Телячий чум

Телячий чум – народный прием ямальских оленеводов, когда в период отела, на маршруте каслания (кочевания) оставляют с растелившимися и глубокостельными важенками одну семью с чумом, а стойбище уходит с основным стадом дальше. Когда телята окрепнут, ?телячий чум? догоняет основное стадо.
Я просыпаюсь от легкого толчка в бок и от достаточно громкого, чтобы окончательно разбудить меня, возгласа жены старшего пастуха ?Ямдана!Каслаем!?. Вот черт, как не вовремя, мы же только что приехали с фактории Усть-Юрибей, поездка заняла весь день, который сейчас почти незаметно перешел в ночь. Каслали мы и в предыдущую ночь (весной у оленеводов сутки ?переворачиваются наоборот?) и я резонно надеялся, что после 12-часовой ?игры? хореем и вожжечкой смогу наконец-то полноценно выспаться.
Прощай, несбывшаяся надежда, надо собирать ?амгари?.
Разобрали чум и поймали быков достаточно быстро – по мобильности ямальцам нет равных среди всех оленеводов России. Дальше наш маленький коллектив разделился: я с пастухами Хэвкой и его младшим братом Володей буду гнать стадо на новое место, а старый Тумбора – отец братьев, со снохой Валей, будут аргишить - перевозить чум на новое место.
Стадо небольшое: около сотни важенок и чуть меньше телят, большинству из которых от роду два-три дня, а некоторым и того меньше. Образно говоря, телячий чум - это и олений роддом, и оленьи ясли одновременно. Гоним стадо пешком, нарты ведем в поводу – телята еще слабые. Вначале двигаемся достаточно быстро, но через каждый час надо останавливаться на полчаса, чтобы ?детки? отдохнули. Погода не холодная, 5-6 градусов ниже ноля, но поземка довольно сильная.
К утру телята стали заметно уставать и если раньше полчаса на отдых им хватало, то сейчас при приближении человека они не соскакивали, а продолжали лежать с закрытыми глазами. Бедолаги, как же я их понимаю: сам бы упал рядом и блаженно закрыл глаза, которые уже не первые сутки слезились от слепящего снега и почти беспрерывного ветра. Но пастухи непреклонны – надо дойти до намеченного участка пастбищ и поэтому с засонями не церемонятся, кое - кому из них достается неболезненный, но ощутимый пинок ногой в мягком тобоке. Тех, кто уже и на это не реагирует, кладут на нарты. Мамаши этих деток то и дело подбегают к нарте, чтобы удостовериться, что с телятками все в порядке. При этом важенки беспрестанно ?хоркают?, телята в ответ ?авкают?, так что ощущение галдящего детского сада полное. Так медленно, но верно движемся к намеченной цели.
Наконец Хэвка отвязывает и сбрасывает телят с нарты: ?Мась! Пришли?
Я сажусь в нарту к Володе и все направляемся в чум. Проехав час, мы в обусловленном месте чум не нашли, что несколько озадачило братьев. Едем дальше, вглядываясь воспаленным взглядом в ровную, как накрытый белой скатертью стол, тундру. После, примерно, трехчасового рысканья увидели чум и не один, а три – это бригада соседнего совхоза ?Россия?. Попили чай. Я успел несколько минут вздремнуть, пока братья с бригадиром обсуждали, куда же мог увести старик аргиш. Снова едем, солнце уже почти в зените, заметно потеплело. Володя окончательно разомлел и когда чуть не упал с нарты, отдал мне хорей, сам устроился на мое место и уснул. У меня сонливость на какое-то время ушла, но усталые быки тянули уже кое-как, да и ехавший впереди Хэвко то и дело клевал носом. Так мы ползли еще часа два-три, пока на берегу огромного, еще белого, озера не увидели маленький, одинокий, но такой желанный - наш чум.
После бурных объяснений, выяснилось, что по причине слабого зрения и поднявшегося бурана, старик свернул не на ту ?дорогу? и поставил чум не на том озере. После чая я смог еще из последних сил самостоятельно стащить с ног сырые тобоки и забраться в спальник. Но и тут, когда я уже проваливался в глубокий как пропасть сон, мне словно наваждение, виделись бестолково бегущие вперед тонконогие телята и стояло в ушах их приглушенное ?Ав!.. Ав!… Ав!…?.