Мясорубка часть 7

Изверги
Изгнание немецких женщин

Что было до сих пор, то были лишь пока цветочки,
А ягодки – с шипами – ещё будут впереди.
Теперь правители дошли до самой высшей точки:
Они от деток матерей в неволю увели.

В немецких семьях только бабушки отжившие остались,
И в некоторых семьях доживали старики,
А дети в одночасье сиротами оказались:
Теперь себе питанье сами добывать должны.

Без всяких средств к существованью семьи оказались.
Уделом немцев: без просвета стала нищета,
А дети беспризорные голодными скитались,
И тихо погибали те! Сбылась же Сталина мечта!

Теперь и женщин в рабство сталинисты ?заточили?.
Мужчин, тех трудармейцев, всех пустили уж в расход.
Их женщинами, звери, полномерно заменили.
Додуматься до этого мог только полный идиот.

Ведь матери – хозяйки испокон веков детей растили.
Любя заботились, выхаживали малышей.
Но изверги страны Советов гнусно их поработили,
Забрали матерей, оставили на произвол судьбы детей!

Без всякой же провинности всех немок в лагеря загнали!
Забор над ними четырёх метровый – весь колючий встал.
А в сумерках со всех сторон прожектора их освещали.
На всех углах, на вышках снайпер на часах стоял.

Их немцев, как преступников, чекисты охраняли!
Сопровождали на работу с помощью собак.
Питанье скудное давали, лишь бы не ?сдыхали?,
А на ночь загоняли их на нары, в пребольшой барак.

Их: триста тысяч – немок – матерей в рабынь вдруг превратились!
Одним лишь росчерком пера ?Великого вождя?-
Убийцы подлого. Ведь по его вине невольницы те появились!
Такого беззакония! То мир ещё не видел никогда!

Нигде и никогда в любой стране не поступали,
Как этот ирод с женщинами нашими он поступил!
Их, словно каторжан, на труд тяжёлый привлекали!
Отец народов – отчим злобный - падчериц своих губил!

Рыть котлованы в вечной мерзлоте их заставляли:
В тайге сибирской на морозе норму дать должны.
Железные дороги сроить, уголь немки добывали,
И даже корпуса заводов строили они!

Как этот монстр дикий со своим народом правил:
Бесчеловечно угнетал он немцев – злобный сей палач!
Стереть с лица земли всех немцев – цель себе поставил!
Энкаведешникам предписано: их до смерти карать!

Сначала немцев из насиженных их мест изгнали,
Нарушив жизнь привыкшую, нарушив их права!
Дома и скот, хозяйство- всё у них, скоты, забрали!
Вещей лишь разрешали брать - семья, что унести могла.

В сибирские колхозы мирных немцев выселяли.
Туда, где вечно из-за климата царила нищета.
В колхозы - без жилья, без средств существованья поселяли.
Селили в банях. И в сараях. Даже – в погребах!

И люди местные там тоже в нищете буквально жили.
Спасеньем был у каждого свой личный огород.
А плату за работу им в колхозе не платили.
Сам трудодень использовался, как участие в труде, учёт.

Когда сюда прибыли немцы, тут зима их захватила.
Работа: из-под снега доставать колхозные хлеба;
И тут же - на морозе том бригада снопы молотила.
Возили хлеб на конях государству в закрома.

У немцев пришлых не было запасов с огорода.
Буквально нечем было им семью свою кормить.
Просили председателя им дать зерна немного.
Трудяги немцы обнищали, нечем было жить!

А тут ещё: у них несчастие. Беда случилась.
Всех немцев – мужиков в трудармию забрали, в лагеря!
Такая весть! Им даже в страшном сне не снилось!
Кормильца увели. Надейтесь, бабы, только на себя.

Но это, для преступников Кремля, казалось было мало.
Теперь решили женщин – немок в рабство всех загнать!
Мужчин тех в лагерях уже почти совсем не стало-
Пусть женщины теперь в труде их будут заменять.

С шестнадцати – до сорока пяти их забирали.
Оставили беременных и женщин – до трёх лет с детьми,
А остальных – всех от детей, что старше трёх сгоняли,
Остались без родителей все дети – сироты!

Подняв на женщин – немок - руководство руки,
Их вырвали из ссыльной жизни, нанесли удар.
Тем - сотни тысяч стариков, детей их обрекли на муки,
Оставив их совсем без средств! Какой кошмар!

Забрав родителей обоих! Это – умопомраченье!
Оставить без присмотра беззащитных маленьких детей!
А это значит: что семья святая – из святых их разоренье.
В итоге: тысячи детей бездомных!- С голоду смертей!

Мужчины – немцы в лагерях от голода все погибали.
А женщины пойдут за ненемецких женихов.
И дети их – уже фамилии другие получали.
Семья немецкая исчезла. Нет и батраков.

Тогда образованье немцам вовсе не давали.
Рабам работать надо. Повседневно норму выполнять.
И во престижные их институты не пускали:
Не должен немец здесь людьми в России управлять.

На долю женщин выпали такие испытанья:
Потери Родины, имущества, родного очага!
Потери сыновей и мужа! Непосильные страданья,
И расставание с детьми, быть может, навсегда!

Как может человек живой терпеть такие стрессы?
И сохранить живую душу, силу чтобы жить!
На Родине, на воле, верно, жили, как принцессы,
Как могут эти женщины такие беды пережить?!

Режим лишил её всего. Забрал у ней свободу!
Теперь она, как тысячи, немецкая раба.
Погнали их – рабынь на Север. В дальнюю дорогу.
Увидит ли ещё когда родных - не ведает она.

Её там содержали, как послушного зверька, в загоне.
Ей оставляли выход – только в северные холода.
Принудили её чужую жизнь прожить в неволе-
Сей путь ей начертала Сталина кровавая рука!

Он – душегуб! Миллионы немцев злобно уничтожил!
Назначил им вину! И строго немцев покарал!
За лживую вину из немцев редко кто-то дожил.
От голода и холода в тех лагерях почти никто не выживал!

Свидетели истории российских немцев.
Из материала газет и журналов.

Пишу о судьбе Веры Геннинг.

О женщинах писать? Пусть сами женщины расскажут,
Что немки в ссылке выстрадали – есть им что сказать,
Что власти их безвинно истязали – всё докажут!
Теперь коварные убийцы не заставят их молчать!

В тот август сорок первый год их с Крыма выселяли.
Товарные вагоны шли со станции Джанкой.
С тревогой на душе, с надеждою вернуться, уезжали-
Бог даст - всё образуется, вернутся в Крым родной.

В то время немцы планы Сталина пока не знали,
Что вождь над немцами занёс топор войны над головой.
И что их выселяют навсегда - не понимали:
Куда везут? Никто не знал ответа на вопрос простой.

В вагоны, как селёдку в бочки, их битком ?набили?.
И две недели, словно в душегубке, их везли.
Вот поезд в Северной Осетии остановили-
В район Наурский их в колхоз какой-то привезли.

И благо было лето, их в сараях разместили.
Работали в колхозе немцы на больших полях,
А за работу им, конечно, мало, что платили.
Питанье было скудное. А на душе был страх!

И здесь же про Указ переселенья немцы всё узнали:
Опять в дорогу собираться приказали им!
Продукты на неделю только им всего в колхозе дали.
О пропитании в дороге не заботился режим.

Теперь опять на месяц их в вагонах ?разместили?,
И повезли на Север немцев в Казахстан.
В районе том уж тысяч несколько переселенцев было,
Наверно, где-то был нарушен перевозки план.

Их на постой к себе в селе колхозники не брали.
Куда деваться, где зиму холодную прожить?!
Для них колхозные сараи как-то утепляли-
Рабы уже не могут эту подлость в корне изменить!

А Вера, как и все, со взрослыми в колхоз ходила-
Пятнадцать было ей. Детям нельзя было гулять.
Хлеба в колхозе осенью ещё тогда скосили,
Теперь же немцам из - под снега хлеб сей нужно добывать.

Валки выкапывали вилами и в кучи всё сносили.
Возили в скирды неудавший бесхозяйственностью хлеб.
Ещё бригада на комбайне - этот ?ворох? молотили.
Что зёрна половина осыпались - не секрет.

Так ежедневно немцы, утопая в снег, валки искали.
Ходили, как геологи - искали, где валки лежат,
А вечером уж в темноте их волки провожали-
Глаза у рыжих тварей, словно фонари горят.

За целый день, что в поле с вилами валки искали-
С утра, как рассвело, и целый день до самого темна-
Им за работу каждому зерна по килограмму выдавали,
То это немцев от голодной смерти сберегло.

Не вечно же с кормушкой этой - их пшеницей баловали.
Уж в январе, как гром зимой, закончилась она.
Подростков всех и мужиков в трудармию забрали!
Лишились семьи своего кормильца навсегда.

А зимы в Казахстане каждый день там лютовали.
В Крыму же снегу не было, морозов тоже никогда.
А тут бураны ежедневно ночью заметали.
На Родине в Крыму уж начинается весна.

Задолго до рассвета на работу уходили.
Все женщины, подростки на работу утром шли.
Мужской тяжёлый труд же на себя они взвалили:
На станции с зерном грузили там тяжёлые мешки!

А так же в дальние леса на конях выезжали:
Готовили колхозу для постройки круглый лес.
Для отопления дрова колхозу - женщины снабжали:
Возили всё на лошадях. Грузили этот страшный вес.

А Вера и сестра на сборку колосков порой ходили:
За это дело взрослым дали бы пять лет тюрьмы,
А сторожа - коли детей поймают, то кнутами били,
И собранные колоски вложили для себя в мешки.

Что очень странно - сбор колосьев людям запрещали-
Голодным, то была хотя какая - то еда.
Ведь всё ровно стерню, как правило, до вспашки поджигали,
И сам не хам и вам не дам – такая вот политика была!

А осенью сорок второго к ним опять беда явилась:
Теперь им женщины – рабы для лагерей нужны.
Мужчины с голоду ?ушли?, как будто испарились-
Их умертвляли медленно и методично ?дикари?!

А сельсоветы срочно по детям уж списки составляли:
Кого куда их можно будет к семьям подселять,
А матерей, шакалы, от детей родимых забирали:
И дети не увидят больше в жизни свою мать!

А матери от ужаса почти с ума сходили:
Как можно оставлять на произвол своих детей?!
Хоть было голодно, но дети рядом с нею были-
Никто не пожалеет, не накормит кроме матерей.

Насильственно разрыв меж кровных связей совершили!
Трагическую акцию устроил вновь НКВД!
Они родителей от их родных детей навеки разделили:
Такое варварство не может в мире быть нигде!

Как быть с детьми? То матери в сердцах вовсю рыдали!
?Не наше дело! Сунь куда захочешь! Мы тут непричем!?
?Так может их убить??- От возмущенья матери кричали!
Ответ был: ?Убивай! Никто не будет плакать нипочём!?

В колхозе по возможности детей распределяли:
Придали видимость заботы, мол, пристроили детей.
Подчас насильно власти их в семью внедряли,
Травмировали неокрепших маленьких людей.

Беда тем детям, что у бабушек уж старых оставляли,
Где не было работников. Там голодали, стар и млад!
Те прародители, конечно, в скорости поумирали,
А дети – сироты - те попадали в настоящий ад!

Те дети, что постарше, все по сёлам побирались:
Заботились о младших своих братьев и сестёр.
Спасти их от голодной смерти старшие старались:
Просили милостину - шли толпой из двора в двор.

Прощаясь, матери предвидели детей своих страданья!
О детях постоянно кровоточила душа!
Ведь не надеялись, что будет им с детьми свиданье:
Погибнем мы, иль дети не ?дотянут? до такого дня!

По десять лет родители в тех лагерях страдали,
А дети, что не умерли – кто выжил, подросли.
Но жили все в неведенье, и ничего не знали:
Сложилась как судьба у них - не ведали они.

Писать друг другу письма власти строго запретили:
В секрете были сталинские все концлагеря.
Поэтому родители о детях ничего не знали,
А дети - брошенные те - трагически была у них судьба!

За преступленье Сталина и Берия не будет им прощенья!
За униженье и страдание в неволе матерей!
У этих живодёров было, видимо, в мозгах затменье:
На совести у них – миллионы же загубленных людей!

Пишу о судьбе Лизы Лауфер.

Их в сорок первом с немреспублики, как всех, переселяли.
Попали в Омскую же область в Краснояр село.
Жилья в колхозе ?чужеземным? немцам не давали:
Пришлось землянки строить им. Почти из ничего.

Через полгода мужа, как других, в трудармию забрали-
В Сибирь, на стройки гособектов, в лагеря.
У семьях всех повально знать кормильцев отобрали:
Остались женщины с детьми же на чужбине в холода.

У Лизы на руках детишки малые остались:
А было трое их. Как Лиза будет малых поднимать?
А власти им вообще не помогали, только издевались!
Наверное, придётся всем им с голоду здесь погибать!

Но в ноябре сорок втором повестку Лизе вдруг прислали:
Ей нужно собираться и явиться в сельсовет-
Иметь питание в дорогу на неделю обязали-
Одежду зимнюю с собой рабочую иметь.

?Куда детей девать??- В повестке власти не сказали.
У Лизы не было в колхозе том кого-то их родных.
Искала мать в селе, чтоб кто-то деток её взяли,
И обращалась в сельсовет: ?У нас полно забот без них!?

Ведь дочке старшей уж одиннадцать годов ей было,
А девять было Кате – дочери второй,
Но за Антона – четырех лет сердце больше ныло.
Но мать не в силах что-то изменить, хоть волком вой!

Все отмахнулись, ведь чужие дети всем помеха:
У каждого свои проблемы, ведь идёт война.
И трудности у всех, забот, что нет от них просвета.
А тут живые дети же: им ласка, и любовь нужна.

?А может, Аня будет вам заместо мамы вашей?
Мы все поможем ей, колхоз ей тоже будет помогать:
Присмотрим за детьми все мы артелью нашей?.
А председатель даже уверял им что- нибудь давать.

Пришёл тот день трагический- с детьми прощанье.
У сельсовета собрались зеваки, как на торжество:
Им было интересно и забавно матерей страданье.
?Фашисток лагерь на Урале ждёт уже давно!?

Подводы ждут уже. Все ?ямщики? в тулупах белых.
?Пора нам отправляться!?- Старший кагебешник объявил.
А местные мальчишки, видя дядек в форме – смелых,
И каждый против немок тех в душе героем был!

Ещё в глазах стоит трагическое то прощанье.
Ведь матери предчувствовали, что уходят навсегда!
А дети, будто клещ, вцепились в мать, отчаянно рыдали-
Палач – начальник угрожал наганом!: ?Уезжать пора!?

