Сцена вторая
Решение было принято окончательно – она давно подозревала, что чувство,
испытываемое ею, всего лишь влюблённость, и никак эта полупрозрачная
дымка не могла преобразиться во что-то более осязаемое и крепкое. Вчера
самое трудное было исполнено – вопрос был поставлен прямо, и хотя ответ
на него не был в равной степени точным, но сформулирован был с
достаточной долей понимания. Теперь оставалось лишь забрать вещи из его
квартиры.
В мягком нежно-бордовом то ли джемпере, то ли свитере с капюшоном (она
так и не запомнила верное название) и свежевыглаженных джинсах,
подвёрнутых в тонкую полоску у лёгких белых кроссовок, она перешла с
последней ступеньки пятого лестничного пролёта на небольшую площадку –
до его квартиры оставался только один пролёт - двенадцать широких,
сглаженных по краям ступенек. Остановившись у высокого окна, она,
оперевшись руками о грязный подоконник, исчерченный черными полосами
потушенных сигарет, всмотрелась в мерцающий далеко за домами белый шар
яркого света – то усиливаясь, то ослабевая, резкий цвет пробивался через
рваную ленту тёмного заводского дыма, текущего как бы параллельно земле.
За заплёванным стеклом синел и искрил падающими снежинками глубокий
вечер. Становилось теплее. Скоро наступит март.
?Пора? - промелькнуло в сознании девушки.
Тихо ступая аккуратными, красиво изогнутыми по бокам стопами по
ступеням, она прошла те самые двенадцать шагов и, наконец, подошла к
обтянутой коричневой с мелкими чёрными крапинами гладкой тканью двери
и нажала на выступающую кнопку звонка. За дверью ровно зазвенело.
Квартира тринадцать. Скоро всё закончится.
Несколько плотных шагов за дверью предшествовали хрусту
прокручиваемого замка – дверь открылась – в прямоугольнике дверной рамы
на фоне освещённой жёлтым светом прихожей стоял он.
?Ты чего так поздно? Входи? - знакомый голос уже не казался ей таким
милым и эта особенность в виде лёгкой невнятности произносимых слов
уже не умиляла, а, обратно, раздражала её.
?Ты так легко одета, Либлингсфах, снимай кроссовки – чего медлишь??
Это замечание должно было быть – а как иначе – более того, именно этого
замечания она и ждала, чтобы сказать то, что нужно было сегодня сказать.
?Аусвалль… мы с тобой обсуждали вчера наши отношения, и я пришла
забрать свои вещи?.
Она смогла – то, что многократно обдумывалось, отрабатывалось и
репетировалось наконец-то нашло выход в произнесённой фразе. ?Нет, это больше не обсуждается и обсуждаться не будет – между нами
было слишком много для того, чтобы расстаться вот так, сейчас?
?Как? Аусвалль, мы же с тобой обсуждали вчера наши отношения, и всё-таки
приняли окончательное решение – нам нужно расстаться, хотя бы временно,
но расстаться?
?Ты меня слышишь, или нет? Я сказал – это больше не обсуждается?
?Но Аусвалль… мне…?
?Иди в комнату! Быстро!?
Либлингсфах, побледневшая от неожиданного крика Аусвалля, не снимая
кроссовок быстро прошла в комнату. Она и раньше замечала, что различные
обстоятельства способны резко изменить характер людей. Если раньше она
считала Аусвалля кротким и уравновешенным, то в последнее время, когда
мотив расставания всё чаще проходил в их совместных разговорах, часто
отмечала нездоровый блеск в его глазах, особенно вечером, когда его рука
тянулась к выключателю прикроватной лампы и он поворачивал к ней в три
четверти голову, чтобы сказать ещё при свете ласковые слова.
?Аусвалль, нам нужно… мы же…?
?Заткнись сейчас же! Сейчас я скажу тебе, что нам нужно сделать! Я давно
видел, что ты планируешь уйти – я видел это во всём, что ты делала – и, если
ты думаешь, что этот вчерашний разговор был для меня неожиданностью, то
ты очень ошибаешься. О, как ты ошибаешься, Либлингсфах!?
Аусвалль пересекал небольшую комнату, ведущим цветом которой был
тёмный бордовый, от незакрытой двери к незадернутому окну и обратно, и,
театрально размахивая руками, гримасничал и кричал. Свет был тусклым –
именно та прикроватная лампа в белом, измятом абажуре, стоявшая, как и
прежде на тумбе, освещала (вернее – пыталась освещать) квадратное
пространство помещения. Из коридора заходил в комнату жёлтый свет – так,
что на полу перед дверью выделялась четырёхугольная фигура, более всего
напоминающая трапецию. Либлингсфах сидела на краю широкой кровати,
покрытой бордовым толстым оделом. Кровать изголовьем была прислонена к
стене, один её бок был обращён к двери, и именно здесь, у этого края стояла
на тумбе прикроватная лампа и именно на этой стороне сидела Либлингсфах.
Напротив кровати на стене висел чёрный экран – он включался обычно по
вечерам для просмотра предночных фильмов. Справа от экрана на полу стоял
крепкий комод из настоящего дерева, слева - в углу комнаты - теснился стул.
Либлингсфах сидела согнувшись, боком к всё более накаляющемуся от
злобы Аусваллю – локти на стройных бёдрах, кисти сжимают друг друга.
Ладони вспотели. Чувствуется холод. Ей страшно.
?Ты останешься со мной, поняла?!?
Либлингсфах никогда не видела Аусвалля таким, оттого она не могла сразу
собрать свои мысли. Она повернула к нему голову и приоткрыла рот.
?Что ты смотришь? Отвечай! Поняла или нет?!?
Либлингсфах поняла, что так просто уйти ей не удастся. Это было
настоящей неожиданностью – ещё вчера её фраза о расставании была
воспринята, в сущности, нормально – конечно, с должным уровнем
непонимания, но тихо, без крика. Сейчас же всё шло совершенно
непредсказуемо – от того Аусвалля, с которым она познакомилась чуть
больше года назад, не осталось ничего. Это был страшный зверь – шумный и
злой.
?Ты почему мне не отвечаешь, тварь?? - внезапно Аусвалль сделал три
больших шага к кровати и, размахнувшись, ударил Либлингсфах по лицу.
Так как она сидела к нему боком, лишь немного повернув в его сторону
голову, удар пришёлся по щеке, под скуловой дугой. Либлингсфах сжато
вскрикнула и, прижав холодные руки к лицу, завалилась на спину.
?Уйти захотела, да? Неблагодарная тварь!? - Аусвалль подошёл к ногам
Либлингсфах, встав спиной к двери, и, наклонившись к ней, взял её за плечи
и стал трясти – поднимать и с силой бросать на кровать.
?Перестань, Аусвалль! Мне больно! Оставь меня, прошу!? - Либлингсфах
тряслась – её била дрожь, место первого удара начало наливаться теплом.
Она почувствовала, что к её глазам подходят слёзы – она не помнила, когда
плакала в последний раз – но теперь, с очередным ударом о кровать, она
заплакала. Аусвалль поднимал её и толкал на кровать – и хотя и одеяло, и
матрас были выполнены из мягкого и упругого материала, удары были
такими резкими, что голова Либлингсфах безвольно болталась в стороны.
Всё вокруг неё смешивалось в цветные полосы – она не могла сфокусировать
взгляд и, чтобы не видеть этого смешения, плотно закрыла полные слёз глаза.
Вдруг всё кончилось. Она почувствовала, что руки, до этого крепко и больно
сжимавшие её плечи, оставили свою хватку.
