М. Цветаева-Тоска по родине-In English

Marina Tsvetaeva

* * *

Nostalgia, homesickness! Oh, what
a long-denunciated longing!
It matters absolutely not
where I would absolutely lonely

be, passing by which street-name sign
I'd roll back home my shopping barrows –
A home, yet clueless it is mine,
as if a hospital or barracks.

It makes no difference, whose grins
amid, to bristle like a captive
beast, nor from which fraternal rings
to be expelled – into effective

self-insulation – where belong.
I, an Alaskan floe-less bear, –
where not to (try to) get along,
where to abase myself – don't care!

The mother-tongue, its luring pitch,
too, to my hearing, risks no dangers.
It couldn't matter less in which
to be misunderstood by strangers

(book's readership, or gossip's ears,
consumers of newspaper pages ...)
They're in the nineteen-something years,
and I'm yet in unnumbered ages!

To me, impressionable like
a log in a forgotten forest,
all means the same, all looks alike,
and maybe most alike, and foremost

the same – and sane – remains the past.
All dates, all tags I used to bear,
have been stripped off of me at last:
A mortal given birth – somewhere.

So thoroughly my native soil
abandoned me, that – Search the ground
and far and wide across my soul! –
a single birthmark won't be found!

Each home feels void, each temple vain,
all ties are burnt, all ashes buried.
But if a bush is on my way,
especially a rowan-berry …



* * *

Тоска по родине! Давно
Разоблачённая морока!
Мне совершенно всё равно —
Где совершенно одинокой

Быть, по каким камням домой
Брести с кошёлкою базарной
В дом, и не знающий, что — мой,
Как госпиталь или казарма.

Мне всё равно, каких среди
Лиц ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной — непременно —

В себя, в единоличье чувств.
Камчатским медведём без льдины
Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться — мне едино.

Не обольщусь и языком
Родным, его призывом млечным.
Мне безразлично — на каком
Непонимаемой быть встречным!

(Читателем, газетных тонн
Глотателем, доильцем сплетен…)
Двадцатого столетья — он,
А я — до всякого столетья!

Остолбеневши, как бревно,
Оставшееся от аллеи,
Мне все — равны, мне всё — равно,
И, может быть, всего равнее —

Роднее бывшее — всего.
Все признаки с меня, все меты,
Все даты — как рукой сняло:
Душа, родившаяся — где-то.

Тaк край меня не уберёг
Мой, что и самый зоркий сыщик
Вдоль всей души, всей — поперёк!
Родимого пятна не сыщет!

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё — равно, и всё — едино.
Но если по дороге — куст
Встаёт, особенно — рябина…

1934