Бедные люди живопись

х.м.авторская работа Душиной В.Н.

"Люди живы настолько, насколько в них живет Бог. Ибо только Бог – жизнь. Есть живые и неживые, что зависит от меры Бога в них, меры жизни, которую они несут в себе. Со страхом говорю тебе: есть неживые люди. Хотя неискушенным они кажутся такими же живыми! Они же существуют! Разве их нет? – спросишь ты. Да, но и когда угасает костер, дым еще долго витает над пепелищем."(Святитель Николай Сербский)


Роду Поля была простого, по отцу Тарасу Трофимовичу Приходько состояла она мещанкой Новгородской губернии Боровичевского уезда. Родители ее прожили в честном браке сорок лет и умерли от лихоманки в один год. Хоронить пришлось аккурат на Чистый четверг перед Пасхой.
Поля поплакала, пометалась между родными и соседями и пошла к своей крестной матери Таисье, игуменье монастыря святого праведного Иоакова Боровичского, находящегося на окраине города, попытать доли.Девица она была грамотная, после окончания Боровечского городского училища в прошлом, 1875 году, пол-года вела счета в мануфактурной лавке купчихи Солоповой Марии Ивановны.
Матушка встретила ласково.
-"Сам Бог тебя послал. Лукерья, моя ключница померла, уж неделю как...А верного человека нет. Заменить не кем.Ты будешь мои глаза и уши.В конфликты с сестрами не вступай. Наблюдай и обо всем, даже самом незначительном происшествии, мне докладывай.
Матушка Таисья,худощавая,высокая женщина шестидесяти лет. По характеру властная, со склонностью к мстительности и кляузам. Обид не прощала.Как шептались ее недруги, чистый иезуит, не было ни одного случая, когда бы матушка спасовала перед трудностями.
Так, благодаря случаю и сложившимся обстоятельствам стала Поля в семнадцать лет доверенным лицом самой матушки Таисьи.Числилась она при монастырском штате белицей и имела свободный доступ в город.
Келью ей выделили маленькую, четыре аршина в длину и три в ширину, с полукруглым невысоким сводом и большим окном. У стеночки стояла узенькая кровать, а у окошка крошечный столик.
Отроковицы, девицы, вдовицы из богатых семейств приносили при поступлении в монастырь большой денежный вклад, им выделялась пожизненно своя келья, а те, у кого денег не было спали в общем помещении.Поля и поверить не могла своему счастью, что все так хорошо для нее устроилось.
Поле не хватало жизненного опыта,находясь столь близко при настоятельнице, она надеялась перенять ее опыт общения с сестрами, что помогло бы ей избежать обычных человеческих ошибок. Дав себе твердое слова не судить сгоряча назначаемые послушания, запоминать уроки, осознавая сколь тяжел крест матери Таисьи. Это была первая ночь после похорон родителей, которую девушка спала спокойно.
На следующий день после утренний службы Полю пригласили к настоятельнице.
Матушка Таисья посадила перед собой Полю и сказала:
-Аполлинария, я хорошо знала твоих родителей. Корня они слыли честного, ни убийц, ни грабителей в роду не было. Ты, моя крестница. Все, что я ни прикажу выполнять слово в слово.Ты будешь свободно выходить в город и в лавки, и даже в торговые ряды, и куда мне нужно. Скоро все будут знать тебя, как и то, что ты приходишь по моему поручению. Никто тебя не обидит. Главное, чтоб ты соблюдала осторожность,не своевольничала. По пути никогда и ни к кому не заходила, будь то сродственник или подруга, не важно.Ты вошла в возраст, когда девицу сватают, да замуж отдают.Приданного, кроме родительского дома за тобой нет.Как и человека хорошего на примете, кому можно было бы доверить твою судьбу.Я, отвечаю перед Богом за твою жизнь, поэтому будь благоразумна, повинуйся во всем.
-Слушаюсь, матушка!-сказала Поля встав на колени и поцеловала протянутую матушкой руку.По звонку вошла сестра Параскева и повела по приказанию матушки Полю к ризничей монахине Николае, где с нее сняли мерки для пошива рясы и подрясника.
После ухода Полины, матушка погрузилась в воспоминания. Ее высокие тонкие брови сомкнулись на переносице, большие черные глаза затуманились.Матушка знала то, о чем Поля даже и не догадывалась. Дело в том, что отец Аполлинарии был в третьем поколении правнуком от внебрачной связи достаточно известного и влиятельного человека, друга и благотворителя монастыря,ныне нашедшего упокоение в бозе.
По его воле она стала игуменьей в одном из Новгородских монастырей.
- Вот и пришел черед отплатить добром за добро.-произнесла матушка вслух.
-Девица милая и скромная, нужно найти хорошую партию и замуж отдать. Завтра же начну хлопотать.-судьба Аполлинарии была решена, лицо матушки просветлело и она позвонила в колокольчик,чтоб принесли чай.

Время шло, унося с собой пережитые горести и радости.Стоят теплые погожие дни.Лето в разгаре. Выезжая в город, матушка Таисья часто берет с собой Полину. Девушка повзрослела, одетая в великолепную шелковую лиловую рясу, с белым платочком на голове, восседая в пролетке рядом с матушкой, она с любопытством посматривает по сторонам.За два года проведенные в монастыре, она приобрела благородные манеры, читает, говорит и пишет по немецки, и французски. Умеет готовить изысканные блюда.Матушка ею совершенно довольна, поступают предложения из приличных семей по поводу сватовства ее воспитанницы.
Рядом с Аполлинарией, цветком весенним, игуменья и сама помолодела. Мысли в голове приятные, благостные. Не упустить бы ничего, надо сказать сестре Николае, чтоб приданное шить начали.Да не сплоховать бы, из троих кандидатов в мужья, лучшего для Полины выбрать.
Смотрит Поля на матушку, а та ей в ответ улыбается. И невдомек красавице, что матушка себя в ней видит.
Ну, какая из Аполлинарии монахиня, столько в ней живости, радости, телесности. Убеждает себя матушка в правильности своего решения. Одни красные щеки чего стоят, так и пышут здоровьем.За купца отдам, Луку Федулыча.

Месяц ноябрь наступил,не заметили.Багрянец, позолоту листвы ветром с деревьев сорвало.Разверзлись хляби небесные.Дождь льет без остановки.Гладкие вороные простучали копытами по булыжной мостовой,карета у ворот двухэтажного каменного дома остановилась. Монашка выскочила, зонт раскрыла, руку статной женщине в черном подает, к крыльцу ведет.Слышно в доме забегали.
-Матушка, матушка приехали!- кричит Полина.
-Ну показывай, как устроилась, чадо любимое?- игуменья широким крестом крестит склоненную в почтительном поклоне голову воспитанницы.
-Хорошо, матушка. Сами взгляните.Здесь направо зала в три окна,а с левой стороны комната для прислуги и кладовая.В верхнем этаже четыре комнаты. Пожалуйте отдохнуть, чаю откушать!- Поля старается поддержать матушку за локоть.
-Сама.Сама. А что, Лука Федулыч?-матушка строго смотрит на Аполлинарию.
-Еще вчера за товаром с братцем уехали.- успокаивает матушку Поля.
-Ну, дай Бог! Дай Бог, хорошего пути им и удачи. Ладите?
Поля опускает ресницы и смущается.
-Ну, ну, вижу, что все хорошо.
Матушка Таисья садится в удобное мягкое кресло.На столе исходит паром горячий самовар. Сестра Параскева достает из корзины и раскладывает на столе монастырские гостинцы. Матушка поднимает руку и машет:
-Иди, больше ничего не надобно!
Монахиня кланяется и выходит, осторожно прикрыв дверь.
-А я к тебе, Аполлинария с хорошей новостью...-матушка не спеша отпивает чай.
-Нашла тебе учеников, чтоб ты не скучала.Три мальчика и четыре девочки.
Всем им по десять лет.Завтра к девяти придут. Сама на них посмотришь.
Позанимаетесь, а в двенадцать отпустишь их по домам. Родители твоих подопечных люди богатые и влиятельные. Вот и будут у тебя свои деньги на свечи ,подаяния, лепту для Храма, да и на подарок мужу, Луке Федулычу останется.
Говорила я с ним, знаю, что он для тебя денег не жалеет, но свое дело надо знать и иметь, чтоб для себя толк в жизни был.
Матушка пробыла в гостях два часа.Поленька проводила ее до кареты.
Садясь, игуменья обронила:
-Что дом-то родительский продали.
-Да.- ответила Поля.
-Сторговались.Задаток уже получили.Через три дня остальные деньги принесут.
-Слава Богу!-промолвила матушка Таисья и карета тронулась.

