Вернисаж на заводе
"Вернисаж" на заводе
Иногда бывает, что в памяти задерживается какая-нибудь ерунда, которую помнишь, как будто она была вчера, хотя прошло уже много лет. Ерунда, о которой я собираюсь рассказать, - смешная. Или же она была смешная, когда случилась.
Мне в детстве пришлось петь в хоре. Даже не в одном хоре. :-) Многим детям пришлось, и девочкам дольше, чем мальчикам. Что интересно, по складу характера я скорее солист. Но в хоре никогда не приходилось солировать - разве что песни объявлять. По этому поводу только что придумала шутку: не солист, но вид зато - самый солидный. Одно время у меня был широкий диапазон голоса. Первоначально я даже входила в сопрановую группу - а теперь у меня голос низкий. Правда, когда мне, еще при широком диапазоне, предложили выбрать, к "сопрано" или к "альтам" себя отнести, мой выбор "девочки, которая хотела быть очень хорошей", основывался больше всего на том, что к "сопрано" у нас принадлежали в основном девочки примерного поведения, тогда как к "альтам" относились поющие хулиганы.
Самый первый класс, в котором я училась, был хоровой. Это значило, что пению уделялось особое внимание, и кроме обычных школьных занятий пением мы еще два раза в неделю собирались заниматься в соседнем Доме культуры. Иногда еще ездили выступать в другие дома культуры, школы и какие-нибудь учреждения. Сколь я могу вспомнить, с точки зрения исполнения хор у нас был не самый прекрасный, но точно не вообще плохой.
Почему-то я очень хорошо помню, какие песни мы пели, даже на самых первых занятиях. Репертуар у нас был, как я понимаю сейчас, очень широкий. Кроме современных детских песен (например, песен кота Леопольда) мы пели "Весеннюю песенку" Моцарта, "Колыбельную" Брамса ("Спи, дитя, сладким сном, все уснуло кругом. Тишина и покой, крепко глазки закрой..."), романс Аренского про мотылька и даже Перголези...нет не "Stabat mater" (:-), а какую-то песню про спящую пастушку, в которую лирический герой влюблен.
"Ах, зачем я не прохладный
Ей любезный ветерок
Иль под милыми стопами
Расцветающий цветок?"
Так и вытягивали семилетние дети в первом классе: "Иль под милыми стопами..." Мне тогда не казалось, что со стороны это может смешно выглядеть.
Украинские песни мы пели, обязательно:
"Ой ?сть в л?с? кАлина, ой, ?сть в л?с? кАлина,
КАлина-мАлина,
комарики-дзЮбрики, мАлина..."
(Да, именно "?сть", а не "?", как можно было бы ожидать).
"Комарики-дзюбрики" в исполнении детского хора, как вы понимаете, способны привести аудиторию в полный восторг. Там еще дальше появляется девушка, которая ломает калину и вяжет в пучки - 'в пучечки'. Должно быть, в медицинских целях. А не в медицинских - то в обрядовых. Упрекать ее за вред калине никто и не думал.
"Женчичок-бренчичок вил?та?,
Високо н?женьку п?д?йма?...
Якби-то, наби-то,
Н?женьку пробито....
В зелен?м лугу
Бери соб? другу".
Я по незнанию сначала думала, что "женчичок-бренчичок" - это журавль. Но потом мне объяснили, что "женчичок-бренчочок" - это кузнечик. Этого объяснения также стало недостаточно: остановимся на том, что герой песни - жнец, но крылатый. (Вообще по-украински "кузнечик" - это "кОник". Поэтому пьеса Прокофьева "Шествие кузнечиков" будет называться "пох?д кОник?в". Знаю: играла :-)).
К нашим минорным хитам принадлежала белорусская песня про перепелочку - которая старенькая стала. Потом я стала учиться играть на фортепиано, и в мой репертуар входили вариации Эшпая на тему этой песни. Я чрезвычайно гордилась, поэтому эта пьеса у меня получалась хорошо.
Поскольку я была девица серьезная, моим самым любимым произведением в нашем репертуаре была "Старинная французская песенка" Петра Ильича. Впоследствии я с удивлением узнала, что мы пели не те слова, которые обычно поют другие детские хоры, исполняя ее. Слова эти я до сих пор могу воспроизвести, (но не знаю, чьи они :-)):
Под вечер над рекой
Прохлада и покой.
Белея, облака уходят
Вдаль грядой.
Стремятся, но куда?
Струятся, как вода,
Летят, как стая птиц и тают
Без следа....
Однако воспоминание затеяно не для этого.
От наших концертных выездов у меня было впечатление чего-то очень важного и торжественного. Во время одного из этих мероприятий и произошла смешная история.
Школа наша находилась под шефством одного стратегически важного завода. И вот как-то под Новый год наша команда поехала туда выступать.
Все это было, действительно, торжественно - или, по крайней мере, волнительно. Нас привезли на завод на автобусе. На въезде охранник с ружьем пропустил нас не сразу, а выяснил, кто мы и зачем. Концерт происходил в цехе или каком-то похожем помещении - большом и довольно холодном, где для нас отгородили закулисье. Надо было переодеваться в концертный костюм и туфли, и это было довольно неудобно, потому что переобуваться надо было стоя, и приходилось постараться, чтобы, меняя сапоги на туфельки, не наступить как-нибудь нечаянно ногой в белом носочке на холодный и голый пол.
Мы были не единственные выступающие: в концерте участвовали также другие ребята и девочки, например, танцоры. А руководили всем действом Дед Мороз и Снегурочка. Поскольку скепсис мне свойственен не был, я их воспринимала именно как Деда Мороза и Снегурочку, а не как персонал в гриме и шубах. Я видела, как и все наши, разоблаченного Деда Мороза - тощенького паренька в лыжной шапочке и с мешком за спиной, а в мешке лежало его концертное облачение. Но, пока он был в костюме, - он был Дед Мороз.
Хормейстера нашего звали Тамара Ивановна. Она была строгая девушка, которая хотела, чтобы мы пели как можно лучше, и носила чаще всего длинное закрытое коричневое платье. А выездным концертмейстером у нас был очень веселый и поэтому всеми нами любимый парень-баянист, которого звали...вот не помню как. Не то Женя, не то Витя, не то Саша. Пока нашу поющую компанию везли от клуба до завода (или другого пункта назначения, где должен был состояться концерт) или обратно, он не молчал, а все время разговаривал с нами - со всеми вместе - и острил так, что каждые десять-двадцать минут детский смех лопался в автобусе, как большой воздушный шарик.
- Вот смотрите, дети, слева от нас - Белый Дом. В нем Рейган обитает...- "Белым домом" была районная госадминистрация, которая на "Белый дом" была похожа разве что цветом...и то она была скорее "Серым домом". В особенности сквозь автобусные оконные стекла и хлопья начинавшегося снегопада - серо-белое месиво. Но мы хохотали все.
Или он мог предложить нам в дороге спеть все равно какие (но приличные :-) песни, которые мы все знали - те, что мы пели обычно, или из мультфильмов, - и автобус наш катился, распевая. Как я занудно понимаю, в этом одно из главных удовольствий пения в хоре: чувствуешь, что ты не один. Даже если на самом-то деле вокруг тебя - совсем чужие люди, и в обычное время тебе с ними одиноко.
(Через несколько лет я узнала, что у нашего веселого баяниста были проблемы по причине выпивки, чему, наверное, удивляться не стоило, а также - и вот это меня удивило, - что он, оказывается, пытался ухаживать не за кем-нибудь, а за моей мамой, - разумеется, безрезультатно...)
Итак, под Новый год мы выступали на заводе. Наш хор спел положенную мажорную зимнюю песню:
"А кругом горят снега,
Словно жемчуга,
Правит тройкою сама
Зимушка-Зима!"
от которой всем должно было стать теплее и веселее, и, еще не сняв свои розовые шелковые фартучки, толкался за загородкой в углу, определенном под артистическую раздевалку.
Вдруг в этой раздевалке опять грянул смех. Как будто кто-то задел за ветвь наряженной елки, и сразу много стеклянных новогодних колокольчиков дребезжали на ней, под угрозой разбиться - но звеня и, стало быть, оправдывая свое колокольчиковое предназначение. Несколько наших девочек с умоляющим видом висели сразу на обеих руках у Тамары Ивановны, упрашивая ее - "Пожалуйстаааа!", а она пыталась стряхнуть их со смущенным, но счастливым видом, сразу превратившись в такую же, только уже большую, девочку.
Я в последнюю очередь узнала, в чем дело. Оказывается, этот наш Женя-Витя-Саша устроил новогодний сюрприз. Он сговорился с Дедом Морозом, вышел и объявил, что сейчас, мол, наша Тамара Ивановна споет песню Раймонда Паулса "Вернисаж".
Не знаю, как оно было в эпоху менестрелей, но странствующие музыканты 1980-х годов точно были изобретательные озорники.
Тогда это была совсем новая песня, которая всем сразу понравилась. Наверное, наша учительница когда-нибудь уже пела ее не в обществе учеников, поэтому можно было не сомневаться, что она помнит слова. Для виду она, конечно, посопротивлялась, но понимая, что придется сдаться, потому что вся наша компания была захвачена идеей. Было ясно, что хору тоже придется выступить, и ему поручается самая главная часть песни - припев.
И вот она, эта картина. Большой цех с высоким потолком в качестве концертного зала. Публика на стульях в несколько рядов - счастливая оттого, что сейчас ее позабавят даже больше, чем она рассчитывала. Молодая женщина в закрытом коричневом платье, со светлыми волосами хвостиком и с радостно смущенным лицом поет только что прославившуюся песню, пытаясь принять вид "ничего такого не происходит" и припоминая на месте слова, - не очень по порядку, но главное ведь - все действие в целом. В центре композиции столпились несколько девочек восьми-девяти лет, которых обычно красиво выстраивают в несколько рядов, но на этот раз они красиво выстроились как попало. Перед ними в качестве дирижера стоит Дед Мороз, о котором никто бы не догадался, что на самом деле это - тощий юноша; у него и борода по пояс, и синие шуба и шапка, и большие рукавицы, вся одежда - с вышитыми "как будто морозными" узорами. Руками в больших рукавицах он размахивает перед носами счастливых девочек, которые подтягивают: "Но вы вдвоем, но не со мно-ю...Но вы вдвоем, но не со мной..."
Абсолютное счастье наступило в припеве:
"Ах, вернисаж, ах, вернисаж,
Какой портрет, какой пейзаж,
Вот кто-то в профиль и анфас,
А я смотрю, смотрю на вас..."
Групповой портрет, действительно, был такой, что все смотрели. И слушали. (И зачинщик, конечно, - в углу на стуле со своим баяном).
Вернулись мы с этого концерта куда веселее, чем туда приехали. Хотя и приехали тоже не грустно. На этом - конец истории. "Вздохнув в последний раз Закат в реке угас И мягкой пеленой окутал сумрак нас..." (это из все той же "Французской песенки", как мы ее пели). Далее полагается ввернуть фразу вроде "Прошло много лет, и того мира больше нет..." Да, прошло, а мир есть, только сильно изменившийся. Но, наверное, не зря я помню эту маленькую историю о веселом музыкальном вечере на заводе.
2014
Иногда бывает, что в памяти задерживается какая-нибудь ерунда, которую помнишь, как будто она была вчера, хотя прошло уже много лет. Ерунда, о которой я собираюсь рассказать, - смешная. Или же она была смешная, когда случилась.
Мне в детстве пришлось петь в хоре. Даже не в одном хоре. :-) Многим детям пришлось, и девочкам дольше, чем мальчикам. Что интересно, по складу характера я скорее солист. Но в хоре никогда не приходилось солировать - разве что песни объявлять. По этому поводу только что придумала шутку: не солист, но вид зато - самый солидный. Одно время у меня был широкий диапазон голоса. Первоначально я даже входила в сопрановую группу - а теперь у меня голос низкий. Правда, когда мне, еще при широком диапазоне, предложили выбрать, к "сопрано" или к "альтам" себя отнести, мой выбор "девочки, которая хотела быть очень хорошей", основывался больше всего на том, что к "сопрано" у нас принадлежали в основном девочки примерного поведения, тогда как к "альтам" относились поющие хулиганы.
Самый первый класс, в котором я училась, был хоровой. Это значило, что пению уделялось особое внимание, и кроме обычных школьных занятий пением мы еще два раза в неделю собирались заниматься в соседнем Доме культуры. Иногда еще ездили выступать в другие дома культуры, школы и какие-нибудь учреждения. Сколь я могу вспомнить, с точки зрения исполнения хор у нас был не самый прекрасный, но точно не вообще плохой.
Почему-то я очень хорошо помню, какие песни мы пели, даже на самых первых занятиях. Репертуар у нас был, как я понимаю сейчас, очень широкий. Кроме современных детских песен (например, песен кота Леопольда) мы пели "Весеннюю песенку" Моцарта, "Колыбельную" Брамса ("Спи, дитя, сладким сном, все уснуло кругом. Тишина и покой, крепко глазки закрой..."), романс Аренского про мотылька и даже Перголези...нет не "Stabat mater" (:-), а какую-то песню про спящую пастушку, в которую лирический герой влюблен.
"Ах, зачем я не прохладный
Ей любезный ветерок
Иль под милыми стопами
Расцветающий цветок?"
Так и вытягивали семилетние дети в первом классе: "Иль под милыми стопами..." Мне тогда не казалось, что со стороны это может смешно выглядеть.
Украинские песни мы пели, обязательно:
"Ой ?сть в л?с? кАлина, ой, ?сть в л?с? кАлина,
КАлина-мАлина,
комарики-дзЮбрики, мАлина..."
(Да, именно "?сть", а не "?", как можно было бы ожидать).
"Комарики-дзюбрики" в исполнении детского хора, как вы понимаете, способны привести аудиторию в полный восторг. Там еще дальше появляется девушка, которая ломает калину и вяжет в пучки - 'в пучечки'. Должно быть, в медицинских целях. А не в медицинских - то в обрядовых. Упрекать ее за вред калине никто и не думал.
"Женчичок-бренчичок вил?та?,
Високо н?женьку п?д?йма?...
Якби-то, наби-то,
Н?женьку пробито....
В зелен?м лугу
Бери соб? другу".
Я по незнанию сначала думала, что "женчичок-бренчичок" - это журавль. Но потом мне объяснили, что "женчичок-бренчочок" - это кузнечик. Этого объяснения также стало недостаточно: остановимся на том, что герой песни - жнец, но крылатый. (Вообще по-украински "кузнечик" - это "кОник". Поэтому пьеса Прокофьева "Шествие кузнечиков" будет называться "пох?д кОник?в". Знаю: играла :-)).
К нашим минорным хитам принадлежала белорусская песня про перепелочку - которая старенькая стала. Потом я стала учиться играть на фортепиано, и в мой репертуар входили вариации Эшпая на тему этой песни. Я чрезвычайно гордилась, поэтому эта пьеса у меня получалась хорошо.
Поскольку я была девица серьезная, моим самым любимым произведением в нашем репертуаре была "Старинная французская песенка" Петра Ильича. Впоследствии я с удивлением узнала, что мы пели не те слова, которые обычно поют другие детские хоры, исполняя ее. Слова эти я до сих пор могу воспроизвести, (но не знаю, чьи они :-)):
Под вечер над рекой
Прохлада и покой.
Белея, облака уходят
Вдаль грядой.
Стремятся, но куда?
Струятся, как вода,
Летят, как стая птиц и тают
Без следа....
Однако воспоминание затеяно не для этого.
От наших концертных выездов у меня было впечатление чего-то очень важного и торжественного. Во время одного из этих мероприятий и произошла смешная история.
Школа наша находилась под шефством одного стратегически важного завода. И вот как-то под Новый год наша команда поехала туда выступать.
Все это было, действительно, торжественно - или, по крайней мере, волнительно. Нас привезли на завод на автобусе. На въезде охранник с ружьем пропустил нас не сразу, а выяснил, кто мы и зачем. Концерт происходил в цехе или каком-то похожем помещении - большом и довольно холодном, где для нас отгородили закулисье. Надо было переодеваться в концертный костюм и туфли, и это было довольно неудобно, потому что переобуваться надо было стоя, и приходилось постараться, чтобы, меняя сапоги на туфельки, не наступить как-нибудь нечаянно ногой в белом носочке на холодный и голый пол.
Мы были не единственные выступающие: в концерте участвовали также другие ребята и девочки, например, танцоры. А руководили всем действом Дед Мороз и Снегурочка. Поскольку скепсис мне свойственен не был, я их воспринимала именно как Деда Мороза и Снегурочку, а не как персонал в гриме и шубах. Я видела, как и все наши, разоблаченного Деда Мороза - тощенького паренька в лыжной шапочке и с мешком за спиной, а в мешке лежало его концертное облачение. Но, пока он был в костюме, - он был Дед Мороз.
Хормейстера нашего звали Тамара Ивановна. Она была строгая девушка, которая хотела, чтобы мы пели как можно лучше, и носила чаще всего длинное закрытое коричневое платье. А выездным концертмейстером у нас был очень веселый и поэтому всеми нами любимый парень-баянист, которого звали...вот не помню как. Не то Женя, не то Витя, не то Саша. Пока нашу поющую компанию везли от клуба до завода (или другого пункта назначения, где должен был состояться концерт) или обратно, он не молчал, а все время разговаривал с нами - со всеми вместе - и острил так, что каждые десять-двадцать минут детский смех лопался в автобусе, как большой воздушный шарик.
- Вот смотрите, дети, слева от нас - Белый Дом. В нем Рейган обитает...- "Белым домом" была районная госадминистрация, которая на "Белый дом" была похожа разве что цветом...и то она была скорее "Серым домом". В особенности сквозь автобусные оконные стекла и хлопья начинавшегося снегопада - серо-белое месиво. Но мы хохотали все.
Или он мог предложить нам в дороге спеть все равно какие (но приличные :-) песни, которые мы все знали - те, что мы пели обычно, или из мультфильмов, - и автобус наш катился, распевая. Как я занудно понимаю, в этом одно из главных удовольствий пения в хоре: чувствуешь, что ты не один. Даже если на самом-то деле вокруг тебя - совсем чужие люди, и в обычное время тебе с ними одиноко.
(Через несколько лет я узнала, что у нашего веселого баяниста были проблемы по причине выпивки, чему, наверное, удивляться не стоило, а также - и вот это меня удивило, - что он, оказывается, пытался ухаживать не за кем-нибудь, а за моей мамой, - разумеется, безрезультатно...)
Итак, под Новый год мы выступали на заводе. Наш хор спел положенную мажорную зимнюю песню:
"А кругом горят снега,
Словно жемчуга,
Правит тройкою сама
Зимушка-Зима!"
от которой всем должно было стать теплее и веселее, и, еще не сняв свои розовые шелковые фартучки, толкался за загородкой в углу, определенном под артистическую раздевалку.
Вдруг в этой раздевалке опять грянул смех. Как будто кто-то задел за ветвь наряженной елки, и сразу много стеклянных новогодних колокольчиков дребезжали на ней, под угрозой разбиться - но звеня и, стало быть, оправдывая свое колокольчиковое предназначение. Несколько наших девочек с умоляющим видом висели сразу на обеих руках у Тамары Ивановны, упрашивая ее - "Пожалуйстаааа!", а она пыталась стряхнуть их со смущенным, но счастливым видом, сразу превратившись в такую же, только уже большую, девочку.
Я в последнюю очередь узнала, в чем дело. Оказывается, этот наш Женя-Витя-Саша устроил новогодний сюрприз. Он сговорился с Дедом Морозом, вышел и объявил, что сейчас, мол, наша Тамара Ивановна споет песню Раймонда Паулса "Вернисаж".
Не знаю, как оно было в эпоху менестрелей, но странствующие музыканты 1980-х годов точно были изобретательные озорники.
Тогда это была совсем новая песня, которая всем сразу понравилась. Наверное, наша учительница когда-нибудь уже пела ее не в обществе учеников, поэтому можно было не сомневаться, что она помнит слова. Для виду она, конечно, посопротивлялась, но понимая, что придется сдаться, потому что вся наша компания была захвачена идеей. Было ясно, что хору тоже придется выступить, и ему поручается самая главная часть песни - припев.
И вот она, эта картина. Большой цех с высоким потолком в качестве концертного зала. Публика на стульях в несколько рядов - счастливая оттого, что сейчас ее позабавят даже больше, чем она рассчитывала. Молодая женщина в закрытом коричневом платье, со светлыми волосами хвостиком и с радостно смущенным лицом поет только что прославившуюся песню, пытаясь принять вид "ничего такого не происходит" и припоминая на месте слова, - не очень по порядку, но главное ведь - все действие в целом. В центре композиции столпились несколько девочек восьми-девяти лет, которых обычно красиво выстраивают в несколько рядов, но на этот раз они красиво выстроились как попало. Перед ними в качестве дирижера стоит Дед Мороз, о котором никто бы не догадался, что на самом деле это - тощий юноша; у него и борода по пояс, и синие шуба и шапка, и большие рукавицы, вся одежда - с вышитыми "как будто морозными" узорами. Руками в больших рукавицах он размахивает перед носами счастливых девочек, которые подтягивают: "Но вы вдвоем, но не со мно-ю...Но вы вдвоем, но не со мной..."
Абсолютное счастье наступило в припеве:
"Ах, вернисаж, ах, вернисаж,
Какой портрет, какой пейзаж,
Вот кто-то в профиль и анфас,
А я смотрю, смотрю на вас..."
Групповой портрет, действительно, был такой, что все смотрели. И слушали. (И зачинщик, конечно, - в углу на стуле со своим баяном).
Вернулись мы с этого концерта куда веселее, чем туда приехали. Хотя и приехали тоже не грустно. На этом - конец истории. "Вздохнув в последний раз Закат в реке угас И мягкой пеленой окутал сумрак нас..." (это из все той же "Французской песенки", как мы ее пели). Далее полагается ввернуть фразу вроде "Прошло много лет, и того мира больше нет..." Да, прошло, а мир есть, только сильно изменившийся. Но, наверное, не зря я помню эту маленькую историю о веселом музыкальном вечере на заводе.
2014
Метки:
