Я не читаю молитвы Богу Ра

Я не читаю молитвы Богу Ра,
Не медитирую под фантастические мантры.
С тоской в глазах жду взбалмошного января,
Мечтаю автостопом съездить в штаты.
Я много сплю, я мало ем, я не курю.
– А может стоило бы покориться дыму?
Варить? Это не для меня, я не варю,
С этого года собираю на машину.

Я был никем, я рос никем. И что в остатке?
Квартиры в сто квадратов не держу
И люксовым покроям чту халаты,
И отношусь к простому негляжу;.

Я утром нёс картошку с магазина,
А вечером продолжил набивать дневник
Сумбурными словечками и криком,
Что в детстве забежал за воротник.

Самокопание — моё второе имя.
Капаю знатно, жаль, что не сажу.
Я упрекал себя дурного многократно.
За что? Не спрашивайте, вряд ли расскажу.

И я есть пуст, но я есть полон,
Полон смысла,
С тоской в глазах жду взбалмошного января,
Мечтаю автостопом съездить в штаты.
В иных условиях осмыслить, кто же я.

– Может я царь? Может психолог?
– Может роза? Может я остров. Одиночества пример?
Нет, я не знаю. Это значит – всё не просто,
Но я не овощ, без глаголов и манер.

Я думаю, что стоит мне разуплотниться.
Долой каркас и изолированность – грех.
– Входи, реальность, я живой, я не капуста.
– Входи, послушай беспричинный смех.

?Безумцы всех умней? — указал Кэрролл,
Я верил ему тридцать зим и ждал к столу,
Но кролик не пришёл в назначенное время,
А я готовил ему спаржу на пару.

Мне не важны, вы знаете, границы.
Я точно не последний человек,
Но и не первый. Да, таким уж я родился:
Четвероногим, совершающим побег.

Бежать и в то же время возвращаться,
Стучать и закрывать свою же дверь.
Как бы ты яростно, дружочек, не старался,
Понять себя не каждый может зверь.

Мы звери, да. А звери — люди,
Может больше, и я тону в своих стихах,
Да ну и что.
Я не читаю Богу Ра про холокосты,
И порыхлел, как старое пальто,
Но я свободен, что внутри и что снаружи,
Картина одинакова, взгляни
Я бесполезен, я завистлив, может скучен,
Но улыбаюсь будто детство, будто три.

Мне пули, пущенные в душу, не мешают.
Я адаптирован под беды и войну,
Но и они под солнцем расцветают,
Глядя в глаза хозяину своему.
И тот, кто засадил мне в тело пули —
Заворожён, он хочет подражать.
И свою плоть, чудак умалишённый,
Своим же ядом начинает заполнять.