?Аусвалль, что с тобой? Мне очень… очень больно? - открыв покрасневшие
глаза, Либлингсфах попыталась подняться, но боль в плечах не позволила ей
сделать это – она смогла только повернуться на бок. Она смотрела на своего
некогда возлюбленного, но не могла чётко рассмотреть его лицо – видела
только то, что он отошёл от кровати и, поставив руки на пояс, двигал
плечами вверх-вниз.
?Аусвалль, мы же… мы… говорили с тобой… почему ты так… ах…? -
приступ острой боли в плече заставил её зажмуриться и снова лечь на спину.
?Ты доигралась, ты заработала… Я столько сделал для тебя… Все… Все
прихоти твои выполнялись без раздумий… А сколько стихов я тебе написал, помнишь? Помнишь?! А теперь уйти… Нет, ты никуда не уйдешь… Ты –
моя, и я имею на тебя право! Имею право, ясно!??
Боль утихла, и Либлингсфах собрала все силы для того, чтобы
сосредоточиться на наступившей ситуации. Стало ясно, что эта невнятная
вчерашняя речь Аусвалля была ложной – ещё вчера он начал обдумывать
сегодняшнюю сцену. Говорить ему что-либо, когда он пребывал в таком
состоянии было бессмысленно – любое слово могло спровоцировать его на
новый приступ насилия. В сознании пульсировали обрывки мыслей:
?бежать… бежать… выбежать из квартиры… а там – к родителям… о,
мама… почему я не послушала тебя… не нужно было так поспешно
переезжать… а вещи… да чёрт с ними… здесь речь не о них… отец
простит… он придёт и расставит всё как нужно… но это потом… а сейчас…
бежать… а может… просто молчать… он успокоится и всё пройдет…?
?Что ты там стонешь, тварь? Больно тебе, да? Сейчас ты мне за всё
заплатишь…?
В сознании Либлингсфах пронеслось за мгновение ?Бежать… бежать!
Дверь… он ведь не закрыл её… да… или закрыл… чёрт… нет, кажется не
закрыл… ну точно… сразу пошёл в комнату… так… быстро встать и
выбежать… захлопнуть дверь в комнату… главное, резко… неожиданно…
так… раз… два… ТРИ!?
Либлингсфах быстро поднялась на руки (боль в плече едва не испортила
движение), кинулась вперёд, упала на колени и с этого низкого старта
бросилась в коридор. Сзади донеслись крики и громкий шум – Аусвалль
побежал за ней. Прямо - два шага – направо – вот и дверь! Либлингсфах
накинулась на изогнутую дверную ручку – дёрнула вниз – и…
Автоматическая щеколда… она забыла про неё. Секунда, вторая, она тянется
к замку…
?Что, сбежать хотела?! Не выйдет! Ты – МОЯ!? - Аусфалль схватил её за
руки, повернул к себе и стал кричать ей прямо в лицо. Она чувствовала, как
капли тёплой слюны останавливаются на её лбу, щеках, шее – она закрыла
глаза и стала визжать, изо всех сил пытаясь высвободиться из крепкой хватки
обезумевшего юноши. Схватка проходила у самой входной двери – может,
кто-то из соседей услышит её крики? Либлингсфах изменила простой визг на
крики о помощи, но Аусфалль, сразу догадавшийся о её намерении, закрыл
своей ладонью её рот, заглушив все слова.
Либлингсфах стала слабеть – она никогда не дралась, ей просто не
приходилось оказываться в таких ситуациях. Аусфалль же держал её крепко:
одной рукой обхватывал талию, а второй – зажимал рот. Он толкал
Либлингсфах назад, к комнате, вот пройден поворот – снова та же распахнутая дверь, и они снова оказались на кровати. Аусфалль прижал тело
слабо сопротивляющейся девушки к кровати, а сам навалился сверху.
Она не могла больше кричать, но продолжала хрипеть.
Она не могла больше сопротивляться, но продолжала отталкивать.
Она почувствовала, как его колени плотно обхватили её бедра, а его руки
оказались на её шее.
?Я слишком много дал тебе, чтобы ты… чтобы ты так просто ушла… Ты –
моя! Моя – слышишь - моя!?
На потолке рисовался круг света – от той самой прикроватной лампы в
белом абажуре. Под левым глазом чувствовалось пульсирующее тепло, шею
сковывали крепкие руки, и чем больше проходило времени, тем глубже
проникало это пульсирующее тепло – оно наполняло лицо, заполняло глаза и
вот уже белый круг на потолке начал менять цвет, становясь розовым.
Либлингсфах толкала юношу в грудь, пыталась расцепить сдавливающие ей
шею пальцы, но всё было тщетно. Лёгкое ощущение появилось у неё где-то
внутри, под грудью. Оно будто разворачивалось, раскрываясь сотней мелких
бутонов, оно поднималось, распространяясь всё шире, и вот, наконец, дошло
до шеи и перетекло на голову, слившись с тёплой пульсацией. Вдруг ей стало
больно, и она издала протяжный стон.
?Мама… отец мой… папа… я… прости…? - розовый круг стал багроветь, и
вдруг резко почернел – теперь этот чёрный круг стал опускаться всё ниже,
ниже и ниже… Либлингсфах теряла свои чувства – вначале перестала
слышать крики извивающегося над ней и брызжущего слюной Аусфалля,
затем всё видимое исчезло в чёрном цвете. Последнее, что она чётко
отметила, это то, как её красивые, изогнутые по бокам стопы вытянулись с
усилием, а затем безвольно повисли.
?Гражданка, что вы знаете о вашем соседе Аусфалле??
?Да тихий такой мальчик был, спокойный – никогда с ним проблем не было?
?Вчера вечером какой-то шум был у него в квартире, но я не прислушивался
– ко мне друзья приехали?
?Ничего не слышал – весь вечер (до одиннадцати часов, всё как положено)
музыку слушал. А что случилось-то??
?А там кто-то жил??
испытываемое ею, всего лишь влюблённость, и никак эта полупрозрачная
дымка не могла преобразиться во что-то более осязаемое и крепкое. Вчера
самое трудное было исполнено – вопрос был поставлен прямо, и хотя ответ
на него не был в равной степени точным, но сформулирован был с
достаточной долей понимания. Теперь оставалось лишь забрать вещи из его
квартиры.
В мягком нежно-бордовом то ли джемпере, то ли свитере с капюшоном (она
так и не запомнила верное название) и свежевыглаженных джинсах,
подвёрнутых в тонкую полоску у лёгких белых кроссовок, она перешла с
последней ступеньки пятого лестничного пролёта на небольшую площадку –
до его квартиры оставался только один пролёт - двенадцать широких,
сглаженных по краям ступенек. Остановившись у высокого окна, она,
оперевшись руками о грязный подоконник, исчерченный черными полосами
потушенных сигарет, всмотрелась в мерцающий далеко за домами белый шар
яркого света – то усиливаясь, то ослабевая, резкий цвет пробивался через
рваную ленту тёмного заводского дыма, текущего как бы параллельно земле.
За заплёванным стеклом синел и искрил падающими снежинками глубокий
вечер. Становилось теплее. Скоро наступит март.
?Пора? - промелькнуло в сознании девушки.
Тихо ступая аккуратными, красиво изогнутыми по бокам стопами по
ступеням, она прошла те самые двенадцать шагов и, наконец, подошла к
обтянутой коричневой с мелкими чёрными крапинами гладкой тканью двери
и нажала на выступающую кнопку звонка. За дверью ровно зазвенело.
Квартира тринадцать. Скоро всё закончится.
Несколько плотных шагов за дверью предшествовали хрусту
прокручиваемого замка – дверь открылась – в прямоугольнике дверной рамы
на фоне освещённой жёлтым светом прихожей стоял он.
?Ты чего так поздно? Входи? - знакомый голос уже не казался ей таким
милым и эта особенность в виде лёгкой невнятности произносимых слов
уже не умиляла, а, обратно, раздражала её.
?Ты так легко одета, Либлингсфах, снимай кроссовки – чего медлишь??
Это замечание должно было быть – а как иначе – более того, именно этого
замечания она и ждала, чтобы сказать то, что нужно было сегодня сказать.
?Аусвалль… мы с тобой обсуждали вчера наши отношения, и я пришла
забрать свои вещи?.
Она смогла – то, что многократно обдумывалось, отрабатывалось и
репетировалось наконец-то нашло выход в произнесённой фразе. ?Нет, это больше не обсуждается и обсуждаться не будет – между нами
было слишком много для того, чтобы расстаться вот так, сейчас?
?Как? Аусвалль, мы же с тобой обсуждали вчера наши отношения, и всё-таки
приняли окончательное решение – нам нужно расстаться, хотя бы временно,
но расстаться?
?Ты меня слышишь, или нет? Я сказал – это больше не обсуждается?
?Но Аусвалль… мне…?
?Иди в комнату! Быстро!?
Либлингсфах, побледневшая от неожиданного крика Аусвалля, не снимая
кроссовок быстро прошла в комнату. Она и раньше замечала, что различные
обстоятельства способны резко изменить характер людей. Если раньше она
считала Аусвалля кротким и уравновешенным, то в последнее время, когда
мотив расставания всё чаще проходил в их совместных разговорах, часто
отмечала нездоровый блеск в его глазах, особенно вечером, когда его рука
тянулась к выключателю прикроватной лампы и он поворачивал к ней в три
четверти голову, чтобы сказать ещё при свете ласковые слова.
?Аусвалль, нам нужно… мы же…?
?Заткнись сейчас же! Сейчас я скажу тебе, что нам нужно сделать! Я давно
видел, что ты планируешь уйти – я видел это во всём, что ты делала – и, если
ты думаешь, что этот вчерашний разговор был для меня неожиданностью, то
ты очень ошибаешься. О, как ты ошибаешься, Либлингсфах!?
Аусвалль пересекал небольшую комнату, ведущим цветом которой был
тёмный бордовый, от незакрытой двери к незадернутому окну и обратно, и,
театрально размахивая руками, гримасничал и кричал. Свет был тусклым –
именно та прикроватная лампа в белом, измятом абажуре, стоявшая, как и
прежде на тумбе, освещала (вернее – пыталась освещать) квадратное
пространство помещения. Из коридора заходил в комнату жёлтый свет – так,
что на полу перед дверью выделялась четырёхугольная фигура, более всего
напоминающая трапецию. Либлингсфах сидела на краю широкой кровати,
покрытой бордовым толстым оделом. Кровать изголовьем была прислонена к
стене, один её бок был обращён к двери, и именно здесь, у этого края стояла
на тумбе прикроватная лампа и именно на этой стороне сидела Либлингсфах.
Напротив кровати на стене висел чёрный экран – он включался обычно по
вечерам для просмотра предночных фильмов. Справа от экрана на полу стоял
крепкий комод из настоящего дерева, слева - в углу комнаты - теснился стул.
Либлингсфах сидела согнувшись, боком к всё более накаляющемуся от
злобы Аусваллю – локти на стройных бёдрах, кисти сжимают друг друга.
Ладони вспотели. Чувствуется холод. Ей страшно.
?Ты останешься со мной, поняла?!?
Либлингсфах никогда не видела Аусвалля таким, оттого она не могла сразу
собрать свои мысли. Она повернула к нему голову и приоткрыла рот.
?Что ты смотришь? Отвечай! Поняла или нет?!?
Либлингсфах поняла, что так просто уйти ей не удастся. Это было
настоящей неожиданностью – ещё вчера её фраза о расставании была
воспринята, в сущности, нормально – конечно, с должным уровнем
непонимания, но тихо, без крика. Сейчас же всё шло совершенно
непредсказуемо – от того Аусвалля, с которым она познакомилась чуть
больше года назад, не осталось ничего. Это был страшный зверь – шумный и
злой.
?Ты почему мне не отвечаешь, тварь?? - внезапно Аусвалль сделал три
больших шага к кровати и, размахнувшись, ударил Либлингсфах по лицу.
Так как она сидела к нему боком, лишь немного повернув в его сторону
голову, удар пришёлся по щеке, под скуловой дугой. Либлингсфах сжато
вскрикнула и, прижав холодные руки к лицу, завалилась на спину.
?Уйти захотела, да? Неблагодарная тварь!? - Аусвалль подошёл к ногам
Либлингсфах, встав спиной к двери, и, наклонившись к ней, взял её за плечи
и стал трясти – поднимать и с силой бросать на кровать.
?Перестань, Аусвалль! Мне больно! Оставь меня, прошу!? - Либлингсфах
тряслась – её била дрожь, место первого удара начало наливаться теплом.
Она почувствовала, что к её глазам подходят слёзы – она не помнила, когда
плакала в последний раз – но теперь, с очередным ударом о кровать, она
заплакала. Аусвалль поднимал её и толкал на кровать – и хотя и одеяло, и
матрас были выполнены из мягкого и упругого материала, удары были
такими резкими, что голова Либлингсфах безвольно болталась в стороны.
Всё вокруг неё смешивалось в цветные полосы – она не могла сфокусировать
взгляд и, чтобы не видеть этого смешения, плотно закрыла полные слёз глаза.
Вдруг всё кончилось. Она почувствовала, что руки, до этого крепко и больно
сжимавшие её плечи, оставили свою хватку.
?Аусвалль, что с тобой? Мне очень… очень больно? - открыв покрасневшие
глаза, Либлингсфах попыталась подняться, но боль в плечах не позволила ей
сделать это – она смогла только повернуться на бок. Она смотрела на своего
некогда возлюбленного, но не могла чётко рассмотреть его лицо – видела
только то, что он отошёл от кровати и, поставив руки на пояс, двигал
плечами вверх-вниз.
?Аусвалль, мы же… мы… говорили с тобой… почему ты так… ах…? -
приступ острой боли в плече заставил её зажмуриться и снова лечь на спину.
?Ты доигралась, ты заработала… Я столько сделал для тебя… Все… Все
прихоти твои выполнялись без раздумий… А сколько стихов я тебе написал, помнишь? Помнишь?! А теперь уйти… Нет, ты никуда не уйдешь… Ты –
моя, и я имею на тебя право! Имею право, ясно!??
Боль утихла, и Либлингсфах собрала все силы для того, чтобы
сосредоточиться на наступившей ситуации. Стало ясно, что эта невнятная
вчерашняя речь Аусвалля была ложной – ещё вчера он начал обдумывать
сегодняшнюю сцену. Говорить ему что-либо, когда он пребывал в таком
состоянии было бессмысленно – любое слово могло спровоцировать его на
новый приступ насилия. В сознании пульсировали обрывки мыслей:
?бежать… бежать… выбежать из квартиры… а там – к родителям… о,
мама… почему я не послушала тебя… не нужно было так поспешно
переезжать… а вещи… да чёрт с ними… здесь речь не о них… отец
простит… он придёт и расставит всё как нужно… но это потом… а сейчас…
бежать… а может… просто молчать… он успокоится и всё пройдет…?
?Что ты там стонешь, тварь? Больно тебе, да? Сейчас ты мне за всё
заплатишь…?
В сознании Либлингсфах пронеслось за мгновение ?Бежать… бежать!
Дверь… он ведь не закрыл её… да… или закрыл… чёрт… нет, кажется не
закрыл… ну точно… сразу пошёл в комнату… так… быстро встать и
выбежать… захлопнуть дверь в комнату… главное, резко… неожиданно…
так… раз… два… ТРИ!?
Либлингсфах быстро поднялась на руки (боль в плече едва не испортила
движение), кинулась вперёд, упала на колени и с этого низкого старта
бросилась в коридор. Сзади донеслись крики и громкий шум – Аусвалль
побежал за ней. Прямо - два шага – направо – вот и дверь! Либлингсфах
накинулась на изогнутую дверную ручку – дёрнула вниз – и…
Автоматическая щеколда… она забыла про неё. Секунда, вторая, она тянется
к замку…
?Что, сбежать хотела?! Не выйдет! Ты – МОЯ!? - Аусфалль схватил её за
руки, повернул к себе и стал кричать ей прямо в лицо. Она чувствовала, как
капли тёплой слюны останавливаются на её лбу, щеках, шее – она закрыла
глаза и стала визжать, изо всех сил пытаясь высвободиться из крепкой хватки
обезумевшего юноши. Схватка проходила у самой входной двери – может,
кто-то из соседей услышит её крики? Либлингсфах изменила простой визг на
крики о помощи, но Аусфалль, сразу догадавшийся о её намерении, закрыл
своей ладонью её рот, заглушив все слова.
Либлингсфах стала слабеть – она никогда не дралась, ей просто не
приходилось оказываться в таких ситуациях. Аусфалль же держал её крепко:
одной рукой обхватывал талию, а второй – зажимал рот. Он толкал
Либлингсфах назад, к комнате, вот пройден поворот – снова та же распахнутая дверь, и они снова оказались на кровати. Аусфалль прижал тело
слабо сопротивляющейся девушки к кровати, а сам навалился сверху.
Она не могла больше кричать, но продолжала хрипеть.
Она не могла больше сопротивляться, но продолжала отталкивать.
Она почувствовала, как его колени плотно обхватили её бедра, а его руки
оказались на её шее.
?Я слишком много дал тебе, чтобы ты… чтобы ты так просто ушла… Ты –
моя! Моя – слышишь - моя!?
На потолке рисовался круг света – от той самой прикроватной лампы в
белом абажуре. Под левым глазом чувствовалось пульсирующее тепло, шею
сковывали крепкие руки, и чем больше проходило времени, тем глубже
проникало это пульсирующее тепло – оно наполняло лицо, заполняло глаза и
вот уже белый круг на потолке начал менять цвет, становясь розовым.
Либлингсфах толкала юношу в грудь, пыталась расцепить сдавливающие ей
шею пальцы, но всё было тщетно. Лёгкое ощущение появилось у неё где-то
внутри, под грудью. Оно будто разворачивалось, раскрываясь сотней мелких
бутонов, оно поднималось, распространяясь всё шире, и вот, наконец, дошло
до шеи и перетекло на голову, слившись с тёплой пульсацией. Вдруг ей стало
больно, и она издала протяжный стон.
?Мама… отец мой… папа… я… прости…? - розовый круг стал багроветь, и
вдруг резко почернел – теперь этот чёрный круг стал опускаться всё ниже,
ниже и ниже… Либлингсфах теряла свои чувства – вначале перестала
слышать крики извивающегося над ней и брызжущего слюной Аусфалля,
затем всё видимое исчезло в чёрном цвете. Последнее, что она чётко
отметила, это то, как её красивые, изогнутые по бокам стопы вытянулись с
усилием, а затем безвольно повисли.
?Гражданка, что вы знаете о вашем соседе Аусфалле??
?Да тихий такой мальчик был, спокойный – никогда с ним проблем не было?
?Вчера вечером какой-то шум был у него в квартире, но я не прислушивался
– ко мне друзья приехали?
?Ничего не слышал – весь вечер (до одиннадцати часов, всё как положено)
музыку слушал. А что случилось-то??
?А там кто-то жил??
Метки:
