Игорь Северянин Синематограф English

An exquisite open carriage, in electric palpitation,
Was elastically proceeding on a sandy rustling road;
With two maiden-looking ladies, in a fast-pace delectation,
Flaming-forward exaltation – like two bees for their sweet load.

Sky was gliding, sun was singing, wind was playing roll-around,
Pines, equality ideals, by the roadway quickly passed,
And the engine’s dusty tires raised the clouds of gravel ground,
Birds and wind concurred together on a path that had no paths…

A lone monk beside a gateway, in a chilling frozen pose,
Took the crunch of passing carriage for “crisp proof of moral fall”…
And, while diffidently shaking wakened granules off his clothes,
Damned its gaiety with gazes causing it no harm at all.

Laughter, blazing like a crater, laughter, vivid like an ocean,
Poured, like lava, from the carriage, in some high spheres setting still,
And the wheels were like a lightening in the speedy rustling motion,
And the driver was inspired by the wine of utter thrill.

***
Синематограф

Элегантная коляска, в электрическом биенье,
Эластично шелестела по шоссейному песку;
В ней две девственные дамы, в быстротемпном упоеньи,
В ало-встречном устремленьи - это пчелки к лепестку.

А кругом бежали сосны, идеалы равноправий,
Плыло небо, пело солнце, кувыркался ветерок;
И под шинами мотора пыль дымилась, прыгал гравий,
Совпадала с ветром птичка на дороге без дорог...

У ограды монастырской столбенел зловеще инок,
Слыша в хрупоте коляски звуки "нравственных пропаж"...
И, с испугом отряхаясь от разбуженных песчинок,
Проклинал безвредным взором шаловливый экипаж.

Хохот, свежий точно море, хохот, жаркий точно кратер,
Лился лавой из коляски, остывая в выси сфер,
Шелестел молниеносно под колесами фарватер,
И пьянел вином восторга поощряемый шофер...
1910