Убийство Александра Сергеевича Пушкина

Снега было по колено.
Время к вечеру катилось.
Поединок вожделенный —
Для Поэта, словно милость.
Брошены на снег шинели.
С двадцати шагов сходились.
До барьера не успели:
Пуля злобно в тело впилась.

Тишина у речки Чёрной.
Пушкин просит пистолета.
И стреляет Он, бесспорно,
В цель кирасы пододетой.
В пустыре у Чёрной речки
Предумышленно убийство:
Ни саней нет, ни кареты,
Нет врача! Такое свинство...

В животе пуля застряла,
Раздробив бедро Поэту.
Подлость не в живот стреляла,
А пониже что жилета.
Как-то это не по-русски,
Как-то всё несправедливо:
Мерзкость выходки французской —
Не впервой! Да что за диво...

С ноября уже травили,
Анонимки присылая,
И доподлинно — убили
Вдохновенье, я-то знаю:
Жорж, Геккерном ?усыновлённый?,
Лишь задание выполняет:
В Натали будто влюблённый,
А за сестрой — приударяет.

И казармно каламбуря
Слухи в свет распространяют:
Будто царь, — губа не дура, —
Натали тоже влюбляет.
И письмо Луи Геккерну
Посылает Пушкин бравый.
Только вот с какого хера
Вызов от Дантеса, право?

Ай, голландцы да французы,
Разыграли — как по нотам,
И смертельно ранен Пушкин,
И везут Его на Мойку.
Дом двенадцать. На диване
Истекает Пушкин кровью.
Натали, словно в нирване:
Ужас, смешанный с любовью.

Лечит льдом врач-гинеколог,
И царю уж доложили,
Он шокирован. И долог
Путь предсмертный для двужильных.
Православный, Он Дантесу
Пишет, что его прощает
И царю пишет записку:
Будущность семьи вверяя,

Просит у царя прощенья,
Ведь запрет его нарушен,
Пишет, ждёт уведомления,
Чтоб спокойно отдать душу.
За священником послали,
Чтобы Пушкин причастился,
Плачет бедная Наталья,
Пушкин с детками простился:

Четверо, мал мала меньше,
Ничего не понимают,
Полугодовалую почтительнейше
Натали Он величает.
Старшей, Ольге, лишь четыре,
Александру — три, Григорию
Нет и двух! В подлунном мире
Нет печальнее историй!

Пушкин в пятницу скончался,
Без пятнадцати пятнадцать,
Двое суток продержался,
Да не смог Он надышаться.
Боли от перитонита
Заглушают Его память,
В бессознании миг испытан,
Как прощается с друзьями…

Он положен в гроб во фраке,
Не в камер-юнкерском мундире,
И распространили враки,
Будто в Исаакии похоронили,
Но в Конюшенную церковь
Повезли на отпеванье:
Чтоб не случилось мерзкой
Дерзости, и не было собраний!

После гроб в подвал спустили,
Ждать оказию на Псков,
В Святогорском хоронили,
И обряд был прост и скор.
Что ж, убийца был наказан,
Состоялся вскоре суд?
Или ход судьбы предсказан:
Лишь боги кару воздадут?



СМЕРТЬ ПОЭТА
Михаил Юрьевич Лермонтов

Отмщенья, государь, отмщенья!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример.

Погиб поэт! — невольник чести, —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде… и убит!
Убит!.. К чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!

Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? Веселитесь… он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.
Его убийца хладнокровно
Навёл удар… спасенья нет:
Пустое сердце бьётся ровно,
В руке не дрогнул пистолет.

И что за диво?.. Издалёка,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока.
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы,
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..

И он убит — и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сражённый, как и он, безжалостной рукой.

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?..

И, прежний сняв венок, — они венец терновый,
Увитый лаврами, надели на него,
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело.
Отравлены его последние мгновенья
Коварным шепотом насмешливых невежд,
И умер он — с напрасной жаждой мщенья,
С досадой тайною обманутых надежд.
Замолкли звуки чудных песен,
Не раздаваться им опять:
Приют певца угрюм и тесен,
И на устах его печать.

А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждёт;
Он недоступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперёд.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью —
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

1837 год