С трудом чекисты женщин у детей родимых ?отобрали?,
А дети, обезумев, шли бесстрашно напролом:
?Ой, мамочка не уезжай!?- В истерике они орали!
Неимоверный рёв стоял, как будто бы на похорон!

И провожающие, дети, матери- все, кто пришел, рыдали!
Насильно женщин усадили в сани, чтоб скорей удрать!
А дети за санями из последних сил бежали-
Пытались мамочку любимую свою догнать!

?Мамуля, мамочка, не уезжай!?- Дочь Аня вслед рыдала!
Она с сестрёнкой Катей за санями уплелись,
А ямщики кнутами по детям, чтоб не мешали!
И дети падали, вставали, дальше за саням гнались!

А Лиза на санях в истерике теряла вмиг сознанье:
Не выдержали нервы, не хотелось больше жить!
Как детям дальше быть? Вернулось к ней опять страданье:
Где будут жить? И чем же малышей кормить?!

Но за околицей уж лошади быстрее побежали,
А дети постепенно выдохлись и стали отставать,
И некоторые в снегу полуживые там лежали.
Тот страшный день нельзя без содроганья вспоминать!

Оставили детей, не на надень, не на месяц, а на годы.
Как может мать спокойно жить, работать, ночью спать?
С тех пор, как их насильно увезли тогда подводы-
С тех пор о детях не положено им было что-то знать!

Полмесяца те женщины несчастные в дороге были.
То в Куйбышев – в посёлок Волчья Яма немок привезли.
В суровую зиму в сорок втором они в палатках ?жили?!
В таких условиях преступников лишь содержать могли!

Вставали в полночь, чтоб к рассвету на работу успевали:
Траншеи немки рыли Куйбышев – Уфа – газопровод,
Где мерзлую землю рабыни кирками весь день ?долбали“,
А после нормы – к ночи в лагерь пешим, шли, как скот.

За что же эти женщины, совсем безвинные, страдали?
Зачем, как каторжников обречённых, до смерти карать?!
За что их власти беспощадно, как убивец, наказали?!
Ведь человек, коль здравомыслящий, не может этого понять!

А через год из дома Лиза извещенье получила:
Соседка сообщала ей, что дочка Аня умерла-
Двенадцати от рода лет. Пред смерти Аня говорила:
?Ах, если б мама была здесь, то я б ещё бы пожила!?

А после смерти Ани, Катя и Антон одни остались.
И мать от горя знать решила с лагеря сбежать.
Когда все женщины бригады на ночь спать собрались:
То Лиза про побег решила им всё рассказать.

Все Женщины ей хлеб и деньги на дорогу сбирали:
Все до единой же желали, чтоб удача ей была.
Всё было в тайне, не болтали, чтобы не узнали,
Ведь Лиза рисковала же. Ей за побег: хоть смерть или тюрьма!

Ведь женщин конвоиры на работу не сопровождали.
Их на работе отмечали в списках по утрам.
А их палатки только двое ночью охраняли,
К ним было снисхожденье, как к естественным рабам.

Под видом на работу ночью Лизу провожали.
Всё было гладко, и отсутствие никто не замечал.
А на работе в списках женщин утром вызывали-
В толпе за Лизу кто-то ?я“ за беглую кричал.

Прошёл уж месяц, но о Лизе в той бригаде не слыхали.
В дороге, видно, задержали. Или что случилось с ней?
Ведь их за дезертирство строго всех предупреждали.
Теперь бедняжка точно не увидит уж своих детей.

Через полгода Лиза (будто от соседки) сообщила:
?Поездка в гости, накануне, к родственникам удалась.
Отец нас встретил, в общем, всё почти нормально было.
Спасибо вам огромное, что помните всегда о нас!?

А председатель ей сказал, чтоб меньше с дома выходила:
?Я что-нибудь придумаю, как будешь дальше жить?.
Её он в дальний хутор отослал. С детьми они там жили:
Работала, жила вдали - так удалось беглянку скрыть.

Так до конца войны они на хуторе в том проживали.
Ей люди добрые все помогали, кто, чем только мог,
А главное - её семью никто властям не выдавали-
Хотя за укрывательства могли пойти под срок.

Пишу о судьбе Гильды Браймаер.

Из Крыма в дикой спешке немцев выдворяли.
За тридевять земель их завезли в холодный Казахстан.
Через полгода мужиков в трудармию забрали.
Потом забрать и женщин! - Был великий план!

Повестку в лагерь, как и все, то Гильда получила-
Имевшая двухмесячного знать грудного малыша.
Ходила в сельсовет. ?Ошибка это? – плакала, просила,
Но председатель был неумолим: ?Раз требуют - идти должна!?

Идти нужно пешком степной заснеженной дорогой:
Вдаль восемьдесят километров до райцентра им идти.
Ребёночка несли все женщины поочерёдно-
Два дня те бедолаги были в том ужаснейшем пути.

До самого райцентра женщины все как одна рыдали-
Они оставили на произвол судьбы своих детей.
?Не оставляй нас, мамочка!? – просили, умоляли.
И сердце разрывалось от ручонок, что вцепились в матерей.

В райцентре же домой с ребёнком Гильду отпустили-
Теперь она в дороге дальней с малышом совсем одна.
Туда ей помогали, все в пути ребёночка носили-
Теперь три дня в степи. И в страхе ели добрела!

Все дети старше трёх годков без матери остались.
Их рассовали принудительно, кому и как пошло:
И Гильде ни отсюда, ни от туда – шестеро достались:
От трёх и до одиннадцать им лет. Её семейство разрослось.

А как же без кормильца?- Мужика уже забрали.
Семья, где восемь душ! Младенец на её руках!
Когда детей ей подселяли, то прекрасно знали,
Что нет еды. Полураздетые, разутые на прах!

Прошёл почти уж год. Картина снова повторилась:
Властям нужны ещё немецкие послушные рабы.
И дети младше трёх препятствием уж не явились,
И новая колонна немок к ним на каторгу ушли.

Теперь уж Гильда многодетная - её не забирали.
Но ей ещё подкинули троих со стороны детей.
Всего их стало десять ртов. Как жить - ей не сказали.
Все дети стали сиротами при живых родителей.

А матери, чьи малыши до трёх годков одни остались-
Рыдали непрерывно и от горя чуть не тронулись с ума.
?Ведь дети наши там голодные!– слезами заливались,-
Нас разлучили подлецы! Быть может, навсегда!?

Ребёнок без родителей не может даже сам одеться,
И пропитанье сам себе не может добывать.
Не может без родителей он сам собой согреться:
Он обречён на безысходность – должен погибать!

Неужто у властей поганых души зачерствели?!
Чтобы забрать у несмышленых деток матерей!
Такое зверство в мире не найдёте – даже б захотели!
Такое мог лишь Сталин позволять политикой своей!

Когда для обречённых женщин скотский поезд подогнали,
Их беззащитных стали грубо всех в вагоны загонять!
А матери! Пришёл конец их детям!- В подсознанье понимали.
Не стали подчиняться. Отказались в те вагоны залезать.

Но конвоиры – звери женщин слушать не желали.
Им слёзы, просьбы матерей- всё было нипочём.
Чекисты своё дело чёрное, не дрогнув, выполняли-
Обида матерей слилась в единый нервный ком!

Пружина напряженья нервов сжалась до предела!
В момент минуты роковой: к отправке дан гудок.
В едином истеричном приступе все женщины взревели!
И вздрогнув, машинист начать движение не смог.

Что делалось! Округа вдруг завыла вся со страшным содроганьем!
Слились полтысяч женских голосов в единый ?хор“!
Охрана отступила, затаилась в ожиданье -
За остановку поезда то машинисту был большой укор.

Шум вмиг затих, когда вовсю строчили в небо автоматы!
Под дулом женщин стали всех в вагоны загонять,
И весь состав кругом там окружили враз солдаты.
Теперь движение состав уж может начинать.

Второй теперь гудок предупреждал всех о движенье,
Но был не слышен в общем вое женских голосов.
Как поезд тронулся, то женщины все спрыгнули в мгновенье!
И машинист состав остановил, со скрипом тормозов.

Угроза расстрелять! Теперь их вовсе не пугала:
?Стреляйте, псы поганые! Нам незачем уж жить!
Детей моложе трёх годов у нас власть отобрала.
Оставили их погибать! И нас вы можете убить!?

За счёт младенцев- немцев власти планы поднимали:
Количество рабов как можно больше надо поставлять!
А дети – это мелочи. Их во внимании не брали.
Им женщины – рабыни подавай. Что дети? Наплевать!

Но власти в этот раз, как видно, здорово обманулись.
И некуда деваться им. Фашисток надо отпускать.
Им нужно срочно объявить, чтобы домой вернулись.
А эшелон немедленно – быстрее нужно отправлять!

И вот начальника команда резко прозвучала:
?Все женщины, чьи дети не достигли трёх годов,
Вы можете к детям своим идти домой“. – А это означало:
Домой идут до двухсот мам из сталинских оков.

То было чудо! Женщины, которые из них вернулись,
Через неделю появились к детям вновь назад.
Их бедные заброшенные дети к маме потянулись,
И плача:?Мамочка, не оставляй нас!“ - стали умолять.

Так женщины фактически властям сорвали выполненье:
По дополнительной доставке женщин – немок в лагеря.
Для угольной промышленности было всем им назначенье.
?Ответственный за срыв же будет стрелочник“- меж нами говоря.

Пишу о судьбе Теодора Герцен.

Пред сельсоветом был назначен сбор для отправленья-
Мобилизованных немецких женщин уж с утра.
Навзрыд ревели дети, женщины рыдали до изнеможенья.
Страшнее чем на похоронах. Вдруг обезумела детвора!

У Эммы трое деток без присмотра оставались:
Не выдержала расставанья, прямо на подводе умерла!
И Яков – муж её, как многие, все в мерзлоте остались,
А дети сиротами круглыми остались навсегда!

Пишу о судьбе Елены Рудер.

На станции мобилизованные отправленья ждали:
То женщин – немок провожали дети и родня.
Там вой стоял страшнейший! Матери и дети - всё рыдали-
Пред отправленьем матери не могут вырваться - вцепилась ребятня!

Сотрудники детей из материнских рук всей силой вырвали,
А поезд тронулся и медленно с вагонами пошёл.
Тех женщин под угрозой, с силой по вагонам загоняли.
Возникла паника, создался там полнейший произвол!

Рёв разгорался не на шутку, и прошло столпотворенье!
Вдруг женщина с ребёнком побежала вдоль пути-
Обезумев от слёз и горя – приняла решенье:
Прижав к себе ребёнка, под вагон! К Богам ушли!

Трёхлетнего сынишку не могла она оставить.
На верную погибель одного его страдать!
От безысходности решила лучше враз от мук избавить.
А муж её в тайге погиб уж целый год назад.

Пишу о судьбе Андрея Триппель.

И было так, что матери детей с собою забирали-
Скрывали их и прятали в вагонах до конца.
Энкаведешники за этим строго наблюдали,
Но в суматохе можно было спрятать рослого юнца.

Так было - женщина в вагон сыночка хитро проводила-
Жалела хлопца одного в селе без содержанья оставлять.
Подростка в платье женское искусно нарядила-
Средь женщин было много девушек шестнадцать лет - ему подстать.

Четырнадцатилетнего мать сына не спасла, не защитила.
Его заставили, как всех, в тайге вручную лес валять.
Работа та - опасная, в падении то ель на пне вдруг закрутилась:
В снегу глубоком не успел мальчишка гибель избежать!

У извергов подростки – немцы все должны были трудиться.
И у меня, у автора, в четырнадцать трудстаж уже ?пошёл“.
А в школе – немцы от четырнадцать уж не могли учиться:
В четырнадцать нам трудовые книжки выдал ?произвол?.

Он должен был работать, чтоб его кормили-
Работать за пятьсот грамм хлеба и баланду – знать еду.
Преступники в пагонах пацана ?зелёного“ убили.
Гореть бы им, убийцам грешным, на костре в Аду.

Пишу о судьбе Ольги Леонгард.

В морозном ноябре сестра и мать повестки получили.
Сестре моей как раз тогда исполнилось шестнадцать лет.
Меня, четырнадцатилетнюю, чекисты не пустили,
Но мать задумала всех обмануть – нарушить их запрет.

Я плакала, просила мать, чтоб и меня с собою взяли.
Одна я оставаться средь чужих людей ведь не могла,
Что малолеток не берут, об этом все тогда уж знали,
Но мать моя не из пугливых и решительна была.

Тот день пришёл. Уже посадку трудармейкам объявили.
И люди стали потихоньку те вагоны заполнять.
Когда охрана дальше отошла, меня в мешок всадили,
И стали сей мешок – сёстра и мать - в вагон сажать.

Там в лагере меня со всеми на работу слали.
И норму надо было, как и взрослым, выполнять.
На хлеб мне иждивенческую карточку давали-
На этакий пустяк начальству было наплевать.

Нам хлеба не хватало, постоянно есть хотели.
Нас мать жалела. От себя ложила по кусочку нам порой.
Святая ложь!- Она сыта и кушать больше не хотела.
А мы, бессовестные, брал - сладить не смогли с собой.

Однажды на работе потеряла мать сознанье:
От голода бедняжка истощала. Уж трудиться не могла.
Лекарством было бы – прибавить хоть немного ей питанье,
Но власти - звери не жалели немцев. Мама наша умерла!

В шестнадцать лет зимой я лес в тайге уже валяла!
Любое дерево от снега прежде нужно откапать.
Потом пилить, пилить без остановки. Пилы зажимало.
В падении то ель кружится. И где ляжет? И куда бежать?

Победу над фашистами мы женщины в тайге застали.
Мы было все в восторге - ведь нас дома, верно, дети ждут!
Когда нас выселяли: до конца войны - нам обещали.
Теперь, конечно, власти всем свободу нам дадут.

Но сталинские варвары давно про уговор забыли!
Хотя же изначально - то была бессовестная ложь.
Теперь зверюгу – коменданта нам на шею посадили.
Теперь без справки от тирана даже ср-ть ты не пойдёшь.

Им немцам срок всем без суда и следствия продлили:
Пожизненно! До гроба быть рабами им судьба!
Что немцами они родились, то им не простили:
?Врагами Родины вы были, есть и будете всегда!?

Пишу продолжение о судьбе Веры Геринг.

Когда исполнилось пятнадцать, Веру сразу же забрали.
Её черёд пришёл весною в сорок третьем уж году.
Тогда уже детей с четырнадцати лет порабощали.
Развёрстка же на немпоставку шла на полном уж ходу.

Резерв рабов за счёт загубленных он резко сокращался:
Теперь пусть дети заменяют трудармейские ряды.
Над немцами - несовершеннолетними Вождь издевался-
История не видела такого Геноцида над детьми!

Сначала их в сарае грязном и холодном содержали,
Где мыши бегали, пищали, не давали спать.
А по ночам они от холода тогда всю ночь дрожали-
Там целый месяц их заставили отправку дожидать.

Потом полмесяца в вагоне в тесноте в Сибирь тащили!
Голодных и измученных их привезли всех в Бакалстрой.
Там за заборы под колючки в три ряда "фашистки" угодили.
Вооружённая охрана постоянно за спиной.

В том лагере - там немцев – трудармейцев горстка лишь осталась.
Работать было некому. Все с голоду в тот мир ушли!
Теперь работа их - знать женщинам и детям та досталась:
Тяжёлый труд! Тем хрупким женщинам - мужские мускулы нужны.

За время в том сарае и в дороге Вера истощалась:
Врачебная комиссия назначила ей лёгкий труд.
Отправили в подсобное хозяйство, чтобы сил набралась.
Потом её не пожалеют и, как надо, запрягут.

А на работу и назад все строем женщины шагали,
Но без охраны и собак в сопровождении со "старшей" шли.
Работали на стройке - птичник каменный там создавали.
В карьере камень добывали, доставляли, как могли.

Когда ей ?стукнуло? шестнадцать, Веру вдруг к начальнице позвали:
-Ты будешь бригадиром, это всё уж решено.
-Ведь женщины мне в матери годятся.- Без неё решали:
-Зато ты грамотней, с характером! Тебе, конечно, повезло.

К зиме бригада Веры птичник полностью уж завершили.
Теперь бригаду их забросили в тайгу- знать лес валять.
Работа та опасная, их кое-как знать просветили:
Теперь вы сами будете, все за себя, конечно, отвечать.

Да, немки-женщины в суровые условия попали.
Начальником у них там похотливый "боров" был.
И если молодые девушки его "атаки" отражали:
Он, как начальник, этих девок голодом морил!

Там главным образом берёзу на дрова пилили.
Она сырая и тяжёлая, как будто гнёт.
Такие брёвна на себе с трудом девчонки выносили.
К дороге, где дрова на конях возчик заберёт.

Потом бригаду перебросили на стройку желдороги.
Строительство велось в степи там круглый год.
Зимой под жгучим ветром, постоянно лютые морозы-
Работал ослабевший голодом, полураздетый сей народ!

Немецкие мужчины - те, которые здесь рельсы клали,
Те все уже ?закончились - ушли к пробабкам на покой?.
Теперь на их места немецких женщин понагнали:
Пришло их время, лечь костьми! Принять смертельный бой!

Девчата шпалы на себе тяжёлые, как гнёт, таскали.
Все нужно точно в ряд уложить и их утрамбовать.
Сгрузить с платформы рельсы, уложить потом на шпалы,
Потом их костылями жёстко к шпалам закреплять.

А рельсы меж собой накладками с болтами закрепляли,
Чтобы конструкция единожёсткая была.
К тому же точность, чтоб на всём пути всё измеряли-
Железная дорога вся от холода была накалена.

К неимоверным тяжестям, которые все силы отнимала,
Ещё и холод - от него металл, остывший руки обжигал.
Сквозь стёганой на пакле - зимнюю одежду ветром продувало,
А чуни - те из пакли и резина – ноги их в ледяшек превращал!

И жертвой этой обуви и Вера Геринг стала:
Ей палец на ноге пришлось в больнице удалить!
На пайке минимальной там с ногою Вера пролежала-
Пятьсот грамм хлеба и пустой баландой стали там кормить.

На медкомиссии, когда на лёгкий труд те списки составляли:
Её, как доходягу, от недоеданья в список занесли.
Весною все почти строители дороги - в списки те попали-
Бригаду всю в сельхоз хозяйство - их на лёгкий труд перевезли.

Знать по велению, из малолеток создана была бригада.
А бригадиром, как и прежде, стала Вера у девчат.
Бригада же в хранилище турнепс и брюкву там перебирала:
Все с голоду, как кролики, хрустели, что нельзя их было оторвать.

От репы той в хранилище они заметно посвежели,
И солнце, видно тоже, с витамином ?В? им помогло.
В глазах опять зажглись живые огоньки. Они повеселели,
И радовались, потому, что горе зимнее прошло.

Но было много женщин, те которые всё горевали-
Остались дома дети. Как их жизнь сложилась? Как пошла?
Они из дома писем получать боялись. Но их очень ждали.
Тревога за детей у матерей невыносимая была!

У тёти Лизы пятеро детей в Сибири там остались:
У престарелой матери остались на руках.
Пришло письмо, что мать её уже давно скончалась,
А про детей неведомо. Ни слова не было в строках.

И сколько горьких слёз бедняжка мать тогда пролила!
О детях думала, избавиться от этой мысли не могла.
Не только думала, но вслух, не замечая, мысли говорила:
На этой почве, видимо, совсем уж тронулась с ума.

Ведь младшему ребенку было только лишь четыре года,
А старшей девочке исполнилось лишь десять лет.
Без бабушки не выжить им. Она помочь просила Бога,
Но даже если б с бабушкой! Кормильца ж не было – и нет.

Ту тётю Лизу, словно вещь, сактировали и списали:
С сопровождающим свихнутую отправили домой.
И встретила ли Лиза там детей, мы не узнали,
А может их забыла вовсе из-за неполадки с головой!

А девочки воспрянули, немножко сил в хранилище набрали.
Теперь опять их можно, как ?волов в телеге запрягать“!
И вскоре на завод кирпичный всей бригадой их загнали:
В карьере для завода поручили детям глину добывать.

Карьер! Кто знает - даже мужикам не всем под силу!
А тут девчонки – только по шестнадцать сроду лет.
Их звери сталинские гробили, их юность погубили!
И нежность, женственность их – уничтожили, на нет!

Девчушкам этим смолоду уже судьбу сломали:
Этап расцвета юности у них загублен был!
И пылкую влюблённость - всё в тайге проклятой прозевали.
Всё уничтожили, чем Бог с любовью женщин одарил!

Ведь вечно было – женщины, как страж, семью хранили:
Она - богиня ревностно очаг семейный берегла.
Она в любви, заботливо детей своих растила.
Благословенна Богом же, предначертание своё несла!

В шестнадцать лет у них уже в мечтах любовь та расцветала,
А в восемнадцать молодые девушки уж замуж шли.
И в двадцать женщина уже детей на свет рожала:
Потом мамаши молодые деток знать растили, берегли.

Но ироды нарушили закон природы - чувства отобрали!
Девчонок превратили в скот – в волов, заставили ?пахать“!
Работали за ?корм“ тот мизерный – так, чтобы голодали!
И чтоб покладистыми были, и не смели восставать!

Когда детей – подростков власти беспардонно забрали,
Им было по пятнадцать и шестнадцать только лет.
Когда же их уж ?перезрелых“ всех на волю отпускали,
Им было двадцать шесть - от?старых дев“ остался лишь скелет!

Но было мало то, что немцы десять лет страдали!
Безвинно погибали тысячи в сибирских лагерях!
А возвращаться в дом родной, на Родину им запрещали-
Предписано им было жить, куда сослали - только в тех местах!

Пишу о судьбе Амилии Фольц.

Когда исполнилось пятнадцать, то её в трудармию забрали.
Тогда и женщинам, и детям – многим им повестки принесли.
У деток малых беззащитных матерей чекисты оторвали-
У деток неокрепших - матерей похитили в рабы.

Мы двадцать суток ехали. В Бурятию попали-
Нас встретил сам начальник комбината. Гольдман выступал:
?Вы все преступники Отечества и вас не зря сюда прислали!
Вину свою трудом же неустанным будете вы искупать!

Вам брюки ватные дадут, на ноги чуни из резины,
Бушлаты и бельё с погибших на войне в бою солдат.
Кормежка будет только тем – кто не жалеет спины:
Кто норму не осилит - в наказанье будет голодать!“

Часть женщин из прибывших на работу в рудники попали.
Других отправили на шахты на добычу чёрного угля.
Амалию с другими женщинами лес валять послали.
Так всем невольницам была намечена своя судьба.

Когда они приехали в тот лес, то словно ошалели:
Для них не приготовили хоть маломальское жильё.
Им привезли палатки. К ночи их собрать успели.
От комаров укрылись все. При них, конечно, спать нельзя.

?Жильё в палатках временно, - им твёрдо обещали,-
Пока живите здесь, а осенью отсюда вас переведут?.
А время шло – днём на работе, ночью ночевали.
Начальству нужен план, а быт людей – им было недосуг.

Так ?жили? беззащитные невольницы зимой и летом!
И мёрзли бесконечно там, в одежде все ложились спать.
Роптать и жаловаться было под большим запретом.
?Вас привезли сюда не требовать, а чтоб в труде сдыхать!“

А норму выработки кубометров часто недовыполняли.
Виной был голод постоянный и бессилье подвело.
Начальство тут же норму хлеба им - пайки срезали.
Хоть с кожи лезь, а норму не осилить всё равно!

В палатках ночью напролет буквально замерзали,
А после леса ни умыться, ни нормально спать.
Ещё хотят, чтобы рабыни – немки норму выполняли.
Как загнанные лошади им было впору умирать!

От семисот невольниц - сотни тронулись умом – рехнулись:
В таких условиях не может человек существовать!
А треть рабынь ?наверно в лебедей уж обернулись“:
Ушли в тот мир. Теперь не будут больше плакать и страдать!

С дизентерией девочки прикованные, навсегда лежали!
И плакали от безысходности, ведь не хотели умирать!
Лекарство доходягам ?ненавистным“ не давали.
Костлявая с косой пришла, чтоб души их забрать!

А многие те лесорубки страшною цингой заболевали.
Их ноги стали фиолетовыми, словно брёвна, опухать.
Цингою поражались дёсна, зубы все повыпадали!
Покрылись ноги язвами глубокими. Те не хотели заживать!

Учительницу бывшую закрыли за прогул в подвале.
Она болела тяжело, ходить совсем уж не могла.
За сутки крысы эту женщину живьём сожрали!
Такая лжепреступнице казнь смертная была!

Однажды, как всегда, обычно лес зимой валяли.
Подружка на другой конец пошла, чтоб сучья обрубать,
А дерево в то место накренилось. Ей: ? Беги! Скорей!?- кричали.
У Ани не было ни сил, а главное желания бежать!!!

На самых тяжелейших принудительных работах заставляли!
Рабынь немецких душегубы угнетали, как могли!
Народ немецкий медленно и методично истребляли!
По плану Сталина и Берия - их сотни тысяч полегли!

Их в рудники сырые под землю бессильных загоняли,
Их даже принуждали добывать железную руду.
Траншеи для трубопровода в зной и холода они копали,
И даже девочек бросала власть в нещадную тайгу!

Рабыни из печей кирпич же раскалённый выгружали!
И замерзали немцы в северные холода!
И уголь на просторах родины ?батрачки“ те копали!
Как правило, их быт порой же опускался ?до нуля?!

На севере железную дорогу вглубь Сибири немки проложили:
Под солнцем летом, где дороже золота была вода.
Зимой под стужей день работали, в палатках ночи ?проводили“.
Там гибли тысячи! Под шпалами – могила им была!

В мороз под сорок! Немцев выгоняли в лес, их не жалели!
Одежду не давали - ?согревайтесь героическим трудом“!
Свинцовый ветер продувал насквозь тряпья – они терпели!
Но часто замерзали – засыпали немцы вечным сном!

А летом было лучше, ведь никто из них не замерзали,
Но гнус таёжный! Постоянно кровь людей сосал.
Жара. Тяжёлая работа, жажда – без воды страдали:
Из лужи с насекомыми там каждый воду брал.

С утра до вечера на изнурительной работе пропадали,
А по ночам! То мысли неотступные о детях не давали спать.
Беря кусочек хлеба в руки: ? Ели ли они сиротки?? – Матери рыдали!
Ложась в постель, молились: ?Дай им бог местечко, чтобы ночевать!?

Иной раз обессиленная на работе мать ?охляла“!
Садилась на пенёк: ?Всё! Не могу. Умру! Нет сил, вставать!?
?Подумай о детях своих!?- Другие матери ей объясняли.
Измученная, из последних сил – ради детей, мать встала в строй опять!

Брошенные дети

Пишу о судьбе Петера Дик.

Ему шесть было лет тогда, кода отца его забрали.
Немного погодя в трудармию забрали тоже мать.
Все плакали навзрыд, за матерями дети вслед бежали!
Сироты выдохлись и падали на снег! Им матерей уж не догнать!

Тогда с колхоза немок восемнадцать душ в трудармию призвали.
Шесть девочек, которым было только по шестнадцать лет!
Двенадцать матерей, которые на произвол детей своих ?бросали?!
Никто за варварское преступленье не держал ответ!

В колхозе же ?Путь Сталина“ вопрос с детьми тогда решали:
Собрали мальчиков по возрасту с пяти и до двенадцать лет.
В землянку, словно кроликов, детей осиротевшие загнали.
?Квартирой обеспечили“. ?У нас для них детдомов нет!“

По двести грамм зерноотходов им на душу выдавали:
На всю неделю то ?питание“ должно всем им хватать,
А топливо, чтобы согреться им в землянке – не давали,
?А выродков – преступников мы не обязаны снабжать!“

Со временем у беспризорников одежда истрепалась,
И обувь исхудилась не в чем было детям выходить.
Зимой по очереди надевали то, что у кого осталось-
По деревням ходили попрошайничать, съестное чтоб добыть!

И многие из них, от голода опухшие, там погибали!
Страдали беззащитные – кто за себя не мог стоять.
Другие по дороге к деревням за пищей - замерзали,
А некоторых утащили волки, чтобы их сожрать!

А мать Петра лишь через долгих восьми лет домой вернулась,
Когда уже помощником он тракториста был.
Отец давно уж сгинул - жаль, судьба ему не улыбнулась:
В трудармии его, как тысячи других, режим сгубил!

В других колхозах же с детьми немецкими иначе поступали:
Устраивали им в конюшнях, будто бы загоны, для скота.
Детей - элементарные условия для жизни ведь лишали-
Голодные, раздетые! И русского не знали языка.

Пишу о судьбе Эрвина Гоффман.

Зимой в сорок втором отца в трудармию, как всех, забрали.
Семья осталась без кормильца. Пятеро осталось нас.
А братика уж по дороге в Казахстан там закопали,
И тут ещё один родился наш малыш в труднейший час.

Мы в деревушке в Казахстане всей семьёю проживали.
Влачили жизнь ужасную – сводили кое-как концы с концом.
Перебивались тем, что колоски на поле с братом собирали:
За это нас жестоко избивали. Отбирали колоски с мешком!

В сорок четвёртом тиф повальный у людей начался:
Свирепствовал – как мухи умирал тогда народ.
Погибла наша бабушка, и малышок грудной скончался,
И тут же мать погнали с женщинами, будто скот.

Когда и мать у нас чекисты в лагеря свои забрали,
Остались с братиком теперь одни мы с ним вдвоём.
Что дети сиротами остаются - власти точно знали:
Мне было десять лет, а брату шесть. Куда теперь пойдём?!

Но сельсовет ?заботился о нас“, в ?детдом? знать поместили.
В конюшню старую – загон там раньше был для лошадей.
Концлагерь для детей ?врагов народов“ – место, где мы жили!
Кормили хуже, чем собак – фашистских вражеских детей?!

Нас били, издевались и последними словами обзывали!
И ненавидели открыто, злобно, словно бешеных собак!
А дети местные в нас палками и камнями кидали-
Мы беззащитные, невиноватые терпели их напад!

Заботы Сталина о детях немцев ?очевидны были?!
Он делал всё, чтоб немцев на корню ещё убить!
И начал он с мужчин – где в лагерях остались их могилы!
Потом и женщин, и детей в отдельности он стал губить!

Пишу о судьбе Роберта Вайлерт.

В алтайской деревушке Новая Еловка немцы проживали:
Сюда их выслали без следствия, без всякого суда.
Но это было мало им! Тогда родителей забрали:
Оставили детей одних! Без взрослых им погибель верная была!

Детей старухе сумасшедшей же на попечение отдали:
(Там больше женщин не осталось немок ни одной!),
И дети сами - кто как мог в том диком стаде выживали!
Кто послабее ?сыпались“! Там находили вечный свой покой!

Однажды в том сарае там, где дети – немцы ?жили“:
Нашли полуразложенный старухи – немки этой труп,
А рядом беспризорники там спали, ели, пили-
Нетрудно догадаться, от чего же дети – малыши так мрут!

А власти подлые, как будто бы детей не замечали:
?Пусть дохнут вражины! - Так Сталин вождь им приказал!-
Для этого в Сибирь мы их – ?врагов народа“ и заслали:
Пусть помнит всякий немец! И своё чтоб место знал!?

Пишу о судьбе отца Марии Эдельман
.
Ему было одиннадцать, когда отца в трудармию забрали.
Пятнадцать брату было - власти тоже в лагерь замели,
Их шестеро осталось, без кормильца очень голодали!
Мать с крохотным грудным ребёнком на руках. Как жить могли?

Нагрянула на сёла эпидемия тогда - людей косила!
Тот тиф ужасный мать их исхудалую забрал!
Потом и девочку малютку – мать, что на руках носила-
Теперь их четверо. Иван с одиннадцати лет – кормильцем стал!

Чтоб прокормить "свою семью", Ивана взяли на работу.
Для перевозки всевозможных грузов дали лошадей.
Взял на себя он непосильную тяжёлую заботу,
И делал всё, что мог Иван, чтобы спасти детей!

Он каждый день в колхоз ходил, до вечера трудился,
А дети дома ждали брата старшего, пока домой придёт.
Одежды не было, не выходили, чтоб не простудиться.
Весь день кормильца ждали – может, что поесть им принесёт?!

А иногда Ивану выпросить пшеницу удавалось-
В колхозе "Ильича" за труд свой хоть бы что-то получить.
А из пшеницы измельчоной затируха получалась.
В такие дни не голодали - в общем можно было жить.

А после всей уборки осенью на поле овощи копали.
Ходил на перекопку, натаскал картошку, бураки.
И колоски от сторожа украдкой дети собирали,
Коль попадались - отберут колосья! И давали тумаки.

Ведь сборку колосков в то время строго запрещали!
А взрослому - тюрьма, коль в сборке колосков он попадёт.
Но перед вспашкой для озимых поле всё сжигали:
Чем дать голодному те колоски - пусть лучше пропадёт!

Пишу о судьбе родственника Фриды Волтер.

В том срок первом немцев всех на север власти выселяли.
Так и Андрея Валле тоже со своей большой семьёй.
Их всех от города за сотни километров вглубь загоняли-
В раздольный и суровый Казахстан, в село-колхоз –?Дольской?.

Андрея, как и немцев всех, в трудармию тогда забрали.
Немецкие рабы страны Советов "загремели" на Урал.
Их в лагеря за проволоку и вышки с конвоирами загнали.
В тайгу на знаменитый для рабов в Руси - лесоповал.

Его жену, как женщин всех, в трудармию не взяли.
Лишь потому, что у неё - пять было маленьких детей.
В колхозе нищем за работу ничего не выдавали-
Сюда загнали немцев, чтобы "здохли фрицы" поскорей!

Они в чужой стране убогой, нищей все ужасно голодали!
Чтоб как-то защитить, спасти от голода своих детей,
Они, что было из вещей, то на продукты поменяли.
В итоге не было продуктов. И остались без вещей!

Сначала трое, те, что были меньше, с голоду поумирали.
Осталось только двое. Мать старалась их собою защитить.
И что могла добыть, всё дети до последней крошечки съедали,
А мать "была сыта" - опухшая,- хотела деток подкормить!

А через месяц матери у них не стало.
Ради детей пожертвовала истинная мать собой!
Детей спасти она своих от всей души желала.
Быть может, кто поможет им! Спасёт от смерти роковой!

Теперь они бедняжки в восемь лет и шесть одни остались!
Никто не пожалеет их! И не к кому детям идти!
Держались братья постоянно вместе, кое-как перебивались.
Кругом повсюду беднота! И дети - сироты, без мамы, без еды!

Весной и летом - дети сусликами, черепахами питались,
А осенью они на поле в страхе собирали колоски.
На перекопках днями на полях картошкою кой-как снабжались.
Зимой просили милости. Из дома в дом, как на работу, шли.

Иной раз попрошаек оскорбляли злобно - со двора их гнали:
?Прочь! Фрицев подлых, недобитых, не должны мы вас кормить!?
А дети из немецких сёл речь русскую совсем не понимали,
Но чувствовали злобу. И дома те стали обходить.

Другие, люди добрые, детей сироток от души жалели.
И понимали: это жертвы произвола главарей!
Но сами были нищие - их выжжали те власти до предела-
Работали за палочки, чтоб было в месяц тридцать трудодней.

У детях - немцев власть родителей сначала отобрала:
Лишили ласки и заботы маленьких ещё людей.
Украли детство их. У многих даже жизнь саму отняли!
История же не простит тех душегубов - палачей!

Пишу о судьбе Марии Корн.

В сорок втором в Акмолинскую область нас загнали.
"Врагов народа" наказали: от старухи и до малыша.
И через месяц уж родителей в трудармию забрали:
Осталась бабушка беспомощная, братик, и сестрёночка, и я.

Мне было восемь лет. Я старше всех детей и понимала,
А бабушке за восемьдесят лет, - ни мёртвая и ни живая,
И, стало быть, теперь я за семью, конечно, отвечала:
В ответе за питание пред ними всеми я была.

По сёлам ближним я с вещами по дворам бродила:
Чтобы хоть что- нибудь съестного мне на тряпки поменять.
Иной раз мне везло, и я картошку в дом свой приносила,
Но чаще приходила я ни с чем. Голодными ложились спать!

Сначала наши малыши от голода скончались!
Потом и бабушка! Осталась я теперь совсем одна!
И тряпок для обмена - больше не остались!
И наступили холода. Сама теперь раздетая была!

Уж третий день я рядом с мёртвой бабушкой лежала!
Не знала, как её самой - куда похоронить?
Потом соседям про беду я с плачем рассказала.
Соседям голую пришлось её в землю закрыть!

Трагедии с немецкими детьми же повсеместно повторялись.
Чудовищные планы! Умерщвление немецких всех людей!
Над их родителями в лагерях до смерти издевались!
В чужой стране на севере морили их детей!

Пишу о судьбе Александра Майснера.

Нас немцев, в сорок первом осенью, сюда в Сибирь загнали.
Отец наш умер по дороге. Многие у шпал тогда легли.
И вскоре нашу мать, как всех, в трудармию забрали,
Нас было пятеро детей, остались мы совсем одни.

По воле Сталина ?Вождя великого? сии дела творились!
Российских немцев - "свой народ" он приказал в Сибирь сослать!
Мужчин и женщин беспощадно голодом всех заморили!
?А выводки их на чужбине будут сами подыхать!?

Моей сестре пятнадцать лет - заместо матери осталась.
Мне было только семь. Я был в семье последний из детей.
Вы вдумайтесь! Как государство откровенно издевалось!
Пустить на произвол детей! Забрав у беззащитных - матерей!

Но мать пошла на подвиг! Из тайги она домой сбежала.
Не побоялась жёсткой кары - получить за то расстрел!
Ведь сердце материнское детишек кровных защищало!
Мать против грозной власти шла! Творимой жуткий беспредел.

Домой к детям! Хотя на день, на час, хотя бы на мгновенье!
Увидеть, пожалеть кровиночек своих в последний раз!
У бессердечных душегубов - палачей нет сожаленья!
От безысходности на части этой матери душа рвалась!

Но было странно - мать особо по тайге и не искали:
Кто может выжить без еды? Спастись среди зверей?
А дома - там про то, что убежала, даже не подозревали.
Бог дал, чтоб сохранила мать своих родных детей!

А с возвращением её, теперь шанс выжить появился.
Хотя и впроголодь, но стали как - то вместе с мамой выживать.
Пришёл к нам председатель и, конечно, здорово удивился,
Что отпустили маму. Но вопросов он не стал ей задавать.

Теперь же мать с сестрою днями на работе в поле пропадали.
С утра до вечера и каждый день совсем без выходных.
Работы было очень много, но зарплату не давали.
За палочку работали: по ним считали дни - их трудовых.

Такая вот была система, ничего за труд не получали!
А гнали на работу всех подростков и детей!
И потому мы "чужаки?" здесь постоянно голодали!
А надо было выработать в месяц тридцать трудодней.

А кроме лишь меня - все наши каждый день в колхоз ходили,
В бригаду полеводческую - мать и старшая сестра.
А младшая сестра на ферму с четырёх утра спешила,
А брат мой старший в кузнице работал допоздна.

Домой он поздно с кузницы колхозной возвращался,
И падал от усталости. Голодный засыпал!
Весь день он у горна горячем и кувалдой "упражнялся",
За год работы он всего-то полмешка зерна лишь получал.

Для нас тот беспредел - он без последствий же не остался:
Все умирали рано, не достигнув тех преклонных лет.
Мой брат - кузнец он в пятьдесят один в тот мир убрался,
Сестрёнка в двадцать восемь, в сорок девять – мать - ушли в тот свет.

Всё было планово. На то от Сталина имелось предписанье:
"Над немцами устроить беспощадный и смертельный Геноцид.
До нитки обобрать и выслать всех до одного без сожаленья-
Загнать туда, где холода. Там голодом их заморить!"

Детей немецких больше полмиллиона сиротами оказались!
То брошенные государством, чтоб от голода и холода страдать!
Всего погибло немцев миллион! Над ними власти издевались!
Замучены безвинно душегубами - в сырой земле лежат!

Со взрослыми и малолетки - тудармейки тоже бедствовали.
Заложницы бесправия - их превратили в каторжан!
Ведь неокрепшие, их на тяжёлые участки загоняли.
Им было по пятнадцать, но должны все выдать норму – план!

Детей, подростков - малолеток палачи поработили!
И вместо школы заточили в каторжные лагеря!
А вместо школьной ручки - кирку и лопату им вручили.
Другим топор, пилу иль лом, чтоб пайку хлебную не ели зря!

Их летом - солнце, а зимой их лица ветры обжигали!
И руки огрубели, трескались, как будто бы у старика!
Все постоянно от бессилия и голода страдали!
Зимой от холода буквально мёрзли днём и ночью без конца!

Война закончилась уже, но их домой, ещё не отпустили:
"По воле Сталина - отца вы здесь навеки быть должны!
Вину свою пред Родиной не полностью вы искупили.
Вас по закону, справедливо всех на эту "свалку" привезли!"

Конец войне! Немецкие рабыни очень долго ждали.
Подросткам этим нужно было школу дома посещать.
Они, как все нормальные, об институтах ведь мечтали.
Мечта их рухнула! Режим решил судьбу им до конца сломать!

И женщины, и все мужчины - трудармейцы в лагерях все ждали.
Те, кто там выжили в аду кромешном до конца войны.
Увидеть может выживших детей своих скорей желали,
Но Сталин душегуб свой план не изменил! Они страдать должны!

"Теперь вы будете под спецкомендатурой находиться!
Ваш бог и царь теперь вам будет грозный комендант!
И вам по всем вопросам - вы обязаны к нему явиться.
Он главный ваш надсмотрщик!" - Судья над всеми был - рабам!

Тот день Победы им принёс одни лишь разочарованья.
Им зачитали власти новый беспощадный "приговор",
Который немцам - трудармейцам новые принёс страданья.
Над немцами не прекращался злобный сталинский террор!

Народ немецкий же в стране рабовладельческой - безликими остались,
Которым может власть распоряжаться, как безмолвным же скотом.
Кремлёвские "уроды" с семьями немецкими же не считались!
Насильно их разъединили всех. Загнали в разный всех загон!

В СССР над немцами, родившими в России издевались!
Другой народ в России не карался, так как мы!
Нас постепенно, извращённо, методично убивали!
И даже дети были втянуты – безгрешные и без вины!

Их тысячи детей тогда от голода и холода погибли!
Остались без присмотра взрослых немцы – малыши.
Они сбивались стайками, по деревням голодные бродили:
Полураздетые, отвергнутые гибли прямо на пути!

Как можно власть назвать? Которая над подданными издевалась!
Ведь не найдёте в мире, где бы беспощадно истребляли свой народ!
Над немцами кремлёвские сатрапы методично издевались!
Пустили помиру детей! По плану создавали тысячи сирот!

А сколько немцев в ненасытный молох большевистский попадало?
И сколько изуродовал семей тот человеконенавистный Геноцид?
Всё было засекречено! Про эту мясорубку человечество не знало.
И до сих пор в России власть молчит! Старается позор свой скрыть!

И страшно то, что мир молчит - как будто ничего не знают!
Германия об этом тоже в тряпочку молчит!
Россия, руки, чьи в крови, об этом даже не упоминают!
Наверно совесть не чиста. Власть делает невинный вид!

НКВД немецких деток повсеместно сиротами оставляли!
Всего полмиллиона на чужбине без родителей детей!
На верную погибель беззащитных власти подвергали!
Вершилось всё по плану Сталина и высших главарей!