Ахмад Шамлю. Казал-э бозорг
ВЕЛИКАЯ ГАЗЕЛЬ
Крушу кумиры и кладу обломки
В мостовую:
По ней проедешь
Ты, быстрая, как искра, гостья,
Мой наигрыш услышать, —
В дорогу нескончаемой газели,
Мощёную кумирными камнями,
До храма, где я сам калёным угольком
В кадильнице сгораю; до часовни,
Где только боли — догадайся, чьей —
Повешен образок.
___
Пусть человека я убил в себе,
Пусть человека я родил в себе,
Пусть жизнь со смертью совместил в себе
Я — пусть, но это ?я? — какой-то якорь,
Что между ними (жизнью, смертью) ходит,
Незакрепленный, и проносит мимо
Страданья и труды.
___
В той стороне,
Где горизонт — понятно, не без крови —
Стоит мой человек.
Я вижу, слышу:
Он полуждет и полу- просто страждет:
— Спаси, открой серебряным ключом,
Спаси, открой! —
В другой — луна и звезды —
Как из ведра,
И женщина — сама луна луной,
И в полночь солнечную глаз
Лиловым пламенем светает
Боль:
— Эй, который впереди меня! —
Белое мое наваждение,
Стань вождем, за собой проведи меня!
Но не проходит отчуждение.
И между сторонами дола я
Не ухожу, гляжу, стою.
Обеих сразу боль тяжелая
Не может размозжить мою.
___
Ото дня, когда
Этот день от взоров моих бежал,
Разрывая синие,
Разрывая цвета ржавчины — завесы, —
Я увидел в себе: человек, на кресте
Сам распятый, к Распятому вполоборота
Висит.
В горизонте разбитом, в краю неприступном —
Ведь на эту черту никто не ступал —
Я узнал моего человека.
Рядом с гребнем луны — волны, полно зрячих громад — и над
Той душою, которой подай половину вторую,
Пока не сгорела,
То есть вынь да положь.
И приходит пора, и пришла.
Срез болит, полыхает распил,
И сосудов узоры разорваны.
Кто? — сломал, разорвал, распилил
И расставил по разные стороны.
В ржавчине и сини
Режь, рви, рань —
Я страданья неразрывная отныне
Ткань.
___
Жарким днем рожден я, часом предвечерним, беспощадным летом
В мирозданье муки — во вселенной боли. Солнечных два глаза
Заблистали в каждом из моих; два гулких раздались молчанья
По-над колыбелью:
— Спаси меня, открой серебряным ключом
Темницу света! Тьма моя, спаси!..
И:
— Эй, который впереди меня,
Стань вождем, за собой проведи меня
В белое мое видение-наваждение!
___
Явилась женщина,
Лунно-ливенно-звездная.
Хребтом натруженным
В руки мои скользнула.
Были волосы
Брошены вдоль по шее,
Долу пролиты груди.
Тень
Нижней губы
Лежала — или бежала — над подбородком,
И голова
Клонилась в полы одежды
Того, моего человека,
Пока их душ половины
Не соединились.
Черный пузырь вселенной
Катился ее слезою.
Над страждущими душами сверкало,
Страшило, душило
Облако грозовое, гнетучая туча.
Голова, склоненная в полы одежды,
Того, моего человека, там и лежала,
Но хребет заскользил, зазмеился — и где он?
В лунно-ливенно-звездном краю
Изнывает рассвет:
— впереди меня,
— проведи меня,
— наваждение!
Раскатился по двум горизонтам вопль
И вцепился в больные мои виски!
___
Между двух горизонтов, на проклятой мостовой
Не разыщешь, душа, где твой.
Замолчите: услышим, которою стороной
Топчет, цокает вороной.
Кубок мой без напитка, и пенится над пустотой
Непокоя огонь густой.
Все с дороги! Не заслоняйте
Видимый с противного края
Лунно-ливенно-звездной ткани
Край!
Дальнее и ближайшее,
Схожее и чужое:
Вот — любить и не приноравливаться,
Ластиться и не льстить...
Не злобиться... не лукавить...
___
Утомлен, усыплен, засыпан.
Убаюканы ледники,
И пески, и солончаки,
И холмы, и ущелья.
Вот уже и ромашки пустынной,
Что, крича, умирала,
Молча распрямляется стебель.
До того усталость дошла,
Что уже и надежда,
Не моя и не на меня,
От себя меня отчуждает.
До того дошла, что секунда
Искры не высекает,
Побледнев, иссякает
Покорно,
Позорно...
___
Жарким днем, горячим предвечерьем
Укачало в колыбели боли.
Влажный взор наружу был молитвой,
Оттого остался безответен.
Словно отлито кольцо
Из неисчислимых слез
Из неисчислимых глаз
Взора без.
___
Дорога между двумя горизонтами,
Долгая, каменистая, страшная.
Долгая дорога, дикая, мощёная
Кремушками лишь да мгновениями.
Пульс не унимается, колотится,
Отбивает грань
Уходящего и настающего.
Звезды сыплются, скрежещут челюсти,
Безвоздушье в тучу сгущается,
Ту, которая
На краю настающего и уходящего
И тебя проглотит, прохожего,
С дымом, с косточками.—
Не обидно ли, что от непонятного
Да еще и мертвечинкою попахивает?
___
Это моя
Слепая и темная просьба
В дальнем, почти запредельном
Месте навзрыд говорится.
Но зачем, но зачем на этом
Кресте из праха сухого
Не то распят я, не то просто
Гвоздем торчу?
Чья это воля, которого Лиха —
На то, что, кроме
Беспричинно расцветшего огневанья,
Дороги нет?
Где он, этот?
Скажите мне, где
Божество
Моря просьб,
Наполнения просьбами пульса, сосудов?
Где он, имя чьё вечно,
Чьё — что ни дыханье — кинжал
В угол выжатой печени, тоже мне удаль!
И молчанье в ответ, и в ответ:
Тяжела человечья падаль,
А надежды — ...
___
Между двух обрубков души —
Что? — города,
Люди с трудами и просьбами,
Села, ручьи,
Реки с мостами и рыбами,
Но — не разросся бы перечень:
Там разместились природа и мир —
Мир, не глядел бы!
Столько вмещается между обрубками,
Что и не знаю, где я
И не пустою ли был я мечтою
Без головы, без предела, без образа
Взора без?..
Скорбная скоропись:
Я теперь — нетопырь,
Реющий — где еще? —
Все между теми же, вновь обретенными
Неба краями,
Взял да завис, да уснул?
Вижу: меня уже нет.
Что я: уже ничего.
Даже не
Крадкая, прядкая, пряткая
Тень-зверек...
___
Очей ночное полнозвездье
На памяти светает.
Прочь поди,
Полдневное слепило: насмотрелся,
Налюбовался, не желаю знать!
Среди людей, которых я любил,
Богов, которых оскорбил я, что
За неустанный выискался мститель?
И вороной гривастый варвар
По буре скачет — по очам,
Копытом тронута, подрагивает арфа,
Поговорить со мною хочет, но о чем?
___
В той стороне, где не без крови край
Небес,
Мой человек стоит
И полуждет и полупростостраждет
Отсеченную часть,
И слышится: — Спаси, спаси,
Зеленоклейкая моя кровца! —
А в стороне иной — луна луной —
Желанная стоит, и солнечную полночь
Лиловодымнопламеннобольных
Глаз
Оглашает глас:
— Эй, впереди меня, наваждение белое!
За собой проведи меня! —
Я стою между этим и той.
Птица вылетела, клетка настежь.
Дни, страданья, труды и ненастья,
И хлопот сухостой.
И назойливо-острая памяти дробь
Так и сыплется, не убывает.
И заречная выпь, где сердечная топь,
Волчьим голосом путника убивает.
___
Но наступит некая полночь,
И я уйду.
Мир покину — он не был моим.
Землю — сколько с нею ни сковывай.
Ты узнаешь тогда, клейкая, зелёная кровушка,
Ты узнаешь, зачем в бытии твоём
Что за место пустует,
Что за птица в клетке жила, —
И, недожданная моя,
О безраздельности тоже,
И подымешься в страдный путь,
И мою повлачишь печаль
Дальше... Время прошло, когда
Боль, боль, боль вышибала мне дух.
Кровоточащий зажил срез
И спокойною стала речь.
— Или вечная эта скорбь,
Неотступно ее лицо,
И теперь под кожей твоей
Кровь моя привыкает гореть?
___
Человек —
Он убит во мне, он рождён,
?Жизнь? и ?смерть? — не стало имён,
Только я между двух сторон
Больше маятником не хромаю.
Одинок окончательно,
Я твою память целую,
И холодеют губы,
Точно чела
Покойничьего коснулись,
К безжизненному приложились,
А это память твоя,
Это твоя
Во мне омертвела ветвь.
1330 Хиджры
1951 от Р.Х.
Переведено в июне 2000 Д.К.
Крушу кумиры и кладу обломки
В мостовую:
По ней проедешь
Ты, быстрая, как искра, гостья,
Мой наигрыш услышать, —
В дорогу нескончаемой газели,
Мощёную кумирными камнями,
До храма, где я сам калёным угольком
В кадильнице сгораю; до часовни,
Где только боли — догадайся, чьей —
Повешен образок.
___
Пусть человека я убил в себе,
Пусть человека я родил в себе,
Пусть жизнь со смертью совместил в себе
Я — пусть, но это ?я? — какой-то якорь,
Что между ними (жизнью, смертью) ходит,
Незакрепленный, и проносит мимо
Страданья и труды.
___
В той стороне,
Где горизонт — понятно, не без крови —
Стоит мой человек.
Я вижу, слышу:
Он полуждет и полу- просто страждет:
— Спаси, открой серебряным ключом,
Спаси, открой! —
В другой — луна и звезды —
Как из ведра,
И женщина — сама луна луной,
И в полночь солнечную глаз
Лиловым пламенем светает
Боль:
— Эй, который впереди меня! —
Белое мое наваждение,
Стань вождем, за собой проведи меня!
Но не проходит отчуждение.
И между сторонами дола я
Не ухожу, гляжу, стою.
Обеих сразу боль тяжелая
Не может размозжить мою.
___
Ото дня, когда
Этот день от взоров моих бежал,
Разрывая синие,
Разрывая цвета ржавчины — завесы, —
Я увидел в себе: человек, на кресте
Сам распятый, к Распятому вполоборота
Висит.
В горизонте разбитом, в краю неприступном —
Ведь на эту черту никто не ступал —
Я узнал моего человека.
Рядом с гребнем луны — волны, полно зрячих громад — и над
Той душою, которой подай половину вторую,
Пока не сгорела,
То есть вынь да положь.
И приходит пора, и пришла.
Срез болит, полыхает распил,
И сосудов узоры разорваны.
Кто? — сломал, разорвал, распилил
И расставил по разные стороны.
В ржавчине и сини
Режь, рви, рань —
Я страданья неразрывная отныне
Ткань.
___
Жарким днем рожден я, часом предвечерним, беспощадным летом
В мирозданье муки — во вселенной боли. Солнечных два глаза
Заблистали в каждом из моих; два гулких раздались молчанья
По-над колыбелью:
— Спаси меня, открой серебряным ключом
Темницу света! Тьма моя, спаси!..
И:
— Эй, который впереди меня,
Стань вождем, за собой проведи меня
В белое мое видение-наваждение!
___
Явилась женщина,
Лунно-ливенно-звездная.
Хребтом натруженным
В руки мои скользнула.
Были волосы
Брошены вдоль по шее,
Долу пролиты груди.
Тень
Нижней губы
Лежала — или бежала — над подбородком,
И голова
Клонилась в полы одежды
Того, моего человека,
Пока их душ половины
Не соединились.
Черный пузырь вселенной
Катился ее слезою.
Над страждущими душами сверкало,
Страшило, душило
Облако грозовое, гнетучая туча.
Голова, склоненная в полы одежды,
Того, моего человека, там и лежала,
Но хребет заскользил, зазмеился — и где он?
В лунно-ливенно-звездном краю
Изнывает рассвет:
— впереди меня,
— проведи меня,
— наваждение!
Раскатился по двум горизонтам вопль
И вцепился в больные мои виски!
___
Между двух горизонтов, на проклятой мостовой
Не разыщешь, душа, где твой.
Замолчите: услышим, которою стороной
Топчет, цокает вороной.
Кубок мой без напитка, и пенится над пустотой
Непокоя огонь густой.
Все с дороги! Не заслоняйте
Видимый с противного края
Лунно-ливенно-звездной ткани
Край!
Дальнее и ближайшее,
Схожее и чужое:
Вот — любить и не приноравливаться,
Ластиться и не льстить...
Не злобиться... не лукавить...
___
Утомлен, усыплен, засыпан.
Убаюканы ледники,
И пески, и солончаки,
И холмы, и ущелья.
Вот уже и ромашки пустынной,
Что, крича, умирала,
Молча распрямляется стебель.
До того усталость дошла,
Что уже и надежда,
Не моя и не на меня,
От себя меня отчуждает.
До того дошла, что секунда
Искры не высекает,
Побледнев, иссякает
Покорно,
Позорно...
___
Жарким днем, горячим предвечерьем
Укачало в колыбели боли.
Влажный взор наружу был молитвой,
Оттого остался безответен.
Словно отлито кольцо
Из неисчислимых слез
Из неисчислимых глаз
Взора без.
___
Дорога между двумя горизонтами,
Долгая, каменистая, страшная.
Долгая дорога, дикая, мощёная
Кремушками лишь да мгновениями.
Пульс не унимается, колотится,
Отбивает грань
Уходящего и настающего.
Звезды сыплются, скрежещут челюсти,
Безвоздушье в тучу сгущается,
Ту, которая
На краю настающего и уходящего
И тебя проглотит, прохожего,
С дымом, с косточками.—
Не обидно ли, что от непонятного
Да еще и мертвечинкою попахивает?
___
Это моя
Слепая и темная просьба
В дальнем, почти запредельном
Месте навзрыд говорится.
Но зачем, но зачем на этом
Кресте из праха сухого
Не то распят я, не то просто
Гвоздем торчу?
Чья это воля, которого Лиха —
На то, что, кроме
Беспричинно расцветшего огневанья,
Дороги нет?
Где он, этот?
Скажите мне, где
Божество
Моря просьб,
Наполнения просьбами пульса, сосудов?
Где он, имя чьё вечно,
Чьё — что ни дыханье — кинжал
В угол выжатой печени, тоже мне удаль!
И молчанье в ответ, и в ответ:
Тяжела человечья падаль,
А надежды — ...
___
Между двух обрубков души —
Что? — города,
Люди с трудами и просьбами,
Села, ручьи,
Реки с мостами и рыбами,
Но — не разросся бы перечень:
Там разместились природа и мир —
Мир, не глядел бы!
Столько вмещается между обрубками,
Что и не знаю, где я
И не пустою ли был я мечтою
Без головы, без предела, без образа
Взора без?..
Скорбная скоропись:
Я теперь — нетопырь,
Реющий — где еще? —
Все между теми же, вновь обретенными
Неба краями,
Взял да завис, да уснул?
Вижу: меня уже нет.
Что я: уже ничего.
Даже не
Крадкая, прядкая, пряткая
Тень-зверек...
___
Очей ночное полнозвездье
На памяти светает.
Прочь поди,
Полдневное слепило: насмотрелся,
Налюбовался, не желаю знать!
Среди людей, которых я любил,
Богов, которых оскорбил я, что
За неустанный выискался мститель?
И вороной гривастый варвар
По буре скачет — по очам,
Копытом тронута, подрагивает арфа,
Поговорить со мною хочет, но о чем?
___
В той стороне, где не без крови край
Небес,
Мой человек стоит
И полуждет и полупростостраждет
Отсеченную часть,
И слышится: — Спаси, спаси,
Зеленоклейкая моя кровца! —
А в стороне иной — луна луной —
Желанная стоит, и солнечную полночь
Лиловодымнопламеннобольных
Глаз
Оглашает глас:
— Эй, впереди меня, наваждение белое!
За собой проведи меня! —
Я стою между этим и той.
Птица вылетела, клетка настежь.
Дни, страданья, труды и ненастья,
И хлопот сухостой.
И назойливо-острая памяти дробь
Так и сыплется, не убывает.
И заречная выпь, где сердечная топь,
Волчьим голосом путника убивает.
___
Но наступит некая полночь,
И я уйду.
Мир покину — он не был моим.
Землю — сколько с нею ни сковывай.
Ты узнаешь тогда, клейкая, зелёная кровушка,
Ты узнаешь, зачем в бытии твоём
Что за место пустует,
Что за птица в клетке жила, —
И, недожданная моя,
О безраздельности тоже,
И подымешься в страдный путь,
И мою повлачишь печаль
Дальше... Время прошло, когда
Боль, боль, боль вышибала мне дух.
Кровоточащий зажил срез
И спокойною стала речь.
— Или вечная эта скорбь,
Неотступно ее лицо,
И теперь под кожей твоей
Кровь моя привыкает гореть?
___
Человек —
Он убит во мне, он рождён,
?Жизнь? и ?смерть? — не стало имён,
Только я между двух сторон
Больше маятником не хромаю.
Одинок окончательно,
Я твою память целую,
И холодеют губы,
Точно чела
Покойничьего коснулись,
К безжизненному приложились,
А это память твоя,
Это твоя
Во мне омертвела ветвь.
1330 Хиджры
1951 от Р.Х.
Переведено в июне 2000 Д.К.
Метки:
