Недуг

Сижу я в кресле у камина
С бокалом красного вина,
Но никакие в мире вина
Предать забвенью времена
Моих невзгод и долгих мук
Уже не смогут. О, мой друг!..

Мой друг, с которым я когда-то
Делил и радость, и беду,
Мне заменял сестру и брата,
Которых не было в роду,
Но так случилось, что его
Постигло горе одного.

Недугом редким поражённый
Терял он облик на глазах;
Весь в язвах, словно прокажённый,
Не жалость вызывал, а страх
У всех вокруг, и даже врач
К нему отнёсся как палач!

Лишь я страдал, переживая,
Что не могу ему помочь,
И, вновь на чудо уповая,
Другие думы гнал я прочь,
Расположившись у окна
С бокалом красного вина.

Я часто видел, как ночами
При вспышках молний под дождём,
Сверкая дикими очами,
Внутри пылавшими огнём,
Мелькал в лесу он меж стволов,
Забыв родных, друзей и кров.

Порой он выл, глодая кости,
И землю влажную могил,
Дрожа от голода и злости
С остервененьем снова рыл,
Пока не встретил наконец
Юнца, пасущего овец.

Его растерзанное тело
Нашёл слуга мой у дверей,
И стал я слышать то и дело
О похищении детей,
Которых изверг на порог
Моей усадьбы приволок.

Подобно гончей быстроногой,
Рождённой преданно служить
И по команде зычной строгой
Трофей готовой приносить,
Дикарь ребёнка нёс в зубах
С кровавой пеной на губах.

И, подавляя отвращенье
От сцен подобных каждый раз,
Я наполнялся духом мщенья,
Готовый взглядом своих глаз
Сразить чудовище! Пусть так!
Теперь мой друг — мне лютый враг!

О славной молодости нашей,
О клятве в дружбе до конца,
Для нас дороже жизни ставшей
И волновавшей нам сердца,
Уже совсем не вспоминал,
Не жил надеждой, не страдал.

Оставив гордо сожаленье,
Я был намерен совершить
Без тени всякого сомненья
То, с чем мне трудно будет жить;
Убийцей стану я иль нет:
Кто мог на это дать ответ?

И вот, когда, смыкая очи,
Коварный сон туманит мозг
С приходом новой долгой ночи,
Я ждал ЕГО – и таял воск
Свечи, мерцающей во мгле
На старом письменном столе.

Рукою властной и могучей
Жестокий ветер так играл
Листвою, сучьями и тучей,
Что черепицу с крыш срывал! –
Он издавал унылый вой,
Как волк под полною луной.

Но вой стихии был ли это? —
Не мог я знать наверняка,
И с рукоятки пистолета
Моя не двигалась рука;
Я думал только об одном:
Войдёт ли гость незваный в дом?

К малейшему пытался звуку,
Как подобает храбрецу,
Быть равнодушным, но лишь муку
И страх, который не к лицу
Моей персоне был, сейчас
Я ощущал как в сотый раз.

И в это самое мгновенье
Услышал с трепетом я то,
О чём без чувства омерзенья
Не смог поведать бы никто:
Казалось, что снаружи зверь
Скребёт в мои покои дверь!

Как этот скрежет был ужасен!
Как отвратителен был он!
То еле слышен, еле ясен,
То исходил со всех сторон!
Набравшись мужества и сил,
Я взвёл курок и дверь открыл.

На четвереньках предо мною
Предстало нечто, замерев,
С косматой грязной головою,
К прыжку готовясь, словно лев;
Я знал: настал тот миг, когда
Решу всё раз и навсегда!

Едва заметное движенье
Я, вскрикнув, чудом уловил,
И пистолет, и напряженье
Без колебаний разрядил
Совсем не целясь — наугад,
Отбросив чудище назад.

Влекомый чувством превосходства
И убежденьем твёрдым в том,
Что проявленье благородства
Излишне будет над врагом,
Я смело двинулся туда,
Где кровь струилась как вода.

Азарт игры смертельной пламя
Разжёг в груди, и пред собой
Я нёс свечу, как будто знамя,
Мне дух отваги боевой
Придавшее; мой дикий взор
Багровый изучал узор.

Кровавый шлейф вдоль коридора,
Змеёй тянувшийся во мрак, —
Моя надёжная опора,
Мой указатель, верный знак,
Возмездия жестокий путь,
С которого мне не свернуть!

Когда же снова я увидел
Того, кто другом раньше был,
И вскоре так возненавидел,
Что добродетели забыл,
Меня оставил гнев: опять
Я мог любить и сострадать.

Держась обеими руками
За рану страшную в груди,
Он— бедный! — горькими слезами
Давал понять: освободи!
Не в силах более глядеть
Ему помог я умереть.

И то ужасное мгновенье,
Когда я выстрелил в упор,
Увы! не кануло в забвенье,
А возвращается с тех пор
В кошмарном сне, и в ясный день
Меня преследует, как тень.