Верх и низ

Верх и низ реально существуют. С этой гениальной мыслью, родившейся в голове, пытаясь там же отыскать еще какую-нибудь хоть одну подходящую, я следил за тем, как огромные, пушистые снежинки превращали унылый пейзаж в захватывающе-прекрасную картину. Белоснежные существа, словно ангелочки, спускались с небес по отвесной траектории, будто спрыгнув с высокой горы или с самолета, они ровным слоем покрывали черную, унылую и продрогшую после недавнего дождя землю.
Казалось, они еще о чем-то беседовали, приземляясь. Видимо вспоминали то облако, в котором жили до сих пор, свой огромный дворец, собравший воспаривших с земной поверхности, счастливых капелек воды и пыли. Там они очищались, набирались сил, красоты и жизненной энергии, кристаллизуясь до ледяного совершенства и, пританцовывая с нетерпением, ожидали своего часа вновь испытать прекрасное чувство полета. Подлетая к Земле, капельки принаряжались, чтобы устроить себе праздник возвращения. Чуть позже появились другие снежинки, они оказались маленькими и слегка унылыми. Видимо они не успели нацепить крылышки и падали, больно ударяясь, с шумом отскакивали и падали снова. Может быть, их судьба была не столь безоблачной. Как это нелепо ни звучит.
Второй появилась мысль о восхождении. О необходимости подниматься ввысь, вверх, о вечном движении для развития и самоусовершенствования. Людям такое восхождение дается только пониманием и верой в свое предназначение. Если подниматься в горы по канатной дороге, то можно без усилий увидеть все те же красоты, обозреть вершины, но почувствовать себя покорителем не удастся. Для этого нужно пройти по скалистым тропам, в снаряжении, испытать страх, преодолеть себя. Нужны физические силы и силы духа.
Еще более сложное духовное восхождение потребует взамен у человека все его ценности, он будет обязан отказаться от земных соблазнов. Кто решится отдать свое самое лакомое из блюд, расставленных на зеленой лужайке, покрытой скатертью-самобранкой? Пикник длинной в целую жизнь постепенно превращается в оргию, старики и старухи, полулежа возле ставших отбросами яств, среди посуды и окурков, грязно и цинично обмениваются последними своими словами. Мимо них проносятся вихри, поднимавшие ввысь все новых мужчин и женщин, обратившихся к вере, задумавшихся о своем предназначении… Их восхождение естественное и прекрасное. Они станут белыми и пушистыми… Их встретит Всевышний…
Несколько лет назад приезжал бывший сосед. Старый, годящийся в отцы, дагестанец Алиахмед, давно поседевший, но еще крепкий. Он присел на стул в моей кухне, вывалил из пакета яблоки, разбежавшиеся по столу, розово-зеленые, крепкие плоды из его сада. Он приехал из дагестанского села, куда перебрался с семьей на старости лет. Потянуло в родные края. Там, в горах, похоронены предки. Туда он уйдет и сам. Алиахмед Султанович попросил помочь ему снять пиджак. "Кости не слушаются", - сказал. Он говорил с легким акцентом, почти незаметным, скорее ему нравилось так говорить, чуть растягивая удовольствие на любимых словах. Ма-хач-ка-ла…
- А я не курю больше! Мусульманином стал.
- И пить бросил? – спрашиваю. Мы с ним бывало давали копоти по-соседски.
- Да. Мулла будет ругать.
Кого он боялся раньше, этот сельский житель, рабочий в совхозе, всю жизнь, надеясь только на свои силы, никому не доверяя? Трудился на небольшую зарплату и подворовывал. Тащил, как и другие, все, что плохо или хорошо лежало. Однажды он зашел ко мне во двор, с горькой усмешкой приговаривая: ?Как стыдно, ах, как стыдно!?
- Что случилось? - говорю.
- Попался!.. Ах, как стыдно!..
Он был бледен, обескуражен, подавлен. Таким я никогда не видел его за все годы.
Бывало и такое. Он продавал вино. Стучали в окно в темноте. Били его даже алкаши, окружив своей заботой. Синяки украшали вечно поддатого соседа. С полгода это терпела его жена. Доход оказался мало того, что сомнительным, но и опасным. В маленьком поселке трудно развернуться. Она ткала ковры. Громко стучал станок, слышно было сквозь стены. Получался красивый и узорчатый, но толстый и неподъемный. Я вспоминал о древних персах, чьи ковры не могли быть безупречными. Они оставляли маленький, неприметный для глаз, но изъян. Только Аллаху позволено шить со знаком качества.
Аллах был далеко. Мы приняли с Алиахмедом по рюмашке за встречу. Он с трудом нацепил свой пиджак, которого прежде, кажется, и не носил. Культурный стал старик. "Хондроз не украшает даже верующего мусульманина". Я шутил, провожая своего гостя. Всегда приятно поболтать о пустяках. Тем более, с человеком, с которым многое связано. Наши дети росли рядом. Через забор мы вели бесконечный диалог.
Его диалог со Всевышним был для меня очевидной ипостасью человека, который готовится в жизни вечной. У мусульман такое случается. Наши православные земляки в церковь носа не кажут. Ругаются матом до гробовой доски. Только несколько пожилых женщин составляют приход. Батюшка изо всех сил поддерживает живой огонь в своем храме, лампадкой и кадилом, словами и молитвами…
… Снежинки давно уже уснули. Ночь приятно освещена луной. Небо зовет к себе взгляды и души. Зовет к восхождению… Свое очередное восхождение снежинки совершат еще не скоро. До весенних и летних деньков они останутся вполне земными, такими же, как и люди. Но их сила и энергия вольются в степные колосья, травы и деревья будут питаться их небесной божественной сущностью. Непонятно это все. Почему капельки умнее человека? Почему верх и низ, реально существующие для простой воды, для нас, землян, находятся в одном и том же месте? Нигде.

Метки:
Предыдущий: банда
Следующий: И. Грекова