мессу, окинув на прощание Наталью Николаевну робким, но жарким взглядом.
Жуковский, поэт и царедворец, автор первого российского гимна, делился наболевшим:
— Вот вы говорите, только у нас цензура лютует… А в Германии ее что ли нет? Профессор Тюбингенского университета Давид Штраус издал книгу ?Жизнь Иисуса, критически рассмотренная?, так вся Германия гудит: как допустили? как просмотрели? где была цензура? Ну и, понятно, от преподавания автора отстранили. Лекций своих больше профессор не читает…
читайте- можно не подряд:
у каждого свой ум и взгляд
Метки:
