А мне дыры латать, чтоб в корыте помыться

посмотри, где ещё не смотрел,
да пусть тайны раскроют карты,
ведь любил всегда, это главное,
приходил за судьбой спустя рукава, –
выходил, с полным стаканом,
пил с первым месяцем февраля,
закусывал, выпавшим из окна снегом,

когда младший из братьев, – голодный пёс
смотрел глазами голода,
заходил в лавку слёз, что ещё за глаза не закрыли,
покупал стекло стылого воздуха,
вдыхал несъедобный запах ванили,
тупоносые цапли острое кровью мыли,
собой пса кормили…

ты всё делал правильно, ты чувствуешь родство,
один костёр жжёт, другой вспоминает тепло,
а упавшие звёзды не тушат себя, пропадают бесследно,
так надоело на небе им быть клавишами фортепьяно,
угрюм древний канцелярский стол вокруг гробовой тишины,
вползает скрип пера моего, и мечутся буквы…

волна на реке всегда спрашивала: –
почему пишешь о том, что плаваешь во мне,
ныряешь за годами своими на самое дно,
слушаешь карканье птиц, что предвещает лишь вороньё,
мокрые чернила мягко коснутся листа,
словно навеки прилипли выворачивать слёзы из слов,
в кулаке держать пальцы, наметив удар,
– неужели твоё, говорят…

а я не научился отвечать волне,
пусть и сижу часто на берегу,
вопрос уплыл, где такие - же ждут,
тащат слова в бесконечный туман,
их слёзы капают, вытирая взгляд,
они себе не принадлежат,
река – это жидкое небо, где я в сапогах,
рассказал тебе о себе…

лучи глаз не пускают день, раз ночь бельмом настаивает,
говорит – тебя не прочтёт поколение,
ты локти стёр ночи, ползая за словами дня,
искурил правдой жевательный табак,
по ночам приплывает сон,
укрывает влюблённых и не влюблённых,
ты сидишь у корыта дырявых слов,
дыры латаешь, из фраз прокажённых.