Просто хотели любить
Они ехали до аэропорта под отечественное радио, сами не проронив ни звука. Ей надо было лететь в Москву, продолжать учиться, но как же она не хотела… Ни улетать из родного города, ни продолжать учебу в университете по специальности, которой она не хотела заниматься. Все, чего ей хотелось - вечно ехать по прямой, слушать хорошую музыку и его рассказы, и смотреть… Смотреть как он улыбается, как имитирует эмоции героев своих рассказов, как морщится в смехе так неуклюже, что если сделать фотографию в этот момент, то любой нормальный человек попросил бы удалить. Но именно в такие моменты порывов искренних и сильных эмоций он был красивее всех на свете для нее. Да-да, тридцатипятилетний мужчина, муниципальный чиновник с прорезавшимися морщинами и обручальным кольцом был красивее всех на свете для некогда бывшей девочки-умницы, студентки приличного московского вуза.
Студентка спит с чиновником. Кому скажи - всем сразу все понятно станет. А то, что сейчас под колесами скромной Нексии они давили свои сердца - никому не важно. Все и так все поняли. Она не могла смотреть на него. Боялась заплакать. Она плакала каждую ночь целый месяц перед тем, как улететь. Заранее. Чтобы к тому моменту слез уже не осталось. Но неприятное щекотливое чувство в переносице было готово в любой момент перейти к глазам.
Он ехал хмурый, изредка поглядывая на свою девочку. Маленькую, совсем юную и еще не имеющей жизненного опыта, но даже ему казалось, что с той болью, которая сейчас помещалась в ее груди, немногое может сравниться… А ведь это лишь малая часть. Что ей еще придется пережить? Он не хотел ее отпускать, но понимал, что она с ним пропадет, ничего хорошего не увидит. Он ей ничего не сможет дать, но Господи, как же он хотел подарить ей весь мир! Все лучшее, что от него осталось - все цветы, все объятия, все поцелуи… Потому что она заслужила только их, а всего того, что происходит с ней сейчас она не заслужила. Он винил только себя в том, что с ней сейчас происходит. Бывало, проклинал себя за то, что однажды летней ночью подкатил к ней на электросамокате, настойчиво предлагал проводить до дома, познакомился, взял ее номер. Проклинал, но потом отгонял от себя эти мысли, ведь если бы он не был так мягок и в то же время настойчив, ее бы вовсе не было в его жизни. А она появилась в самый нужный момент, спасла его. Девушка-Робин Гуд. Берет у богатых и дает бедным, как он любил говорить.
Девочка ни в чем его не винила, хотя и много слез пролила. Но не из-за того, что он сделал ей больно, а из-за того, что сделал ей хорошо. Из-за того, что она его полюбила. Крепко и надолго. А это совсем другие слезы. Такие слезы она была готова лить хоть всю жизнь, ведь они того стоят. Это не слезы обиды, это слезы благодарности и осознания, что без него она не сможет. Она только и будет, что бродить бледной тенью по лучшему городу Земли, а от нее будут шарахаться прохожие, думая, что она больна смертельным вирусом. Любовь - тоже болезнь, но другого рода.
Любовь - это боль, но не только. Она дает нам большее, и за это большее мы готовы платить болью. Раз за разом, снова и снова мы будем подписываться под этим условием. Добровольно. Лишь бы нас любили.
Ей уже приходилось покидать его осенью. И этой осенью она металась из одного угла комнаты в другой, из одного конца столицы в другой. И в этом огромном городе нигде ей не было места. И каждый раз, когда она вновь выходила на улицу ночью, когда вся Москва светится, она думала как было бы хорошо, будь он сейчас рядом. Но его не было и она ускоряла шаг, пока не возвращалась в ту же точку, с которой начинала. Ее спас карантин, она вернулась в родной город, в котором она провела два месяца. Целых два месяца с ним. Тогда ее самолет прилетал в 04:15. В 03:20 он уже был у аэропорта и ждал. В здание его не пустили, ссылаясь на санитарные нормы, поэтому он ждал снаружи. В середине ноября, когда уже лежал первый снег. Он мог переждать в машине, но как солдат стоял у двери и ждал. А когда дождался, Господь видит - был бы он собакой, завилял бы хвостом так, что начал бы подлетать.
Сегодня им вновь надо расстаться, но уже на более долгий срок. Он пообещал себе - навсегда. Она слишком хороша, чтобы тратить себя на него. Ведь он потратить себя не может. Он уже связан женой, ребенком, ипотекой, работой. А она молода и свободна. Она будет хорошей женой. Он часто жалел, что не она его жена. Такой, как она и изменять не захочется, да и в голову не придет. Временами ему казалось, что он изменяет ей со своей женой, а не жене с ней. Он хотел ее во всех смыслах этого слова. По началу ему казалось, что ему просто нравиться заниматься с ней сексом, но когда она уехала в Москву… Он понял, что дело далеко не в привлекательном молодом теле. Все куда сложнее. Он ее полюбил. Как и она его. Он понимал, что и она его любит. Она его любит даже сильнее, чем он ее.
Она бы пошла за ним, стоило ему лишь поманить ее пальцем или подмигнуть. Она бы не только пошла за ним, но и пошла бы впереди него по минному полю. Спокойно, любя и ни в чем не виня. Поэтому он и принял решение писать ей как можно меньше, звонки сократить до минимума. Ему надо отпустить ее, спасти от самого себя, потому что себе он взять ее не мог, и другим не давал. А надо отдать ее. Отдать обществу, чтобы она жила, общалась, искала другого мужчину, который сможет ее защитить, которого она будет любить, которому будет рожать детей и печь пироги. С которым она сможет смеяться, который будет ее любить и поддерживать. Который не позволит ей идти по минному полю впереди него. Но чем больше он погружался в эти мысли, тем больше его охватывала паника, что с ней будет кто-то другой. Его сердце боролось с разумом.
Они доехали до аэропорта, он припарковался, снял шапку, глубоко вздохнул и развернулся к девушке в характерной манере.
- Чего нос повесила?
Она посмотрела на него, не поворачиваясь, и вновь устремила взгляд куда-то вперед. Она молчала. Потому что не хотела, чтобы он слышал ее дрожащий голос и думал, что ей настолько тяжело. Но он не дурак, он все видит и все понимает. Ему тоже тяжело, но он постоянно говорил себе “Ты мужчина, ты старше, возьми ситуацию в свои руки”. Изредка, но у него получалось. Сейчас он держал себя в сверхконтроле и продолжал, как ни в чем не бывало, словно это простая рядовая беседа:
- Москва хороший город, ты говорила, он тебе нравится… Отучишься, диплом получишь, специалистом станешь… Плохо что ли?
Не успел он договорить, как она развернулась, а в ее глазах уже стояли слезы и стоило дернуться хоть одному мускулу на лице, как они тут же бы повалились градом.
- Мне не нравится Москва, мне нравишься ты, - сказала она шепотом, сделав последнюю неудачную попытку сдержать слезы.
Он был готов кусать локти. Ее слез он еще никогда не видел и, кажется, они теперь будут сниться ему вместо кошмаров, из-за которых он просыпается посреди ночи в холодном поту. Он не знал что ему делать, он лишь знал, что ему нельзя давать волю своим слезам. Он мужчина. Он старше. Он сильнее. А она просто бедная маленькая девочка, которой не посчастливилось влюбиться во взрослого дядю.
Она потянулась к нему, и он инстинктивно прижал ее к себе, начал целовать ее в макушку, в лоб, нос, по щекам, гладить ее горячую голову. Она была в этот момент на порядок горячее остального тела. Хотя и оно было горячим, чувствовалось, что девушка потеет. Даже ее руки, всегда стабильно холодные и сухие, были теплыми и влажными - то ли от пота, то ли от слез, которые она пыталась вытереть.
- Прости… Прости меня, - шептал он ей как в бреду, - Прости…
Она начинала плакать все сильнее, ее голос срывался на полукрик, полухрип. Прижималась к нему все ближе, в кулак сжимая его одежду, буквально заливая ее слезами. Ее начинала бить лихорадка. А он лишь прижимал ее еще сильнее и шептал, что все будет хорошо, что он в нее верит и она со всем справится. А она и не хотела справляться. Она не хотела, чтобы в нее верили. Она просто хотела, чтоб ее любили.
Студентка спит с чиновником. Кому скажи - всем сразу все понятно станет. А то, что сейчас под колесами скромной Нексии они давили свои сердца - никому не важно. Все и так все поняли. Она не могла смотреть на него. Боялась заплакать. Она плакала каждую ночь целый месяц перед тем, как улететь. Заранее. Чтобы к тому моменту слез уже не осталось. Но неприятное щекотливое чувство в переносице было готово в любой момент перейти к глазам.
Он ехал хмурый, изредка поглядывая на свою девочку. Маленькую, совсем юную и еще не имеющей жизненного опыта, но даже ему казалось, что с той болью, которая сейчас помещалась в ее груди, немногое может сравниться… А ведь это лишь малая часть. Что ей еще придется пережить? Он не хотел ее отпускать, но понимал, что она с ним пропадет, ничего хорошего не увидит. Он ей ничего не сможет дать, но Господи, как же он хотел подарить ей весь мир! Все лучшее, что от него осталось - все цветы, все объятия, все поцелуи… Потому что она заслужила только их, а всего того, что происходит с ней сейчас она не заслужила. Он винил только себя в том, что с ней сейчас происходит. Бывало, проклинал себя за то, что однажды летней ночью подкатил к ней на электросамокате, настойчиво предлагал проводить до дома, познакомился, взял ее номер. Проклинал, но потом отгонял от себя эти мысли, ведь если бы он не был так мягок и в то же время настойчив, ее бы вовсе не было в его жизни. А она появилась в самый нужный момент, спасла его. Девушка-Робин Гуд. Берет у богатых и дает бедным, как он любил говорить.
Девочка ни в чем его не винила, хотя и много слез пролила. Но не из-за того, что он сделал ей больно, а из-за того, что сделал ей хорошо. Из-за того, что она его полюбила. Крепко и надолго. А это совсем другие слезы. Такие слезы она была готова лить хоть всю жизнь, ведь они того стоят. Это не слезы обиды, это слезы благодарности и осознания, что без него она не сможет. Она только и будет, что бродить бледной тенью по лучшему городу Земли, а от нее будут шарахаться прохожие, думая, что она больна смертельным вирусом. Любовь - тоже болезнь, но другого рода.
Любовь - это боль, но не только. Она дает нам большее, и за это большее мы готовы платить болью. Раз за разом, снова и снова мы будем подписываться под этим условием. Добровольно. Лишь бы нас любили.
Ей уже приходилось покидать его осенью. И этой осенью она металась из одного угла комнаты в другой, из одного конца столицы в другой. И в этом огромном городе нигде ей не было места. И каждый раз, когда она вновь выходила на улицу ночью, когда вся Москва светится, она думала как было бы хорошо, будь он сейчас рядом. Но его не было и она ускоряла шаг, пока не возвращалась в ту же точку, с которой начинала. Ее спас карантин, она вернулась в родной город, в котором она провела два месяца. Целых два месяца с ним. Тогда ее самолет прилетал в 04:15. В 03:20 он уже был у аэропорта и ждал. В здание его не пустили, ссылаясь на санитарные нормы, поэтому он ждал снаружи. В середине ноября, когда уже лежал первый снег. Он мог переждать в машине, но как солдат стоял у двери и ждал. А когда дождался, Господь видит - был бы он собакой, завилял бы хвостом так, что начал бы подлетать.
Сегодня им вновь надо расстаться, но уже на более долгий срок. Он пообещал себе - навсегда. Она слишком хороша, чтобы тратить себя на него. Ведь он потратить себя не может. Он уже связан женой, ребенком, ипотекой, работой. А она молода и свободна. Она будет хорошей женой. Он часто жалел, что не она его жена. Такой, как она и изменять не захочется, да и в голову не придет. Временами ему казалось, что он изменяет ей со своей женой, а не жене с ней. Он хотел ее во всех смыслах этого слова. По началу ему казалось, что ему просто нравиться заниматься с ней сексом, но когда она уехала в Москву… Он понял, что дело далеко не в привлекательном молодом теле. Все куда сложнее. Он ее полюбил. Как и она его. Он понимал, что и она его любит. Она его любит даже сильнее, чем он ее.
Она бы пошла за ним, стоило ему лишь поманить ее пальцем или подмигнуть. Она бы не только пошла за ним, но и пошла бы впереди него по минному полю. Спокойно, любя и ни в чем не виня. Поэтому он и принял решение писать ей как можно меньше, звонки сократить до минимума. Ему надо отпустить ее, спасти от самого себя, потому что себе он взять ее не мог, и другим не давал. А надо отдать ее. Отдать обществу, чтобы она жила, общалась, искала другого мужчину, который сможет ее защитить, которого она будет любить, которому будет рожать детей и печь пироги. С которым она сможет смеяться, который будет ее любить и поддерживать. Который не позволит ей идти по минному полю впереди него. Но чем больше он погружался в эти мысли, тем больше его охватывала паника, что с ней будет кто-то другой. Его сердце боролось с разумом.
Они доехали до аэропорта, он припарковался, снял шапку, глубоко вздохнул и развернулся к девушке в характерной манере.
- Чего нос повесила?
Она посмотрела на него, не поворачиваясь, и вновь устремила взгляд куда-то вперед. Она молчала. Потому что не хотела, чтобы он слышал ее дрожащий голос и думал, что ей настолько тяжело. Но он не дурак, он все видит и все понимает. Ему тоже тяжело, но он постоянно говорил себе “Ты мужчина, ты старше, возьми ситуацию в свои руки”. Изредка, но у него получалось. Сейчас он держал себя в сверхконтроле и продолжал, как ни в чем не бывало, словно это простая рядовая беседа:
- Москва хороший город, ты говорила, он тебе нравится… Отучишься, диплом получишь, специалистом станешь… Плохо что ли?
Не успел он договорить, как она развернулась, а в ее глазах уже стояли слезы и стоило дернуться хоть одному мускулу на лице, как они тут же бы повалились градом.
- Мне не нравится Москва, мне нравишься ты, - сказала она шепотом, сделав последнюю неудачную попытку сдержать слезы.
Он был готов кусать локти. Ее слез он еще никогда не видел и, кажется, они теперь будут сниться ему вместо кошмаров, из-за которых он просыпается посреди ночи в холодном поту. Он не знал что ему делать, он лишь знал, что ему нельзя давать волю своим слезам. Он мужчина. Он старше. Он сильнее. А она просто бедная маленькая девочка, которой не посчастливилось влюбиться во взрослого дядю.
Она потянулась к нему, и он инстинктивно прижал ее к себе, начал целовать ее в макушку, в лоб, нос, по щекам, гладить ее горячую голову. Она была в этот момент на порядок горячее остального тела. Хотя и оно было горячим, чувствовалось, что девушка потеет. Даже ее руки, всегда стабильно холодные и сухие, были теплыми и влажными - то ли от пота, то ли от слез, которые она пыталась вытереть.
- Прости… Прости меня, - шептал он ей как в бреду, - Прости…
Она начинала плакать все сильнее, ее голос срывался на полукрик, полухрип. Прижималась к нему все ближе, в кулак сжимая его одежду, буквально заливая ее слезами. Ее начинала бить лихорадка. А он лишь прижимал ее еще сильнее и шептал, что все будет хорошо, что он в нее верит и она со всем справится. А она и не хотела справляться. Она не хотела, чтобы в нее верили. Она просто хотела, чтоб ее любили.
Метки:
