Околесица
Обухом по куполу – перезвоном льёт душа.
Ересь листьями опала – гол, как сокол, я.
Бил в размякшую грудину, но грехи бревном в глазу.
Снова поздно. Снова мимо… Я проснулся. Стих пишу.
Всюду правые пророки примирилися с бедой,
Только черти да пороки куролесят день-деньской.
Позабыты все дороги – лишь железные пути,
А в бетонных домостроях нынче нам не до Звезды.
О скитания великих льют цитаты да стихи
Те, кому в ночь нету мочи быть с душой наедине.
Аль свиные пятаки воспевают тьму во тьме:
Скудных ведер скучных глаз разливаются во сне.
Раны ноют, словно пес, а Душа в тюрьме мясной.
И трясиной кровь гноится унитазной ржавчиной.
Помаленьку остываю. И себя я забываю.
Завтра будет новый бред. Новый смех и новый грех.
Околесица похабная, раскручиваясь лихо,
Да пинком мне сапогом гнилым подпихивает взад.
А душа моя зашуганная стремится к Свету,
Да только чёрный светофор ей приказывает: НАЗАД!
Смастерил проказный дядька серый мягкий гроб для меня,
"Ты ложись-ка, кимарни! Не почуешь боль внутри."
Здесь сплошное безсозвездие, всё свело до судорог,
И безвременья горенье - не видать, что выйдет срок...
Но мы идём в пустоте,
Мы идём в пустоте,
Мы идём в темноте
К звезде, к Вифлеемской Звезде.
С этим миром все понятно. Но помирать – не вскрыт приказ.
Слово Жизнь – женского роду. Защищать ее был наказ.
Помоги неверию моему душевному.
В перезвон рёвет Душа. Обухом когда…
Сентябрь 2002, Бирюлево
Ересь листьями опала – гол, как сокол, я.
Бил в размякшую грудину, но грехи бревном в глазу.
Снова поздно. Снова мимо… Я проснулся. Стих пишу.
Всюду правые пророки примирилися с бедой,
Только черти да пороки куролесят день-деньской.
Позабыты все дороги – лишь железные пути,
А в бетонных домостроях нынче нам не до Звезды.
О скитания великих льют цитаты да стихи
Те, кому в ночь нету мочи быть с душой наедине.
Аль свиные пятаки воспевают тьму во тьме:
Скудных ведер скучных глаз разливаются во сне.
Раны ноют, словно пес, а Душа в тюрьме мясной.
И трясиной кровь гноится унитазной ржавчиной.
Помаленьку остываю. И себя я забываю.
Завтра будет новый бред. Новый смех и новый грех.
Околесица похабная, раскручиваясь лихо,
Да пинком мне сапогом гнилым подпихивает взад.
А душа моя зашуганная стремится к Свету,
Да только чёрный светофор ей приказывает: НАЗАД!
Смастерил проказный дядька серый мягкий гроб для меня,
"Ты ложись-ка, кимарни! Не почуешь боль внутри."
Здесь сплошное безсозвездие, всё свело до судорог,
И безвременья горенье - не видать, что выйдет срок...
Но мы идём в пустоте,
Мы идём в пустоте,
Мы идём в темноте
К звезде, к Вифлеемской Звезде.
С этим миром все понятно. Но помирать – не вскрыт приказ.
Слово Жизнь – женского роду. Защищать ее был наказ.
Помоги неверию моему душевному.
В перезвон рёвет Душа. Обухом когда…
Сентябрь 2002, Бирюлево
Метки: