Волжские амазонки

(ЖИГУЛЕВСКАЯ ЛЕГЕНДА)

То было тысяч пять тому назад.
Но до сих пор легенды говорят,
Что в те места, где горы Жигули,
Воительницы-девы подошли.
Сколь было их – не помнит то народ.
И вряд ли кто тогда знал точный счет.
Откуда к нам пришли – никто не знал.
Воинственный их вид народ пугал.
Все на конях и по-мужски сидят,
Глазами во все стороны глядят,
В руках мечи, колчаны за спиной.
Чуть что – и угостят тебя стрелой.
Щитами закрывают свою стать.
Как сил хватало это всё держать?
Но во главе девиц была одна
Несметной силою наделена:
Одной рукой побьет богатыря.
Не будет говорить легенда зря.
Еще про этих дев молва идёт:
Красавицами были – дух займёт.
Пока их враг глазеет на красу,
Уж смерть его точИт свою косу.
Но женская рука не пощадит.
И голова уж с плеч врага летит.
Так вот, обосновались девы тут
На горке, что Лепёшкою зовут.
К ним многие ходили в Жигули,
Обратно лишь вернуться не смогли.
Края у нас – что лакомый кусок.
Завоевать не каждый край наш мог.
И многие цари здесь шли войной.
Но амазонки встали тут стеной.
Они считали этот край своим.
Не дали Жигули топтать чужим.
И завязалась битва у реки,
Усолкой что прозвали земляки.
А девы, на коней своих садясь,
Грудь оголив, нисколько не стыдясь,
Рванулись в бой, как львицы на быков.
Кровавый фарш остался от врагов.
Легенда про воительниц права:
Дралась двумя мечами их глава.
Усолкою прозвал её народ
За то, что в речке кровь её течёт.
Израненная в яростном бою,
Она отмыла в речке кровь свою.
И разнеслась тут про Усолку весть:
Теперь у Жигулей охрана есть!
И вот однажды как-то в Жигулях
Гулял один молоденький монах.
Лечебные он травы собирал
И в девий стан нечаянно попал.
Узрил там очертания шатра,
И в отблесках вечернего костра
Красавицу монах тот разглядел.
От красоты девичьей опьянел.
Ту женщину впервые видел он.
Протер глаза – наверно, это сон…
У девушки при виде чужака
В приветствии взлетела вверх рука.
- Кричу я ?Хайре!?, значит что – ?Привет!?
И ты мне клич свой прокричи в ответ.
Не бойся и поближе подойди.
Что там блеснуло на твоей груди?
- Блеснул мой крест, а вовсе не кулон, -
Сказал монах, отвесив свой поклон.
Взглянул на деву. А в глазах-то Волга!
- А ты, видать, та самая Усолка?
- Да, это я, а что за интерес?
Зачем ты к нам на горушку залез?
Пожал плечами на вопрос монах:
- Немного заблудился в Жигулях,
Но не жалею, что сюда пришёл.
Я здесь одну красавицу нашёл.
- К чему сейчас так много лишних слов?
Я в мужиках не вижу мужиков.
С мужчинами нам не пристало жить.
Призванье наше – головы рубить.
Сказал он ей: ? Креста на тебе нет?.
А богатырша говорит в ответ:
- Если мой меч вот так перевернуть,
То можно, как к кресту, к нему прильнуть.
Своим мечом крещу я всех подряд,
Хоть не ношу монашеский наряд.
Поможем, кто протянет руку нам.
Но коль ударишь – битым будешь сам.
В руках мечи, и мы забыли Бога.
Лишь дух свободы манит нас в дорогу.
Хоть я девица, но отличный воин.
А воин лишь оружия достоин.
Усолке смело возразил монах:
- Жестокость слышу я в твоих словах.
На свет мы народились, чтобы жить,
Счастливо улыбаться и дружить.
Предназначенье женщины – рожать.
Ей не пристало в поле воевать.
В бою возможно голову сложить.
Ты так красива. Тебе жить да жить.
Презрительно Усолка ухмыльнулась
И над его словами улыбнулась:
- У нас гласят, что не во всякой сечи
Нам, братья, до единого всем лЕчи.
Не пятится от смерти удалой,
Не гнётся перед каждою стрелой.
Легка добыча, спину коль казать.
Возможно отступить, но не бежать.
Коль нечего терять, то поневоле
Ты станешь смелым, словно хищник в поле.
Но слов её монах не понимал.
Глазами он Усолку пожирал:
- Сними оружье, да продай коня.
А после замуж выйди за меня.
- Коня на злато-сЕребро менять,
Что душу свою дьяволу продать.
Обычай у меня: готовясь к бою,
Сама чумаза, но коня отмою.
Не обещай, чего не совершишь,
Иначе, ты вторично согрешишь.
Ведь ты монах, а смотришь на меня,
Как - будто хлеб не ел четыре дня.
Забыл ты, что не создан для утех.
А это есть твой самый первый грех.
- Я пострига еще не принимал,
А рясу лишь на время одевал.
- Устала я от твоего вранья.
Гнездо свое совьёшь для воронья.
А ты своей дорогою ступай
И вдругорядь к нам в стан не попадай.
Я не ответчик за своих девчат.
Они-то уж тебя не пощадят.
Ушёл монах. А у костра Усолка
Задумалась о пареньке надолго.
Растеребил ей сердце языком,
Задел струну души своим смычком.
Кто тот монах, подумалось ей вдруг:
Душевный враг, или заклятый друг?
Не только ночью, но уже и днём
Воительница думает о нём.
Прошла неделя, или уже две.
Всё путаются мысли в голове.
Какой-то слышен шум ей под горой.
Ведут кого-то целою гурьбой.
Опять мужчин пленили впопыхах.
А среди пленных – он, её монах!
Глазами он любимую нашёл,
Ни на секунду взгляда не отвёл.
И у неё горело всё в груди.
Приказ дала ногам: ?Не подходи!?
Но что поделать? Женщина слаба.
?Неужто я уже его раба?
Наверно, легче всё ж его убить.
Но как себе я запрещу любить?
Коня такого в мире не сыскать,
Чтоб от себя суметь бы ускакать.
Сгораю я душой, его любя?, -
Так думала Усолка про себя.
А когда ночью улеглись все спать,
Она пришла монаха развязать.
- Зачем я этой ночью к тебе шла?
Стереть след смерти с твоего чела.
Тебя сейчас на волю отпущу.
И все твои слова тебе прощу.
Ты на меня с тоскою не гляди.
Прошу тебя, немедля уходи!
Монах в ответ качал лишь головой:
- Я без тебя не мёртвый, не живой.
Поверь, что я от страха не дрожу.
И жизнью без тебя не дорожу.
Или убей, иль дай надежду жить.
Тебя одну я буду век любить.
Усолка, все верёвки развязав,
И на тропу рукою показав,
Сказала ему на ухо: ? Монах,
Через три дня ты жди меня в горах.
Мечтай, пока на свете ты живёшь.
Придёт закат тогда, когда не ждёшь.
Топчи подольше ты земную твердь,
Ибо в свой срок приходит наша смерть.
А утром, лишь прорезался рассвет,
Заметил стан, что пленника-то нет.
Усолка собрала своих подруг,
Да и в своей любви призналась вдруг,
Заплакала, закрыв лицо руками:
- Я всё сказала. Вы судите сами.
И на совете выслушали всех.
Решили так: чтоб не случился грех,
И поскорее о любви забыть,
Место стоянки надо изменить.
Уехать надо срочно навсегда,
Чтоб с кем-то не случилась вновь беда.
Вскочили амазонки на коней
И ускакали прочь из Жигулей.
Лишь ветер засвистел из-под копыт.
Овраг большой копытами изрыт.
Тот длинный буерак студён и крут,
Трубою Жигулёвской все зовут.
Уж сколь веков покинут девий стан,
А в той Трубе гуляет ураган.
И лошадиный топот слышен тут.
Здесь тени дев до сей поры живут.

2009-06-05




Метки:
Предыдущий: Волжские амазонки
Следующий: Одиночество