Ритка и Ефремов часть 2. Те же и Полозов

После аварии Ритка не знала как жить, без родителей, цирка, без полётов под куполом, белой пачки и велосипеда. Сила может и была где, но её ещё надо было найти. Ритка отощала, волосы висели паклей, не улыбалась и ни с кем не говорила. А потом появилась Вера, вернее тень от Веры, той, какой её запомнила Ритка, когда они с Полозовым были у них в гостях перед отъездом на границу. Вера тоже молчала. Получив Ритку, они приехали домой, где жили Стрельниковы, и стали жить вместе, вместе и молчали.

Ритка задумывала план побега к родителям, перепробовала всё, но каждый раз Вера оказывалась рядом, молча забирала у Ритки, то стакан с обезболивающими, которые Ритка умудрялась прятать, то лезвие, которое нашлось в ванной, в папиной бритве, то верёвку. Вера была в теме... Ритка подумала, что Вере пока нельзя делать больнее. И она решила подготовить вариант побега, который всегда будет при ней и начала подтягиваться на подоконнике. Девятый этаж всё-таки... тоже выход... Скажу сразу, это было больно. Но жить намного веселее, когда знаешь, что в любой момент ты можешь свалить. Ритка успокоилась, всегда можно будет уйти, а пока попробуем жить, ради Веры, например. Это же была часть мамы…

То утро началось с раскрашивания катафалка, как называла кресло Ритка. Две
девочки, одна маленькая, другая - постарше, почерневшие от горя, красили инвалидное кресло во все цвета радуги. Вера смотрела на Ритку, маленькую Ритку, которая, свесившись с кровати, рисовала себе и ей новую жизнь и подумала о том, что ведь это спасение, которое поначалу казалось препятствием. Ритка думала примерно о том же. Обеим пришлось жить.

...Полозова звали Олег. После того, как Вера осталась без него, она долго прислушивалась, а потом начала разговаривать со своим Олегом. Причём часто по фамилии. ? Добавить капусты в борщ, Полозов, как ты думаешь?? ? Полозов, слышишь, я опять забыла оплатить коммуналку…? Это было … Это были мурашки. Если бы врачи в больнице или опекунский совет знали об этом, Ритку Вере бы нипочём не выдали. Но они не знали, и Вера переехала со своей границы в их, Стрельниковых, квартиру. Поначалу, слушая эти разговоры, Ритка уходила под подушку, пытаясь понять, чья потеря страшнее. Получалось, что её, Риткина. Но, зная из разговоров родителей, как эти двое любили друг друга, получалось, что её, Верина... Нормально двенадцатилетней девчонке лёжа с подушкой на голове думать о таком? И однажды утром, когда Вера спросила Ритку:
- Что ты будешь на завтрак?
Ритка, нагло глядя в глаза тётке, спросила в ответ:
- А Полозов что ел?
Вера посмотрела в окно на каркающую ворону, ответила:
-…Омлет… Кажется…
-Ну, и мне омлет…
На этом всё и решилось. Вера продолжала общаться со своим Полозовым, но глядя на Ритку, улыбалась. А перед Новым Годом Ритка совсем обнаглев, решила этот вопрос окончательно:
-Ёлку-то наряжать будем? А, Полозов, где ты там?
И с испугом посмотрела на Веру. Вера рассмеялась и полезла за игрушками…
С появлением же Ефремова, всё стало намного проще. Говорили о нём и с ним. Полозов незримо участвовал и кажется, одобрял состав ячейки. Ефремова не надо было спрашивать, что он будет на завтрак. Он был всеяден и надёжен. Всё что оставалось, съедал, долго облизывался и пристально смотрел в мусорное ведро, не выкинули ли рыжие что-нибудь съедобное. Вера тоже была рыжая…
А ещё она была училка по русскому и литературе, поэтому Ритку ни в какую школу не отдала. Все гуманитарные предметы преподавала ей сама, остальные Ритка осваивала на дистанционном обучении, Вера помогала. Они устраивали
костюмированные представления по всем литературным произведениям. Самое замечательное, что этажом ниже жила пожилая пара, бывшие учителя. Пётр Григорьевич преподавал историю, Анна Матвеевна – биологию и химию. Старички принимали живейшее участие в судьбе девочек и в костюмированных представлениях тоже. Кроме того, помогали и с кормёжкой Ритки и с прогулками. Вечерами, Пётр Григорьевич подолгу рассказывал истории, глядя на оглавление, сверяясь с названиями параграфов.

Когда в доме появился Ефремов, жизнь совсем наладилась. Незримый Полозов был всегда рядом. Пёс отирался вокруг, придумывая им кучу дополнительных дел и занятий. Ефремов оказался очень домовитым. Он с утра, до завтрака, обследовал все углы в квартире, поскулив перед закрытой дверью в комнату родителей, шёл к Ритке, клал лапы на колени, давал себя погладить и шёл есть, сидя как-то по мужицки, широко расставив задние лапы, свесив худосочное брюхо между ними. Было ощущение, что на нём белая майка и чёрные семейные трусы и татуировка орла на плече... Впрочем брюхо постепенно выпрямлялось. Ефремов рос не по дням, пора было выводить гулять, в тазик он уже едва помещался, а прошло всего две недели.

Вера с Риткой решили сводить Ефремова к ветеринару, заодно по пути купить поводок. Поводок был радужный под раскраску кресла. Врач осмотрела пса, признав его беспородным, и удручённо покачала головой:
- Девочки… Сложновато вам с ним будет. Ни прокормить, ни погулять. Конь будет, не
собака.. . Воспитывайте пока не поздно, - и дала телефон дрессировщика.
Пора было уходить, Вера достала ошейник с поводком, и позвала Ефремова, тот подошёл, понюхал и отказался напрочь пихать голову в ошейник. Наотрез… После шестой Вериной попытки, Ефремов сделал лужу. И страшно переживая, улёгся в неё брюхом, чтобы не так заметно было. Нести его в таком виде было невозможно. Вера достала пакет… Смотреть на это без смеха было выше человеческих сил. Вера разложила пакет на полу, и… Ефремов вздохнул и полез туда сам, улёгся, высунув наружу голову. Что-то у него с пакетами было…

Дома поводок повесили на видном месте в прихожей, чтобы пёс привыкал к нему. Всё было бесполезно. На прогулку Ефремов ходил без поводка, неотступно следуя рядом с коляской и Верой, которая её катила, или с Анной Матвеевной, если гулять шла она. Самое смешное, что вместо намордника, Ефремов придумал брать поводок в зубы. Пасть занята, ни лаять, ни кусаться он не может. Он занят. Он был очень ответственным. Если отходил к дереву или столбу за малой надобностью, глаз не сводил с Ритки. И тут же нёсся к коляске. Если дело было серьёзнее, заходил за коляску, чтобы его не было видно, но коляска должна была быть в поле его зрения.

Он и дома был всегда рядом. Подпирал дверь холодильника, когда Ритка что-нибудь доставала, причём чтобы не соблазняться, стоял к внутренности холодильника задней частью. Пёс держал дверцу, вдыхал ароматы пищи, но не поворачивался. Ему не нужен был дрессировщик. Он дрессировал себя сам. И ещё он лечил Ритку. Час, два перед сном и утром он вылизывал неподвижные ноги ребёнка с таким старанием и остервенением даже, что смотреть на это было невозможно. Три раза в неделю к Ритке приходил массажист. Лечебная физкультура, массаж, и т.д. Всё без толку. Как сказал профессор, который осматривал Ритку уже после года, проведённого в больницах: ? Делайте всё, что сможете… И всё будет без толку… Что-то должно произойти…?

Ефремова запирали и всё занятие он рычал в кладовке и пытался вышибить дверь, пока однажды не сделал это. Влетев в комнату, он с разбегу прыгнул на кровать и улёгся рядом, не обращая никакого внимания на побелевшего массажиста, который попрощался с жизнью. Просто пёс должен быть рядом и видеть, что с Риткой всё в порядке. Однако, если ей было больно и она всхлипывала или вскрикивала, пёс глухо рычал и лизал ей руки. Ритка училась терпеть. Массажист, поражённый такой преданностью, учился ... тоже чему-то учился. Ночами Ефремов спал чутко, поднимая голову всякий раз, когда Ритка шевелилась, тащил сброшенное на пол одеяло, и сваливал его комом на Ритку, укрывал. Он всегда укладывался спать у подоконника. На всякий случай, сторожил. Днём, когда Ритка свешивалась погулять, он держал её сзади зубами за кофту и рычал, а ночью становилось совсем тревожно. Что-то про подоконник он понял. Если Ритка плакала во сне, пёс скулил и полз от подоконника к Ритке, клал голову на подушку и громко дышал в ухо или вылизывал щёки.

Однажды утром, когда Ефремов, как обычно изводил слюну на Риткины ноги, Вера услышала лай и голос Ритки:
- Щекотно, Ефремов! Прекрати!
Ефремов никогда не лаял. На улице не лаял, потому что придумал себе поводок. А дома не лаял, потому что не лаял. Может Полозов запретил, кто знает…

Вера удивилась лаю пса и вышла из ванной. На неё нёсся Ефремов, чуть не сшиб её с ног, развернулся, пробуксовывая лапами на паркете, понёсся обратно в Риткину комнату, с визгом прыгнул на кровать, лизнул девочку в нос, спрыгнул на пол, упал на спину и замер с открытой пастью… Наверное это была улыбка… Вера заинтересованно смотрела на всё это, стоя в дверях. Потом спросила:
- Я что-то пропустила? Сегодня Первое Мая? Что он ел?
-Да, нормально, Вер,- ответила Ритка, - мне щекотно, понимаешь? Правой ноге щекотно… Проверь, как там Ефремов. Пульс есть? Не сдох? У меня вообще-то ещё одна нога…

Ефремов, дурак дураком, валялся на полу, улыбался, как умел в потолок и обожал Риткину правую ногу.

… Эти трое рыжих светились в лучах летнего солнца…