О русской женщине песня моя
О русской женщине песня моя
***
– Говорят да говорят, вот, мол, коня, там, остановит… Ну, может, и остановит. И в дом войдёт горящий. Что говоришь – в избу надо? Какую избу? При чём здесь избу? Я тебе дело, читатель, а ты меня перебиваешь. А-а... в горящую избу войдёт, Пушкин сказал? Ну Пушкин так Пушкин, а разница-то какая? Дом, изба. Ну да ладно. Я хочу сказать, что для меня русская женщина не смелость есть она, а сама находчивость.
Что-то в этом роде пытался рассказать готовый вдрызг Анатолий Исаакович мужикам за столом. Те его слушали молча, потому как уважали – это во-вторых, а во-первых остальные шестеро и лыка не вязали.
***
Собрание было и случайное и не то чтобы нет. То есть, Новый год через две недели – повод естественный; всё люди интеллигентные, то есть на грудь взять не знаю, как умеют, но могут, – что никак не случайность – на Руси же всё-таки; да вот мужики друг дружку почти не знали. Не подначивай, читатель. Что есть “почти”, объясняю.
***
В главном выставочном зале за малярным мостком, застланным газетами и кусками обоев, после рабочего дня семеро. На один конец сдвинуты краски и инструменты. На другом полный парад: артиллерия к жерлу прижав жерло, как написал Пушкин, значит, к бою и добро, которому не пропадать стать. Сами знаете, что это значит. А под столом ещё склад ГСМ и малый продовольственный запас в картонной коробке. У торца ответственный за работы Анатолий Исаакович, рядышком художник Павлычев, то ли фамилия, то ли по отчеству, он и сам не скажет. По бокам – трое мастеровитых ребят Анатолия Исааковича, которых он возит за собой на подряды, потому как они сами не знают, чего они не умеют. И ещё два подсобника; их утром привёз на своей машине Анатолий Исаакович, и о них он вам сам и расскажет.
***
Начальник встал и постучал вилочкой по бутылке. Вилочка пластиковая, а бутылка полная: звука никто не услышал. Но начальник продолжил:
– Для тех, кто не успел познакомиться с этими ребятами, звать их Коля и Се..., ну да Сергей, а как же ещё! Он хотел вдобавок показать вилочкой кто где, но не стал: либо не знал, либо забыл. Племяши мои, значит. Павлычев запросил пару сметливых ребят для сборки стендов, а для лучшего друга мне и родичей не жалко. Так выпьем, друзья, за успешную прокладку нашего чеготопровода в Баренцево море.
***
Когда разошлись, тогда и разошлись. Какая тебе, читатель, разница. А вот как разошлись, это-то и стоит упомянуть. Про троих левшей не знаю, не заметил. Но прежде видел сам, как они помогали художнику отыскать переднюю дверь в его машине. За руль тот сел сам и на руле уснул.
***
Прежде чем захлопнуть дверь своей машины, Анатолий Исаакович повернулся к племянникам в ожидании. Вас, мальчики, отвезти не могу, видите – сам в тряпку. Я вызвал такси на мой счёт, и должно уже скоро быть. Куда скажете, он отвезёт.
***
Оба племяша сели на заднее сиденье такси, и младший и тощий сказал водителю:
– Вы… ты только не вмешивайся.
Это было глупо и без причины, таксист вяло пожал плечами, мол, а мне-то что.
– Так вот. Мы сначала отвезём его. Так необходимо нужно. Он женатый, а баба у него… – он покривил губами и вместо слов победно поднял кверху плотно сжатый кулак.
– Так куда же мы едем-то? – поинтересовался шофёр.
– 27-й километр по столичному тракту вперёд, “Хата лесника”.
– Что-то слышал. Быть не пришлось, – сказал таксист. – Там что, мотель, дом отдыха какой?
– Тесть его там, лесник, проживает, вот. Живёт, как говорится. Эт его дом и есть. Хата, по-нашему. Только ты не вмешивайся. Она баба гром и молния!
– Так а чего мне, – снова пожал плечами водитель, ты только дорогу показывай, если чего там в лесу.
***
– А хорош домик-то, – таксист похвально качнул головой, – ближе, братан, не могу, тут только тропинка на корнях, не для машин.
– Так машины то приезжают сзади, а мне вот его надо отсюда в дом отправить, бугая этакого. Чтоб тихо было, потайно, понимаешь?
***
Бугай бугаём и был. Он спал и крепко да сладко и просыпаться не собирался. Щуплый стал тащить бугая за руку, но вытащить из машины пьяного где-то под сотню количеством веса, не было записано в книге его судьбы.
Хлопнула дверь дома. На шум невыключенного мотора на крыльцо вышла женщина в длинном халате.
– Жена, – выдохнул меньшой и спрятался за машиной.
Женщина была худа и низка ростом, ну чисто подросток. Она сощурилась в темноту, сняла фонарь со стены, чиркнула спичкой, зажгла и поставила на перила. Стало видно, что у неё в руках двустволка. Женщина вскинула ружьё на руку, подошла к машине и навела дробовик на водителя:
– Ты зачем, мужика моего напоил, мать твою? – пригрозила она писклявым голосом.
– Эй, ты. Ты с оружием-то того. Его вон спрашивай, – и таксист указал куда-то под машину.
Хилый нехотя и покачиваясь поднялся.
– А ну выходь наружу, Славик мой славный. Я тебе щас по-родственному… Ты мне, Славик, полные штанцы славы наделаешь, – сказала женщина голоском полным ярости.
– Так, Люда, он и не пьяный вовсе. Он только устал так, вот и спит. Я добудиться не могу.
– Устал? А тебя-т на ногах тоже усталость раскачивает? А ну дверь открывай ширше и ступи в сторону. Я сейчас, ё твою мамочку, – она переломила ружьё и умелым движением вогнала две гильзы в стволы. При складывании затвор узнаваемо щёлкнул, и бугай открыл глаза: – Проснулся, мой маленький да усталенький? Сам выползешь али помочь нужна? Она вот у меня наготове. Вся на тебя смотрит. Не отворачивается.
Бугай потряс головой, сбрасывая то ли опьянение, то ли сон, и стал выбираться из машины. Встав, он едва устоял и упал на машину двумя руками.
– Разворот, – скомандовала Людмила, – ты уж с машиной под ручку, может, и в дом пойдёшь, алгоголик недорезанный. – Вскинув ружьё, она навела его на мужа и взвела курки: – А ну, пьянчуга, руки в брюки и шагом марш на горшок и в люлю. И не звука больше. А не то я тебе медвежатину эту так и всажу в самую задницу.
***
Что было потом со Славиком? А ничего такого, чего вы сами не можете вообразить.
***
***
– Говорят да говорят, вот, мол, коня, там, остановит… Ну, может, и остановит. И в дом войдёт горящий. Что говоришь – в избу надо? Какую избу? При чём здесь избу? Я тебе дело, читатель, а ты меня перебиваешь. А-а... в горящую избу войдёт, Пушкин сказал? Ну Пушкин так Пушкин, а разница-то какая? Дом, изба. Ну да ладно. Я хочу сказать, что для меня русская женщина не смелость есть она, а сама находчивость.
Что-то в этом роде пытался рассказать готовый вдрызг Анатолий Исаакович мужикам за столом. Те его слушали молча, потому как уважали – это во-вторых, а во-первых остальные шестеро и лыка не вязали.
***
Собрание было и случайное и не то чтобы нет. То есть, Новый год через две недели – повод естественный; всё люди интеллигентные, то есть на грудь взять не знаю, как умеют, но могут, – что никак не случайность – на Руси же всё-таки; да вот мужики друг дружку почти не знали. Не подначивай, читатель. Что есть “почти”, объясняю.
***
В главном выставочном зале за малярным мостком, застланным газетами и кусками обоев, после рабочего дня семеро. На один конец сдвинуты краски и инструменты. На другом полный парад: артиллерия к жерлу прижав жерло, как написал Пушкин, значит, к бою и добро, которому не пропадать стать. Сами знаете, что это значит. А под столом ещё склад ГСМ и малый продовольственный запас в картонной коробке. У торца ответственный за работы Анатолий Исаакович, рядышком художник Павлычев, то ли фамилия, то ли по отчеству, он и сам не скажет. По бокам – трое мастеровитых ребят Анатолия Исааковича, которых он возит за собой на подряды, потому как они сами не знают, чего они не умеют. И ещё два подсобника; их утром привёз на своей машине Анатолий Исаакович, и о них он вам сам и расскажет.
***
Начальник встал и постучал вилочкой по бутылке. Вилочка пластиковая, а бутылка полная: звука никто не услышал. Но начальник продолжил:
– Для тех, кто не успел познакомиться с этими ребятами, звать их Коля и Се..., ну да Сергей, а как же ещё! Он хотел вдобавок показать вилочкой кто где, но не стал: либо не знал, либо забыл. Племяши мои, значит. Павлычев запросил пару сметливых ребят для сборки стендов, а для лучшего друга мне и родичей не жалко. Так выпьем, друзья, за успешную прокладку нашего чеготопровода в Баренцево море.
***
Когда разошлись, тогда и разошлись. Какая тебе, читатель, разница. А вот как разошлись, это-то и стоит упомянуть. Про троих левшей не знаю, не заметил. Но прежде видел сам, как они помогали художнику отыскать переднюю дверь в его машине. За руль тот сел сам и на руле уснул.
***
Прежде чем захлопнуть дверь своей машины, Анатолий Исаакович повернулся к племянникам в ожидании. Вас, мальчики, отвезти не могу, видите – сам в тряпку. Я вызвал такси на мой счёт, и должно уже скоро быть. Куда скажете, он отвезёт.
***
Оба племяша сели на заднее сиденье такси, и младший и тощий сказал водителю:
– Вы… ты только не вмешивайся.
Это было глупо и без причины, таксист вяло пожал плечами, мол, а мне-то что.
– Так вот. Мы сначала отвезём его. Так необходимо нужно. Он женатый, а баба у него… – он покривил губами и вместо слов победно поднял кверху плотно сжатый кулак.
– Так куда же мы едем-то? – поинтересовался шофёр.
– 27-й километр по столичному тракту вперёд, “Хата лесника”.
– Что-то слышал. Быть не пришлось, – сказал таксист. – Там что, мотель, дом отдыха какой?
– Тесть его там, лесник, проживает, вот. Живёт, как говорится. Эт его дом и есть. Хата, по-нашему. Только ты не вмешивайся. Она баба гром и молния!
– Так а чего мне, – снова пожал плечами водитель, ты только дорогу показывай, если чего там в лесу.
***
– А хорош домик-то, – таксист похвально качнул головой, – ближе, братан, не могу, тут только тропинка на корнях, не для машин.
– Так машины то приезжают сзади, а мне вот его надо отсюда в дом отправить, бугая этакого. Чтоб тихо было, потайно, понимаешь?
***
Бугай бугаём и был. Он спал и крепко да сладко и просыпаться не собирался. Щуплый стал тащить бугая за руку, но вытащить из машины пьяного где-то под сотню количеством веса, не было записано в книге его судьбы.
Хлопнула дверь дома. На шум невыключенного мотора на крыльцо вышла женщина в длинном халате.
– Жена, – выдохнул меньшой и спрятался за машиной.
Женщина была худа и низка ростом, ну чисто подросток. Она сощурилась в темноту, сняла фонарь со стены, чиркнула спичкой, зажгла и поставила на перила. Стало видно, что у неё в руках двустволка. Женщина вскинула ружьё на руку, подошла к машине и навела дробовик на водителя:
– Ты зачем, мужика моего напоил, мать твою? – пригрозила она писклявым голосом.
– Эй, ты. Ты с оружием-то того. Его вон спрашивай, – и таксист указал куда-то под машину.
Хилый нехотя и покачиваясь поднялся.
– А ну выходь наружу, Славик мой славный. Я тебе щас по-родственному… Ты мне, Славик, полные штанцы славы наделаешь, – сказала женщина голоском полным ярости.
– Так, Люда, он и не пьяный вовсе. Он только устал так, вот и спит. Я добудиться не могу.
– Устал? А тебя-т на ногах тоже усталость раскачивает? А ну дверь открывай ширше и ступи в сторону. Я сейчас, ё твою мамочку, – она переломила ружьё и умелым движением вогнала две гильзы в стволы. При складывании затвор узнаваемо щёлкнул, и бугай открыл глаза: – Проснулся, мой маленький да усталенький? Сам выползешь али помочь нужна? Она вот у меня наготове. Вся на тебя смотрит. Не отворачивается.
Бугай потряс головой, сбрасывая то ли опьянение, то ли сон, и стал выбираться из машины. Встав, он едва устоял и упал на машину двумя руками.
– Разворот, – скомандовала Людмила, – ты уж с машиной под ручку, может, и в дом пойдёшь, алгоголик недорезанный. – Вскинув ружьё, она навела его на мужа и взвела курки: – А ну, пьянчуга, руки в брюки и шагом марш на горшок и в люлю. И не звука больше. А не то я тебе медвежатину эту так и всажу в самую задницу.
***
Что было потом со Славиком? А ничего такого, чего вы сами не можете вообразить.
***
Метки:
