Может взяться за ум и догнать прожиточный максимум

5. ***

?Нет лоций для эмоций?
?На злобу дня найти б намордник?
?В кармане купюра – в душе увертюра?
?Новое утро новых утрат?
?Эко эго?
?Любят визиты паразиты?
?Может взяться за ум и догнать прожиточный максимум?
?Нет мази от мрази?
?Льну ко дну?
?Одинок и не нужен как пуля в теле убитого?
?Нам бы нимбы?
?Шёл к бесконечности – стёр конечности?
?Я пил и пел и был как альт, но вдруг асфальт?
?Толь повеселиться, то ли повеситься?
?Не сядет на диету благомордие?
?Пёр перл?
?Иду в стан путан?
?Не стоит игнорировать мою кровать?
?Была у динозавра плохая аура?


***
Придя домой сегодня далеко за полночь, он уже располагал дерьмовым настроением, собравшемся в нём с девяти часов вечера в ощутимую кучу (больше её никак не назовёшь) навязчивых мыслей и отсутствующих перспектив на день завтрашний. Усталость и не желание поднимать себя со дна долгоиграющей депрессии, влекли за собой сонм противоречивых рассуждений по поводу своего одиночества. Он уже давно ничего не ждёт для себя. Для своего истосковавшегося сердца человек тридцати одного года от роду не мог предложить даже слабую надежду на выздоровление. И пускай говорят, что неустроенность в личной жизни позволяет размышлять неустанно о бытие. День и ночь жуют его тоскливые тиски улыбающегося разума. Это болезнь лености. Им не двигала заурядная похоть и лицемерие по отношению к женскому аспекту вообще. Он уже слишком много об этом знал или не знал вовсе. Кто принесёт панацею на руках иллюзорной действительности? Журнал Playboy с его глянцевыми девками! Да. Сняв напряжение, путём всё того же рукоблудия, он счёл, что никто ему и не нужен был сегодня наверное. Грешны не действия, грешны сожаления о них. Войдя в мир мечтаний однажды, он пребывал там и по сей час.
?Я уже давно умер.? - сказал он громко вслух. Иначе ощущение постоянного вакуума вокруг себя не делало бы жизнь такой невыносимой, пустой отчасти глупой. Причём глупость была совершенно не контролируемой. Где она, эта табличка светящаяся с надписью ?ВЫХОД? в этом провинциальном кинотеатре? Кино, кстати про нас. Мы все там создаём какие-то телодвижения по сценарию некоего Бога или ещё там кого. Кто же наблюдает? Не мы ли сами? Всего лишь зрители. Осознание внутреннего душевного конфликта присутствует во всей его красе. Где решение и есть ли необходимость в нём?
Он чаще встречает тех, у кого нет её, этой необходимости. Они все там, на экране, а он здесь, в зале на сломанном кресле и вместо попкорна поедает самого себя и запивает слезами пустоты. Бред.
Несколько часов назад, сидя в баре, он почувствовал накатившуюся волну поэзии. Это давно уже не происходило, нужно было срочно записать. Полчаса бега домой, но не донёс, растерял как бисер…
Порой он слишком надолго заболевает мнимостью о себе, о том, что не ординарен. Странно говорит, странно одевается, пишет такие же странные стихи, а что ещё хуже, видит странные сны в которых он просыпается и начинает задавать вопросы. Кому, спрашивается? Тем существам, которые присутствуют там. Иначе их никак не назовёшь. Тех, кого он встречает, ставят в тупик самые обычные вопросы. Типа, сколько время, что за город или как вас зовут прекрасные создания. Если, например, он созерцает людей присутствующих на незнакомых улицах, то они могут мутировать на глазах, меняя внешность, а то и форму. Бывают и кошмары, к ним у него есть безумно хорошее средство: тибетская мантра.
Однажды, когда он работал в маленьком магазине автозапчастей, с ним приключился магический сон. Иначе его никак не назовёшь, потому что в то время, человек, о котором я пишу занимался, вернее практиковал осознание сновидения. В ту ночь он был дома. В четыре утра намечалась поездка в другой город. Решив не впадать в обычное состояние засыпания, он начал дышать глубоко, при этом настраивался на иное путешествие. Много времени ушло на релаксацию. Уже близка была фиолетовая бездна потустороннего пространства, но кроме вздрагиваний и присутствия непрошенных мыслей ничего не выходило. Очнувшись полностью от попытки вхождения, почувствовал сожаление и неудачу переложил на слабую концентрацию сознания. Ладно, - подумал он, - в другой раз. Главное, верить и не разочаровываться. Убедив себя в этом, собрался и поехал в свой маленький магазин.
Таксист пожелал ему спокойной ночи возле автовокзала. Дальше, разделяющие метры до его места работы тихая спокойная ночь конца августа и всецелое погружение в анализ неудачной попытки войти в другой мир.
В помещении салона привычная обстановка встретила его в три часа утра. Книги, много книг, тетради со стихами, круглый стол с недопитым кофе на нём.
Выкурив пару сигарет, он ещё раз осмотрелся в комнате отдыха. Пара рядов кресел из какого-то то ли кинотеатра, то ли красного уголка. Они были зелёного цвета, по три сиденья в каждом ряду. В середине круглый стол, на котором он иногда творил. У стены стояли стеллажи с товаром. В атмосфере комнаты обитали разные запахи вперемешку. Полное не сочетание: аромат благовоний и испарины от моторных масел плюс дым от сигарет. Надо бы проветрить,- подумал он. И пройдя через торговую площадь, вышел на улицу. Немного постоял, огляделся вокруг. Он был здесь как дома. Часто ночевал. Любил быть один, а может не хочется просто возвращаться к семье, в круг забот, которые его уже давно не радовали. А здесь, в месте его трудовых ?подвигов? было много странного и любопытного. Часто происходили невероятные вещи, приходили интересные люди, говорили о вещах, приятных его сердцу и душе. Вот и сегодня, хотя…
Прикрыв большую железную дверь за собой, он нырнул в салон, ещё раз посмотрел на часы - 3:25. Время ещё есть. Ребята должны были подъехать к четырём. Он улёгся на креслах и задремал. Тут же летел, вернее проваливался куда-то в пустоту, пришпоривая своей недавней настройкой. Когда почувствовал себя уже как бы не спящим, попытался встать, но это у него не получилось. Странно. Было похоже на промежуточное состояние. Глаза невозможно было открыть, а слух обострился до неузнаваемости. Слышался шорох в углу. То ли мышь, то ли почудилось. Снаружи ревели моторы проезжающих машин и шаги. Сердце забилось как бешенное. Нужно вставать – сейчас придут. Но не тут то было. Тяжесть во всём мне не давала даже повернуться. С трудом протянул руки к столу и попытался встать. Ноги не шевелились. Дальше можно было представить как он тянулся по окружности стола, скрепя зубами и чертыхаясь. Ведь, если кто-нибудь сейчас зайдёт, а он в таком немыслимом состоянии. Жуть.
Вернувшись на место, будто растянутая змея, попытался успокоиться. Ровное дыхание возымело своё действие. Он открыл глаза, но не понял сразу, что видит. Оказалось, что глаза были на уровне балки и двери снизу. Вот это да.
Как будто подводный мир и невесомость. Перебирая руками, спустился вниз, вошёл в торговый зал. Темно. Вдруг, что-то заставило оглянуться. О ужас! На кресле лежал человек. Ну, конечно же он спал. В следующее мгновение путешественника озарило. Ведь это был он сам. На правом боку и укрыт одеялом. Да, но откуда взялось одеяло? Тот, кто спал передал мысленно, что ему холодно и тишина. Нормально ли это. Явь для сознающего это, сон для лежащего там.
Просто удар по разуму. Но затем спокойное хождение по магазину и взгляд на зелёные огоньки кассового аппарата. Время было без пяти четыре. Сновидевшего всё это подбросило вихрем переживания и заставило ещё раз проснуться.
Мой друг вскочил с кресел и подбежал к двери. Она была не закрыта. И опять время. Догадайтесь, сколько. Он закурил сигарету и попытался всё это вновь пережить. Память отчётливо всё зафиксировала, даже телесные ощущения. Но были ли они телесные? Наваждение от происходившего и последующее было двояким как и сей сон. Радость от удачной попытки и страх от допустимой возможности лепить чудо: всё это было сегодня в нём.
Потом они с друзьями долго ехали в машине за железками в другой город, а он всё молчал и вспоминал тот случай.
Невероятное стало возможным. ?Тайна магии в изменении точки сборки.? К.К.

Я вошёл в подъезд своего дома. В дверях чуть не столкнулся с людьми мне совершенно незнакомыми. Они поздоровались! Здрасьте, - сказал я спустя минуту, стоя напротив лифта. Нажав кнопку, я задумался о том, что произошло с моим другом сегодня ночью. Авария. Столкнулись две машины. Он был пьян. Говорят, не стоял на ногах – машина его вдребезги. Я её видел. Жена друга в истерике. Сквозь слёзы кричала, что мы сходим с ума и делаем со своей жизнью непотребные вещи. О чём она? Я то уже давно не в себе. А вот он. Что с ним происходит? Я наверное далёк, мне не стать психологом. Но друган? Где он? Она сказала, он ушёл. Что был по прежнему пьян и тоже не в себе. Где его искать? Я поехал домой. Может ко мне его приведёт чувство безысходности, а может ему будет стрёмно (какое слово ходит в русском языке) ко мне заявляться, хотя я был бы рад его видеть всегда. Но… Открылась дверь лифта и что я вижу? Он сидит в кабине и спит. Сколько времени он здесь? По моим подсчётам полчаса, не больше. Не доехал до 7го или был, но устал и спит. Конечно же, это он. В руке дымящийся бычок сигареты, храпит перегаром. Грязные туфли. Я заметил, что на руке нет часов. Я тронул его за плечо. Он отмахнулся. Думаю, что я смогу его разбудить. Это хорошо, что он, мой друг приехал, добрался…
Но двери лифта открылись и никого. Я нажал кнопку 7го. Вспоминаю, пока поднимаюсь о том, что мы хоть и друзья, но он всегда оставлял кусочек себя где по неизвестности я никогда не старался задавать лишних вопросов. Иначе… А что иначе? Последнее время замечаю, на людей влияю странно. Только и слышу непоправимые вещи с точки зрения нормальности, лучше вообще не говорить. Может изолировать себя от людей. И всё же. Я сам давно запутался в паутине жизни.
Может приедет. Я обещал его жене позвонить, если увижу. Где оно, моё предчувствие? Дух постучал в его дверь сильнее на этот раз. Он меня не слышит (мой друг). Я пытался его вразумить. Но кто я, чтобы его вразумлять. Недавно он мне рассказал о встрече, за которую гнал долгое время. Вот так бывает, что отмахиваешься от бытия, но рисуешь своё. Да какое? Он говорит, что балдеет от жизни. Хорошее чувство, но я не вижу в ней ничего положительного, как и в своей, тоже никчёмной жизни то.
Я пытался, вернее сказать не пил два месяца. И что. Беспробудность от трезвости тоже дискомфортна, как шкура в крошках. Бред. Зачем пишу я всё это? Что с ним? Что со всеми нами? Мы все сошли с ума. Весь мир сошёл с ума. Моё сердце перестало со мной говорить. Я давно не пишу стихов. Да и если вспомнить, о чём я писал. Это полный бред. Депрессивный подход к основанию самого себя. Может уйти в монастырь. Когда протрезвел, то подумал, что мне ли там место. А где оно, моё место?
Как-то мы люди странно реагируем на пробуждение духа. Отрешённость мне не грозит. Я слишком впечатлителен. Ничего не поделаешь, я пытаюсь извлечь из этого максимум. Чего стоят только мои стихи. Их реакция на людей. Применить бы эту силу, ломающую столетний асфальт нашего бытия, на пользу. Кто же научит? Дебри познания, не больше.
Он такой же, сказал -Чем больше я знаю, тем мне грустнее. Мне тоже грустно. Мне отвратительно. Моё бедное сердце. Оно молчит. Скрепят ржавые колёсики моей души. Чем жить, коль гниёт идеал? Это и есть потерянность. Тут даже Монтень не поможет. Я пробовал молиться – не помогает. А может, я просто заблуждаюсь и всё это наименьшее зло. Бог его знает. Верю ли я?
Вы знаете, что приходит от безверия полное безразличие. И на него, возможно, тоже напала апатия. Это болезнь ясности. Рано разбудит человека дух.
Жил он себе, ничего не подозревая. Семья, работа, друзья. И вдруг раз. Как обухом по голове… Непокидающее чувство вин преследует день и ночь. Господи вразуми. И в горе и в радости. Я выстрадал достаточно. Для обычного человека это круче. Есть ли выход? Говорят, что есть.
Так я об этом случае с моим другом. Вот он как-то катался. В общем был в куражах. И в каком-то дворе (я не буду говорить, что это был мой двор) женщина сомнительного содержания постучала в окно его машины. И когда он приоткрыл, то услышал – Попроси прощенья или будешь каяться!
На моих глазах уже сгинули многие. Печально. Даже не то слово. Мы все заблуждаемся по поводу всего. Жизнь это мнимость!
Дальше сон о том, как я спорил о сути буддизма. Спросите меня, что я знаю о буддизме. Я отвечу – ничего.
Был случай, когда один корреспондент спросил у одного монаха об этом. В смысле о сути течения, которому уже не мало лет. Монаха попросили в двух словах обрисовать суть. Маразм. Но всё таки. При том, что заверяли: не поймёшь. Так это были слова понятные для меня во сне. В реальности мы не существуем.
Но об этом позже. Как то мой друг заметил у меня на столе маленькую книжицу под названием ?Злые духи и их влияние на людей?. Я купил её в церковной лавке. Читал. Я знаю то, что это присутствует в виде духов, в виде энергии, в виде нашей с вами жизни. Мотивы. Мотивы того, что нами движет с утра. Тут он заговорил как будто сам с собой. Потеря одного приводит к зависимости другого. Осознание этого – это всё что у нас есть. И у меня тоже. Иначе я бы изменил свою жизнь. Странная ссылка на свою далёкую не безупречность. Алкоголь даёт на время понимание или иллюзию вседозволенности. Может потому что сердце выбегает наружу и летит. Моя бывшая жена зовёт меня летящим. Я не обижаюсь. Я ей завидую. Она знает, чего хочет. Глупость. Уж кто-кто, а женщины? Я скучаю по спокойствию семейной жизни. Иногда. Иногда меня берёт злость по отношению к самому себе. Ищу не там. Я слаб. Мои щиты ушли на разжигание костра, в котором горю я. Горят мои помыслы, тлеют мои надежды. Пепел моя вера в ничто!
Мы все страдаем мнимостью по отношению к чему-либо. Но только в разной степени. Это замкнутый круг. Некоторых спасает вера. Лучше всего ни о чём не думать. Исповедоваться по субботам и снова грешить.
Я устал. Чувство вины меня не покидает совершенно. Я превратил и день и ночь в простую беглую банальность. Меня просто нет. Иначе нашлась бы сила, заставившая меня взяться за разум.
Есть ли у меня мечта, за которую я отдал бы палец руки? Нет. Я отдал здоровье, время, деньги, всё за прожигание жизни. Опять чувство вины. Но я продолжаю.
Порою мне кажется, что мной манипулируют, порой чувство полной свободы обескураживает меня до глубины души. Я не знаю зачем всё. Всё что я делаю и чего я не делаю. Может я псих. Допускаю и это. Кто всё это пишет. И всё же я благодарен за этот прорыв. Предсказание того, что июнь, месяц новый.
Всё меняется. Но куда? Самоанализ с чувством вины – посыл для суицида. Но я этого делать не буду, ввиду очень многих соображений. Моё отец покинул мир чувств, пустив себе пулю в лоб. Мне сейчас столько же лет. Аналогия. Пошло всё к чёрту. От него всё. А где же Бог? Бога нет. – сказали космонавты. Я ничто. Я ноль. Моя жена выразила скорбь по отношению к той, которая могла бы быть рядом со мной после неё. Её нет. Но я её уже давно люблю. Я знаю её голос, я знаю о чём она думает и что чувствует. Я жив, пока играет музыка в моей душе. За что цепляться, скажите Боги?
Я часто смотрю на людей, мой взгляд в самую глубину их души. Иногда я молчу неделями. А бывает взрываюсь словесным поносом, если есть…
Что есть? Я спрашиваю себя в такие минуты. Говорят многое. Иногда хочется отрезать, нет, откусить себе язык и молчать.
Если раньше я тупо смотрел на чистый лист бумаги, теперь вот не могу остановиться. Если давеча я думал, что один человек близок мне и удостоит своих ушей для того, чтобы меня выслушать, но потом выяснилось, что он не знал как дотерпеть моё присутствие и глагол. В другой раз я ночью перепутал человека с придурком в соседнем доме. Давал ему маяки. Вообразил, что и он мне маячит. Оказалось это играющее отражение света огней (теней). Успею на это, не знаю сколько времени. Но я жил этой мнимостью. Может и мы все живём этой вот мнимостью и обманом, а когда умрём всё исчезнет. Кто убедит меня в обратном.
Если будущее стряпает моё настоящее, то я уже сомневаюсь в дне завтрашнем. Имею право сомневаться. Но лучше всего быть уверенным в чём-то. Вот, например сегодня 20 июня 2003 года. Вроде бы самое обычное утро. Ан нет. Началось всё с того, что я открыл глаза и посмотрел в сторону окна. Лучше бы не смотрел. Небо затянуло тучами, практически темно. Коли пробудился – пойду покурю, выпью кофе. Это мой выходной. Я предоставлен сам себе. Класс. Как говорят где-то на зоне – сеанс. Сеанс начался. Чувствую себя превосходно. Должна приехать моя милая Диана. Оно наступило, утро 20го. Меня переполняет ожидание встречи. Ой.
Я вспомнил, что утро не особенно радостное. Да, события связанные с моим другом немного омрачают сюжет жизни. Я тяжело вздохнул. Вокруг никого. Где-то были часы. Ах вот они, время – половина второго. Вернее мне так казалось.
Затем влажная уборка. Ванесса Мэй содрогала стены, пока я с половой тряпкой ползал по полу. Это половая жизнь. Я кончил. Окурил стены благовонием, налил кофе, закурил. Посмотрел на часы. Хм. Не ожидал. С будуна чего только не привидится. Часы показывали (если смотреть на них правильно) восемь утра. Я сделал музыку потише. Да, я просто был застигнут врасплох. Выходной день называется, с семи утра на ногах. Что делать? Выплюнул с балкона на улицу. Люди торопятся по своим скучным делам. Мне тоже стало скучно, никуда не нужно идти, хотя…
Через пять минут я шёл уже за чекушкой. Не осудите бедного эпикурейца. Достаточно принять на грудь в 8 утра – найдёте сразу, чем заняться. Вот я уже пишу.
Если когда-нибудь это прочитают люди, мой им совет: не пейте люди! Особенно с утра – это чревато!
Первая рюмка с молитвой. Ещё бы, иначе это пьянка. В одну харю. Да говорите, чего хотите. Видела бы меня моя мама. Иногда спрашивал себя делаю ли я правильно то или это, забываю о тех кто меня родил (и не в самом скучном сексе, замечу), хотя надо бы помнить. Уверен, им было бы стыдно за многое. Им всегда стыдно. Вся жизнь уходит на оправдания и неважно видит ли меня моя мама или того хуже, бабушка (бабушка – вопрос отдельный). Сейчас их нет. Перед самим собой стыдно и жаль бесцельно прожитые годы.
Отнеситесь к этому всему философски! Я нашёл себе занятие. Каких-то полчаса назад с оттопыренными глазами смотрел на тетрадь и, мать её, ручку. Кайф. Это уже третья. В смысле, рюмка. Жизнь прекрасна. И погода уже не такая пасмурная. Будни меня поймали в сети китайского производства. Достаточно взглянуть на себя в зеркало. Я опух. Вчера перебрал. Может почки больны. Насрать. Чего-чего, а о здоровье думать не хочется. Я вдруг вспомнил, что не видел снов сегодня. Бог меня бережёт. Спасибо ангелам. Я не забыл поблагодарить. Время идёт. Пора менять пластинку. Понимаю сердцем, что главное - верить в себя. А ещё лучше, когда другие в меня верят. Я тогда Гулливер. Сверну горы. Кому они мешают, горы то? О чём я?
Была ведь тара поменьше! Такими темпами я не встречу Диану. Или встречу? Это уже пятая. Ну, за гармонию! Тост. Дайте в руки идиота философский ключ и вы поймёте, кем был Будда. Наверное, я уже пьян, если наступил на святое. Чур меня. Прости Таутама. Для мани падме хум. Это тоже тост – будем здоровы. Время: 9-00.
Хорошая музыка. Что с моим другом. Дерьмо, что всё думаю о себе.
Странно. Мир, вернее добрая его половина с похмелья плавно перекочевала в пятницу 20 июня 2003 года, а я застрял где-то между пятой и шестой. Очерёдность – это понятие времени. Вот такая философия. Ничего не поделаешь. Да и не хочется.
Остаюсь самим собой, наверно. Слово ?наверно? - для сомневающихся. Я не уверен ни в чём. Хотя, в шестой уже согласен. Была ведь тара поменьше!
Если я остановлюсь – пустота. Пропасть. Кончится водка и сигареты уже скоро. Всё во мне.
Где она, моя птица счастья? Я охотник, хоть и пьяный. Да нет, лучше сказать сеанс.
Мой друг как-то заметил, что кино нашей жизни снято давно. Всё, что мы называем жизнью – это воспоминанье. Но вот как-то он вышел из кинотеатра в направлении выхода. Вы знаете эту табличку (зелёную) ?ВЫХОД?. В лицо свежий ветер и ощущение свободы ошеломляет от того, что ты вышел из цепи сюжета под названием жизнь. Это всего лишь аналогия. Но представьте на мгновение, что не было входа и вы не родились. Не нужно думать, мучаться и страдать от любви или от нелюбви. Вас просто нет. Тот же мой друг заметил. Как-то возле больницы, увидев каталку с трупом, осознал себя этим мертвецом. Сеанс. Иногда мне кажется, что он перегибает. Но он не искренен со мной. Почему? Этих почему у меня миллион. Лучше выпью. До дна. Опьянею, усну, проснусь, перепутаю время, пойду в туалет и выйду весь. Это не философия – это физиология.
Иногда желание не просыпаться вообще. Мне здесь не нравится. Холодно. Сновидения дают мне больше, чем жизнь. Жизнь – говно. Прости меня, Господи!
Время: 9-15. 7.8.9. и т.д. и т.п. отнимите у меня ручку с блокнотом сейчас. Меня уже нет. Я ноль.


***
Встретило утро не добро
Полыхало кострами где-то
То ли ночь потонула в угаре,
То ли будет холодное лето.

Протяну себя в завтра
……………………..???
Где мой друг потерялся, Гермес
Изошёл на осколки весь.

Шум дождя отлучил тело
Где оно, когда хмель выйдет?
Муза зло с головы слижет
Только Бог под собой видит.

Я ослеп, разобщён с сердцем
И оглох в суете будней
Раскалён до красна камень
Он живой на земле блудной.




***
Не добрался чуть-чуть до дома
Растерял на восходе камни
Развернул за домом тройку,
Обернул решетом ставни.

Не дошёл до окна в темень
Разбросал он себя на части
Может быть, обзову горем
Перепью эликсир счастья.

За собой по тропе метил
Что самец, человек ровно
Погубил он себя в зелье
И не пил эликсир скромно.

Он один. Не секрет, знаешь
Не хмельную ложил рифму
Свой черёд изойти в беге
Облегчил свой психоз в нимфу.

На сегодня хватит, спасибо!!!
Хотя, вперёд. За бездельем приходит мотив. Абсурд. Не поверите, но практика медитаций и сновидений именно так и пришла ко мне. Очень просто объяснить это. Я очень ленив. Не могу сказать то же самое о стихах. Иногда вспоминаю, как написал в восьмом классе поэму о Салавате Юлаеве. Хохма. Учителю по литературе нравился мой философский подход к жизни. Но когда речь зашла о боге, она застонала. Корни. Страна атеистов. Слов из песни не выбросишь и так далее. Ну вот, только что думал, что не буду писать и нате. Держите.


Алхимик.

Пас овец по полям, ребус
Воздыхал по любви, жалом
Через год возвернусь, пусто
Я сокровищ видал, валом.

У цыган воспрошал, некто
Кто ещё развернёт, тайну
Гороскоп потешал, негу
Я предал свою жизнь, почему


Видит бог, что мой путь с сердцем
Подарите мечту, в страсти
Не спросить у небес милость
Даже если попал в пасть я

Сохраняет наш счёт, Верой
Однобокость сулит, сухость
Постигал через боль, жизнь
И кричал по ночам в глухость.


***
Бездомному псу подобен
Исхожу пустоту улиц
Под дождём колорит серый
Даже он для меня удобен.

Для меня всё одно грустно
Для чего пустота улиц
Нет Дианы со мной рядом
Изложу обо всём устно

На листе, на окне знаки
Ты придёшь, прилетишь ночью
Позвоню от тоски, веря
Что…


Волки, смерть и рождество.

Обычно, когда мы приезжаем на вахту в первую ночь, после распределения, долгого перелёта из Башкирии в Сибирь после целого месяца безделья и полной свободы, как правило, в целях адаптации и за встречу, принимается на грудь энное количество водки. Эта поездка не была исключением. Мы сидели долго. Обсуждали последние события в мире, говорили о политике, о том как дела обстоят дома у каждого. Молчунов я почти не встречал там. Много курили, спорили, где-то под утро укладывались по ярусам. Я был не в норме.
Трудовые будни своей необходимостью перешибали слабость и перекрывали суетностью мою депрессию. Во время смены я, обычно, предавался мечтам, молился, сочинял стихи или пел мантры себе под нос.
Первый день выдался напряжённым и бурным. Технологические процессы капитального ремонта скважин заставляли забыть о том, что осталось дома. Похмелье говорило своим пересохшим языком и передавало через тех немногих присутствующих людей, что месяц вперёд расписан.
Пребывание моё среди сосен, недр и вечной мерзлоты зависит лишь от моей настройки!
Мороз 40;. Всё застыло вокруг. Даже железо, порой не выдерживало холода. Странно, пройдёт каких-то три месяца и тайга оживёт в виде комаров, мошек и другой кровососущей твари. Анабиоз. Я тоже как будто умирал на месяц. Иначе не смог бы противостоять монотонности работы и резкой смены климата в атмосфере общения. Это я по большей части молчал. Вот уже год, а я не могу привыкнуть. Вышибает из колеи разность полюсов моего восприятия. Мама мне всегда говорила, что есть такое слово ?надо?. Ну надо так надо.
Выдалась минутка другая отдохнуть. Я решил поспать. Мучимый недосыпанием и желанием уединиться, я зашёл в балок и улёгся на топчане.
Я очнулся в той же позе, на правом боку, на меня смотрел незамысловатый рисунок со старых обоев и жизни ему добавлял солнечный свет, играющий где-то на уровне глаз. За дверью слышались голоса людей, они о чём то спорили. Кто-то из них шумел больше остальных. Я попытался узнать, кто это.
Довольно валяться! Странно, что меня ещё не будили. Может начальство нагрянуло?
Я толкнул дверь от себя и вышел на крыльцо. Огляделся. Спорящие смотрели на меня в упор. Вроде бы всё как всегда, но что-то было не так. Может в том, что никого из них я не знал или тайга показалась какой-то незнакомой, а может дело было в ощущении.
Не сказать, что я был напуган, но…
- Ничего не подсказывает вам, где мы? – спросил я первым.
- Ну и где же? – сказал по-моему тот, у кого был громкий голос.
- Во сне. – ответил я с долей сомнения.
- Что характеризует то, чем ты это называешь?
Дальше я уклонился от ответа и продолжения разговора, сходя со ступеней крыльца. Мне нужны были доказательства. Никто и не пытался меня остановить.
Я повернул налево к скважине, справа осталась дорога, ведущая к основному шоссе. Я знал, что вокруг на сотню километров нет населённых пунктов. Не хотелось думать об этих незнакомцах. Впереди виднелась мачта подъёмника и всё остальное хозяйство бригады КРС. Проходя мимо сушилки слышал переговоры по рации. В этом вагончике были совмещены раздевалка, умывальня и стол с радиостанцией.
Дверь была приоткрыта. Никого. Чьи-то позывные усердно трещали в эфире.
В калоши забился песок. Я остановился, чтобы привести в порядок резиновое изделие, которое придумали, наверное, лет двести назад. Меня окликнул женский голос. Я чуть ли не подпрыгнул в воздухе от испуга. Откуда здесь женщина? А она вот, такая красивая, в белой блузке, на высоких каблуках и в короткой юбке посреди тайги. Бог мой. Ну не доказательство ли?
- Что вы здесь делаете?
-Я? Я тут произвожу учёт.
И как в доказательство тому, показала мне широкую красную папку.
- Да уж. Весомо. Не поспоришь. – занервничал вдруг я и схватил её за рукав. Вместе с тем уловил аромат её женственности и, чёрт возьми, такой же её реальности. Она вырвалась, отошла назад на полшага.
- Псих! – и продолжила что-то писать. Мне пришлось ретироваться. Нарастало моё беспокойство. К нему добавилась полная тишина вокруг. Я огляделся в поиске новых деталей, которые бы обнаружили происхождение этого места. И я их нашёл. В небе. Вместо солнца светила луна. Она была необычна. Она убывала с двух сторон. Я закричал. Крик захлебнулся с потоком переживаний. Я вдруг понял, что если прямо сейчас не вернусь той же дорогой на место своего пробуждения, то уже не проснусь, что моя вахта обнаружит в балке холодное тело. Диагноз будет лаконичен: Умер с похмелья от остановки сердца. Я побежал обратно.
Ударившись сильно лбом об стену, и упёршись обеими руками, я очнулся. Отдышавшись, перебрал всё, что видел и от этого волосы встали дыбом. В горле пересохло. Чьё это было приглашение? В какие дебри бессознательно я сегодня залез? Какой опыт они под собой несут? Происходило подобное ещё с кем-то? Я не знал.
Видения близкие к этому всему я уже испытывал год назад. Оно было первым, записанным мною. Зачем?
За дубовыми дверями моего рассудка уже не стоял охранник. Их мотало сквозняком моей личной допустимости. Я чувствовал, что это опасно. Страх, говорят, мешает многому. Многому, что может открыться однажды человеку. Недалеко от помешательства на почве увиденного, но мною двигало желание познать и прежде всего себя. Это обстоятельство срывало все пломбы. Я шёл неуверенно, один, перелистывая дни и ночи на зов моего внутреннего ?я?. И может быть мой путь был труднодостижим и не имел конечной цели, но он был уже неизбежен. Вот так.
Было жутко холодно, порывистый ветер прижимает кусты близко к земле. Снег позёмкой скользил по сиреневым сугробам. Сумерки спускались на зимний лес, придавая некую сказочность и таинственность пейзажу. Деревья качались, танцующими венами чудились переплетения ветвей.
В какой части мира, в какое время и в каком лесу всё это оживало, привлекая моё внимание. Рисунок, без веской на то определённости внушал интерес и ставил свой сюжет суровыми декорациями зимнего леса.
Он упал в снег, уже в который раз, не удержавшись на ногах, протыкал сугробы руками. Уже не чувствуя практически холод, пальцы напоминали когти хищной птицы. Он поднялся на колени и начал усиленно дышать, пытаясь отогреть руки. Где-то вспорхнула тень, высоко под соснами он увидел невиданное создание ночи, раздутое его воображением до немыслимых размеров. Нащупав посох в снегу, путник приподнялся и, опершись на его резную ручку, задумался. Страх рождался внутри него, но не останавливал.
Неужели был путь, достойный этой фантастической истории. Если и есть, то явно запряжённый тройкой абсурдов, нежелающих принимать рамки данной ему жизни. Ах, мотивы, ах вопросы, ах…
Что загнало его сюда? Он уже не помнил, как здесь очутился и что двигало им всегда дальше во тьму. Бесы? Намёрзшие на ресницах льдинки не давали лишний раз взглянуть перед собой и даже внутрь самого себя. Полагался ли он на чутьё?
Приманкой телесного удовольствия дьявол неприметно привлекает нас ко злу, воюя с нами посредством всех членов наших. Может бежал он от проснувшейся в нём агрессии или саморазрушающей силы, не дающей ни капли душевного спокойствия и равновесия. Ни черта и ни черта.
Св. Диадох говорил: ?Злые духи нападают на телесные чувства – в ни гнездятся, удобно действуя на подручную им плоть на тех, кои ещё младенчествуют душой. Чувство же плотское, охотно увлекаются сластолюбивыми склонностями.? Его недуг предрешали близкие болезнью естественною. Но он один знал, когда помощь приходит с молитвою и одержимость в попирании бога.
Крайностью ли было его желание поступить в духовную семинарию или нет. Но это всё в прошлом.
Ветер бродил, гудя в три баса, ловко прибрал он твои волоса, губы шептали, но двери закрылись, в шумной толпе мы с тобой не укрылись. Стихи. Ностальгия. Сколько слёз пролито из-за мнимости. Ведь была любовь. Почему была? Она есть. Она могла его спасти.
Боже, как холодно и одиноко. Я не лишён мирских предрассудков. Может это определяет мой настрой? – шептал он, вспоминая людей, домашний очаг, мамин хлеб и человеческую речь. Он давно не видел людей. Ещё с ранней осени. Кажется давно.
Вдруг мысли стали сворачиваться с быстротой молнии. Он замер. Вдоль позвоночника пробежала волна, заставив вздрогнуть. Ураган видений захлестнул всё его сознанье. Всё было настолько явственно и живо, что дыхание остановилось и в ушах раздался звон. Будто лопнули сосуды.
Люди отбивались от стаи волков. Две повозки. Одна из них опрокинута, другая чуть дальше от этого ужасного места маячила, запряжённая демоном ночи. Они были уже пусты. Очумевшие лошади рвали упряжь, бесновались в суматохе, обливаясь кровью. Ржание, крики, рычание.
Одни хотели есть, не испытывая особой злости к жертвам, другие не желали быть съеденными. В ход шли зубы, когти, копыта и отошедший в сумерки рассудок. Лишь с одной разницей. Звери леса действовали организованно, по векам сложившемуся инстинкту. Перевес имел место.
Тот, кто наблюдал это из тьмы разума, обратил внимание, что из умерших людей появлялись новые, но немного другие. Те, другие пытались изменить ситуацию, но ловили пустоту.
Вся пестрота драматической картины, увиденной путешественником надорвала что-то внутри и исчезла так же неожиданно как и появилась. Лишь ягоды рябины, упавшие перед ним, напомнили какого цвета человеческая кровь.
Стоять дальше было бессмысленно, он ринулся было вперёд, но… Кошмар охватил его, превратившись в тысячи иголок, пронзающих тело. Он подумал, что если бы здесь имела место твёрдая почва, прогнал бы бешеного зайца. Ноги проваливались глубоко в снег и он был бессилен. Два дня пути и голод отняли последние силы.
Треск веток и чужой запах отпугнул волка альбиноса. Его горящие желтовато-зелёные глаза излучали неподдельное изумление. Наверное он думал, что всех уже съели. Но от этого двуногого веяло чем-то иным, чем-то звериным. Взгляды соприкоснулись, если можно так сказать. Изучая друг друга, думали каждый по своему о своём. Человек вспомнил давний кошмар из сна. Волчица пыталась совокупиться с ним. До определённого момента он чувствовал её. Её запах, её намеренье. Это был наркотик. Он уже облизывался и скалил, когда подошло пробуждение. Шок от ситуации, шок от чувствования, бред от видения себя. Зверь. В нём жил зверь. Смрад её дыхания и повадки самца были в этом сне явностью. Затем оскал и… волчья игра…
Теперь он смотрел на волка другими глазами. В его звериное понимание не укладывалось дальнейшее его действие. Привычный облик человека таял вместе с его действиями. И она противоречит звериной логике.
Упав на руки, человек закинул ноги вверх и опершись на ствол дерева, начал петь: ?Я маленький человечек, я подолгу бродил по земле и что-то искал подолгу, и что то родилось во мне.?
И это я не придумал. Да просто не смог бы. Тогда что это? Может это был сон. Нет. Это происходило где-то в другой реальности. В одной из многих существующих параллелей, где всё задуманное становится краской, где ты художник и поэт, где ты поёшь и танцуешь, где любишь ты и любят тебя. Там всё настоящее, даже тоска.
Песнь, которую запел тот человек в лесу, тоже была настоящей, наверное потому, что это шло изнутри, из самого сердца. Это было искренне. Вы скажете, что страх не бывает шуточным. Да. Верно. До тех пор, пока не откроется дверь, закрытая наглухо во время вашего рождения. Ведь тело знает немного больше.
И вот, сидел он этот маленький человечек, загнанный на дерево кровожадными обстоятельствами и не то, что волка поразил удивительный смысл его песни и его осёкшийся голос, но он волк, зверь, попятился назад, к прибывшим сородичам. Таким же серым и зубастым.
Время как будто остановилось в жутком оцепенении, будто роли распределены где-то во вселенной задолго. Вернее это уже было всегда. И нашлось место для любви и ненависти, для смерти и жизни, для мгновения наивного как сам бог. И что осязаемые именно в этот момент внутри этого маленького существа вспыхнуло, вышло, поднялось, полыхало крылом и превратилось в одну из ярких звёзд на этом бескрайнем небе.
Если И. Кант говорит о критике нашего разума, о знании, которое предшествует опыту, то это подходит к сюжету как нельзя кстати, что в эмпирическом, что в априорном подходе. Как бы не было. Можно ведь проще. Это уже потом к нам в гости приходит сознанье. А сейчас? Действие.
Достаточно перевести взгляд с неба на землю или со звезды в бездну самого себя. И вот ты уже сам карта неба, и все линии жизни всего лишь линии и ты микроб захлебнувшийся в живопроводящем потоке сока, исходящем из тебя вместе с потом, вместе со страхом, вместе с рассудком. Последние слова вслух, содрогая тело своё и всего мира. Вдруг все ответы пришли как бы не взначай, как метафора, как миф, как знак и заставили подтянуться по стволу дерева жизни к его вершине, ради спасенья, ради чего? Это просто произошло. Кто об этом сейчас думает. Тот, кто спит или тот, кто вошёл через ту загадочную дверь и взорвался, разойдясь в пространстве на миллионы шаров. И каждый из них был он, этот маленький запутавшийся человек.
Перспектива замёрзнуть на дереве не очень то радовала. Но с другой стороны доля позитивного имела место. Конечно, не как у Будды под деревом, но и на дереве тоже бывают проблески не человеческого осознания. Смешно, да. юмор. Его спасает юмор.
В этот момент по сценарию играет трагическая музыка в стиле Д.Н.Д. Зрители замирают в ожидании, даже перестали лузгать семечки, а кто то даже может быть ??????????????, а кто… Мне продолжать? Ты говоришь ?Да?. Ты говоришь ?Нет?. К чёрту согласие. Отрицаю всё. Чтобы заново сделать своё пространство с белого листа. Опыт Дерьмо. Чувство вины. Не более того. Я с этим живу. Не ново. Сходить с ума. Ум. Юм. Ам. Ом.
Я уже никуда не тороплюсь. На моём столе есть всё. Для гармонии. Я жертва рекламы. Подавляю жажду тем, кто отвечает за качество. Вот бог , мне кажется, за качество уже не в ответе. Хаос. Война. Террор, наводнения и всё такое. К чёрту новости. К чёрту любовь. Я уже забываю о ней. Я вместил это чувство настоящим, если нужно напомнить, если плесень нескольких лет затёрла девственные броски моей молодости. Наверное у меня сели батарейки. Всё, на что меня хватает… пить горькую и индульгировать как последняя сука. Я ненавижу сам себя. Вот смотрю в отражение и плюю. Мысль о том, что кто-нибудь когда-нибудь будет ждать когда я умру, чтобы освободить жилплощадь, чтобы перестать хамить, чтобы перестать пить, чтобы перестать делать ошибки, чтобы не было обидно и стыдно или чтобы просто перестать быть. Тоска.
Хочу умереть героем до самой смерти. Она для меня загадка при жизни. Она как самая красивая женщина. Она как сестра. Она как нечто единственное. Ведь говорят, что дважды это не бывает. А ошибки чувствительны. Я такой какой я есть. Пишу вот. Зачем? Чтобы победить самого себя? Или найти доверие.
Я наверное то дерево, на котором пристроился тот маленький человек. Мнимая польза. Я её придумал. Для себя. Вчера смотрел на небо. Луны не нашёл, потом не нашёл покоя, потом любви, потом… А сейчас?
Они кружили в поиске новой жертвы. Они бы не погнушались его костлявым телом.
Встряхнув иней на соседнем дереве приземлилась сова. Ну вот и зрители пожаловали.
- Жаль, что у меня нет таких крыльев. – прошептал он и его зависть на знала предела и кому? Пернатому гостю на этом грандиозном пиршестве. Следующее, что он сделал было полным абсурдом и отказом от существующего и воображаемого страха.
Он спрыгнул с дерева, больно ударившись обо что- то на земле. Волки отпрыгнули, но ненадолго. Они уже обнюхивали его, когда он открыл глаза. Смрад животного дыхания врезался в его сущность, разрывая всё привычное в нём, устоявшееся с самого детства, ведь он боялся даже собак. Дрожь била, вышибая все каноны человеческой действительности. Будто через сито, сыпалось из него то, что называлось разумом. Что же оставалось? Может что-то настоящее. Он почти понимал, о чём они думают и был готов ко всему без особых иллюзий.
Выпрямив спину, подняв высоко голову, он завыл. Протяжно, прикрыв при этом глаза. Серые братья, расположившись строгим кругом, сделали то же самое. И луна во всей своей красе, одинокая и забытая, как пуля в сердце убитого, откликнулась на происходящее своим жёлто-бледным ликом, как будто ждала этой песни посреди, посреди зимы, посреди непонятного под названием земля.
Встав во весь рост, он поднял руки к небу медленно-медленно, как во сне и ещё секунда и танец принял на себя все за и против, всё до и после. И он был самим собой в этот миг, в стихии танца, этот маленький человек. Всё было уже позади, страх, сомнения, обиды на весь мир, конфликт с богом, вся жизнь уходила в землю. Глаза перестали воспринимать мир в обычном спектре, всё переломалось и изменилось и всё было живым и настоящим.


***
За дорогой кривизна и пыль,
Поднятая тобой.
Тропа, упёртая в мосты за ними
Поле спелой ржи.
По склонам гор туман, как дым,
Как молоко скользит в ущелье.
Грызут над рубищем мне вши и
Горстка неких упущений.
Я сплю, когда приходит время спать
Я пью, когда сжигает жажда
Я ем, когда преподнесли и
Жив, проснувшись лишь однажды.
Люблю, как солнце пьёт рассвет,
Как день пришедший за тобой
Загадка тьмы, святая ночь
Я унесу тебя с собой.
Чтоб возместить пустот края
Подспудным неким обрамленьем
Покинуть троны бытия в телеге
Божьих проявлений.

Он уже был глазами этих зверей, их ушами, он даже чувствовал самку. Самку волка.
Он упал как подкошенный. С глаз катились слёзы, замерзая на обветренном лице странника. И небеса заговорили стихами, луна пела песню, лес шумел, не смолкая. От него шёл пар, он промок до нитки, тело горело пожаром души. Пересохшее горло издавало клокотание и это уже походило на рычание. Судорога била молнией по каждой клеточке утомлённого тела.
Ему было преподнесено мясо, застывающая кровь рисовала свой рисунок на белом снегу. Он и думать не хотел о его происхождении, его стошнило. Но здесь, сейчас от него ждали действий. Жизнь или смерть.
И не за неё он пытался удержаться, приняв кровавую подать, нет. Это было что-то другое, не человеческое. Надкусив то, что лежало перед ним, он потерял сознание.
Сны настигли его как страшное кино. Это как тот сеанс про немых богов, люди ели умирающих ради жизни. Потом он увидел её, стоящую спиной у плиты. Она готовила пищу. Предчувствие ближайшей катастрофы, подвигло его сказать, то что он боялся говорить, то что он сам боялся признать: Я люблю тебя!
Но она не повернулась. Оставляя умирать в одиночестве. Потом взрыв. Он видел себя миллионами шариков. Они прыгали в окружающем пространстве ударяясь друг об друга. Он был одним из них и в то же время, каждый из них. Он мог видеть и чувствовать сразу везде.
Я взял коктейль под названием ?Нирвана?. Дерьмо, я вам скажу коктейль. Когда я увидел её с родителями, они были не расположены к моему появлению, оставил букет цветов за углом. Я отвлёкся, это был не мой день. Я жил встречей до сих пор. Когда шёл обратно, увидел точно такой же букет у женщины в руках, без сомнения! Эй, верни! Не буду описывать дальнейший разговор. Я подарил ей этот букет. Наверное ей он и предназначался. Кто бы мог подумать: стоят цветы в неизвестной квартире, у неизвестной женщины. А я? Что я? Я схожу с ума.
Когда он очнулся было уже светло. О том, что это не сон, говорили следы и кровь. Однажды ему друг рассказывал о ребёнке пятилетнем. Это о знании предшествующей жизни. Ребёнок, смотря на ягоды рябины на снегу стал очень грустным. Затем, подняв глаза на своего отца, прошептал – жестокая штука, эта жизнь. Ребёнку пять лет. О чём мы говорим, пересекаясь на перекрёстках нашей с вами суеты. О чём?
Было уже утро. Туман и холод сковали пространство.
Человек смотрел с пятого этажа вниз. Он только что проснулся, закурил и наблюдал происходящее глазами ещё спящего человека.
Там на остановке, посреди улицы лежало тело. Как-то нелепа была его поза, умершего под утро в рождество. Руки неестественно заломлены, а ноги разбросаны, как нечто не принадлежащее его голове и туловищу. Одет он был прилично. Это не был алкоголик, заснувший в нирване зимнего праздника. Это был труп, посиневший и застывший как пломбир по 3-50.
Он, который внизу, видел человека в окне, в окне изрисованном инеем и причудливым гением декабря. Взгляд был прикован к этому окну. Ему казалось, что это единственный, кто его видит.
Остановка сердца. Диагноз со всеми его латинскими закорючками. Кого-то уложат на носилки и небрежно запихивали в кузов под причитания прохожих. В машину с цифрами 03. Скорая. В морг! – сказал санитар и закурил. А он стоял и смотрел на окно, не чувствуя холода, ветра и грубости санитаров. Я умер, - подумал он и эта бала даже не мысль, это было знание. Сожаление не о смерти преобладало в нём, сожаление о том, что не простил, не устроил, не пожалел вовремя, не долюбил, не допел. Ещё много ?не до?. И заплакал бы, да слёз не было и закричал бы, да никто не услышит.
Рождество,- сказал про себя человек, гася сигарету. Похмелье отошло на задний план. Ожидание праздников и надежд на светлое будущее сыграли в нём позитивную песню танцующей смерти. И грусть была умиротворяющей и счастье было мигом, существующим где-то на глубине пропасти его подсознания. В его не реализованном ?Я?.
Волки стаей грызли коней, смерть приходила в мой дом, рождество праздновали как всегда, не задумываясь о дне завтрашнем, где кто-то может быть будет курить ……….????..... и видеть смерть, вспоминая о том, что умирают один раз и потому не имея опыта, умирают неудачно.

7.07.2003г.


В этом его последнем сне его родственники сошли с ума и он ломился от них толи осознавая свою разумность, толи испуг помешательства его близких гнал его из угла в угол. В какой-то момент, уйдя от нашествия давящих на него сторон, почувствовал свою собственную безысходность и заплакал горькими слезами. Он ревел и знал, что будет, что есть и что уже было. Обо всём сразу, чувствуя полноту привязанности со всем окружающим миром.
Вдруг появившийся человек на пустой и дождливой улице его бытия снов, сказал, положа руку на сердце: Теперь ты счастливчик. А архангел Гавриил решил разбудить в эту ночь всех спящих. Да уж не тех, кто думает о том, что спит, а тех, кто давно покинул его границы.
Спросите первого встречного, любит ли он жизнь! Находятся ведь те, кто ответит нет. Им здесь не очень уютно и комфортно. То ли потеряли ключи от жизни в течение столь долгого пребывания на этом свете, а может дело в самом рождении или даже перед ним, когда отец или мать не хотели детей. Всё может быть. Время для них останавливается и тогда, те из недоумков, кои вместо благой воли божьей, предаются своей воле, злой мятежной. Коих не устраивает сценарий его жизни, написанный сверху. Кои из доблести духа ниспали под владычество плоти и крови и далее прожигают оставшееся время в алчном и ещё там чего, забыв невидимое и вечное и поработившись видимому и тленному. Так где же начало всех заблуждений? Неужели мы допускали падение ещё в зародыше или не допускали боль душевную и порой необъяснимую. Это вопрос времени. Вот Египтяне верили, что при рождении каждому человеку даётся демон-хранитель, признают злых духов и китайцы. А кладбище веяло сыростью и прохладным насыщенным запахом хвои вперемешку с увядающим ароматом сентября.
И подымал мёртвых призыв слышимый ими в ночь полнолуния, когда даже живые почти не находят себе места среди стен потухшего мира и разум обычного человека насыщается квентиссенцией немого помутнения, когда сны карабкаются через стены обычности туда, где слетают одежды страха божьего и вползает одержимость со всею своей фантасмагорической окраской. Зачем?
Чтобы вместилище души оставить без хозяина, столкнув его в пропасть тысячи миров, чтобы летел он вниз головой, проваливаясь в пустоту, где уже нет ничего. А на утро, проснувшись, не помнить об этом и только сердце будет немного ёрзать от неуверенности в следующем мгновении.
И подымались усопшие с могил своих, чтобы посмотреть на осень человечества, дабы узреть боль спящих в колыбелях своих каменных ячеек и вспомнить ничтожность свою озираясь на прошлое своё.
Один не просыпался в могиле своей. Уж как не будил его архангел Гавриил, как не стучал по земле сырой. Он и в бубны бил и на горне звуки трубные издавал, чтобы поднять нерадивого с глубины его смерти, да всё попусту.
Порою своей молодости, человек этот любил подниматься с постели на запах кофе в предвкушении затяжки смачной сигареты. И ничего другого, чтобы открыть глаза, как будто не существовало. И тяжело было ему всякое размышление о благоустройстве и ли изменении положения на плоскости беззаботного острова под названием жизнь. Вот так.
Премудрый говорит о духовном всесилии людей, заключённом в уповании на бога, и в этой самоотдаче черпая покой, находить ключ. Я говорил с ним о Нём, но почва была заражена семенами мнимости. Да и кто я такой, чтобы об этом говорить с ним. Слепец, показывающий дорогу.
Так в один из осенних дней, не убежав от одиночества, не преодолев чувства безысходности, он пустил себе пулю в лоб. И тонкой чёрной струйкой вышла из него жизнь, преодолев незатейливый рисунок подушки, закапала на пол, разбивая последние надежды голодных духов, прокормиться глупостью его жизни.
А через девять дней в старом сарае крысы разбегались, пугаясь чеканного щёлканья брошенной в углу печатной машинки. Клавиши били в пустоту, набирая текст послания из загробного мира. И было в нём кофе на донышке и первая сигарета, за которую мать прижигала на сыне руки, первая любовь и алые цветы дня рождения и смерть брата и вся нелепость путешествие обречённого на такой конец. Но самое главное, обращение к самоубийцам, о том, что застревают они где-то между, не в силах подняться, не в силах что-то изменить, помочь близким, с постоянной болью и скрежетом челюстей бесконечности.
И тогда бес подсказал архангелу, что человек тот до сих пор в том сарае печатает, мучаясь и стеная бога. И сжалился тогда Гавриил, сказав напоследок, перед самым восходом солнца, чтобы дали тому человеку бумагу и слёзы.


Спустя годы один псих на рождество сжигает свои стихи на кухне на большом противне. Внутренний душевный конфликт по поводу одиночества? Или западня истинного блаженства? История повторяется. Тех, кого ненавидел принимаешь, потом сомневаешься, затем уже чувствуешь всем своим существом степень переживания и… Снится сон, человек-леопард приводит меня в долину добра, на гору покаяния, чтобы сказать:
-Ты есть, тебя зовут Марат, ты сын водолаза.

Псих сжигал свои стихи и плакал. Может пришло время умирать. И он умирает. Умирает раз по десять ко дню, созерцает эту концепцию смерти, чтобы не стать фантомом.


Мир наоборот или… взгляд неодушевлённых предметов.

За окном забрезжил рассвет, солнце пробивалось сквозь тонкий проём бордовых штор в одну из квартир типичного провинциального города О. Тонкий луч света играл на хрустальных рюмках, оставленных на столе со вчерашнего вечера. А что же было вчера? Назойливое солнце уже просто злило и не радовало своим появлением в это сентябрьское утро.
Человек перевернулся на другой бок, одним глазом косясь на часы. Закашлял. Пересохшими губами прилип к стакану, не случайно оставленному возле кровати и избавил себя от жажды. Но оставалась ещё головная боль и внутренняя тоска, полыхающая где-то в районе груди. Пора вставать. Сегодня я рою могилу своему другу.
Наверное, было бы лучше, если б вместо солнца моросил дождь и небо было бы затянуто хмурыми тучами. Хотя тогда усложнился бы процесс копания сырой земли. Что ж, люди умирают в любую погоду и хоронят их тоже независимо от неё.
У старой кладбищенской лопаты были в то утро тоже свои мысли. Ею легко управлялись, углубляя и выравнивая обычные габариты могилы, мужские сильные руки. Она, в своё время выставленная для продажи в хозяйственном магазине, мечтала попасть в руки какого-нибудь трудолюбивого крестьянина-земледельца, чтобы ею обрабатывали землю, в которой будут потом расти чудо-овощи или фрукты. Или, хотя бы, быть приобретённой каким-нибудь прорабом для размешивания цемента, но… Судьба-злодейка подбросила, вернее уготовила иную роль: хоронить.
Человека, который лихо управлялся этой лопатой звали Андрей. Солнце нещадно палило и вышибало пот. Альтернативное гонение похмелья в череду серых будней, где кто-то рождался, но всё чаще умирал. Андрей хорошо знал его, погибшего ныне. Знал его жизнь, наполненную до краёв друзьями, женщинами и детьми. Ещё работой, которой тот жил и зарабатывал, догоняя, как многие, прожиточный минимум. Андрей думал, что по настоящему покойного не любила не одна женщина. Вернее, он так считал. Потом были поминки. Разговаривали вполголоса, пили не в меру. Как очутился дома, он не помнил. Проваливаясь глубоко в сон, повторял - меня никто не любит,- а спустя минуту – и я никого не люблю. Снились ему в ту ночь самураи с мечами. Лица их были мужественны, а ещё беспощадны. Клинки сверкали в воздухе, разрезая его и всё, что попадалось на их пути. Становилось очень жарко и он хотел пить. Жажда проникла в каждую клеточку. В его рука вдруг оказался меч и он был безупречно красив и идеален. Суматоха боя сменилась полным одиночеством. Андрей стоял посреди поля, на котором где-то бил родник, скрываемый высокой травой. Он стал рубить её изо всех сил. Но руки казались какими-то непослушными и вялыми. Когда человек увидел воду, его меч почернел и рассыпался.

Монах кисэн, начало IX в.:
Хижина в лесу,
Такая убогая.
В столице люди
Мой мир и всю мою жизнь
Зовут – игра Печали

В глубине хижины на высокой горе (ОЭ) сидел старик – мастер Такамура. Облака проплывали чуть выше его пристанища. Внизу простиралась долина (жизни), горный ветер гнал жёлтые листья под ноги пришедшей осени. Гнал их как тревожные мысли.
- За что же упрекнуть луну, что освещает мои печали? – думал старый мастер меча.
В углу остывала печь. Угли мерцали в её жерле. Готов был последний двенадцатый меч. Мастер Такамура изготавливал каждый месяц по одному мечу. Так прошёл год.
- Мир быстротечен, как дым от свечи, уходящий в дыру на крыше.- Старик часто разговаривал сам с собой, чтобы не забыть людскую речь. Последним, кого он видел, был гонец от Императора. Нужно было изготовить 12 лучших мечей для приближённых воинов его Святейшества. Он взялся за работу, кропотливо вынашивая идею стали и её форму. И только он один знал секрет прочности и безупречности линий. Мечи были как один идеальны и каждый со своим сердцем и знаком древнего гороскопа. Вот так.
Вчера же мастер узнал от крестьянина, собиравшего в долине хворост, что Императора свергли, убив всех его телохранителей.
Спустя какое-то время, правящий Император Японии узнал о заказе мастеру Такамура и в дань уважению и исключительности его ремесла велел доставить его во дворец. Увидев творения старика, император ахнул и приказал четвертовать того, дабы поставить точку на последнем и увековечить тем самым оружие, сделанное не ему. Так в начале XV века началась история 12 мечей.


По тёмной улице (Мадрида) шёл человек по имени Самуэль Леторган. Гулким эхом отдавались в тишине его шаги по брусчатке. Он был одет в дорогую одежду испанских грантов. Чего стоил один его берет с великолепными перьями какой-то диковинной птицы. Это был великий торговец вином, богатый человек, добившийся признания и уважения в свои 40 лет. А шёл он от любимой, со свиданья в её саду и потому, находясь в приподнятом настроении напевал себе под нос песенку из знакомой оперетты. Женщину звали Исабель, она была замужем и потому они встречались тайно. Он любил замужних спелых женщин и отдавался страсти, часто рискуя их репутацией и своим именем. Но так устроен человек, любя опасности и предпочитая риск спокойной идиллии в одном из своих особняков под…
Луна проплывала где-то посреди туч, мелькала, пропадала, оставляя его одного на пути, полном надежд и устремлений. Корабль отплывал утром, заполненный отборным вином. Команда ещё не знала направления их путешествия. Только капитан Альварадос был в курсе и на все вопросы отвечал, пуская дым из трубки: Придёт Дон Самуэль, тогда и узнаете.
Но великому торговцу вином не суждено было явиться ни ночью, ни утром. Его нашли не далеко от порта, проткнутым насквозь самурайским мечом. На нём был знак тельца.
Единственное, в чём человек, может быть не сомневается, так это в страдании и радости, которые он испытывает. Он может сомневаться в том, что он видит, что слышит, к чему прикасается, но в ощущениях, которые он испытывает, он никогда не может усомниться.
Шёл 194… год. Недалеко от Польши наши войска должны были переправиться через реку Х, т.к. мост был разрушен. Сержант Максимов был старшим понтонщиком, т.к. офицера сразило осколком в печень сегодня днём и его увезли в госпиталь. Понтоны должны были разводить ближе к вечеру, а потому замаскировались в белорусском лесу. Взвод под командованием сержанта Максимова мирно отдыхал. В километрах от реки гремело от пушечных выстрелов очередей автоматов.
Сквозь тревожный сон Максимов слышал, галдит солдатня, деля папиросы. Уходя на задворки его сновидений виднелось хозяйство в далёкой татарской деревне, родители и красивая соседка Алия с длинными чёрными волосами. Приснился и Сабантуй накануне войны, тогда он впервые её поцеловал. Потом замельтешило, закрутило и бросило в пот. Сквозь видение и калейдоскоп переживаний, он почувствовал укол, лёгкий, потом нарастающий, как падающий снаряд. Затем он увидел человека, незнакомого. Он стоял у стола. Одна рука подняла веер, другая опущена. Человек просто стоял и смотрел, но было что-то в его глазах, что-то завораживающее. Ох, шайтан! С криком проснулся Максимов, вызвав тем самым громкий до неприличия смех однополчан. Потом он долго курил и молчал. Странный сон.
В любое другое время он бы никогда не спросил бы и тем более не стал бы обсуждать своё видение ни с кем. Но накануне опасной переправы, когда смерть ходит совсем близко и выбирает по своей загадочной схеме, кому жить, а кому умирать, он подозвал молодого сослуживца Лёву Байгтока, чтобы обкашлять это дело по научному. Т.к. Лёва был до войны аспирантом из Питера и знал очень многие вещи. Максимов не стал ходить вокруг да около, а предложил закурить студенту, спросил, что бы значило его видение.
Немного поразмышляв о тонкостях некоторых человеческих состояний сознания и о восприятии вообще. Лёва Байгтон великодушно развернул лекцию перед Максимовым, о символах и об их расшифровке. Первая карта Таро, которую называют магом, соответствует первой букве древнееврейского алфавита – Алеф. Она и представляет человека, одна рука которого поднята вверх, другая опущена. С помощью поднятой руки он входит в контакт с небом, а с помощью другой в контакт с землёю. Но Алеф – это также умение взять силы с земли и послать их к небу, то есть быть посредником. Вот так Максимов – закончил свою тираду студент и подхватил котелок, пошёл к воде.
Сержант понтонщик был весьма озадачен терминами, которыми жонглировал Лёва и объяснением по поводу сна. Это не принесло ему облегчений, а только смуту в отяжелевшую голову. Он пошарил во внутреннем кармане и извлёк оттуда последнее письмо из дома. Мать писала, что отец совсем плох, гляди не дождётся следующей весны.
- Жизнь – это не что иное, как беспрерывный между человеком и вселенной – Сказал Байгтон, вернувшись с полным котелком воды.
- Космическая жизнь входит в человека, он насыщается её ……….. и затем отсылает их обратно – отхлебнув немного, продолжил, - И снова он поглощает эту жизнь и снова возвращает её обратно.
- Какую ты несёшь чушь, солдат! Не вздумай обсуждать такие вещи среди взвода.
- Но почему, товарищ сержант?
- Это подорвёт их боевой дух, - ответил Максимов и углубился дальше в письмо. Смеркалось. Установилась полная тишина и даже птицы как будто чирикали шёпотом.
Подъехавший на ?Виллисе? лейтенант передал приказ разводить понтоны, скоро подойдут танки и артбатальон.

Максимов переправлялся на Т-34 в экипаже земляка, когда начали бомбить с воздуха. Снаряд угодил в середину понтонов и многотонный монстр войны съехал в воду, медленно уходя на глубину хороня четверых бойцов Красной Армии. Люк не открывался, хлестало со всех щелей, мат перемат заполнял ещё имеющуюся пустоту машины. Почувствовали дно. Всё решали секунды. Надавив ещё раз все вместе, сдвинули люк с места и Максимов вылетел первым, высоко поднявшись над уровнем реки. В одно мгновенье полёта, он увидел хаос, который творился наверху. Очереди по воде, взрывы, стоны и крики раненых, а ещё рядом барахталась лошадь. Повозка уже тянула её под воду и животное с перекошенными глазами издавало рык, мельтеша копытами, совсем рядом. Потом глубина. Виделось множество линий разрезающих пространство и доминирующий алый цвет в этой некогда прозрачной реке.
Он долго лежал на берегу, вернее ему показалось долго. Спина кровоточила от осколков, но вроде бы ничего серьёзного. К тому же он потерял один сапог. Вот так.
Дальше дед Максимов уронил голову на стол, разлив остатки водки на белую скатерть. Внук не стал его больше беспокоить вопросами о войне.

Не доходя до границы Польши, Максимов решил уйти домой. Нет, он не чувствовал себя дезертиром и трусом он не был. Он просто пошёл домой. За день до этого он в лесу, во время отступления немцев имел разговор на пистолетах. Между деревьями шла беседа фрица офицера и татарина сержанта. Словами были пули. Немец, будучи педантичным, отсчитал шесть выстрелов со стороны Максимова вышел из-за толстой берёзы. Мол, алес русич. Но красноармеец показал ему ?Вальтер? и шпиганул его пулей германского производства в один из его опухших глаз. Вот так.