6. У вас ум светский, но не для забав

Глава из тома ?Генриетта Французская – королева Англии?
(предыдущий эпизод ?5. Цвет дворянства весь в моей лишь роте?
http://stihi.ru/2021/06/01/2991)

Когда в мечтах о боге иль титане
слоёная, как праздничный пирог,
жизнь радостна, досадны лишь детали.
Тайком рискнуть! Но кто бы постерёг?

По жизни, коль ещё вы не летали,
летать дано не всем. И только стаей
возможно всюду вдоль и поперёк…
Вздыхать бы всласть, а Рок уж и налёг…
Беря за удовольствия налог,
по чьей судьбе промчится он, как стайер?

Толкая как в чертог, так и в острог,
для дамы-обольстительницы таймер
последствий запускает явно Рок,
нечасто украшая жизнь цветами.

Но краше ли быт женщин-недотрог,
сидящих зря за всеми воротами?
На вышивках у них единорог
и белый принц. И оба с бородами…

…Недуг любовный мил до спора даме…
Начав любовный жизненный забег
с неистовыми чувственно чертами,
любить бы бесконечно без помех!
Но вот пример без ясных очертаний.
По случаю пришлась горячей даме,
у коей свет не зря в глазах померк,
по вкусу песнь любви. А где ремейк?!

У женщины с напором, как в фонтане,
взыграла страсть? Какой задать ритм ей?
Грозит ли ночь враждебными фронтами?
Коварны люди. Черти похитрей.

Хоть сто чертей! Вся эта свора даме
в подмётки не годится! Как репей,
кровь липнет. Лей чужую или пей.
Жизнь – это конъюнктура или play?
Твердыня, но с гнилыми воротами,
алмаз в простой ржавеющей оправе…

…Знаком вам отче Жозеф дю Трамбле –
творец жестокий приговора даме,
пусть дама и с преступными чертами?
Миледи он (не в ходе ассамблей),
уйдя от снисхождений и соплей,
всегда ассоциировал с чертями.

Топча ногами залежи граблей,
и ночью маршируй, и утром млей.
Силён в интриге, как на поле брани,
и в средствах неразборчив при охране,
монах возглавил службу при тиране
(был в юности военным дю Трамбле).
Встряхнёт дух и в юнце, и в ветеране
вид рыбок золотых, а не пираний.
Сакральна страсть, чтоб стать ещё сакральней?
Пропой свой мадригал, а не проблей…
Как боцман на военном корабле,
стал серый кардинал суровым крайне.
Жизнь с юности сулила ком проблем?
У Франсуа Леклера дю Трамбле
был грех с дворянкой в молодости ранней.
Судьба и Рок последствий не стирали.

Вполне закономерен путь земной:
рожают дамы летом и зимой.
Тут быть не обязательно провидцем
(рождённый – то ли чей-то, то ли мой).
У отпрыска вполне был волевой
воинственный характер, а к девицам
подъехать по прямой и по кривой
он мог идейно: вени, види, вици.

Однако по порядку к тайне трёх
и, собственно, к развязке ласк горячих…
Вернёмся к дю Трамбле мы не в упрёк.
Случайный он отец как спермы вкладчик.

От гласности юнца Бог устерёг:
тут буйствуй, тут замри, свернись в калачик –
никто не упрекнёт за бычий рог.
Хотя мир и прозрачен, и широк,
секрет интимный лёг в надёжный ларчик.

Когда замужней даме вышел срок,
у грешницы родился чудный мальчик.
До Жозефа слух, даже без сорок,
дошёл лет через двадцать пять от зрячих

пронырливых агентов. Связь времён
сквозь ширь окна, лишившегося ставен,
способна тайну снять: Арман д’Эгмон,
похоже, сын внебрачный, но и сам он
не ведает о казусе таком,
поныне; сдав на доблесть свой экзамен,
на титуле мчит бравым седоком…
?…Отправить тайно весточку Роксане?
Признать себя папашей-мудаком??! –

вращая в изумлении глазами,
сочтя агентов чуть ли не ослами,
монах взял под сомнения доклад,
но вдумчиво все факты сопоставил
и, чутко прикипев к ?сыновней? славе,
за графом указал вести догляд.

Монах решил: ?К чему исповедальня,
когда я сделал выводы фатально?!
Похожи нос и верхняя губа.
Есть сходство по черте волос у лба.
И столь же челюсть нижняя брутальна.

Так это иль не так – на то и тайна.
Однако, если нас ведёт Судьба,
не вправе сын в чужом остаться стане,
не должен подчиняться вражьей стае
до самого до Божьего Суда.
По нраву мне хрусталь, а не слюда.

Д’Эгмона закусать бы мог, как овод,
за то, что от Субиза, после встреч,
граф тайно заводить намерен речь
с предателями в Лувре… К чёрту довод!
Теперь есть у меня моральный повод
использовать сынка, но и беречь.

Цветник же в Лувре должен быть прополот.
Притом, что граф не станет сорняком,
притом, что сын силён ещё и молод,
ему от нас бы жить особняком.

Ждёт отпрыска тут отдых, а не гон.
Нет, всё-таки гибридный отдых гона.
Не будет в этом виде для д’Эгмона
от нашей канцелярии вреда.
И даже не испортятся, что норма,
вино в закрытой таре и еда?.
* * *
– ..Мой штат напомнил мне, как образ, улей.
Агенты мне на вас глаза разули,
права на самосуд себе забрав.
У вас ум светский, но не для забав, –
глаза у Ришелье – две амбразуры. –
Я вас не пригласил садиться, граф.
Вам жить не до ста лет, вы не стоглав.
Так будьте же при мне благоразумны
для вашей же, граф, пользы! Я не прав? –
до слов-угроз морально не упав,
прелат смотрел на графа, как удав. –

Шпионов отловлю, поскольку здешних
раскрыл я всех, хотя и не кудесник.
Вы шарите, как коммивояжёр,
и кое с кем в делах незримо тесных
зарвались так, что нужен ревизор.

Мне устно донесли, что вы – мятежник, –
прелат де Ришелье поставил взор
глаза в глаза. – Шпион мой – не потешник,
но мог и ошибиться, в деле скор…

…Ответьте мне, как будто вы – мой крестник,
а я – куратор всех земель окрестных.
Вы помощь ждёте с моря, или с гор?
Вот, выпейте для храбрости ликёр.

Откройтесь мне, доверьтесь этим стенам.
Свидетелей не нужно как гостей нам.
Чужие уши – даже не декор…
Смешно упрямство мне наперекор…
В Союз наш в пику прочим всем системам
поверьте навсегда и прямиком.

?Для вас съедобный я, похоже, корм!
Прелат, вы – демон! Чёрта на хвосте вам! –
таскаемый морально за вихор
д’Эгмон поник. – Уж лучше женский хор!
Да лучше б я продался бабам-стервам
и был залюблен ими на измор?! –

гость виду не подал, что он растерян,
и тщился угадать, какой финал
разборок ждёт его. Шанс выжить мал.
Какую-то игру вёл кардинал –
интриги мастер – с ним, как с подмастерьем,
но граф д’Эгмон за мзду, за ордена

свою не продаёт честь! Он был верным
отважным протестантом и навек
останется таким, отбив навет.
Течёт в нём голубая кровь по венам,
но с недругом быть трудно откровенным.

Шагнув, как в муравейник муравьед,
пытался граф шутить, как экстраверт:
– Печали у меня нетиповые.
Без вас тут я завыл с тоски бы. Вы ли
должны нести мне благо или вред?

Как честный гугенот и правовед
Арман д’Эгмон без радости впервые
с прелатом оказался тет-а-тет.
Куда не занесут пути кривые,
коль есть Душа и есть авторитет,

чей спор заводит в дебри роковые!
Какие есть лазейки боковые?
Какие тёрки с ним перетереть
надумал кардинал, пусть даже треть
из них не повод, чтобы умереть!

Граф в западне был, с чем соизмеримой?!
Улыбка кардинала Ришелье
казалась многим попросту змеиной,
но только тем, кто трясся, как желе.

С чужим эскортом, но в своём седле
д’Эгмон явился в гости не с повинной –
нашёл в улыбке юмор уловимый
для щуки с карасём в одном ведре.

Надёжно свой спасают ливер те,
кто любит риск, но помнит о вреде.
Прелат как папы римского наместник
резвился в выражениях не пресных:

– Политики Французские – везде
зверьё неукротимое, но шесть их
вождей маню в кошёлку для груздей.
Держать пытаясь фауну в узде,
я львов встречаю много разношерстных.

Ищу союза с вами по нужде.
Лазеечку в гряде препон уж где
искать, как не среди душ самых честных!
Дойду до откровений самых лестных.
– Не заслужу их и за уйму дней.
– Вы – не католик, но не иудей.
Христос благословил вас повсеместно –
есть общность наших с вами, граф, путей.
Я рад, что это вам теперь известно.

Д’Эгмон угнулся: – Зря! Я для людей –
Пример не лучший. Словно иудей,
доверие утрачу неоплатно.
Я тот кабан, что жаждет желудей,
но в бор заходит, если не накладно.

Лелея совесть, верен в том будь ей.
А я своей… не очень элегантно
грозить посмел изменой многократно.
От честности своей в узле путей

я безо всяких внешних в деле грантов
в кровищи извозился до локтей…
– …в чём я от вас не жду иных гарантов.
Вы – лев во всей красе клыков, когтей.

На пике жить – не нужно вам пуантов.
Соратник знатный принца де Конде,
вы, граф – авторитет для протестантов
и самый яркий камень в их колье.
Найду в вас друга или арестанта?
Я всей душой, – сказал де Ришелье, –
за то, чтобы эдикт эпохи Нанта

стал актом самой вечной из эпох.
На углях раскалённых без сапог
мы топчемся до жажды эротизма.
Мечтающий разбить единый блок
во Франции жив дух сепаратизма.
Ославлю я его до остракизма,

ведь он не просто плох. Смертельно плох
сейчас для государства на подъёме!
Мы вправе говорить об общем доме,
моральный наложив на всех налог,
чтоб в будущем на Францию не лёг

цинично враг английский иль испанский…
…О чести говорю как о добре.
Бываете вы мало при дворе,
поэтому ваш гонор протестантский

в Париже не нажил себе врагов.
А в Лувре – тьма спесивых дураков!
И столь же яр Субиз ваш в Ла-Рошели,
что льёт де факто и де юре кровь,
как изверги за годы двух веков!

Не много ли у Франции на шее
безумных властолюбцев?! Неужели
и вы из них?! Нет, граф, вы не таков.
Вы ради процветанья Ла-Рошели
на бойню не ведёте простаков…

В мессии ли нуждаясь, во враче ли –
когда б остановили мы качели
гражданских войн до полной тишины,
от замыслов безумцев, псов войны
останутся им грёзы лишь да сны!
Итак, я – враг безумия в Париже,
а вы, граф – в Ла-Рошели. Мы должны
на этой почве стать друг к другу ближе.
– Висеть на волоске мне? – Как нежны!

Сгубил бы вас не раз, но не губил же!
От вас в восторге я и МИД, аж нить
беседы сам теряю, но… тошнит
меня от мысли, что ваш дух обижен
коварным, неуёмным де Субизом.

Нам с вами на одной бы плыть волне!
Ну, как? Я убедителен? Вполне.
И с вами, граф, не раз ещё об этом
мы тут порассуждаем в тишине,
забыв, что вы замараны наветом…

К чему сиять вам безрассудно светом?!
Со мной сверкать вам ярче во сто крат,
без устали, смеясь, бодаться с ветром.
?Вы – солнце?! – так сказал бы вам Сократ.
А я вас видеть в буйстве красок рад,

чтоб службу предложить не в синекуре.
Живёте, как мудрец, но Эпикур ли?!
Вы – мастер по созданию преград
противнику сродни природной буре.
Когда надёжный нужен арьергард

в огне отхода в проигрышном туре,
рад выискать я ангела в натуре.
Не враг на боевой арене – гад,
а тот, кто предаёт. Мол, всё в ажуре.
Но вы, в моих глазах, не ренегат.
И не были овечкой в волчьей шкуре.

Мне надо ли таким пренебрегать?!
Ценю в вас остроту как в балагуре,
чтоб в долю шутки вовремя вникать.
– Вы знаете меня в любой фактуре?
– Доверил бы вам пост я в префектуре.

Вы честным быть способны – мне не лгать.
– Сомнения берут при виде бури.
Я – топкое болото, а не гать.
– За прошлое нет смысла вас ругать.
Чтоб я счёл вас де-факто и де-юре

своим агентом верным аккурат,
скажите что-то в духе Эпикура,
ответьте мне, мой будущий пират.
Насколько вы достойная фигура?

Так хочется шепнуть: откройте, брат,
свою мне душу с чувством балагура!
– При мне всё есть: ум, честь, мускулатура.
– Ответьте мне хоть парочкой тирад,

таких, чтоб не смотрел на вас я хмуро.
– За вас и в шторм я в море выйти рад!
И шпагу применю, и блеск гламура.
– От слов мне впору слёзы вытирать.
– Вам власть бы легендарного Тимура!
Спокоен априори я за рать,
которую возглавите вы мудро.
Пред мудростью, ну как не спасовать!
Пред вами лично я не виноват.
Чтоб новое встречать с задором утро,
вам рад уже сейчас кричать виват!

Опорой вашей стал! Чего скрывать!
– Ценю здоровье с блеском перламутра.
Здоровый я – в отца, а хворый – в мать…
…Мне видится пока опора мутно –

я в плаванье отправлю ваше судно.
Потом рад буду вас в опоры звать.
Чтоб я не примерял гонцом вас в ад,
коль вы солгать решитесь безрассудно,
в контракте распишитесь!.. Вот и чудно!

– Тогда лишь сам себя не прокляну,
когда пойму: верна ли вам Отчизна?
– Есть шансы, рассуждая по уму,
страну оздоровить и парой клизм, но,
скорей, я кровью Францию уйму,
чем сдам её огню сепаратизма!

Сначала всё подполье прочь турну!
– И чей вам дух развеет эту тьму?
– Проримски с долей, может быть, садизма
политику веду вне оккультизма.
Врагов и духов выдворю в тюрьму –
тогда зааплодирует Отчизна…

(продолжение в http://stihi.ru/2021/06/10/3086)