На окраине листопада
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ К КНИГЕ "ЛЮБОВЬ НЕВОЗМОЖНАЯ"
Образ мира, как последний листопад, неостановимо
проходит, – и бессмертно только неведомое. Но полнится
океан информации, и полнится число т.н. продвинутых
людей, якобы владеющих информацией.
Однако непонятно кем и куда продвинуты эти люди,
ибо сдаётся мне, что информация владеет их мозгами,
а не наоборот.
Информация – это не знание!..
Информация – это незнание!..
И чем больше информации, тем меньше мудрости!
Если кто-то не согласен со мной, то оставь свои возражения
себе любимому и засунь их в какое-нибудь сокровенное
место. Не буду я с тобой спорить, ибо истина не
рождается в споре. В споре рождаются злоба, ненависть,
гордыня – …и, …и, …и – чёртова информация! И, естественно,
ложь, ибо девяносто девять процентов мировой
информации не имеют никакого отношения к правде.
И поэтому количество постигнутого не обращается
в качество. Вернее, качество безвозвратно поглощается
количеством, – и человечество вместо Бога обретает
безумное ничто, которому не надобен ни образ мира сего,
ни сам человек, как сонаследник мира незримого, ибо видимое
– тленно, но невидимое – вечно.
Однако мироправители тёмного века сего абсолютно
уверовали, что обвальным натиском информации
наконец-то навяжут нестойкому человечеству т.н.
изменённое сознание и бессознание. И, надо честно признаться,
весьма преуспели в этом богопротивном проекте во времена последние.
Поэтому глобально торжествует
масскультура, и все робкие попытки последних
здравомыслящих людей противостоять злу бесследно
растворяются в безднах незнания, подобно куску сахара
в солёном океане.
Впрочем, на всё воля Божья, ибо Бог – Творец истории
человечества, не отнимающей у человека свободы воли,
а стало быть, и жажды творчества. Я, как профессионал,
самонадеянно не причисляю себя к последним здравомыслящим,
но стараюсь если не противостоять всемирному
потопу информации, то, по крайней мере, делать вид, что
его как бы нет.
– Вы не поделитесь с нами информацией, как пройти
к музею Пастернака? – спрашивает меня милая молодая
парочка, явно молодожёны.
– Не поделюсь, хоть убивайте! – мрачно отвечаю
я, но, увидев недоумение на симпатичных лицах, милостиво
изрекаю: – А дорогу с удовольствием покажу.
И не только показываю, но даже рассказываю какую-то
приличную историю из жизни замечательного поэта
и человека. Но не о том, как он вместе с Михаилом Шолоховым,
Андреем Платоновым, Александром Фадеевым
и другими гигантами советской литературы подписывал
т.н. расстрельные письма, призывающие безжалостно
карать врагов народа типа Бухарина, Зиновьева-Розенфельда,
Каменева-Апельбаума, Тухачевского, Ежова, Ягоду,
Якира и прочей нечисти, и не о том, как Борис Леонидович
решительно отказал в соответствующем мужском внимании
сексуально озабоченным поэтесскам Ахматовой
и Цветаевой, естественно, и не о том, как он по заказу
Сталина, за большие бабки, переводил стихи грузинских
поэтов, а о том, как он был на фронте в армии генерала
Бориса Горбатова на передовой в разгар Курской битвы
и безоглядно лез под немецкие пули. После чего товарищ
Сталин, узнав о бесшабашном поведении поэта, сказал:
?Этого Пастернака больше на фронт не пускать! Не дай
Бог убьют, отвечать мне придётся!..? А про генерала
Горбатова, допустившего такую вольницу, досадливо
обронил: ?Что с него взять?! Горбатова только могила
исправит!..?
– А Вы, извините, сами знали Пастернака? – любопытствуют
молодые.
– Естественно! Во сне бытия… Я – последний ученик
Борис Леонидыча, бывший член Союза писателей СССР Лев
Котюков, автор почти сорока книг, а ныне ЗАСРАК (Заслуженный
работник культуры России. – Прим. автора),
ну, как бы заслуженный бомж России… И это непоправимо!..
– Не откажитесь принять от нас пятьсот рублей…
Всё ещё можно поправить… – сочувственно утешают
молодые.
– Пятьсот рублей не спасут последнего ученика Пастернака!
Пожертвуйте их музею… А поправить в этой
жизни нельзя ничего, кроме кепки на голове! – велеречиво
ответствую я – и, поправив свою старую кепку, откланиваюсь.
Дальше ещё веселее. Захожу в Дом творчества писателей
?Переделкино?, дабы погреться в людской.
И натыкаюсь на какого-то смутного типа, который
пытается всучить мне аж за сто рублей свою книгу. На
обложке фото ?Мерседеса? и заглавие ?Автожизнь?. Поскольку
очередная моя невестка увлекается автомобилями,
спрашиваю:
– Это книга для автолюбителей?
– Это поэзия! – чуть не издав неприличный звук, истерично
восклицает смутный тип.
– Тогда не треба! – досадливо отмахиваюсь я.
– Как это не треба?! Вы ведь столько полезной информации
можете получить через стихи, чтобы избавиться
от ваших украинизмов!
– Только информации мне не хватало! Сказано тебе –
не треба!..
– Ну, тогда возьмите просто так, для пополнения
своей библиотеки! – не унимается честолюбивый автор.
– Да у меня и так – своих книг почти сорок… Эти
девать некуда! Зачем мне ещё чужие! – резко отказываю
я и спешу на выход, подальше от информации и литературы.
И уже закрывая за собой дверь, слышу, как смутный
тип говорит кому-то с величайшим презрением в мой адрес:
– Вот нынешний уровень культуры! Для него сорок
книг – уже библиотека… Таких никакой информацией не
прошибёшь! Не треба ему!..
Последнее высказывание пришлось мне по душе – и я не
стал возвращаться, дабы вежливо, но честно высказать
смутному автору графоманской книги ?Автожизнь? всё,
что надо…
Но, оказавшись на воле, я тотчас попадаю в объятья
некого злобного субъекта, ушибленного политикой, который
ошарашивает идиотским вопросом:
– Ты не располагаешь последней информацией о нашей
конфронтации с америкосами, а то у меня Интернет
отключился?!
Нет, я не взрываюсь от бешенства, не разражаюсь
бранью, не давлюсь словами от гнева, а чётко отвечаю:
– А зачем нам конфронтация? Зачем нам соперничать
со Штатами? Лучше добровольно всей Россией присоединиться
к Америке в качестве пятьдесят первого штата
под названием ?Рашка?. Уверен, – лет через пять от
Америки, в нынешнем её состоянии, ничего не останется,
кроме информации. Есть такое мнение!
– Где?! – тупо вопрошает политиканствующий идиот.
– Там, где надо! – величественно изрекаю я – и исчезаю
в листопаде, дабы не попасть в лапы ещё каких-нибудь
странствующих кретинов, жаждущих новизны
и информации, будь она неладна, ибо познание греха есть
смертоносная иллюзия власти над греховностью своей.
Увы, увы, увы, но разум людей, невосприимчивых
к истине Слова Божьего, витает в мире извращённых
фантазий и представлений, прекрасно обитающих, как
рыба в воде, во всемирном потоке информации. Эти люди
слепо-глухо-немые к Слову – и их можно только пожалеть
вместе с айфонами, смартфонами и ксилофонами.
И я через силу жалею всех, кого надо и не надо, и чувствую
себя очень прескверно, ибо жалость к дуракам
без наказания оных как-то противоестественна. Но что
делать?!. Слава Богу, что ещё на жалость сил хватает
в стольном граде, о котором я когда-то легкомысленно
написал: ?Этот город, как танк у ручья, этот город, как
сон палача, никого не спасёт этот город!..? И, наверное,
напрасно написал, ибо у Бога не остаётся бессильным
ни одно слово.
На окраине листопада в глухой тьме, в старом пустом
доме мне приснилась огромная-огромная, больше самой себя,
информация, а потом современная художественная литература.
Сон был ужасен, как ночь в реанимации, – и я не
буду рассказывать пережитое, оставлю нечеловеческий
ужас при себе, дабы сберечь малое число своих последних
читателей до назначенных сроков.
И ещё немного о Пастернаке… Наверное, кое-кто
скрывал рожу, а может, харю, когда я как бы в шутку
в начале своего повествования назвал себя последним уче-
ником Бориса Леонидыча. А ведь это так и есть! В 1958
году отец возил меня в кардиологический санаторий на
обследование. После санатория мы решили прогуляться
по писательскому городку Переделкино. Была поздняя
осень – и на безлюдной дачной улице вдруг возникла высокая
благородная фигура человека, обличием более схожего
со стареющим голливудским актёром, нежели с советским
писателем.
– Вот, сынок, запомни – это поэт Борис Пастернак!
Его сейчас все критикуют непонятно за что… – сказал
отец и поздоровался с Борисом Леонидовичем.
Тот приветливо ответил, даже кепку снял, – и о чём-то
заговорил с отцом. Не буду врать – разговора почти
не помню, поскольку моё внимание было поглощено прелестной
девочкой в синем беретике, вышедшей из ближней
дачи – и не без интереса поглядывающей в нашу сторону.
Но почему-то очень отчётливо остались в памяти слова –
не то отца, не то Пастернака: ?В Бога не верят только
абсолютные сумасшедшие…?
И ещё помню, когда мы уже расставались, Пастернак,
как взрослому, пожал мне руку и спросил:
– Как тебя зовут?
– Лёва… – робко ответил я.
– А в каком классе учишься?
– В пятый перешёл…
– Учись, Лёва, в этой жизни только хорошему! – ласково,
но без назидания сказал поэт – и мы простились.
И, увы, навсегда… Так что я по праву могу называть
себя последним учеником Бориса Леонидыча, в отличие от
гнусной банды пресловутых шестидесятников, мелких сексотов
и гнусных приспособленцев, – типа небезызвестного
стихотворца-бездаря Доношенко и прочих небезуспешных
выкормышей лжи.
После того как Пастернак был официально как бы
разрешён властями, все эти ?доношенки? мужского и женского
пола взахлёб, вперебой, привычно отталкивая друг
друга локтями, кинулись клясться в любви и верности
затравленному гению, самозванно причисляя себя к его
преданным ученикам. Но при жизни поэта, в тяжкие годины
чудовищных гонений, когда в анналы вошла фраза
?Я Пастернака не читал, но осуждаю!?, эти самозванцы
и самозванки от литературы пикнуть боялись в защиту
своего кумира. Да что там пикнуть-пукнуть, проведать
на даче тяжело больного человека и то ни одна сволочь не
отважилась. А ведь никто не держал Пастернака, как Пугачёва,
в железной клетке. Не буду перечислять поимённо
мерзавцев, не из-за страха подлой мести, мне давно неведом
никакой страх, кроме Божьего, а дабы не осквернять неприличными
кличками и псевдонимами светлую память
о Борисе Леонидыче.
Но были честные литераторы, которые навещали
поэта в ненастную ?оттепель?, не боясь никаких последствий-следствий.
Например, молодые поэты, студенты
Литинститута Юрий Панкратов и Иван Харабаров,
Царствие им Небесное.
И были просто честные люди, которые помогали поэту
и смело говорили то, что думали. Например, директор
Дома творчества Переделкино, бывший фронтовик, заявивший
на погромном партийном собрании: ?Я Бориса
Леонидыча знаю уже несколько лет – и ничего плохого за
ним не замечал. Аренду дачи он оплачивает исправно…
По-моему, – он очень добрый и талантливый человек!?
После чего партийное собрание в Доме творчества было
панически прекращено московскими аппаратчиками. А директор?!.
– как был, так и остался директором Дома
творчества.
А стало быть, и я многогрешный, на окраине листопада,
несмотря на кислые рожи, а может, хари своих недоброжелателей,
был и остаюсь последним учеником Бориса
Леонидыча Пастернака.
А что касается пресловутых шестидесятников –
смрадной отрыжки социалистического реализма, то, кроме
осиновых кольев в их могилы, ничего пожелать не могу.
Не без их мерзопакостной вони была демонтирована
система социальной справедливости, не без их истеричной
борьбы за т.н. общечеловеческие ценности наш народ
лишился бесплатного жилья, медицины, образования, достойной
работы и пенсий, то есть истинной, а не мифической
свободы.
Впрочем, не про упырей-шестидесятников речь моя, –
и забудем о сей бесовской нечисти ради красоты стиля
и краткости изложения.
И напослед: знать правду – одно, а любить правду –
совершенно другое. Правда без любви есть грех. Вера человеческая
– ничто по сравнению с верностью Божией.
Бог никого никогда не обманывает, ибо Он – не человек.
А что касается современного писательства и писателей,
жаждущих подключить неразборчивых читателей
к т.н. информационному полю Вселенной, то они не заслуживают
даже мелкого презрения, ибо начало премудрости
– страх Божий, а не бессмысленная прелесть новизны.
И единственное, что объединяет всех ныне живущих на
Земле, – это смерть!..
И что сказал, то сказал!..
Образ мира, как последний листопад, неостановимо
проходит, – и бессмертно только неведомое. Но полнится
океан информации, и полнится число т.н. продвинутых
людей, якобы владеющих информацией.
Однако непонятно кем и куда продвинуты эти люди,
ибо сдаётся мне, что информация владеет их мозгами,
а не наоборот.
Информация – это не знание!..
Информация – это незнание!..
И чем больше информации, тем меньше мудрости!
Если кто-то не согласен со мной, то оставь свои возражения
себе любимому и засунь их в какое-нибудь сокровенное
место. Не буду я с тобой спорить, ибо истина не
рождается в споре. В споре рождаются злоба, ненависть,
гордыня – …и, …и, …и – чёртова информация! И, естественно,
ложь, ибо девяносто девять процентов мировой
информации не имеют никакого отношения к правде.
И поэтому количество постигнутого не обращается
в качество. Вернее, качество безвозвратно поглощается
количеством, – и человечество вместо Бога обретает
безумное ничто, которому не надобен ни образ мира сего,
ни сам человек, как сонаследник мира незримого, ибо видимое
– тленно, но невидимое – вечно.
Однако мироправители тёмного века сего абсолютно
уверовали, что обвальным натиском информации
наконец-то навяжут нестойкому человечеству т.н.
изменённое сознание и бессознание. И, надо честно признаться,
весьма преуспели в этом богопротивном проекте во времена последние.
Поэтому глобально торжествует
масскультура, и все робкие попытки последних
здравомыслящих людей противостоять злу бесследно
растворяются в безднах незнания, подобно куску сахара
в солёном океане.
Впрочем, на всё воля Божья, ибо Бог – Творец истории
человечества, не отнимающей у человека свободы воли,
а стало быть, и жажды творчества. Я, как профессионал,
самонадеянно не причисляю себя к последним здравомыслящим,
но стараюсь если не противостоять всемирному
потопу информации, то, по крайней мере, делать вид, что
его как бы нет.
– Вы не поделитесь с нами информацией, как пройти
к музею Пастернака? – спрашивает меня милая молодая
парочка, явно молодожёны.
– Не поделюсь, хоть убивайте! – мрачно отвечаю
я, но, увидев недоумение на симпатичных лицах, милостиво
изрекаю: – А дорогу с удовольствием покажу.
И не только показываю, но даже рассказываю какую-то
приличную историю из жизни замечательного поэта
и человека. Но не о том, как он вместе с Михаилом Шолоховым,
Андреем Платоновым, Александром Фадеевым
и другими гигантами советской литературы подписывал
т.н. расстрельные письма, призывающие безжалостно
карать врагов народа типа Бухарина, Зиновьева-Розенфельда,
Каменева-Апельбаума, Тухачевского, Ежова, Ягоду,
Якира и прочей нечисти, и не о том, как Борис Леонидович
решительно отказал в соответствующем мужском внимании
сексуально озабоченным поэтесскам Ахматовой
и Цветаевой, естественно, и не о том, как он по заказу
Сталина, за большие бабки, переводил стихи грузинских
поэтов, а о том, как он был на фронте в армии генерала
Бориса Горбатова на передовой в разгар Курской битвы
и безоглядно лез под немецкие пули. После чего товарищ
Сталин, узнав о бесшабашном поведении поэта, сказал:
?Этого Пастернака больше на фронт не пускать! Не дай
Бог убьют, отвечать мне придётся!..? А про генерала
Горбатова, допустившего такую вольницу, досадливо
обронил: ?Что с него взять?! Горбатова только могила
исправит!..?
– А Вы, извините, сами знали Пастернака? – любопытствуют
молодые.
– Естественно! Во сне бытия… Я – последний ученик
Борис Леонидыча, бывший член Союза писателей СССР Лев
Котюков, автор почти сорока книг, а ныне ЗАСРАК (Заслуженный
работник культуры России. – Прим. автора),
ну, как бы заслуженный бомж России… И это непоправимо!..
– Не откажитесь принять от нас пятьсот рублей…
Всё ещё можно поправить… – сочувственно утешают
молодые.
– Пятьсот рублей не спасут последнего ученика Пастернака!
Пожертвуйте их музею… А поправить в этой
жизни нельзя ничего, кроме кепки на голове! – велеречиво
ответствую я – и, поправив свою старую кепку, откланиваюсь.
Дальше ещё веселее. Захожу в Дом творчества писателей
?Переделкино?, дабы погреться в людской.
И натыкаюсь на какого-то смутного типа, который
пытается всучить мне аж за сто рублей свою книгу. На
обложке фото ?Мерседеса? и заглавие ?Автожизнь?. Поскольку
очередная моя невестка увлекается автомобилями,
спрашиваю:
– Это книга для автолюбителей?
– Это поэзия! – чуть не издав неприличный звук, истерично
восклицает смутный тип.
– Тогда не треба! – досадливо отмахиваюсь я.
– Как это не треба?! Вы ведь столько полезной информации
можете получить через стихи, чтобы избавиться
от ваших украинизмов!
– Только информации мне не хватало! Сказано тебе –
не треба!..
– Ну, тогда возьмите просто так, для пополнения
своей библиотеки! – не унимается честолюбивый автор.
– Да у меня и так – своих книг почти сорок… Эти
девать некуда! Зачем мне ещё чужие! – резко отказываю
я и спешу на выход, подальше от информации и литературы.
И уже закрывая за собой дверь, слышу, как смутный
тип говорит кому-то с величайшим презрением в мой адрес:
– Вот нынешний уровень культуры! Для него сорок
книг – уже библиотека… Таких никакой информацией не
прошибёшь! Не треба ему!..
Последнее высказывание пришлось мне по душе – и я не
стал возвращаться, дабы вежливо, но честно высказать
смутному автору графоманской книги ?Автожизнь? всё,
что надо…
Но, оказавшись на воле, я тотчас попадаю в объятья
некого злобного субъекта, ушибленного политикой, который
ошарашивает идиотским вопросом:
– Ты не располагаешь последней информацией о нашей
конфронтации с америкосами, а то у меня Интернет
отключился?!
Нет, я не взрываюсь от бешенства, не разражаюсь
бранью, не давлюсь словами от гнева, а чётко отвечаю:
– А зачем нам конфронтация? Зачем нам соперничать
со Штатами? Лучше добровольно всей Россией присоединиться
к Америке в качестве пятьдесят первого штата
под названием ?Рашка?. Уверен, – лет через пять от
Америки, в нынешнем её состоянии, ничего не останется,
кроме информации. Есть такое мнение!
– Где?! – тупо вопрошает политиканствующий идиот.
– Там, где надо! – величественно изрекаю я – и исчезаю
в листопаде, дабы не попасть в лапы ещё каких-нибудь
странствующих кретинов, жаждущих новизны
и информации, будь она неладна, ибо познание греха есть
смертоносная иллюзия власти над греховностью своей.
Увы, увы, увы, но разум людей, невосприимчивых
к истине Слова Божьего, витает в мире извращённых
фантазий и представлений, прекрасно обитающих, как
рыба в воде, во всемирном потоке информации. Эти люди
слепо-глухо-немые к Слову – и их можно только пожалеть
вместе с айфонами, смартфонами и ксилофонами.
И я через силу жалею всех, кого надо и не надо, и чувствую
себя очень прескверно, ибо жалость к дуракам
без наказания оных как-то противоестественна. Но что
делать?!. Слава Богу, что ещё на жалость сил хватает
в стольном граде, о котором я когда-то легкомысленно
написал: ?Этот город, как танк у ручья, этот город, как
сон палача, никого не спасёт этот город!..? И, наверное,
напрасно написал, ибо у Бога не остаётся бессильным
ни одно слово.
На окраине листопада в глухой тьме, в старом пустом
доме мне приснилась огромная-огромная, больше самой себя,
информация, а потом современная художественная литература.
Сон был ужасен, как ночь в реанимации, – и я не
буду рассказывать пережитое, оставлю нечеловеческий
ужас при себе, дабы сберечь малое число своих последних
читателей до назначенных сроков.
И ещё немного о Пастернаке… Наверное, кое-кто
скрывал рожу, а может, харю, когда я как бы в шутку
в начале своего повествования назвал себя последним уче-
ником Бориса Леонидыча. А ведь это так и есть! В 1958
году отец возил меня в кардиологический санаторий на
обследование. После санатория мы решили прогуляться
по писательскому городку Переделкино. Была поздняя
осень – и на безлюдной дачной улице вдруг возникла высокая
благородная фигура человека, обличием более схожего
со стареющим голливудским актёром, нежели с советским
писателем.
– Вот, сынок, запомни – это поэт Борис Пастернак!
Его сейчас все критикуют непонятно за что… – сказал
отец и поздоровался с Борисом Леонидовичем.
Тот приветливо ответил, даже кепку снял, – и о чём-то
заговорил с отцом. Не буду врать – разговора почти
не помню, поскольку моё внимание было поглощено прелестной
девочкой в синем беретике, вышедшей из ближней
дачи – и не без интереса поглядывающей в нашу сторону.
Но почему-то очень отчётливо остались в памяти слова –
не то отца, не то Пастернака: ?В Бога не верят только
абсолютные сумасшедшие…?
И ещё помню, когда мы уже расставались, Пастернак,
как взрослому, пожал мне руку и спросил:
– Как тебя зовут?
– Лёва… – робко ответил я.
– А в каком классе учишься?
– В пятый перешёл…
– Учись, Лёва, в этой жизни только хорошему! – ласково,
но без назидания сказал поэт – и мы простились.
И, увы, навсегда… Так что я по праву могу называть
себя последним учеником Бориса Леонидыча, в отличие от
гнусной банды пресловутых шестидесятников, мелких сексотов
и гнусных приспособленцев, – типа небезызвестного
стихотворца-бездаря Доношенко и прочих небезуспешных
выкормышей лжи.
После того как Пастернак был официально как бы
разрешён властями, все эти ?доношенки? мужского и женского
пола взахлёб, вперебой, привычно отталкивая друг
друга локтями, кинулись клясться в любви и верности
затравленному гению, самозванно причисляя себя к его
преданным ученикам. Но при жизни поэта, в тяжкие годины
чудовищных гонений, когда в анналы вошла фраза
?Я Пастернака не читал, но осуждаю!?, эти самозванцы
и самозванки от литературы пикнуть боялись в защиту
своего кумира. Да что там пикнуть-пукнуть, проведать
на даче тяжело больного человека и то ни одна сволочь не
отважилась. А ведь никто не держал Пастернака, как Пугачёва,
в железной клетке. Не буду перечислять поимённо
мерзавцев, не из-за страха подлой мести, мне давно неведом
никакой страх, кроме Божьего, а дабы не осквернять неприличными
кличками и псевдонимами светлую память
о Борисе Леонидыче.
Но были честные литераторы, которые навещали
поэта в ненастную ?оттепель?, не боясь никаких последствий-следствий.
Например, молодые поэты, студенты
Литинститута Юрий Панкратов и Иван Харабаров,
Царствие им Небесное.
И были просто честные люди, которые помогали поэту
и смело говорили то, что думали. Например, директор
Дома творчества Переделкино, бывший фронтовик, заявивший
на погромном партийном собрании: ?Я Бориса
Леонидыча знаю уже несколько лет – и ничего плохого за
ним не замечал. Аренду дачи он оплачивает исправно…
По-моему, – он очень добрый и талантливый человек!?
После чего партийное собрание в Доме творчества было
панически прекращено московскими аппаратчиками. А директор?!.
– как был, так и остался директором Дома
творчества.
А стало быть, и я многогрешный, на окраине листопада,
несмотря на кислые рожи, а может, хари своих недоброжелателей,
был и остаюсь последним учеником Бориса
Леонидыча Пастернака.
А что касается пресловутых шестидесятников –
смрадной отрыжки социалистического реализма, то, кроме
осиновых кольев в их могилы, ничего пожелать не могу.
Не без их мерзопакостной вони была демонтирована
система социальной справедливости, не без их истеричной
борьбы за т.н. общечеловеческие ценности наш народ
лишился бесплатного жилья, медицины, образования, достойной
работы и пенсий, то есть истинной, а не мифической
свободы.
Впрочем, не про упырей-шестидесятников речь моя, –
и забудем о сей бесовской нечисти ради красоты стиля
и краткости изложения.
И напослед: знать правду – одно, а любить правду –
совершенно другое. Правда без любви есть грех. Вера человеческая
– ничто по сравнению с верностью Божией.
Бог никого никогда не обманывает, ибо Он – не человек.
А что касается современного писательства и писателей,
жаждущих подключить неразборчивых читателей
к т.н. информационному полю Вселенной, то они не заслуживают
даже мелкого презрения, ибо начало премудрости
– страх Божий, а не бессмысленная прелесть новизны.
И единственное, что объединяет всех ныне живущих на
Земле, – это смерть!..
И что сказал, то сказал!..
Метки:
