Рязань. 1972
Я родился в Москве в 1948 году. Наша большая семья: я, мои отец и мать, дядя, две тети с мужьями, дед и бабушка - всего 9 человек, ютились в 20 метровой комнате трехкомнатной, коммунальной квартиры двухэтажного, щитового дома по адресу: Город Москва, поселок Текстильщики, дом 29 Жилищно - коммунального отдела Первого Государственного подшипникового завода.
В доме была подключены газ и холодная вода, печь топили дровами, а мылись - в бане или душевом павильоне.
Время было голодное. Засушливое лето 1947 года, еще не восстановленное сельское хозяйство, гибель и ранения на войне мужчин, дефицит техники и семян привели к голоду в стране. Плохо с продуктами было и в Москве. Для того, чтобы ?отоварить? карточки, хозяйки с утра занимали очередь, и не все удавалось купить.
По этим причинам родственники приняли решение отправить меня, маму и бабушку в степную рязанскую деревеньку Чуриловку на попечение прабабушки Параскевы и козы Юльки, где я и прожил 7 лет.
Со многими деревенскими ребятишками у меня сохранились дружеские отношения. К 1972 году многие из них покинули родные места, получили образование, вступили в брак и начали делать карьеру. Последние молодые ?аборигены? покинули деревню, когда радиоактивное облако из Чернобыля отравило родной чернозем. Делать там стало нечего, а жить - опасно.
От одного из друзей, сотрудника рязанского облисполкома, я получил приглашение встретиться и посетить юбилейный концерт Рязанского академического русского народного хора. По секрету, он сообщил, что второй акт будет посвящен творчеству Сергея Есенина, вновь возрожденного после десятилетия забвенья.
Три часа понадобилось электричке, чтобы доставить меня в Рязань, с вокзала я позвонил своему другу, он предложил мне встретиться и пообедать часика в два.
Не торопясь, я проехал в центр города, где сошлись воедино несколько достопримечательностей: театр, ювелирный магазин, рынок, парк и небольшой, но очень уютный продовольственный магазинчик.
По роду службы, я бывал в разных краях страны, но то, что увидел в ?столице хлебородного края?, повергло меня в уныние.
Я решил позавтракать, прошел на колхозный рынок и от удивления опешил: среди дня не было на нем ни продавцов, ни покупателей. Прилавки и территория сияли чистотой, дверь в комнату инвентаря была закрыта на порыжевший от ржавчины амбарный замок. Давно здесь не ступала нога колхозника.
Скорее из любопытства, чем по необходимости, зашел я в магазинчик на центральной (как положено по городской иерархии) улице Ленина. И здесь меня удивил скромный ассортимент. Продавщица предложила лучшее, что было на прилавке: пачку печенья ?Сахарное?; слипшуюся карамель - подушечки; черствые как дорожный булыжник пряники; банку килек в томате и плавленый сырок ?Городской? за 9 копеек. Хлеба не было с утра. Я со страхом представил, что могло со мной произойти, если бы я это все употребил. Слушал бы я отголоски концерта из театрального туалета, а, то, и с больничной койки. Под вопль продавщицы: ?Объедаетесь там, у себя! Жрать захочешь - придешь, только и этого не будет!? я покинул местный ?Елисеевский? магазин.
Чтобы осмыслить увиденное и отдохнуть от шума городского, я прошел в парк, присел на скамейку, открыл ?дипломат?, достал из него и с удовольствием, мелкими кусочками, стал кушать комбинированный бутерброд. Это была сложная комбинация, неудачную копию с которого сняла компания ?Макдональдс?: на кусок пшеничного хлеба, толстым слоем, было намазано сливочное масло; поверх лежал кусок швейцарского сыра; натюрморт завершали аккуратно нарезанные кусочки копченой колбасы.
Бутерброд был не одинок. Кроме него в портфеле уместились две бутылки коньяка, бутылка ?Цамлянского игристого?, баночки красной икры и осетрового балыка, набор шоколадных конфет, нарезки сырокопченой колбасы, буженины, карбоната, шейки, корейки, грудинки и буханка пышного, сдобного хлеба – все, чем богат буфет на моей службе – в Генеральном штабе.
Покажи я все это великолепие ?аборигенам?, хотя бы продавщице, и услыхал бы от них все великолепие житейской мудрости в образных, свойственной только русскому языку, выражениях.
Немного отдохнув, я пошел в ювелирный магазин и убедился, что рязанские мастера разучились работать с драгметаллами. Их вообще не было на прилавке. Правда, в запыленном углу витрины, стояли серебряные стопки работы кубачинских мастеров, которые, почему - то назывались ?Набором охотника?, а не забулдыги. Заметьте, не ружье, нож, гильзы, дробь, пыжи или масленка, а стопки, и, именно, 6 штук, должны были помочь охотнику и его многочисленным друзьям насладиться общением с природой, убить, а, может быть, спастись от свирепого зверя.
Приближалось время обеда, я прошел несколько кварталов и оказался у здания облисполкома. Колонны ?храма исполнительной власти?, гранитные плиты ступеней внушали каждому посетителю душевный трепет. Сержант милиции, с повадками полковника, внимательно рассмотрел все страницы моего паспорта. По месту прописки выяснил, что я - московский гость. Серьезность моего положения и намерений подчеркивал темно - синий, с брусничной искрой, костюм; голубая, в полоску, нейлоновая рубашка; бордовый галстук и остроносые туфли. Прибавьте японские часы ?Сейко? в титановом корпусе с браслетом, золотые обручальное кольцо и запонки. Все это соответствовало внешнему облику столичного чиновника среднего уровня.
Сержант попросил открыть ?дипломат? и, вместо папок с бумагами, увидел ?гастрономический изыск?, повергший его в ступор.
Внезапно появилась секретарь начальника отдела административных органов, гордо взглянула с высоты своего роста и положения на сержанта и обратилась ко мне с лучезарной улыбкой: ?Вас ждут! Позвольте я Вас провожу!?
Понятно, что мой друг еще не занял кабинет своего начальника, но меня он представил своим коллегам как человека с большими возможностями и связями, что соответствовало действительности. В это время меня назначили старшим офицером, исполняющим обязанности начальника бюро отдела новой техники одного из управлений Генерального штаба.
Время последнего дня недели ?пересекло экватор?. Смущение первых минут встречи прошло. В комнату моего друга, один за другим, кто по делам, кто из любопытства, заходили и не торопились ее покидать, сослуживцы моего товарища. ?Коллективный разум? решил, что перед обедом не мешало бы ?поддать?. Выпили ?по маленькой?, ?залакировали? в столовой пивком и приступили к трапезе.
50 копеечный "комплексный обед" состоял из: кусочка холодца; маринованной селедочки, присыпанной мелко нарезанным лучком; сборной солянки на первое; отбивной котлеты с картофельным пюре и тушеной капустой; стакана компота и двух кусочков хлеба. Как разительно этот продуктовый набор отличался от предложенного мне в ?Елисеевском? магазине, и цены были ?демократичными?.
Но истинное великолепие я обнаружил в спецбуфете - миниатюре нашего, Генштабовского. Каждый сотрудник мог купить продуктовый набор, который хватило бы на семью из 4 человек, на неделю. Вино на любой вкус, водка 7 сортов, американские сигареты - все было доступно в любое время и без ограничений.
До начала концерта оставалось 4 часа, и мне предложили отдохнуть в гостинице облисполкома.
К 6 часам вечера я подошел к зданию театра, которое давно нуждалось в реконструкции. Казалось, хлопни громко дверью, и обрушатся колонны и вся лепнина, щербатые ступени лестницы готовы были изуродовать обувь и ноги зрителям. Фонтан, служивший украшением театральной площади, давно не работал. Вместо воды его переполняли пожелтевшие, опавшие листья.
Вскоре, я, в окружении друга и его сослуживцев, расположились в ложе бенуара. Она, практически, примыкала к сцене, что вызывало эффект присутствия и соучастия в происходящем действии.
Началась торжественная часть. Из-за стола президиума, к трибуне выходили ответственные партийные, советские и общественные деятели. Здравицу закончил хор, исполнивший песни, прославляющие партию, его вождей и светлое сегодня, в котором страна оказалась.
Был объявлен перерыв. Все, как бы нехотя, прошли в буфет, где каждому гостю бесплатно, вернее, за счет областного бюджета, был предложен бокал шампанского, бутерброды с икрой, красной рыбой, колбасой и сыром. Те, кому показалось мало, могли купить коньяк и вино по потребности. Наша молодежь изрядно ?набралась?.
Прозвучал звонок, который призвал занять места в зале, открылся занавес, и перед зрителями предстал во всем величии академический хор. Лишь недавно, произведения Сергея Есенина вышли из под запрета цензуры. Песни на его стихи были близки, понятны и нашли отклик в душах рязанцев. Зал, вначале тихонько, ?себе под нос?, затем все громче и громче, стал подпевать. Не все обладали музыкальным слухом и поставленным голосом, но все себя считали сопричастниками происходящего в театре. Не отставали от хора и молодые чиновники. Не раз грозное начальство пыталось образумить зал, но стихия стала неуправляемой.
Концерт закончился в 11 вечера, у друзей появилось желание поблагодарить певиц за доставленное удовольствие. Корзина цветов, восторженно блестевшие глаза обожателей, коньяк с шампанским, шоколад и легкая закуска помогли певицам преодолеть напряжение. В непринужденной обстановке исполнили они еще несколько песен, не входящих в репертуар, до поры остававшиеся под запретом. Руководство театра все с большей настойчивостью стало предлагать юбиляршам и их посетителям освободить помещение."Кончен бал - погасли свечи!"
Часы показывали полночь. От предложения переночевать в гостинице я отказался, дома мне предстояли дела, и я попросил подвезти меня на вокзал. Кассир меня разочаровала - ближайшая электричка до Москвы должна отправиться в 7 часов. Мне посоветовали проехать до автовокзала, но и там, до утра, автобусы не ожидались. Я решил поехать ?автостопом?.
По окружной дороге, с Поволжья и из Казахстана, днем двигался непрерывный поток груженых машин. Но сейчас их становилось все меньше и меньше. Легковые машины не останавливались, а водителям грузовых запрещалось перевозить пассажиров. ?Голосовал? на обочине я не один, сосед слушал новости по транзисторному приемнику, диктор сообщил, что в Рязанской области ожидаются заморозки до минус 4 градусов. В это известие можно поверить. Холод постепенно остужал тело. Захотелось справить малую нужду. Вдоль дороги шли лесопосадки, я удалился в них и не заметил, как вышел с другой их стороны.
Передо мной предстала картина достойная восхищения. Стройными рядами стояли яблоневые деревья, сплошь усыпанные плодами невероятной красоты. Не трудно представить, что с ними произойдет после сегодняшнего заморозка - они почернеют и опадут. Что добру пропадать? Я решил собрать немного себе. Штук 30 вошло в опустевший ?дипломат?, я снял рубашку, одним рукавом завязал воротник, наложил в рубашку штук 50 яблок и завязал вторым рукавом полы рубахи. Получился импровизированный рюкзак.
Я готов был вернуться на дорогу, но вдали заметил старика, по-видимому, сторожа, который размахивая дубиной бежал в мою сторону. Я ожидал что угодно, только не его предложение: ?Милок, что ты эту дрянь собираешь, пойдем, я тебе антоновки наберу?. Сопротивляться было бесполезно. Я спросил у старика: ? Если начальству наплевать на урожай, что же местные жители себе яблок не набирают?? Сторож успокоил меня: ?Все, кому хотелось, намочили яблок по паре бочек, а на большее тары не хватило?.
Мы выпили со стариком ?по глоточку? и не один раз, остатки я оставил ему. Он предложил мне свое гостеприимство: ?Если машину не словишь, не печалься, приходи ко мне, рядом стожок есть, как в пуховой перине спать будешь?. Про вероятное соседство с сенными блохами, соперничающими в свирепости с бельевыми вшами, он промолчал.
Я вышел на дорогу, все ?голосовавшие? разъехались, повезло и мне, водитель МАЗа вез броневой лист из Куйбышева в Смоленск. Он притормозил не сразу, постепенно, примерно метров 50 снижал скорость. Взял он меня в кабину не бескорыстно: во - первых - 5 рублей, как компенсация за возможный штраф, на дороге не валяются, и, при благоприятном исходе, должны осесть в его кармане; во - вторых, чтобы за разговором дорога была веселей. Расстаться с ним мы должны были на кольцевой дороге, но он принял за нее Томилинскую эстакаду, и пришлось мне километров 7 идти пешком, через все Люберцы, до 19 таксомоторного парка на Волгоградском проспекте и долго уговаривать водителя отвезти меня домой.
Его скепсис был объясним: редко кто, среди ночи, при минусовой температуре, носит финский костюм без рубахи, с галстуком на голом теле и, в одной руке сжимает кожаный ?дипломат?, а в другой - импровизированный рюкзак из финской нейлоновой рубахе. Да и недалеко находится 13 психиатрическая больница, может я сбежавший пациент, вон и вещички прихватил… Но деньги решили все. Впрочем, ему и не такое приходилось видеть.
А яблоки были хороши, и не только потому, что ?на дармовщинку и уксус сладок!?
Были они напоминанием о Родине, щедрой и несчастной, по нашей, с тобою вине.
В доме была подключены газ и холодная вода, печь топили дровами, а мылись - в бане или душевом павильоне.
Время было голодное. Засушливое лето 1947 года, еще не восстановленное сельское хозяйство, гибель и ранения на войне мужчин, дефицит техники и семян привели к голоду в стране. Плохо с продуктами было и в Москве. Для того, чтобы ?отоварить? карточки, хозяйки с утра занимали очередь, и не все удавалось купить.
По этим причинам родственники приняли решение отправить меня, маму и бабушку в степную рязанскую деревеньку Чуриловку на попечение прабабушки Параскевы и козы Юльки, где я и прожил 7 лет.
Со многими деревенскими ребятишками у меня сохранились дружеские отношения. К 1972 году многие из них покинули родные места, получили образование, вступили в брак и начали делать карьеру. Последние молодые ?аборигены? покинули деревню, когда радиоактивное облако из Чернобыля отравило родной чернозем. Делать там стало нечего, а жить - опасно.
От одного из друзей, сотрудника рязанского облисполкома, я получил приглашение встретиться и посетить юбилейный концерт Рязанского академического русского народного хора. По секрету, он сообщил, что второй акт будет посвящен творчеству Сергея Есенина, вновь возрожденного после десятилетия забвенья.
Три часа понадобилось электричке, чтобы доставить меня в Рязань, с вокзала я позвонил своему другу, он предложил мне встретиться и пообедать часика в два.
Не торопясь, я проехал в центр города, где сошлись воедино несколько достопримечательностей: театр, ювелирный магазин, рынок, парк и небольшой, но очень уютный продовольственный магазинчик.
По роду службы, я бывал в разных краях страны, но то, что увидел в ?столице хлебородного края?, повергло меня в уныние.
Я решил позавтракать, прошел на колхозный рынок и от удивления опешил: среди дня не было на нем ни продавцов, ни покупателей. Прилавки и территория сияли чистотой, дверь в комнату инвентаря была закрыта на порыжевший от ржавчины амбарный замок. Давно здесь не ступала нога колхозника.
Скорее из любопытства, чем по необходимости, зашел я в магазинчик на центральной (как положено по городской иерархии) улице Ленина. И здесь меня удивил скромный ассортимент. Продавщица предложила лучшее, что было на прилавке: пачку печенья ?Сахарное?; слипшуюся карамель - подушечки; черствые как дорожный булыжник пряники; банку килек в томате и плавленый сырок ?Городской? за 9 копеек. Хлеба не было с утра. Я со страхом представил, что могло со мной произойти, если бы я это все употребил. Слушал бы я отголоски концерта из театрального туалета, а, то, и с больничной койки. Под вопль продавщицы: ?Объедаетесь там, у себя! Жрать захочешь - придешь, только и этого не будет!? я покинул местный ?Елисеевский? магазин.
Чтобы осмыслить увиденное и отдохнуть от шума городского, я прошел в парк, присел на скамейку, открыл ?дипломат?, достал из него и с удовольствием, мелкими кусочками, стал кушать комбинированный бутерброд. Это была сложная комбинация, неудачную копию с которого сняла компания ?Макдональдс?: на кусок пшеничного хлеба, толстым слоем, было намазано сливочное масло; поверх лежал кусок швейцарского сыра; натюрморт завершали аккуратно нарезанные кусочки копченой колбасы.
Бутерброд был не одинок. Кроме него в портфеле уместились две бутылки коньяка, бутылка ?Цамлянского игристого?, баночки красной икры и осетрового балыка, набор шоколадных конфет, нарезки сырокопченой колбасы, буженины, карбоната, шейки, корейки, грудинки и буханка пышного, сдобного хлеба – все, чем богат буфет на моей службе – в Генеральном штабе.
Покажи я все это великолепие ?аборигенам?, хотя бы продавщице, и услыхал бы от них все великолепие житейской мудрости в образных, свойственной только русскому языку, выражениях.
Немного отдохнув, я пошел в ювелирный магазин и убедился, что рязанские мастера разучились работать с драгметаллами. Их вообще не было на прилавке. Правда, в запыленном углу витрины, стояли серебряные стопки работы кубачинских мастеров, которые, почему - то назывались ?Набором охотника?, а не забулдыги. Заметьте, не ружье, нож, гильзы, дробь, пыжи или масленка, а стопки, и, именно, 6 штук, должны были помочь охотнику и его многочисленным друзьям насладиться общением с природой, убить, а, может быть, спастись от свирепого зверя.
Приближалось время обеда, я прошел несколько кварталов и оказался у здания облисполкома. Колонны ?храма исполнительной власти?, гранитные плиты ступеней внушали каждому посетителю душевный трепет. Сержант милиции, с повадками полковника, внимательно рассмотрел все страницы моего паспорта. По месту прописки выяснил, что я - московский гость. Серьезность моего положения и намерений подчеркивал темно - синий, с брусничной искрой, костюм; голубая, в полоску, нейлоновая рубашка; бордовый галстук и остроносые туфли. Прибавьте японские часы ?Сейко? в титановом корпусе с браслетом, золотые обручальное кольцо и запонки. Все это соответствовало внешнему облику столичного чиновника среднего уровня.
Сержант попросил открыть ?дипломат? и, вместо папок с бумагами, увидел ?гастрономический изыск?, повергший его в ступор.
Внезапно появилась секретарь начальника отдела административных органов, гордо взглянула с высоты своего роста и положения на сержанта и обратилась ко мне с лучезарной улыбкой: ?Вас ждут! Позвольте я Вас провожу!?
Понятно, что мой друг еще не занял кабинет своего начальника, но меня он представил своим коллегам как человека с большими возможностями и связями, что соответствовало действительности. В это время меня назначили старшим офицером, исполняющим обязанности начальника бюро отдела новой техники одного из управлений Генерального штаба.
Время последнего дня недели ?пересекло экватор?. Смущение первых минут встречи прошло. В комнату моего друга, один за другим, кто по делам, кто из любопытства, заходили и не торопились ее покидать, сослуживцы моего товарища. ?Коллективный разум? решил, что перед обедом не мешало бы ?поддать?. Выпили ?по маленькой?, ?залакировали? в столовой пивком и приступили к трапезе.
50 копеечный "комплексный обед" состоял из: кусочка холодца; маринованной селедочки, присыпанной мелко нарезанным лучком; сборной солянки на первое; отбивной котлеты с картофельным пюре и тушеной капустой; стакана компота и двух кусочков хлеба. Как разительно этот продуктовый набор отличался от предложенного мне в ?Елисеевском? магазине, и цены были ?демократичными?.
Но истинное великолепие я обнаружил в спецбуфете - миниатюре нашего, Генштабовского. Каждый сотрудник мог купить продуктовый набор, который хватило бы на семью из 4 человек, на неделю. Вино на любой вкус, водка 7 сортов, американские сигареты - все было доступно в любое время и без ограничений.
До начала концерта оставалось 4 часа, и мне предложили отдохнуть в гостинице облисполкома.
К 6 часам вечера я подошел к зданию театра, которое давно нуждалось в реконструкции. Казалось, хлопни громко дверью, и обрушатся колонны и вся лепнина, щербатые ступени лестницы готовы были изуродовать обувь и ноги зрителям. Фонтан, служивший украшением театральной площади, давно не работал. Вместо воды его переполняли пожелтевшие, опавшие листья.
Вскоре, я, в окружении друга и его сослуживцев, расположились в ложе бенуара. Она, практически, примыкала к сцене, что вызывало эффект присутствия и соучастия в происходящем действии.
Началась торжественная часть. Из-за стола президиума, к трибуне выходили ответственные партийные, советские и общественные деятели. Здравицу закончил хор, исполнивший песни, прославляющие партию, его вождей и светлое сегодня, в котором страна оказалась.
Был объявлен перерыв. Все, как бы нехотя, прошли в буфет, где каждому гостю бесплатно, вернее, за счет областного бюджета, был предложен бокал шампанского, бутерброды с икрой, красной рыбой, колбасой и сыром. Те, кому показалось мало, могли купить коньяк и вино по потребности. Наша молодежь изрядно ?набралась?.
Прозвучал звонок, который призвал занять места в зале, открылся занавес, и перед зрителями предстал во всем величии академический хор. Лишь недавно, произведения Сергея Есенина вышли из под запрета цензуры. Песни на его стихи были близки, понятны и нашли отклик в душах рязанцев. Зал, вначале тихонько, ?себе под нос?, затем все громче и громче, стал подпевать. Не все обладали музыкальным слухом и поставленным голосом, но все себя считали сопричастниками происходящего в театре. Не отставали от хора и молодые чиновники. Не раз грозное начальство пыталось образумить зал, но стихия стала неуправляемой.
Концерт закончился в 11 вечера, у друзей появилось желание поблагодарить певиц за доставленное удовольствие. Корзина цветов, восторженно блестевшие глаза обожателей, коньяк с шампанским, шоколад и легкая закуска помогли певицам преодолеть напряжение. В непринужденной обстановке исполнили они еще несколько песен, не входящих в репертуар, до поры остававшиеся под запретом. Руководство театра все с большей настойчивостью стало предлагать юбиляршам и их посетителям освободить помещение."Кончен бал - погасли свечи!"
Часы показывали полночь. От предложения переночевать в гостинице я отказался, дома мне предстояли дела, и я попросил подвезти меня на вокзал. Кассир меня разочаровала - ближайшая электричка до Москвы должна отправиться в 7 часов. Мне посоветовали проехать до автовокзала, но и там, до утра, автобусы не ожидались. Я решил поехать ?автостопом?.
По окружной дороге, с Поволжья и из Казахстана, днем двигался непрерывный поток груженых машин. Но сейчас их становилось все меньше и меньше. Легковые машины не останавливались, а водителям грузовых запрещалось перевозить пассажиров. ?Голосовал? на обочине я не один, сосед слушал новости по транзисторному приемнику, диктор сообщил, что в Рязанской области ожидаются заморозки до минус 4 градусов. В это известие можно поверить. Холод постепенно остужал тело. Захотелось справить малую нужду. Вдоль дороги шли лесопосадки, я удалился в них и не заметил, как вышел с другой их стороны.
Передо мной предстала картина достойная восхищения. Стройными рядами стояли яблоневые деревья, сплошь усыпанные плодами невероятной красоты. Не трудно представить, что с ними произойдет после сегодняшнего заморозка - они почернеют и опадут. Что добру пропадать? Я решил собрать немного себе. Штук 30 вошло в опустевший ?дипломат?, я снял рубашку, одним рукавом завязал воротник, наложил в рубашку штук 50 яблок и завязал вторым рукавом полы рубахи. Получился импровизированный рюкзак.
Я готов был вернуться на дорогу, но вдали заметил старика, по-видимому, сторожа, который размахивая дубиной бежал в мою сторону. Я ожидал что угодно, только не его предложение: ?Милок, что ты эту дрянь собираешь, пойдем, я тебе антоновки наберу?. Сопротивляться было бесполезно. Я спросил у старика: ? Если начальству наплевать на урожай, что же местные жители себе яблок не набирают?? Сторож успокоил меня: ?Все, кому хотелось, намочили яблок по паре бочек, а на большее тары не хватило?.
Мы выпили со стариком ?по глоточку? и не один раз, остатки я оставил ему. Он предложил мне свое гостеприимство: ?Если машину не словишь, не печалься, приходи ко мне, рядом стожок есть, как в пуховой перине спать будешь?. Про вероятное соседство с сенными блохами, соперничающими в свирепости с бельевыми вшами, он промолчал.
Я вышел на дорогу, все ?голосовавшие? разъехались, повезло и мне, водитель МАЗа вез броневой лист из Куйбышева в Смоленск. Он притормозил не сразу, постепенно, примерно метров 50 снижал скорость. Взял он меня в кабину не бескорыстно: во - первых - 5 рублей, как компенсация за возможный штраф, на дороге не валяются, и, при благоприятном исходе, должны осесть в его кармане; во - вторых, чтобы за разговором дорога была веселей. Расстаться с ним мы должны были на кольцевой дороге, но он принял за нее Томилинскую эстакаду, и пришлось мне километров 7 идти пешком, через все Люберцы, до 19 таксомоторного парка на Волгоградском проспекте и долго уговаривать водителя отвезти меня домой.
Его скепсис был объясним: редко кто, среди ночи, при минусовой температуре, носит финский костюм без рубахи, с галстуком на голом теле и, в одной руке сжимает кожаный ?дипломат?, а в другой - импровизированный рюкзак из финской нейлоновой рубахе. Да и недалеко находится 13 психиатрическая больница, может я сбежавший пациент, вон и вещички прихватил… Но деньги решили все. Впрочем, ему и не такое приходилось видеть.
А яблоки были хороши, и не только потому, что ?на дармовщинку и уксус сладок!?
Были они напоминанием о Родине, щедрой и несчастной, по нашей, с тобою вине.
Метки:
