мосты-225
МОСТЫ
Право, лучше стоять на шатком мосту, где за вами лев, перед вами тигр, а внизу кишмя кишат крокодилы, которым присуща кровожадность и бешеность, Чем остаться один на один с любимой, сквозь зубы комментирующей собственную внешность; Лучше разом пропасть ; погибнуть в огне, потонуть в океане, поесть в кафетерии, ; Чем всю жизнь находиться в глупейшем положении, потому что если вы с ней соглашаетесь, это значит, что вы ее больше не любите, а если вы пытаетесь ей возражать, вас обвиняют во лжи и лицемерии. ОГДЕН НЭШ. Перевод Ирины Комаровой ПО СЕКРЕТУ
Развели мосты.\ Корабль заплакал дурным\ голосом. Андрей Татарович "У Голубой лагуны". Том 2Б.
Развороченные мосты,\ и кружится солнце вины,\ будто мы заставляли расти\ этот сад гробовой\ тишины.\ Будто все, что придет и прошло --\ кем-то выращено зело,\ и смолкают колокольца\ под подошвой \ того творца. Сергей Жадан. Перевод Л.Кано
Там, за трамвайным мостом через Обводный канал,\ Совсем иная страна,\ Небо ночное,\ Башней зубцы и минарет,\ Город германский братьев Гримм.\ Но ангел в ужасе, что крылья бьются без тела.\ Труп ангела без головы лежит на асфальте. Василий Филиппов Из цикла "Никольский собор"(июнь 1985) Сон о предсуществованьи
Я так люблю тебя, Москва, \ твои пустые захолустья, \ что впору там, как у моста \ любимейшего, захлебнуться. Александр Кушнер. "У Голубой лагуны". Том 2Б. ПЕЧАТНИКОВ ПЕРЕУЛОК
Бахыт Кенжеев Кн. ?Послания? 2011
?сизый рак в реке трепещет…?
сизый рак в реке трепещет
в ожидании дождя
и на господа клевещет
пальцев в рану не кладя
потому ли бесполезна
вся подводная растит
что федотовская бездна
не обманет не простит
да и правда поле брани
с падший ангел за спиной
переломленный в коране
шаткий мост волосяной
а ещё густой ребенок
земноводное дитя
тащит крылья из пелёнок
лоб ладонью обхватя
и безденежный младенец
всех молекул иждивенец
оснований лёгких князь
содрогается смеясь
Бахыт Кенжеев Кн. ?Послания? 2011
?В молодости – летать, лепетать, в зрелости – трезво судить, но зато уж потом…?
В молодости – летать, лепетать, в зрелости – трезво судить,
но зато уж потом
легче лёгкого – ни хлопот, ни любви обидной, ни выхлопного
газа из труб разбегающейся вселенной. Бомж из Лютеции
под мостом
Александра Третьего, зная об этом, потирает небритую щёку,
и снова
наполняет бумажный стакан приемлемым,
пусть и кисловатым, вином
из картонной коробки. Лей, не жалей, заводи приёмник,
дыши свободно,
если даже и хрипло. Гулять, так с музыкой.
За моим квадратным окном
американский закат, октябрь, такой же глубокий, как где угодно,
и такая элегия старомодная складывается помимо любой
воли, помимо кармина, злата и пурпура, первого —
безголосого, робкого
но всевластного – логоса. Пробормотать одышливо:
?Господь с тобой?.
Не подводи. Я ещё хочу дремать на ходу, клюкою
нащупывая свою тропку
среди вековых осин, в криводушной, бескровной, пустой стороне,
которой я был обязан не так уж многим, но тем не менее,
где отрывистая музыка, словно слепому, отчётливо снилась мне,
кажется – клавесин, тонконогий, высокоголосый сын
Возрождения.
Бахыт Кенжеев Кн. ?Послания? 2011
?В этих влажных краях сон дневной глубок, словно блеск канала в окне…?
В этих влажных краях сон дневной глубок,
словно блеск канала в окне.
Отсырел мой спичечный коробок
с предпоследней спичкой на дне.
Что мне снилось? Север. Пожар. Раскол.
Колокольня стоит точильным бруском.
Додремал до оскомины, до печали – той, вечерней,
которой названия нет.
Гонит ветер с моря закатный свет. Сколько лет уже
ангелы не стучали
в нашу дверь. В этих влажных, узких краях,
где шарахаешься на стон
колокольный, любой православный прах превратится
в глину, любым крестом
осеняя тебя из своей подводной колыбели, я знаю,
что жизнь крепка,
словно слепок с вечности – но рука стеклодува движется
не свободно,
а расчётливо, покрывая хрусталь ночной пузырящейся
волглою пеленой,
и народ – от собаки до рыбака – тоже твёрдо уверен,
что жизнь сладка,
как глоток кагора в холодном храме. Что за плод
ты протягиваешь мне? Гранат.
В площадной трагедии или драме всё путём, словно месяц,
всходящий над
горбоносым мостиком, без затей и без грусти.
Как все – уснуть,
и взирать из заоблачных пропастей
на великий шёлковый путь.
Бахыт Кенжеев Кн. ?Послания? 2011
?Зимой в Венеции туристы топ да топ, кто в чёрных домино, кто нацепил личину…?
Зимой в Венеции туристы топ да топ, кто в чёрных домино,
кто нацепил личину
печальную. О град, стеклянный гроб утопленницы.
Страсть неотличима
от ненависти – или всё не так, и ты ошибся, странник?
Твой напарник
разглядывает решетки, на мостах застаивается.
В краях высокопарных,
и в низменных краях, и в неизменных —
ложь помножена на ложь, присыпана могильной
землёй. Вот наша жизнь – пригубишь ли, прольёшь,
прокрутишь ли любительскою фильмой
восьмимиллиметровой – мокрый мел на мостовых,
и звуков, как в помине.
Бесчинствовал, храбрился, не посмел,
как ряженые простодушные… Отныне
не благоденствуй, медную доску протрави соляной кислотой,
рыдай, предайся пьянству,
но только не молчи, не вычитай любви из времени,
отлива – из пространства.
Да, человек пред Богом нагл и гол, с водою крепкою,
с непросветлённым ликом,
он слово мясопуст запомнит, как глагол —
в прошедшем времени, в отчаянье великом,
вдохнёт мукой обсыпанную тьму в овальном зеркале,
в неправде карнавальной —
и кто-то в маске ибиса ему артерию пробьёт
иглой гравировальной.
БОРИС СЛУЦКИЙ (1919-1986) СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ ТОМ 1 из 3 (1991)
СТИХОТВОРЕНИЯ 1939–1961
МОСТ НИЩИХ
Вот он — мост, к базару ведущий,
Загребущий и завидущий,
Руки тянущий, горло дерущий!
Вот он в сорок шестом году.
Снова я через мост иду.
Всюду нищие, всюду убогие.
Обойти их — я не могу.
Беды бедные, язвы многие
Разложили они на снегу.
Вот иду я, голубоглазый,
Непонятно каких кровей.
И ко мне обращаются сразу —
Кто горбатей, а кто кривей —
Все: чернявые и белобрысые,
Даже рыжие, даже лысые —
Все кричат, но кричат по-своему,
На пяти языках кричат:
Подавай, как воин — воину,
Помогай, как солдату — солдат.
Приглядись-ка к моим изъянам!
Осмотри-ка мою беду!
Если русский — подай христианам:
Никогда не давай жиду!
По-татарски орут татары,
По-армянски кричит армянин.
Но еврей, пропыленный и старый,
Не скрывает своих именин.
Он бросает мне прямо в лицо
Взора жадного тяжкий камень.
Он молчит. Он не машет руками,
Он обдергивает пальтецо.
Он узнал. Он признал своего.
Все равно не дам ничего.
Мы проходим — четыре шинели
И четыре пары сапог.
Не за то мы в окопе сидели,
Чтобы кто-нибудь смел и смог
Нарезать беду, как баранину,
И копаться потом в кусках.
А за нами,
словно пораненный,
Мост кричит на пяти языках.
БОРИС СЛУЦКИЙ (1919-1986) СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ ТОМ 1 из 3 (1991)
СТИХОТВОРЕНИЯ 1939–1961
РУБИКОН
Нас было десять поэтов,
Не уважавших друг друга,
Но жавших друг другу руки.
Мы были в командировке
В Италии. Нас таскали
По Умбрии и Тоскане
На митинги и приемы.
В унылой спешке банкетов
Мы жили — десять поэтов.
А я был всех моложе
И долго жил за границей
И знал, где что хранится,
В котором городе — площадь,
И башня в которой Пизе,
А также в которой мызе
Отсиживался Гарибальди,
И где какая картина,
И то, что Нерон — скотина.
