Ягода вампира
Любимой ягодой одного вампира ,канувший в небытие, хотя тень его кровавого следа, нет-нет ,да и разольется на земле, была ежевика. Еще в детстве я слышал от бабушки, что за этой ягодой посылали особо преданных ходоков в донские дубовые леса, где обычно под осень она вызревала такой сочной и сладкой, слаще малины, и таяла во рту словно конфетка. На рукавах ходоков по ягоду-ежевику были рукавицы из черного батиста, чтобы, не дай бог, не обжечься белым ручкам ,потому что ежевика обычно кустилась под жгучими листьями крапивы.
Вампир из той ягоды пил сладкий чай, утоляя, таким Макаром, своё ненасытное жало .Чай после того как мяли ягоду в крутом кипятке донской воды становился иссиня-черным, от его настоя губы вампира сверкали синевой ,отчего профиль приобретал сходство с главным вампиром вселенной, правда, любил ли тот полакомиться ежевикой донских лесных приволий бабушка не знала. Однако, она молча отворачивалась, когда мы приносили из леса полные сапетки той славной ягоды -нельзя же винить мадонну ежевику только за то, что ее любил какой-то вампир, канувший тем более во тьму веков.
А когда мы звали её пить чай со свежей ягодой ежевикой, она же только вздыхала шумно и кричала на нас: “Дайте мне умереть спокойно!” Бабушка по своей психологии считала, что весь цвет казачества сгноили по перевалам, по тюрьмам, застелили трупами тихий, безмолвный, бессловесный Дон, обагрили его густой кровью, в которой смешалась и горячая кровь её молодого мужа Домбровского. Так теперь Дон по вечерам на закате и по утрам на восходе солнца откатывается к берегу красной пенистой волной. И осталась доживать век одна “мелкая голь перекатная... к а з а ю р д а!-как сказала моя мать:-распелась к а з а ю р д а”-когда по вечерам по всей округе было слышно ё ё ё ё ё,-так начинался запев у тутошнего казачества
Правда и мой отец тоже вел себя странно по отношению к ягоде-ежеви?ке. Помнится, когда мы по осени начинали заготавливать дрова в дубовом лесу, срезали старые деревья, выкорчевывали прогнившие, прострелянные молнией дупла, я находил под густыми зарослями крапивы сверкающую как жемчуг ежевику и нагибался за ней. Только отец отворачивался, а когда я пытался насыпать ему в пригоршню сладкую ягоду и заморить червячка, он же отводил мою руку и говорил тихо: “Убери, сынок, от меня эту в э р л у...” По странной случайности он также не воспринимал красоты тихого Дона, никогда не купался в нем, обходил стороной берег и поджидал меня, присаживаясь на горячую песчаную дюну. Курил “Беломор”, тогда была мода на эти папиросы. О чем думал он? – спросить бы мне, но я был еще так инфантилен. А когда подрос, спросил бы, да не у кого, и он ушел в небытие. Когда же умирал, корчась от болей на моих глазах, то его белые губы, дыша жаром, судорожно выводили: “38-й год... 38-й год... я г ; д а ...” и слово, такое безобидное на первый взгляд, вдруг распахнулось, как ядовитый цвет под лучом солнца.
Русский язык такой гибкий, полный благоуханий и оттенков для тех, кто впитал его с молоком матери, кто чувствует его, но подчас и такой ко?варный, смотря как повернуть слово, как поиграть им. К примеру, я г о д а, если поставить ударение на первый слог, то у слова звучание самое приятное. А вот если выйти на середину слова и там, на той золо?той середине, поставить ударение я г ; д а, то звучание слова подчас вызовет самую невероятную ассоциацию, которая повергнет в шок, рассказывали, что даже в шутку от такой игры слов люди падали в обморок.
Поездив по миру, я увидел, что и в молдавских Кодрах водится ежевика, хотя и не в таком обилии, как в донских лесах, но всё также пря?чется под густыми зарослями крапивы. Здесь же я услышал от бывалых людей другую версию, другую подноготную этой столь невинной на вид ягоды, уже называемой mure. Ah, mure! – воскликнула однажды соседская девочка, с которой я пошел в лес по ягоду, бросилась её сорвать, но тотчас обожглась крапивой, вскрикнула от пронзительной боли и заплакала.
...Лет десять назад любимым занятием моей хорошей знакомой было хо?дить в лес за черной ягодой, такой редкой в молдавских Кодрах. Что до меня, то я считаю, что ежевика по своим целебным свойствам намного превосходит королеву ягод – малину, хотя по по строению походит на неё, только та в ярко малиновой одежде, а эта – в черной! Однако неожиданный исход крошки Родики подействовал так на Нину, что её нельзя было заставить пойти в лес даже по грибы, особенно в дубовый, где как раз под осень вызревала ежевика, в тот самый лес, начиненный звоном комаров и вечной, изумительной прохладой даже в самую июльскую жару.
Тот дубовый лес, как бы разбивало чистое озеро из подземных ключей, обрамленное ивовыми кустами, уходящими корнями в глубину холодной воды. Да разводились по озеру круги, по-видимому именно там, на дне бил ключ, который и затягивал в коловерть несведущего любителя поживиться раками, а еще больше охотника до цариц воды – озерных кувшинок, неживших свои чаши в тени от ивовых кустов. А чуть поодаль раскинулись густые заросли крапивы, опоясавшей даже подступы к берегу озера. Именно здесь однажды я и услышал новую версию про любимую ягоду одного вампира. Возможно, это был близнец тому вампиру, которого знала моя бабушка, а может, он только переодел маску, но так или иначе почерк был один и тот же.
Вампир, рассказывали бывалые, вкусив однажды на десерт малинки, и она ему так понравилась, что он стал по ночам наведываться в сады и вытягивать из ягоды все соки, всю её живительную прелесть до такой степени, что к утру, к восходу солнца, ягода становилась черной, словно одевалась в траур. Но в ухоженные сады каждую ночь, прячась от людского глаза, вампиру было опасно ходить. След его могли бы учуять дворовые псы, которых хозяева спускали на ночь с цепи, ведь когда вампир криком отгонял от себя злых дворняжек, то из его рта, словно ведро с помоями выливалось. Так вот, тогда вампир вырвал самый густой куст малины с комом земли и трусцой отнес его в дубовый лес, вблизи красивого озера роскошных кувшинок. Ну ,а чтобы человек не сразу заприметил любимую ягоду, он облачил её в траур, высадив под крапивой. Хотя, впрочем, он и сам с той поры обжигался жгучкой, чертыхаясь ,на чем свет стоит, но всё равно умилялся ягодой, измазывал ею весь щербатый рот и прятался за кустами, а дети дразнили его “Ёрой дурачком!” Ну, это к слову.
Посередине озера, как бы сгрудившись вместе, извивались на ветерке кувшинки, распластав по тихой озерной глади кожистые восковые листья. Осень по всем приметам наступала тихая и теплая, без особых дождей, только в бархатном переодевании леса было столько волнующей суеты, что я каждый раз замирал, лишь переступив дубовый лес, да вдруг ветер сорвет ветку вместе с желудем и начнет носить по пространству, как бабочку.
Надев новый халат, Нина решительно напросилась ко мне в попутчики, видно что-то задумав. Она ступала впереди меня ,молча, придерживая полы длинного халата. Этой осенью ежевичка уродилась крупная и очень сочная, потому, что в мае, когда она цвела и завязывалась, шли тихие дожди, в июле, когда она постепенно чернела, было много солнца, а может, вампиры уже исчезли в наших лесах? Черная, как жемчужинка, она сверкала перед глазами, но стоило нагнуться, она вмиг пряталась, потешаясь
над человеком, пряталась под крапиву, так что неопытный собиратель ягод, обжегшись, вскрикивал от боли, бил жгучку ногой, но и сквозь ботинок она доставала его своей отравой. Яд крапивы был сильным, проникал через все поры души, сжигал её, как бы выворачивая от боли наизнанку, впрочем, обилие ягоды скрадывало эти неудобства.
Приостановились у озера, воздух пах озерными цветами, сочной травой, где-то поблизости звенели косы. Нина же резким движением руки раздвинула траву, где под крапивой кустилась ежевика, одна в одну. Я, приноровившись, хотел было сорвать, но Нина резко отвела мою руку.
– Стойте, голубчик! – Нина шумно вздохнула, – не жадничайте, это место отравлено, здесь когда-то жил дух вампира, коварный и способный на самые невероятные проделки, ему без разницы, кто перед ним, взрослый или ребенок.
Я усмехнулся, но ягоду рвать не стал – в природе, как и в жизни ,есть много загадок, которые не под силу даже самому светлому уму разгадать. Мы отошли от озера, ближе в высокому раскидистому дубу , при?сели. Нина развернула сверточек, на салфетках зардели помидоры, распушился зеленый лук вместе с кусочками нарезанной овечьей брынзы.
– Налетай, – сказала она вполголоса, словно боясь кого-то вспугнуть.
Достала из кармана халата маленькую флягу, отвинтила и налила в на?персток наливки, – отведай моей наливки, помяни мою дочурку, моего ан?гелочка, мою нежную Родику, – и она смахнула слезу.
Я, перекрестившись, выпил наперсток наливки и тотчас горло охватил какой-то вихрь. А на вид наливка была такая безобидная и очень пахла ежевикой.
– Что чувствуешь, сосед? Чувствуешь, что в твоем теле духовой оркестр играет марш “славянку”!?
– Да, что-то в этом роде, хорошая вещь, только перчит... – но я, тем не ме?нее, попросил добавки.
– Я не ходила сюда, к этому месту где-то уже лет как десять, кувшинки поредели, а тогда их было столько много, чуть от берега отплывешь, и сама царица воды к тебе ласкается.
Я поднялся с земли, прошелся к озеру, осторожно раздвинул заросли крапивы и тотчас увидел своё отражение в зеркальной глади – всё же озеро было еще чистым, раз водились мелкие рачки, да цвели милые глазу кувшинки, пусть не так обильно, как раньше. Солнечные лучи скользили по водной поверхности, было такое ощущение, что повсюду рассыпан черный жемчуг, да и сами барышни-кувшинки, казалось, принарядились в жемчужные ожерелья. Ко мне подошла Нина:
– Любуешься? – спросила она тихо, – вот видишь, – она слегка отодвинула двумя пальчиками куст жгучки, – вот здесь, лет десять назад мы с Родикой нашли куклу. О... – она протянула восторженно, – какая она была потрясающе красивая!.
Нина присела у куста и стала рассказывать:
“Родика, увидев ягоду, крикнула: m u r e.., m u r e! Но я опередила её, сказав, что повсюду крапива, обожжешься, будешь плакать на весь лес, никто не поможет. Я сама развернула кусты и... мы разом вскрикнули – вот так m u r e! Под кустом лежала большая кукла с черными длинными волосами, в черном бархатном платье, вокруг шейки её были нанизаны черные бусы, а на груди красовался под воланами платья желтый бант в виде кувшинки. Родика, обезумевшая от счастья, подхватила куклу на руки, ну а та вдруг закрыла глаза с длинными ресницами и произнесла тихо, раздельно: – M u r e!
– Мама, ты слышала, кукла сказала m u r e, – и засмеялась, – может, это её так зовут? Может, она хочет попробовать m u r e?
Кукла была заводной, она плакала, когда её переворачивали набок, гово?рила m u r e, мы так её и прозвали, да она и впрямь была похожа на сочную и спелую ягоду ежевику. Начало было прекрасным, теперь Родика всё свое время проводила с куклой и больше не вспоминала отца, который бросил нас, когда ей было еще три годика. Она пеленала её, играла с ней в дочки – мамы, в участкового врача и лечила кукле животик, рассказывала на ночь сказки, подражая моей интонации в голосе. Спала с куклой, сажала с собой кушать, поначалу я даже радовалась, что Родика переменилась к лучшему. Однажды вечером я заглянула в детскую, чтобы проверить её сон. Они обе спали на спине, но я вздрогнула, у меня появилось ощущение, что кукла ж и в а я, её огромные черные глаза словно пронзали меня, когда я склонилась над дочуркой, чтобы прикрыть её одеяльцем. И тут только я обратила внимание, что у Родики было очень бледное личико, щечки впали, где та моя пунцовая роза? Ручки её лежали у подбородка крест на крест и тоже были такими худенькими, как плети. Я раздвинула её ручки, положила их по бокам, натянув одеяльце. И всё это время у меня было такое чувство, что кукла не спускала с меня глаз, она словно дышала.
Я позвала в дом одну знахарку. Когда старуха увидела куклу на руках у Родики, девочка то и дело прижимала куклу к груди и целовала её восковое лицо, – тотчас отвернулась, шепнув мне:
– Вы не замечаете, мама, что кукла пьет энергию вашей дочки, разве вам еще непонятно, смотрите, какая цветущая ваша кукла, сочная и благоухающая, подобно ежевике, и какая вся бледная ваша Родика, ну что вы за мать?! С вашей дочерью беда, уберите от нее куклу, но лучше отнесите туда, где нашли, видно, там её место под луной!
– Но как обмануть дочь? Она в кукле души не чает, да и мне самой кукла нравится, у меня каждый раз возникает чувство, что хочу с ней поиграться. Я в детстве тоже мечтала о красивой кукле.
– Вот и вас m u r e присушила своей энергией. Спасайтесь, как можете, хотите верьте, хотите нет, но такие куклы и в огне не горят, и в воде не тонут, это кукла в а м п и р!
– О боже праведный! – Я замахала на знахарку, рассчиталась с ней и стала думать, как поступить с куклой. Потом пришла еще одна сведущая в этих делах, погладила девочку по лбу, потрепала куклу за волосы, но так, что дочке это не понравилось, а может и самой кукле. Родика закричала: – Не трогайте мою m u r e! Я её никому не отдам!
Ну а та, сведущая в таких особых делах, стала спрашивать, где мы купили куклу, за сколько? Я же ответила:
– Да не купили мы куклу, на такую особу у нас и денег бы не хватило! Мы нашли её год назад в зарослях крапивы, под кустом ежевики близ того озера, знаете, что в дубовом лесу, озера кувшинок. Ах, какая краси?вая была кукла! Такая вся изящная, черноокая брюнетка, но сейчас мне кажется, что кукла даже растолстела, раздалась и уже вызывает во мне физическое отвращение, но как освободить от неё мою дочурку, я ума не приложу, с кем я только не советовалась, все смеются надо мной!
– Целый год m u r e пьет энергию вашей дочурки и вы бездействуете! Возможно, это не кукла, это э л ь ф кувшинки. Люди не умеют обращать?ся с такими благородными цветами, лезут грубо в воду, топчут их корни, срезают ножом царицу воды, в тот же миг лилия обливается кровью и превращается в э л ь ф а, чтобы мстить человеку. Знаете, как учила в детстве меня мать, с водным цветком, особенно с кувшинкой, надо обращаться очень нежно, сначала с ней ласково заговорить, обратиться к ней по имени, какое сразу придет на ум, а потом быстро сорвать головку, а стебель сам потянется за ней и тотчас поплыть к берегу. Но нырять с цветком нельзя, э л ь ф тотчас затянет в коловерть и закрутит в водорослях. Сколько таких случаев было на озере, разве не знаете?!
– Но как? Как я вырву из рук дочурки эту гадкую куклу? 0на же с ней не расстается, даже в туалете куклу тоже сажает на горшок!
Но тут соседи стали собираться в лес по ежевику и грибы, позвали меня с собой, я взяла и Родику с куклой. Все разбрелись по лесу в поисках черной ягоды, а мы как-то незаметно вышли к озеру. По дороге Родика, собирая ежевику, ни разу не обожглась крапивой, рвала ягоду и кормила куклу, и вскоре та вся испачкалась в черном соке. Увидев озеро, Родика вскрикнула радостно:
– Мама, можно я пойду умою m u r e? Я умою её у края озера.
Я не успела ответить, как дочка сорвалась с места. А у берега кто-то выложил настил из лозы, он был весь в грязи. Родика поскользнулась и скатилась в воду вместе с куклой, только фонтан брызг обдал меня. Я, протягивая руки, закричала в голос и почему-то повторяла: “m u r e… m u r e, отдай мне дочурку!” На шум тотчас прибежали косари, которые работали поблизости. Когда на озере рассеялись круги от воды, то ни Родики, ни её куклы не было видно. Один из косарей бросился в воду в то место, куда я показала. Нырнув, он вытянул со дна куст водорослей с маленькими рачками, те же сразу расползлись по траве. Позвали спасателей, они закинули бредень.
В тот самый миг кто-то увидел рядом с кувшинками куклу. Она колыхалась на зеркальной глади, лежа на животе, словно умывалась, словно искала в зеркальных кругах своё отражение. Спасатели обошли озеро, забрасывая бредень, и только посередине, у кувшинок, сетка вздрогнула, её потянули к берегу. Все увидели опутанное водорослями личико моей крошки... о боже праведный, дай мне силы, дай мне силы еще раз это пережить... Один из спасателей был удивлен тем, что в озере вода стоячая, но как быстро тело ребенка очутилось под самыми лилиями, в глубине озера, в холод?ной коловерти, в водовороте ключа?.. Это загадка. Ну, а про куклу в тот миг забыли, а потом, вспомнив, бросили взгляд на то место, где она искала свое отражение рядом с кувшинками, но её не было, только расходились круги вокруг цветов”.
.
И последнее – как глянула мне в душу черная тень m u r e, так до сих пор в ней дышит, я пытался её смахнуть, но она идет следом…,тень вампира , пугающая тень, нет-нет да и накроет чистый светлый миг воспоминаний об отчем доме и незабвенных донских местах с Нижней переправой, где на б а з а х мы игрались в петушка и курочку, то есть в детскую призрачную любовь, которую я пронёс до самого продлённого заката.
Вампир из той ягоды пил сладкий чай, утоляя, таким Макаром, своё ненасытное жало .Чай после того как мяли ягоду в крутом кипятке донской воды становился иссиня-черным, от его настоя губы вампира сверкали синевой ,отчего профиль приобретал сходство с главным вампиром вселенной, правда, любил ли тот полакомиться ежевикой донских лесных приволий бабушка не знала. Однако, она молча отворачивалась, когда мы приносили из леса полные сапетки той славной ягоды -нельзя же винить мадонну ежевику только за то, что ее любил какой-то вампир, канувший тем более во тьму веков.
А когда мы звали её пить чай со свежей ягодой ежевикой, она же только вздыхала шумно и кричала на нас: “Дайте мне умереть спокойно!” Бабушка по своей психологии считала, что весь цвет казачества сгноили по перевалам, по тюрьмам, застелили трупами тихий, безмолвный, бессловесный Дон, обагрили его густой кровью, в которой смешалась и горячая кровь её молодого мужа Домбровского. Так теперь Дон по вечерам на закате и по утрам на восходе солнца откатывается к берегу красной пенистой волной. И осталась доживать век одна “мелкая голь перекатная... к а з а ю р д а!-как сказала моя мать:-распелась к а з а ю р д а”-когда по вечерам по всей округе было слышно ё ё ё ё ё,-так начинался запев у тутошнего казачества
Правда и мой отец тоже вел себя странно по отношению к ягоде-ежеви?ке. Помнится, когда мы по осени начинали заготавливать дрова в дубовом лесу, срезали старые деревья, выкорчевывали прогнившие, прострелянные молнией дупла, я находил под густыми зарослями крапивы сверкающую как жемчуг ежевику и нагибался за ней. Только отец отворачивался, а когда я пытался насыпать ему в пригоршню сладкую ягоду и заморить червячка, он же отводил мою руку и говорил тихо: “Убери, сынок, от меня эту в э р л у...” По странной случайности он также не воспринимал красоты тихого Дона, никогда не купался в нем, обходил стороной берег и поджидал меня, присаживаясь на горячую песчаную дюну. Курил “Беломор”, тогда была мода на эти папиросы. О чем думал он? – спросить бы мне, но я был еще так инфантилен. А когда подрос, спросил бы, да не у кого, и он ушел в небытие. Когда же умирал, корчась от болей на моих глазах, то его белые губы, дыша жаром, судорожно выводили: “38-й год... 38-й год... я г ; д а ...” и слово, такое безобидное на первый взгляд, вдруг распахнулось, как ядовитый цвет под лучом солнца.
Русский язык такой гибкий, полный благоуханий и оттенков для тех, кто впитал его с молоком матери, кто чувствует его, но подчас и такой ко?варный, смотря как повернуть слово, как поиграть им. К примеру, я г о д а, если поставить ударение на первый слог, то у слова звучание самое приятное. А вот если выйти на середину слова и там, на той золо?той середине, поставить ударение я г ; д а, то звучание слова подчас вызовет самую невероятную ассоциацию, которая повергнет в шок, рассказывали, что даже в шутку от такой игры слов люди падали в обморок.
Поездив по миру, я увидел, что и в молдавских Кодрах водится ежевика, хотя и не в таком обилии, как в донских лесах, но всё также пря?чется под густыми зарослями крапивы. Здесь же я услышал от бывалых людей другую версию, другую подноготную этой столь невинной на вид ягоды, уже называемой mure. Ah, mure! – воскликнула однажды соседская девочка, с которой я пошел в лес по ягоду, бросилась её сорвать, но тотчас обожглась крапивой, вскрикнула от пронзительной боли и заплакала.
...Лет десять назад любимым занятием моей хорошей знакомой было хо?дить в лес за черной ягодой, такой редкой в молдавских Кодрах. Что до меня, то я считаю, что ежевика по своим целебным свойствам намного превосходит королеву ягод – малину, хотя по по строению походит на неё, только та в ярко малиновой одежде, а эта – в черной! Однако неожиданный исход крошки Родики подействовал так на Нину, что её нельзя было заставить пойти в лес даже по грибы, особенно в дубовый, где как раз под осень вызревала ежевика, в тот самый лес, начиненный звоном комаров и вечной, изумительной прохладой даже в самую июльскую жару.
Тот дубовый лес, как бы разбивало чистое озеро из подземных ключей, обрамленное ивовыми кустами, уходящими корнями в глубину холодной воды. Да разводились по озеру круги, по-видимому именно там, на дне бил ключ, который и затягивал в коловерть несведущего любителя поживиться раками, а еще больше охотника до цариц воды – озерных кувшинок, неживших свои чаши в тени от ивовых кустов. А чуть поодаль раскинулись густые заросли крапивы, опоясавшей даже подступы к берегу озера. Именно здесь однажды я и услышал новую версию про любимую ягоду одного вампира. Возможно, это был близнец тому вампиру, которого знала моя бабушка, а может, он только переодел маску, но так или иначе почерк был один и тот же.
Вампир, рассказывали бывалые, вкусив однажды на десерт малинки, и она ему так понравилась, что он стал по ночам наведываться в сады и вытягивать из ягоды все соки, всю её живительную прелесть до такой степени, что к утру, к восходу солнца, ягода становилась черной, словно одевалась в траур. Но в ухоженные сады каждую ночь, прячась от людского глаза, вампиру было опасно ходить. След его могли бы учуять дворовые псы, которых хозяева спускали на ночь с цепи, ведь когда вампир криком отгонял от себя злых дворняжек, то из его рта, словно ведро с помоями выливалось. Так вот, тогда вампир вырвал самый густой куст малины с комом земли и трусцой отнес его в дубовый лес, вблизи красивого озера роскошных кувшинок. Ну ,а чтобы человек не сразу заприметил любимую ягоду, он облачил её в траур, высадив под крапивой. Хотя, впрочем, он и сам с той поры обжигался жгучкой, чертыхаясь ,на чем свет стоит, но всё равно умилялся ягодой, измазывал ею весь щербатый рот и прятался за кустами, а дети дразнили его “Ёрой дурачком!” Ну, это к слову.
Посередине озера, как бы сгрудившись вместе, извивались на ветерке кувшинки, распластав по тихой озерной глади кожистые восковые листья. Осень по всем приметам наступала тихая и теплая, без особых дождей, только в бархатном переодевании леса было столько волнующей суеты, что я каждый раз замирал, лишь переступив дубовый лес, да вдруг ветер сорвет ветку вместе с желудем и начнет носить по пространству, как бабочку.
Надев новый халат, Нина решительно напросилась ко мне в попутчики, видно что-то задумав. Она ступала впереди меня ,молча, придерживая полы длинного халата. Этой осенью ежевичка уродилась крупная и очень сочная, потому, что в мае, когда она цвела и завязывалась, шли тихие дожди, в июле, когда она постепенно чернела, было много солнца, а может, вампиры уже исчезли в наших лесах? Черная, как жемчужинка, она сверкала перед глазами, но стоило нагнуться, она вмиг пряталась, потешаясь
над человеком, пряталась под крапиву, так что неопытный собиратель ягод, обжегшись, вскрикивал от боли, бил жгучку ногой, но и сквозь ботинок она доставала его своей отравой. Яд крапивы был сильным, проникал через все поры души, сжигал её, как бы выворачивая от боли наизнанку, впрочем, обилие ягоды скрадывало эти неудобства.
Приостановились у озера, воздух пах озерными цветами, сочной травой, где-то поблизости звенели косы. Нина же резким движением руки раздвинула траву, где под крапивой кустилась ежевика, одна в одну. Я, приноровившись, хотел было сорвать, но Нина резко отвела мою руку.
– Стойте, голубчик! – Нина шумно вздохнула, – не жадничайте, это место отравлено, здесь когда-то жил дух вампира, коварный и способный на самые невероятные проделки, ему без разницы, кто перед ним, взрослый или ребенок.
Я усмехнулся, но ягоду рвать не стал – в природе, как и в жизни ,есть много загадок, которые не под силу даже самому светлому уму разгадать. Мы отошли от озера, ближе в высокому раскидистому дубу , при?сели. Нина развернула сверточек, на салфетках зардели помидоры, распушился зеленый лук вместе с кусочками нарезанной овечьей брынзы.
– Налетай, – сказала она вполголоса, словно боясь кого-то вспугнуть.
Достала из кармана халата маленькую флягу, отвинтила и налила в на?персток наливки, – отведай моей наливки, помяни мою дочурку, моего ан?гелочка, мою нежную Родику, – и она смахнула слезу.
Я, перекрестившись, выпил наперсток наливки и тотчас горло охватил какой-то вихрь. А на вид наливка была такая безобидная и очень пахла ежевикой.
– Что чувствуешь, сосед? Чувствуешь, что в твоем теле духовой оркестр играет марш “славянку”!?
– Да, что-то в этом роде, хорошая вещь, только перчит... – но я, тем не ме?нее, попросил добавки.
– Я не ходила сюда, к этому месту где-то уже лет как десять, кувшинки поредели, а тогда их было столько много, чуть от берега отплывешь, и сама царица воды к тебе ласкается.
Я поднялся с земли, прошелся к озеру, осторожно раздвинул заросли крапивы и тотчас увидел своё отражение в зеркальной глади – всё же озеро было еще чистым, раз водились мелкие рачки, да цвели милые глазу кувшинки, пусть не так обильно, как раньше. Солнечные лучи скользили по водной поверхности, было такое ощущение, что повсюду рассыпан черный жемчуг, да и сами барышни-кувшинки, казалось, принарядились в жемчужные ожерелья. Ко мне подошла Нина:
– Любуешься? – спросила она тихо, – вот видишь, – она слегка отодвинула двумя пальчиками куст жгучки, – вот здесь, лет десять назад мы с Родикой нашли куклу. О... – она протянула восторженно, – какая она была потрясающе красивая!.
Нина присела у куста и стала рассказывать:
“Родика, увидев ягоду, крикнула: m u r e.., m u r e! Но я опередила её, сказав, что повсюду крапива, обожжешься, будешь плакать на весь лес, никто не поможет. Я сама развернула кусты и... мы разом вскрикнули – вот так m u r e! Под кустом лежала большая кукла с черными длинными волосами, в черном бархатном платье, вокруг шейки её были нанизаны черные бусы, а на груди красовался под воланами платья желтый бант в виде кувшинки. Родика, обезумевшая от счастья, подхватила куклу на руки, ну а та вдруг закрыла глаза с длинными ресницами и произнесла тихо, раздельно: – M u r e!
– Мама, ты слышала, кукла сказала m u r e, – и засмеялась, – может, это её так зовут? Может, она хочет попробовать m u r e?
Кукла была заводной, она плакала, когда её переворачивали набок, гово?рила m u r e, мы так её и прозвали, да она и впрямь была похожа на сочную и спелую ягоду ежевику. Начало было прекрасным, теперь Родика всё свое время проводила с куклой и больше не вспоминала отца, который бросил нас, когда ей было еще три годика. Она пеленала её, играла с ней в дочки – мамы, в участкового врача и лечила кукле животик, рассказывала на ночь сказки, подражая моей интонации в голосе. Спала с куклой, сажала с собой кушать, поначалу я даже радовалась, что Родика переменилась к лучшему. Однажды вечером я заглянула в детскую, чтобы проверить её сон. Они обе спали на спине, но я вздрогнула, у меня появилось ощущение, что кукла ж и в а я, её огромные черные глаза словно пронзали меня, когда я склонилась над дочуркой, чтобы прикрыть её одеяльцем. И тут только я обратила внимание, что у Родики было очень бледное личико, щечки впали, где та моя пунцовая роза? Ручки её лежали у подбородка крест на крест и тоже были такими худенькими, как плети. Я раздвинула её ручки, положила их по бокам, натянув одеяльце. И всё это время у меня было такое чувство, что кукла не спускала с меня глаз, она словно дышала.
Я позвала в дом одну знахарку. Когда старуха увидела куклу на руках у Родики, девочка то и дело прижимала куклу к груди и целовала её восковое лицо, – тотчас отвернулась, шепнув мне:
– Вы не замечаете, мама, что кукла пьет энергию вашей дочки, разве вам еще непонятно, смотрите, какая цветущая ваша кукла, сочная и благоухающая, подобно ежевике, и какая вся бледная ваша Родика, ну что вы за мать?! С вашей дочерью беда, уберите от нее куклу, но лучше отнесите туда, где нашли, видно, там её место под луной!
– Но как обмануть дочь? Она в кукле души не чает, да и мне самой кукла нравится, у меня каждый раз возникает чувство, что хочу с ней поиграться. Я в детстве тоже мечтала о красивой кукле.
– Вот и вас m u r e присушила своей энергией. Спасайтесь, как можете, хотите верьте, хотите нет, но такие куклы и в огне не горят, и в воде не тонут, это кукла в а м п и р!
– О боже праведный! – Я замахала на знахарку, рассчиталась с ней и стала думать, как поступить с куклой. Потом пришла еще одна сведущая в этих делах, погладила девочку по лбу, потрепала куклу за волосы, но так, что дочке это не понравилось, а может и самой кукле. Родика закричала: – Не трогайте мою m u r e! Я её никому не отдам!
Ну а та, сведущая в таких особых делах, стала спрашивать, где мы купили куклу, за сколько? Я же ответила:
– Да не купили мы куклу, на такую особу у нас и денег бы не хватило! Мы нашли её год назад в зарослях крапивы, под кустом ежевики близ того озера, знаете, что в дубовом лесу, озера кувшинок. Ах, какая краси?вая была кукла! Такая вся изящная, черноокая брюнетка, но сейчас мне кажется, что кукла даже растолстела, раздалась и уже вызывает во мне физическое отвращение, но как освободить от неё мою дочурку, я ума не приложу, с кем я только не советовалась, все смеются надо мной!
– Целый год m u r e пьет энергию вашей дочурки и вы бездействуете! Возможно, это не кукла, это э л ь ф кувшинки. Люди не умеют обращать?ся с такими благородными цветами, лезут грубо в воду, топчут их корни, срезают ножом царицу воды, в тот же миг лилия обливается кровью и превращается в э л ь ф а, чтобы мстить человеку. Знаете, как учила в детстве меня мать, с водным цветком, особенно с кувшинкой, надо обращаться очень нежно, сначала с ней ласково заговорить, обратиться к ней по имени, какое сразу придет на ум, а потом быстро сорвать головку, а стебель сам потянется за ней и тотчас поплыть к берегу. Но нырять с цветком нельзя, э л ь ф тотчас затянет в коловерть и закрутит в водорослях. Сколько таких случаев было на озере, разве не знаете?!
– Но как? Как я вырву из рук дочурки эту гадкую куклу? 0на же с ней не расстается, даже в туалете куклу тоже сажает на горшок!
Но тут соседи стали собираться в лес по ежевику и грибы, позвали меня с собой, я взяла и Родику с куклой. Все разбрелись по лесу в поисках черной ягоды, а мы как-то незаметно вышли к озеру. По дороге Родика, собирая ежевику, ни разу не обожглась крапивой, рвала ягоду и кормила куклу, и вскоре та вся испачкалась в черном соке. Увидев озеро, Родика вскрикнула радостно:
– Мама, можно я пойду умою m u r e? Я умою её у края озера.
Я не успела ответить, как дочка сорвалась с места. А у берега кто-то выложил настил из лозы, он был весь в грязи. Родика поскользнулась и скатилась в воду вместе с куклой, только фонтан брызг обдал меня. Я, протягивая руки, закричала в голос и почему-то повторяла: “m u r e… m u r e, отдай мне дочурку!” На шум тотчас прибежали косари, которые работали поблизости. Когда на озере рассеялись круги от воды, то ни Родики, ни её куклы не было видно. Один из косарей бросился в воду в то место, куда я показала. Нырнув, он вытянул со дна куст водорослей с маленькими рачками, те же сразу расползлись по траве. Позвали спасателей, они закинули бредень.
В тот самый миг кто-то увидел рядом с кувшинками куклу. Она колыхалась на зеркальной глади, лежа на животе, словно умывалась, словно искала в зеркальных кругах своё отражение. Спасатели обошли озеро, забрасывая бредень, и только посередине, у кувшинок, сетка вздрогнула, её потянули к берегу. Все увидели опутанное водорослями личико моей крошки... о боже праведный, дай мне силы, дай мне силы еще раз это пережить... Один из спасателей был удивлен тем, что в озере вода стоячая, но как быстро тело ребенка очутилось под самыми лилиями, в глубине озера, в холод?ной коловерти, в водовороте ключа?.. Это загадка. Ну, а про куклу в тот миг забыли, а потом, вспомнив, бросили взгляд на то место, где она искала свое отражение рядом с кувшинками, но её не было, только расходились круги вокруг цветов”.
.
И последнее – как глянула мне в душу черная тень m u r e, так до сих пор в ней дышит, я пытался её смахнуть, но она идет следом…,тень вампира , пугающая тень, нет-нет да и накроет чистый светлый миг воспоминаний об отчем доме и незабвенных донских местах с Нижней переправой, где на б а з а х мы игрались в петушка и курочку, то есть в детскую призрачную любовь, которую я пронёс до самого продлённого заката.
Метки:
