Из немецкой поэзии, Райнер Мария Рильке

Райнер Мария Рильке
* * *
Ночь залегла в глубинах парка,
и звезды кротко светят нам;
луны серебряная барка
плывет к далеким берегам.

Фонтан рассказывает сказку,
как будто грезит наяву, -
почти без звука, глухо, вязко
упало яблоко в траву.

А от холмов, где кем-то щедро
гряда дубов наклонена,
уже летит на крыльях ветра
дух виноградного вина.
Перевод Бориса Марковского

* * *
Над белым замком хлопьев хоровод.
В пустынных залах - леденящий холод.
Повсюду - смерть. И край стены отколот.
И снег лежит от окон до ворот.

Повсюду - снег. На крыше - серый лед.
То - смерть моя вдоль белых стен крадется
в продрогший сад... Она еще вернется
и стрелки на часах переведет.
Перевод Бориса Марковского

Часослов.

Сады
Перевод В.Микушевича

***
Для равновесья мир беспутный слишком дробен,
но, бог-завистник, ты один способен
наш взвесить грех;
толчешь сердца, перемешав, связуешь,
одно большое сердце образуешь,
чтобы из всех
и впредь оно росло; а ты высокомерен,
уста прокляв, лишь в сливе ты уверен;
тебе не жаль
его и нас ввергать в мучительную даль,
где мы великого отсутствия деталь.


***
Доволен ли наш бог
минутою особой,
когда своею пробой
застигнет нас врасплох?

Согласны мы подчас:
он хищный и живучий;
и мы, как нас не мучай,
дивимся: бог при нас.

***
Наши предки тоже в нас,
ряд восторгов и агоний,
упоение погоней
и конечный мертвый час

перед гаснущим огнем;
остаются нам пустоты,
безнадежные оплоты,
где мы с мертвыми живем.

Мы пристанище для жен;
та приходит и другая,
пьесою пренебрегая;
в перерыве свет зажжен,

подтвердив, что, кроме бед,
нет наряда и убора,
и для женщины опора -
кровь другого в цвете лет.

Дети, дети, как назвать
каждого, кто в нас внедрился
и при этом умудрился
вне судьбы существовать.


ВНУТРЕННИЙ ПОРТРЕТ

***
Разве силою мечты
я тебя вернуть сумею?
Больше прежнего моею
все равно не станешь ты.

Но ты не ускользнула
от моего огня,
пока не потонула
в крови ты у меня.

Родиться мне опять
неужто неприлично,
чтобы тебя вторично
чуть меньше потерять?

***
Былого не поймаешь
не вспомнишь, не прочтешь;
ты лишь воспринимаешь
ладонь свою, чертеж,

где линии, где складки
изжитого плато;
в твоей руке загадки,
твоя рука - ничто.

***
Возвышенное - лад,
вернее, полоса,
ведущая назад,
быть может, в небеса.

Искусства нам сулят
прощанье в смертный час,
а музыка - лишь взгляд
последний наш на нас.

***

Друзья мои, не знаю кто дороже
мне среди вас, но взгляда одного
достаточно, чтобы любой прохожий
стал вечной тайной сердца моего.

Не ведаешь порою, как назвать
того, кто жестом или мановеньем
твой тайный путь способен прерывать,
так что мгновенье станет откровеньем.

Другие, неизвестные, сулят
нам восполнение судьбы негромкой;
не ловит ли при встрече с незнакомкой
рассеянное сердце каждый взгляд?

***
Тяжелый вечер. Никнет голова.
В нас что-то проявилось.
Мы молимся за узников, за тех,
чья жизнь остановилась.
А разве жизнь твоя не такова?

Жизнь даже к смерти больше не идет,
как заперта.
Напрасна грусть, и сила, и полет:
везде тщета.

Дни постоянно топчутся на месте,
срываясь друг за другом ночью в бездну;
воспоминанье говорит: "Исчезну!",
нет ни малейшей вести

***
Убивают вешние соки
престарелых и отрешенных,
а на улицах воскрешенных
восхитительные потоки.

Кто свою пережил природу,
обречен крылами гнушаться,
тот стремится только к разводу,
чтобы с хищной землей смешаться.

Потому что пронзает нежность
и прельщающихся, и прочих,
так что ласковая неизбежность
сокрушает и неохочих.

Окна

Постойте, мы поговорим.
Пускай слова мои напрасны.
Вот я. Вот вы. Вот вечер с вами.

Скажите, как потом другим
не любоваться деревами,
когда без нас они прекрасны?

***
Со всеми я простился с давних пор,
поскольку с детства я привык прощаться,
но все же не могу не возвращаться
возвратами освобождая взор.

Не каюсь я и в том, что мне подчас
являли вещи сладостное сходство,
готовы подтвердить свое господство
отсутствиями, действенными в нас.


О детстве в старом сердце, только дрожь,
и уподобить жизнь мы склонны дыбе,
но это ложь:
внутри судьбы мы все как в мертвой глыбе.


ВЕСНА

В стволах деревьев соки
озвучили пейзаж,
и в этот строй высокий
включился голос наш,
хоть слишком кратки сроки.

Ни выхода, ни входа.
Ты путь нам укажи
в твой лабиринт, природа,
где через рубежи
уводит вдаль свобода.

Дать мы другим готовы,
возможность продолжать, -
но как сквозь все покровы
мне сердцем поддержать
твои первоосновы?