Вернувшись в дом, Поля приказала кухарке убирать со стола.Велела оставить только вазочку с шоколадными конфетами в яркой обертке.Любит меня матушка, а за что?-подумала молодая женщина.Спросила было матушку, а она пословицей отговорилась:"Не та родна дочь, что бежит от дела прочь, а та дочь родна, что на всякой работе видна." Стараться надо мне, на благое дело силы тратить. Поля подошла к резному киоту с иконами, перекрестившись, стала выбирать из лежащих на комоде священных книг чтение на вечер.
Монашество — это крестный путь, скорби и трудности неотъемлемы от него.Не каждому человеку он под силу...-прошептала Поленька.И не удержалась, воскликнула вслух:
-Это как же надо любить нищего, смрадного, темного, заблудшего человека, чтоб молиться о нем и его грехах всю жизнь, как молится матушка Таисья.
Полю охватила тоска по родителям.Поленьке живо вспомнились все нерадостные обстоятельства тяжелой болезни папеньки и маменьки и свое неизмеримое горе от их ухода в вечность.
Насколько утешительнее и радостнее ей было бы разделить с ними свою сегодняшнюю трапезу, окружить их заботой и вниманием.Как жаль, что в прошлом ничего нельзя изменить.Поля пошла вниз, желая предупредить кухарку о приходе учеников следующим утром, но подойдя к полураскрытой двери услышала песню.

Ой, чий то кiнь сто?ть,
Що сива гривонька.
Сподобалась менi,
Сподобалась менi
Тая дiвчинонька.

Все в Поле замерло.Она слушала и слезы лились по ее лицу.

Не так та дiвчина,
Як бiле личенько.
Подай же дiвчино,
Подай же гарная
На коня рученьку.

Вся боль и любовь исстрадавшегося сердца неграмотной и забитой тяжелой жизнью женщины поднималась к потолку и рассыпалась на мелодичные чистые звуки.
-Кто же Вас так выучил петь, голубушка? - помолчав, спросила Поля.
-Да само изнутри льется.-нимало не задумавшись ответила баба.

Спальню освещал только неяркий свет лампадки.Пахло ладаном и сухими травами.За окном были видны деревья и крыши соседних домов. Поленьке не спалось. Она вздохнула и стала припоминать рассказ игуменьи.

Рассказ игуменьи.

День не задался с самого утра. У меня так разыгралась подагра, что от боли по причине физической немощи, я всю ночь не сомкнула глаз. В начале четвертого часа келейница обложила меня подушками и я стала читать утреннее правило перед пятичасовой службой.За двадцать минут до окончания молитв, я попросила келейницу приготовить для меня травяной настой. Не успела я сделать и двух глотков,как с выпученными глазами ворвалась монахиня Ельпидифора и рухнула передо мной на колени.Матушка, дрожащими губами прошептала она, у нас убийство.
Кто жертва!- спросила я с трудом поднимаясь на ноги.
-Новая послушница, которую три дня назад прислали на исправление. Четырнадцатилетняя Глафира.
После того, как я услышала о смерти Глафиры, мое сердце затрепетало в груди и волнение, которое все усиливалось,не давало собраться с мыслями.
Послала монахиню Ельпидифору сторожить труп, а сестру Александру сообщить о происшествии околоточному.
Глафира была дочерью вдовы Медынцевой Ольги, из обнищавшей дворянской фамилии, не получившей по сиротству никакого образования. Отец ее Илья Ильич Медынцев умер от апоплексического удара когда Ольге было восемь лет. По прошествии времени замуж Ольга Ильинична вышла за отставного поручика романтического склада ума.Который через три года скончался от белой горячки.
Ольга задумалась о судьбе дочери,когда той исполнилось двенадцать лет, но определить Глафиру в какое либо учебное заведение оказалось невозможным, так как Глаша оказалась совсем не подготовлена.
Позарившись на дешевизну стоимости уроков, Ольга наняла молодого учителя.
В которого ее дочь и влюбилась без памяти. Открылось все случайно.Ольга нашла записку в кармане платья дочери.Скандал поднимать не стали. Учителю от места отказали.Глафиру отправили в монастырь.
Монахини живут всецело на своем содержании, не имея единого промысла.Разное социальное положение, достаток, не возможность комфортно обустроить свой быт
порождают грех. Тут и недружелюбие и зависть, и злоба. А сколько самолюбия внутри иной смиренницы. Порой страшно становиться, живем в монастыре, а пороки иных сестер глубже, чем у живущих в миру.
Я этим делом займусь, свое расследование по делу убийства девицы Глафиры проведу. Конфиденциально,не ставя в известность полицию.Кто-то же открыл калитку и вывел затворницу за ограду монастыря?
Келья привратницы Параскевы стоит у самых святых ворот, все ключи у нее.
В старице я уверена, а вот ее молодую помощницу попытать надо.

Уездный город Боровичи мал. Новости облетают его быстро.Венчание Луки Федулыча с девицей Аполлинарией обсуждалось в домах и кухнях всех горожан , что несомненно упрочило положение Поленьки в обществе.Скоро стало известно, что Аполлинария знает в совершенстве языки, точные науки и все Евангелие наизусть.
Причем пересказывает славянским текстом слово в слово все евангельские события,
что многим обывателям казалось несомненным чудом.
Они вошли в моду. Среди городской знати стало обязательным приглашать их на вечера и домашние спектакли.Совместные выезды в оперы и театр, хоть и были порой утомительны, но несомненно расширили деловые связи Луки Федулыча.

Игуменья иначе как милостью божьей брак Аполлинарии с Лукой Федулычем не называла. Вот уж на диво подобралась славная пара.Поленька открыла мужу всю свою душу, поверяя помыслы и желания, уповая на его мудрое и прозорливое усмотрение. Чему Лука Федулыч был несказанно рад.Холод одиночества, бессилия, когда она чувствовала себя лю-дям чужой, отступил. Она купалась в тепле и роскоши семейной жизни и, к стыду своему, совсем не думала о монастыре и мо-нахинях. С раннего утра попив чай и проводив Луку Федулыча в лавку, она начинала думать о том, каким бы вкусным блю-дом его попотчевать по возвращении. Лука Федулыч надарил жёнушке столько платьев и шалей, что многие висели в шкафу, ещё ни разу ей не надёванные. Поленька вязала ему из тонкой шерсти жилет по французской выкройке. Работа близилась к за-вершению.
Поленьке не обязательно было своими трудами добывать средства к существованию, знала, что здесь, под кровом родно-го дома, в крепких объятиях мужа, ей ничего не угрожает. Имея столь блистательные способности, молодая женщина считала своим долгом приносить пользу.Весь распорядок учебного года и каникулы были связаны с церковными праздниками (смысл каждого праздника Полень-ка подробно объясняла детям на занятиях).В программу обучения входили такие предметы: Закон Бо-жий (краткий катехизис) и священная история; чтение по книгам гражданской и церковной печати; письмо; первые четыре дей-ствия арифметики; церковное пение.
Занятия начинались в девять и продолжались до двенадцати часов пополудни.Кухарка приносила щи или суп, а также чай и пирожки. Дети обедали, одевались и шли с Поленькой на прогулку.Погуляв час, все возвращались, и уроки продолжались до че-тырёх часов.Детей забирали, и Поленька, поднимаясь по лестнице к себе наверх, замирала от счастья, как человек влюблённый и совсем мало ещё поживший, и не химера счастья, а самое что ни на есть настоящее наполняло её душу трепетом и восторгом, заставляя быстрее бежать по венам кровь.Всякий заботится сам о себе, и только Господь радеет обо всех, думает Поленька. Настолько тихо, спокойно и созерцатель-но внутренне жилось ей, что слова молитвы сами сходили с уст.Луч вечернего солнца подсвечивает пушок на щеке Поленьки, завиток волос, мочка маленького уха прозрачно розовеет на све-ту. Совсем недавно Поленька начала писать дневник, вот и се-годня после занятий молодая женщина сидит в мягком кресле у окна, придвинув к себе небольшой ломберный столик. На пер-
вый взгляд кажется: совсем просто проникнуть в окружающий мир через слово, связав воедино детали окружающего быта, предчувствий, снов... вот уже вечерняя тень ложится на лист, мысль, обретая осязаемую плоть, становится всё ярче и точнее. Картины жизни, как холсты, написанные твёрдой рукой худож-ника, встают с неоспоримостью факта. На свежем, спокойном и красивом лице Поленьки ничего не прочесть, нужно подойти совсем близко, чтоб увидеть в её глазах пылающий огонь вдох-новения. На днях приезжала матушка, и Поленька записывает слово в слово расследование запутанного дела об убиенной Гла-фире, которое настоятельница обсуждала с Лукой Федулычем в воскресенье за обедом. Поленька представляет юную девуш-ку в расцвете лет, лежащую в мокрой траве на пустыре за огра-дой монастыря. Брошенный рядом окурок. Нет ничего страш-нее внезапной смерти. Краткое мгновение жизни, вырванное
из настоящего, так же будет вычеркнуто из записных книжек, визиток и прочего газетного хлама.Живя в монастыре, Поленька просыпалась до свету и, дёрнув фрамугу маленькой форточки, вдыхала холодный, сырой воздух с улицы. Далее – там, за монастырскими стенами, – в это время стоял плотный белый туман. И хоть бы один звук ботала или ко-локольчика нарушил мёртвую тишину...Рассказ игуменьиКрест зависти, злобы, ненависти и людской глупости и жад-ности был спутник всей моей долгой жизни. Не каждый способен жить праведно, в простоте сердца идти путём, указанным Про-мыслом Божиим, не обращая внимания на хуление и наветы.За сорок дней до случившейся трагедии было мне видение: старец, облачённый в монашескую мантию, её ещё называют палием, имеет сорок складок по числу дней поста Господня; вот-вот, думаю, стрясётся какая-либо беда, ведь, по русской посло-вице, ?затишье перед бурей бывает?.
Сижу я, думаю, что Господь Своими непостижимыми судьба-ми Промышления о нас даёт мне это время для нравственного подготовления к предстоящим мне дням, исполненным многих скорбей. Так оно и вышло... предчувствие не обмануло меня.Я уже упоминала, что вновь поступившую девочку поручила заботам и надзору старицы Анатолии, а также монахини Варсо-нофии. Перед этим я имела долгий разговор с матерью Глафиры. Материальное положение семьи было катастрофическое.Поправить его могло только удачное замужество дочери, ко-торой шёл пятнадцатый год. Высокая, с вполне сформировав-шейся грудью, Глафира выглядела старше своего возраста. Русая коса, большие серые глаза и то, что она происходила из хороше-го рода, давало надежду на устройство её судьбы.Ольга Медынцева начала вывозить дочь в свет. На наряды и обувь юной красавицы было потрачено гораздо больше денег, чем могла позволить себе вдова.
Мать и дочь уже посетили несколько вечеров и домашних спектаклей, но Глафире не хватало образования, чтобы заинтере-совать серьёзного жениха. Девушке мешали скованность и сму-щение, неумение вести себя в обществе, но, несмотря на это, мать не переменила свои мысли и намерения. Она возлагала большие надежды на Святки, когда начнутся всякого рода увеселения.В дом зачастила портниха, которая и посоветовала во время примерки и совещаний о платьях нанять дочери учителя, чтоб образовать её общими сведениями о всевозможных науках.Учитель оказался на удивление молод и красив. Глафира, ко-торая жила до этого в полном затворе и совершенно не знала жизни, потянулась к молодому человеку всей своей одинокой душой. Она ещё не столкнулась с супружеской жизнью лицом к лицу, о любви девица черпала сведения из старых романов, которые нашла в сундуке. Глаша воображала в лице мужа пре-красного любовника и благодетеля, готового потакать всем её капризам и желаниям, вовсе не понимая условий для супруже-ской жизни.
Ослеплённой любовью прелестнице казалось, что их чувства взаимны, она готовилась со своим избранником вступить на по-рог жизни самостоятельной, светской, свободной.Не видя серьёзного основания для любви дочери к учителю, Ольга Медынцева сочла это за мечту экзальтированного вообра-жения, увлечение юности и тому подобное и, разумеется, нашла нужным всеми силами противостоять ему в надежде рано или поздно разбить эти мечты.– Мамочка дорогая, – плакала Глафира, – не гневайтесь на меня; но я не могу не чувствовать, что не в состоянии буду жить без него, бывать в свете, я люблю Петра Евгеньевича, не хочу вас оскорбить своим признанием... – Ольга М., поражён-ная такой неожиданной новостью, совсем смешалась, однако, овладев собой, строго произнесла:– Ну, мы это ещё увидим, а пока, если ты не хочешь раньше времени меня уложить в гроб, не повторяй мне никогда этих слов.
– Я томлюсь, как птичка в клетке, и Бог один видит, как болит моё сердце. – Глаша задыхалась от давивших её слёз.– Перестань, не говори больше ничего, – возразила мать. – Бог с тобой, поживи в монастыре, но крепко помни, о чём я тебе говорила, и обдумай всё хорошенько. Юноша этот не-богат. Ни содержать тебя, ни защитить он не сможет. Да и ты никакого мастерства не знаешь. Вам не на что станет жить, – Ольга М. столь нежно и ласково посмотрела на свою дочь, что та смутилась. Уходя, на прощанье Ольга Медынцева обняла ипоцеловала её. Стем домой ипоехала, оставив дочь намоё попечение.Знала бы она, какой скорби и отчаяния станет это дело и хва-тит ли сил её выдержать внезапно обрушившееся горе...
Мать надеялась, что часы уединения и молитвы подкрепят упадавший дух и надежду на милосердие Божие, а вместе и со-общат дочери решимость не поддаваться никаким соблазнам. Но вышло всё по-другому. Опасаясь, что любимый её забудет, Глафира придумала следующий оборот своей жизни, для чего, впрочем, требовалась и маленькая хитрость, к которой она и прибегла, примерив на себя облик полной смиренницы, затво-рилась ото всех в выделенной ей келье. Её не неволили, на служ-бы девушка ходила по желанию.Мысль о Петре Евгеньевиче и воспоминание всего невозврат-но прошедшего, дорогого сердцу, не давала Глаше покоя, часами она рыдала, уткнувшись лицом в подушку. Душевная боль вызы-вала ужасные страдания, облегчения не приходило.Пётр Евгеньевич не давал о себе почему-то знать, а сама де-вушка написать ему не могла, таким образом, связь между ними прервалась.В один из таких периодов тоски, вечером, Глафира закрыла глаза и мгновенно погрузилась в глубокий сон. Через десять ми-нут Глаша проснулась с ответом на свою мысль: ?Ты хочешь ви-деть любимого? Так беги к нему?.
Валентина ДушинаВалентина Душина5253Девушка села на своей койке и мало-помалу начала сознавать действительность, в голове, как гвоздь, засел вопрос: где взять монашескую рясу и чёрный платок, чтоб выйти за ворота?Её ум вернулся к обыденной земной жизни. Глафира поти-хоньку встала, оделась, умылась и, вышед осторожно, пошла в сторону кельи привратницы Параскевы. Подойдя, по заведён-ному обычаю Глаша сотворила молитву Иисусову, ответа не по-следовало; думая, что монахиня не слышит, девушка приотвори-ла дверь чуть-чуть и повторила молитву уже довольно громко; ответа опять не получила.В комнате никого не было. Глаша направилась к прикроват-ной тумбочке и, выдвинув ящик, обнаружила запасные ключи, она взяла ключ с деревянной биркой, на которой было написано слово ?калитка?, и стремглав выскочила вон. На пути к себе ей никто не встретился.На следующий день Глафира встала к утрене, в 4 часа утра девица была уже на ногах; потихоньку сторожась и оглядываясь, вышла через калитку за пределы монастыря, надеясь незаметно вернуться к поздней Литургии.
Но кто-то, похоже, сторожил выход из калитки. Глафира по-лучила прямой удар ножом в сердце.Подозрение пало на Скобеева Петра Евгеньевича, бывшего учителя потерпевшей.Но подкрепить подозрения уликами и свидетелями не уда-лось.Выяснилось лишь то, что за три дня до происшествия он вые-хал за границу с дамой полусвета Бланк Ириной Ефимовной.Дело приостановлено до выяснения новых обстоятельств преступления.Поленька дописала последнее слово и закрыла дневник.












Метки:
Предыдущий: Бедные люди живопись
Следующий: Рваное сердце