Венок сонетов, 895 слов

1
Так мир неповторимо нов!
Сдается прошлое, сдается!
Кариатидою основ
и прошлым веком назовется.

И пусть глаза слепит от боли
и звон в ушах от нежных слов
и непокой от важных снов –
гудит мотор на валидоле!

Род беспокойный человека
все выше ростом – век век от века.
Ты, счастья старая загадка,

Уж скоро будешь решена,
судьба твоя предрешена –
так дух захватывает сладко!

2
Так дух захватывает сладко!..
В дым превратив тьму сигарет,
ты постепенно, ах, как гадко,
себя почувствуешь, атлет.

И, юная, рыча, как львица,
теряя яркий цвет лица,
презрев знамение отца,
здоровье тратит атлетица.

Поверь, придет с годами месть,
на смерть похожа – смерть и есть,
и ты не первый, кто здоров.

Вот мы, как были мы моложе...
Греха ль таить – дымили тоже.
Пустое дело докторов!

3
Пустое дело докторов –
искать опасный фаг слюны
средь фауны микромиров,
когда мы просто влюблены.

Шурша бумажными делами,
она войдет – и нежный ток,
и жгучий жар, электрошок
пройдет на миг между телами.

Взметнется сердце в высоту,
недосягаемую, ту,
где аромат хранит тетрадка,

Где тайный смысл обычных фраз
и где, конечно, самый раз
диагноз ставить: лихорадка.

4
Диагноз ставить: лихорадка -
открыта уж рецептов дверца,
когда лихая конокрадка
уводит в ночь коня из сердца.

Она, смеясь, его оставит
в толпе кочующих цыган
и сердце бедное заставит
забыть о счастье тот обман.

Она пуста и равнодушна
и скучно ей, ах, как ей скучно,
а он не вынес расставанья.

Когда любви не пробудить –
любить не следует казнить –
расставим знаки препинанья.

5
Расставим знаки препинанья.
укоротим хвост крокодила,
причешем космы мирозданья,
умыв торчащие светила.

То слушать легче нам, что лестно.
А мысли злая росомаха,
гипербола, разит с размаха,
и это скучно. Но полезно.

Разнообразие обличий
природы – прудом ограничим,
искусство – сотнею картин.

И тесный стул уж виден в кресле.
Но что же сохраним мы, если
полет и дерзость укротим?

6
- Полет и дерзость укротим, -
так развлекал синклит бандитов
Абу Али Ибн Син Фатим,
сын Ордена иезуитов.

Звенят забвения литавры,
уж канул в Лету сон веков,
и в новый век – без дураков -
мы ищем связь с Альфа-Центаврой.

Но драме верный артефакт
найдет с потомками контакт.
Как мы в ответ им загудим!

И будет смысл слов чудесен:
- В восторг любви и в славу песен
мы мир навеки превратим!

7
- Мы мир навеки превратим, -
потомков глыбится присяга, -
в летящий неба палантин
и в счастье грека и варяга.

- Нет, брата стукнет побратим, –
клубится песня черных грез, -
в весну руин, в осколки слез
и в зной мы Землю обратим.

О вечный переплет узла!
Ты будешь вырван, корень зла –
так сердце жаждет ликованья!

И невозможен здесь обман,
и хлынет страсти океан
в пустыню скудости желанья.

8
В пустыню скудости желанья
сошлет не возраста напасть.
а слишком жгучие лобзанья
и слишком пламенная страсть.

Там, в дюнах умиротворенья,
нас не коснется катаклизм,
и мы, довольный механизм
забудем прелести волненья.

Но странный звук кристальной ноты
нас разбудив, напомнит что-то -
и душу жжет уж лет размен.

Все просто: осень, листопад,
агент известной фирмы "Ад"
влечет нас в тернии измен.

9
Влечет нас в тернии измен,
потомкам зрелым в назиданье
желанье злое перемен,
коварный принцип подсознанья.

Природы опытный шаман
создаст небесное родство –
божественное существо
или оптический обман.

Жгут тело острия заноз,
но коллективный, как гипноз,
взор обращается к Кармен.

И дни опять бегут назад.
Виной – осенний звездопад,
такой опасный феномен.

10
Такой опасный феномен,
как промежуточный сонет,
нас приземлит в пустыне стен,
и лишь верблюды ржут в ответ.

Бредут верблюды до утра
к оазису, где сам исток,
скрипит и сыплется песок,
а слово – ветерок у рта.

Лишь волны тают вдалеке,
да всхлипы влаги в бурдюке,
да зов зурны, и звон цимбал.

Когда же разум устает,
мираж изящества встает:
Как шея с плавностью лекал.

11
Как шея с плавностью лекал
внутрь платья утопает,
воображенье – ах, нахал! –
план тела обнажает.

Царица стройности нога,
богиня пируэта,
как автогенная дуга,
приварит ум поэта.

И он напишет – ум-па-па,
прикрыв сиянье черепа,
про романтическую грудь,

Про огнедышащий букет
любви, которой еще нет,
но может мир перевернуть.

12
Но может мир перевернуть
тот, кто найдет рычаг, опору
и очень маленькую штору,
чтобы решенье не спугнуть.

И, канув в черную дыру,
Земля на место возвратится,
чтобы наоборот крутиться,
закат встречая поутру.

И, пятками вперед ступая,
пройдет гречанка молодая,
спиной прокладывая путь,

И музыка – уп-уп – гремит,
но неизменна, как гранит,
любви непревзойденной суть.

13
Любви непревзойденной суть –
лишь синтетический предел,
но сладко нам тревожит грудь
ее немеркнущий надел.

Подобно утренней звезде
она сияет вновь и вновь,
и след так явственен: любовь –
на не проснувшейся воде.

Красою редкой небо дышит,
и зов ее уж сердце слышит,
и скудно пуст, кто не искал.

И эту влагу, жемчуг, нить
природой нам дано хранить,
как истины святой бокал.

14
Как истины святой бокал
царю не пить перед народом,
как не иссохнет вдруг Байкал,
как Аполлон не стал уродом,

Как чревошепотом не петь,
трубе не вторить соловью,
лозе не обмануть змею
и золотом не станет медь,

И как не пишет без помарок
и тот, в ком образ снежно ярок,
плод вечно-юношеских снов,

И как пройдет твоя тоска –
хоть ты надгробная доска –
так мир неповторимо нов.

15
Так мир неповторимо нов,
так дух захватывает сладко!
Пустое дело докторов –
диагноз ставить: лихорадка.

Расставим знаки препинанья,
полет и дерзость укротим –
мы мир навеки превратим
в пустыню скудости желанья.

Влечет нас в тернии измен
такой опасный феномен,
как шея с плавностью лекал.

Но может мир перевернуть
любви непревзойденной суть
как истины святой бокал.

5.11-21.12.1976