Лина Костенко, Пансионат Форель

В салоне пансионата
поймали "Апассионату",
рылись в эфире,
искали джаз.

Мальчики развращенные,
дамочки раскрепощенные
убили не один час.

Седой профессор пялился в одну точку.
Анемичная дама зевала в уголочке.
Идет игра в покер,ставки - "кошмарные".
Плывут облака и каркают вороны.
Потертые пары, странно непарные,
как Янусы смотрят в разные стороны.

Блюдут солидность,грызут конфетки,
вдогонку глотают таблетки.
С утра и до ночи затертая тема,
нервная система, нервная система!

Цветут гладиолусы, маттиолы,
нет эмоций - одни моционы.

И только одна чернокосая дама
средь этих болящих звучит диссонансом.
Она лучится банальным здоровьем
и смуглым, горячим, вишневым румянцем!

И где дуболомы-верзилы визжали,
к автобусу ловко она добежала.
Нет моционам, по склонам носится лихо,
собирает карпатскую ежевику.

От ливня кудри вьются круче! -
и выжмет из кос дождя полтучи.

Смеется на высочайшем регистре,
любит духи "Индийский сандал".
Кружат мужчины, реагируют быстро.
Чужие мужчины, конечно ж, скандал.

И только одна анемичная дама
не точит когти на нее в уголочке,
она ведь - Ева того Адама,
чей взгляд увяз в одной точке.
И эта ж дама ей сказала:
как она о курорте мечтала.
Неврастения. Уколы.
Злые соседи.
Она сюда никогда не приедет.
Уколы не тонизируют.
Соседи терроризируют.

- И потом эти грозы, вечные грозы.
Ночью гремят, а у меня неврозы.
И вот, что за мерзкие акварели?
Дают салаку вместо форели.

И эта молодежь, музыка. Беда.
Машины гудят в гаражах всегда.
Вам хорошо, у Вас не расшатаны нервы.
У Вас что-то есть от богини Минервы.
А у меня все потеряно, все забыто,
а сколько всего мной пережито!
Потрясения, вечные стрессы,
утюги плохие, нет прессы.

Такая она утомленная, анемичная,
гиппопотамо-гиподинамичная.
Волосы выкрашены под мимозу,
лицо в состоянии анабиоза.

С утра и до ночи дежурная тема:
нервная система, нервная система!

Старенький врач, колдун санаторный,
усиленный курс назначает повторный.
И слушает меццо, сопрано, фальцеты,
и пишет рецепты, и пишет рецепты...

Эта спокойная, монументальная.
Ей подошла бы, наверное, тога,
тугие кудри смолистых волос -
как барельеф ассирийского бога.

Вошла в кабинет легко, стремительно,
такая цветущая, стройна удивительно,
такая веселая и чернобровая!

- А я, - говорит, - я просто здоровая.
Какие там сердце и голова?
Зачем мне жаловаться?
Я жива.

Не пострадала от мин и пуль.
Из кожи не сделали ридикюль.
А косами не набили подушки.
Спокойная совесть. И дочки-подружки.
Работу люблю. Есть счастье в семье.
Легко и свободно живу на земле.

И врач осмотрел ее по всей форме.
Сестричка сделала анализ крови.
Система нервная - вроде бы в норме.
Крепкое сердце и бронхи здоровы.

Бывает такой счастливый феномен!
Измерил ей пульс.

И, как штамп на конверте,
мелькнуло тату, синий номер, -
компостер Дахау, лагеря смерти.