Старинная тарахтелка —
Автобус, возивший группу,
Но гиды веско и грубо
И безапелляционно
Кричали термины славы.
Так было до Рубикона.
А Рубикон — речонка
С довольно шатким мосточком.
— Ну что ж, перейдем пешочком,
Как некогда Юлий Цезарь,—
Сказал я своим коллегам,
От спеси и пота — пегим.
Оставили машину,
Шестипудовое брюхо
Прокофьев вытряхнул глухо,
И любопытный Мартынов,
Пошире глаза раздвинув,
Присматривался к Рубикону,
И грустный, сонный Твардовский
Унылую думу думал,
Что вот Рубикон — таковский,
А все-таки много лучше
Москва-река или Припять
И очень хочется выпить,
И жадное любопытство
Лучилось из глаз Смирнова[11],
Что вот они снова, снова
Ведут разговор о власти,
Что цезарей и сенаты
Теперь вспоминать не надо.
А Рубикон струился,
Как в первом до Р. X. веке,
Журча, как соловейка.
И вот, вспоминая каждый
Про личные рубиконы,
Про преступленья закона,
Ритмические нарушения,
Внезапные находки
И правды обнаруженье,
Мы перешли речонку,
Что бормотала кротко
И в то же время звонко.
Да, мы перешли речонку.
* * *
Николай Доризо (1923-2011) Кн. Я сочинил когда-то песню 1980Братислава
Пешком
Совершаю
свой длинный,
Свой первый
по городу
путь, —
Обидно
автобусной шиной
Такую красу
зачеркнуть.
То площадь
в старинной оправе,
То трубы
фабричных застав,—
Ей-богу,
в одной Братиславе
Не менее
ста
Братислав.
Сплетение
улочек тесных,
Скульптур
почерневшая медь.
Как здорово,
как интересно
На окна чужие
глядеть.
Понять бы мне
эту столицу,
Расставить бы все по местам,
Не так-то легко
научиться
Проспектам ее
и мостам.
До улочки
узенькой самой,
В которую
жадно вхожу,
Распутаю
всю Братиславу
И в узел
на память
свяжу.
1978
Николай Доризо (1923-2011) Кн. Я сочинил когда-то песню 1980?Нету у графоманов…?
Нету у графоманов
Свободных минут —
Есть они
У известных поэтов.
Графоманы
Пакеты в редакции шлют
И никак не дождутся ответов.
Поднимаются ночью,
Тайком от семьи,
И мостят
Свои строки тернисто.
И тайком от семьи
Тратят средства свои
Не на девушек —
На машинисток.
Шлют свои бандероли
Опять
И опять,
И не спят,
И рискуют,
И смеют.
Как им нужен
Божественный дар —
Не писать,
Но они
Не писать
Не умеют!..
Как обидно и горько звучит:
Графоман —
Для поэта и для музыканта!
Графоман —
Это труженик,
Это титан,
Это гений,
Лишенный таланта.
1963
Николай Доризо (1923-2011) Кн. Я сочинил когда-то песню 1980Стихи, написанные на ВДНХ
Я думал,
Москва —
Это Красная площадь,
Кремлевские ели,
Высотные зданья.
Я думал,
Москва —
Это Марьина роща,
Куда
приходил я
К тебе
на свиданье.
Я думал,
Москва —
это липы
рядами
На улице Горького,
у Моссовета.
Бульвары,
что
с детства
исхожены
нами,
Крылатые башни
Университета.
Да,
это она —
и метро на Арбате,
И мост у Кремля
над Москвою-рекою —
Такой
мы видали ее
на плакате,
И слышалась в песнях
она
нам такою.
Но вот
я увидел
своими глазами,
Насколько столица
и больше
и шире:
Москва —
это
поле ржаное
Рязани,
Москва —
это
сосны
на горном Памире.
Колосья
отменной кубанской пшеницы,
Мохнатые пальмы
субтропиков,
это —
Пейзаж
нашей
с детства знакомой
столицы,
Московская
почва,
московское
лето…
Москва —
это травы
волна за волною,
Где кони донские
привольно пасутся,
И те,
кто пока не согласен
со мною,
Пусть
сами
по Выставке
нынче
пройдутся!
Родная Москва —
без конца и без края —
Такою
сегодня
ты видишься мне.
Стоишь ты,
в себе
всю страну
отражая,
Сама
отражаясь
повсюду
в стране!
1954
НИКА ТУРБИНА (1974-2002) Стихи и статьи о Нике 2010
ВЕНЕЦИЯ
Запеленали город мостами -
В каменном платье Венеция встала…
Ей ожерелье из белых домов
Брошено под ноги
И островов
Не сосчитать -
Даже ночи не хватит…
Так отчего эта женщина плачет?
Редьярд Киплинг (1865-1936) Избранные стихи из всех книг (Изд.2011)
Бремя белого человека[110]
Неси это гордое Бремя —
Родных сыновей пошли
На службу подвластным народам
Пускай хоть на край земли —
Хоть на каторгу ради угрюмых
Мятущихся дикарей,
Наполовину бесов,
Наполовину людей.
Неси это гордое Бремя —
Будь ровен и деловит,
Не поддавайся страхам
И не считай обид;
Простое ясное слово
В сотый раз повторяй —
Сей, чтобы твой подопечный
Щедрый снял урожай.
Неси это гордое Бремя —
Воюй за чужой покой —
Заставь отступиться Болезни
И Голоду рот закрой;
Но чем ты к успеху ближе,
Тем лучше распознаешь
Языческую Нерадивость,
Предательство или Ложь.
Неси это гордое Бремя
Не как надменный король —
К тяжелой черной работе,
Себя, как раба, приневоль;
При жизни тебе не видеть
Порты, шоссе, мосты —
Так строй же их, оставляя
Могилы таких, как ты!
Неси это гордое Бремя —
И будешь вознагражден
Придирками командиров
Да воплями диких племен:
?Чего ты хочешь, проклятый,
Зачем смущаешь умы?
Не выводи нас к свету
Из милой Египетской Тьмы!?
Неси это гордое Бремя —
Неблагодарный труд, —
Ведь слишком громкие речи
Усталость твою выдают!
Тем, что уже ты сделал
И сделать еще готов,
Молча народы измерят
Тебя и твоих Богов.
Неси это гордое Бремя —
От юности вдалеке
Забудешь о легкой славе,
Дешевом лавровом венке —
Тогда твою возмужалость
Твою непокорность судьбе
Оценит горький и трезвый
Суд равных тебе!
Перевел А. Сергеев
Редьярд Киплинг (1865-1936) Избранные стихи из всех книг (Изд.2011)
Дозор на мосту в Карру[111]
Стремительно над пустыней
Смягчается резкий свет,
И вихрем изломанных линий
Возникает горный хребет.
Вдоль горизонта построясь,
Разрезает кряж-исполин
Небес берилловый пояс
И черный мускат долин.
В небе зажгло светило
Красок закатных гроздь —
Охра, лазурь, белила,
Умбра, жженая кость.
Там, над обрывом гранитным.
Звезды глядят в темноту —
Резкий свисток велит нам
Сменить караул на мосту.
(Стой до седьмого пота
У подножия гор —
Не армия, нет — всего-то
Сторожевой дозор).
Скользя на кухонных отбросах
На банках из-под жратвы,
На выгоревших откосах,
На жалких пучках травы —
Выбрав путь покороче,
Мы занимаем пост —
И это начало ночи
Для стерегущих мост.
Мы слышим — овец в краали
Гонит бушмен-пастух,
И звон остывающей стали
Ловит наш чуткий слух.
Воет шакалья стая,
Шуршат в песчаной пыли,
С рыхлых откосов слетая,
Комья сухой земли.
Звезды в холодных безднах
Мерцают ночь напролет,
И на сводах арок железных
Почиет небесный свод.
Покуда меж дальних склонов
Не послышится перестук,
Не вспыхнут окна вагонов,
Связующих север и юг.
Нет, не зря ты глаза мозолишь
Бурам, что пялятся с гор, —
Не армия, нет — всего лишь
Сторожевой дозор.
Перевел Е. Витковский
Петербург в произведениях поэтов ?Золотого? и ?Серебряного? века русской литературы ) (Сост. Виктор Меркушев ? ?Знакъ?, 2017)
Константин Петрович Масальский
(1802–1861)
Романист, поэт, драматург. Учился в Благородном пансионе при Санкт-Петербургском университете. Действительный статский советник. Известен своими историческими романами и редакционной деятельностью в журналах ?Сын отечества? и ?Северная пчела?.
Петергофское гулянье
1
Скрывавшие восток густые
облака
Рассеялись в час утра понемногу.
Весь Петербург сбирается в
дорогу.
Через Калинкин мост
стремится, как река,
Народ к воротам
триумфальным.
Какие хлопоты жандармам и
квартальным!
Карет, телег, колясок, дрожек ряд
И без конца и без начала
К заставе тянется. Все за
город спешат, —
Как будто бы вода столицу
потопляла.
Везде встречает взор
Корзинки, узелки с съестным
и самовары.
Здесь песенников хор
Идёт под звук рожка,
бандуры иль гитары;
Там тащит римлянин
шарманку на плечах;
Здесь спор у мужиков зашёл
о калачах
И пряниках: они огромную
корзину
Рассыпали, запнувшись, на
траву.
Там, небо сброся с плеч,
поставил на главу
Атлант – клубнику и малину.
Но где нам дописать картину!
Жаль, что Теньер свой
карандаш
Не завещал ни одному поэту,
А взял с собой и кинул в
Лету.
Так сядем же скорей,
читатель добрый наш,
В карету,
И мимо ряда дач прелестных
и садов
Поедем прямо в Петергоф.
АРСЕНИЙ НЕСМЕЛОВ (1889-1945) СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В 2-Х ТОМАХ 2006 т.1
ИНТЕРВЕНТЫ[113]
Серб, боснийский солдат и английский матрос
Поджидали у моста быстроглазую швейку.
Каждый думал: моя! Каждый нежность ей нес
И за девичий взор, и за нежную шейку…
И врагами присели они на скамейку,
Серб, боснийский солдат и английский матрос.
Серб любил свой Дунай. Англичанин давно
Ничего не любил, кроме трубки и виски…
А девчонка не шла; становилось темно.
Опустили к воде тучи саван свой низкий.
И солдат посмотрел на матроса как близкий,
Словно другом тот был или знались давно.
Закурили, сказав на своем языке
Каждый что-то о том, что Россия — болото.
Загорелась на лицах у них позолота
От затяжек… А там, далеко, на реке,
Русский парень запел заунывное что-то…
Каждый хмуро ворчал на своем языке.
А потом в кабачке, где гудел контрабас,
Недовольно ворча на визгливые скрипки,
Пили огненный спирт и запененный квас
И друг другу сквозь дым посылали улыбки.
Через залитый стол неопрятный и зыбкий
У окна в кабачке, где гудел контрабас.
Каждый хочет любить — и солдат, и моряк,
Каждый хочет иметь и невесту, и друга,
Только дни тяжелы, только дни наши — вьюга,
Только вьюга они, заклубившая мрак.
Так кричали они, понимая друг друга,
Черный сербский солдат и английский матрос.
1920
АРСЕНИЙ НЕСМЕЛОВ (1889-1945) СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В 2-Х ТОМАХ 2006 т.1
МОЛОДАЯ ВЕСНА (?От натопленных комнат…?)[253]
От натопленных комнат,
От дымящей плиты,
От людей, что не помнят,
Что такое цветы;
От вражды и от дружбы,
От упреков супруг,
От бесслужбы и службы,
От рычащих вокруг
Обязательств, квитанций,
Увлекавших ко дну,
Словно музыку, в танцы, —
В молодую весну!
Лед уходит на север,
Закипают ключи,
На зеленом посеве
Важно ходят грачи.
Льды чернеют, сгорая,
Стужа — в черных гробах.
О бамбуковом рае
Размечтался рыбак,
О трепещущей снасти,
Об извивах волны, —
Каждый выудит счастье
Из разливов весны!
Даже старый и хилый,
С хриплым кашлем в груди…
Всех их, Боже, помилуй
И весной награди.
А без этой награды
Жизнь темна и тесна;
Все ломает преграды
Молодая весна,
Сокрушает запруды,
Мост кладет через ров,
И без этого чуда
Мир Твой слишком суров.
АРСЕНИЙ НЕСМЕЛОВ (1889-1945) СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В 2-Х ТОМАХ 2006 т.1
НА СУНГАРИ. Из старой тетради (?Диоген, дремавший в бочке…?)[284]
Диоген, дремавший в бочке,
Был счастливым до конца…
Не для лишней только строчки
Вспоминаю мудреца.
Но, имея папиросы
И полтинник на обед,
О тебе, мудрец курносый,
Нежно думает поэт.
Относясь с презреньем к веку,
Я дичаю у воды.
Молодому человеку
Даже в бочке нет нужды!
Обхожусь без бочки даже,
Ибо, трусики надев,
Целый день лежу на пляже
Возле дам и милых дев.
Нет тоски и нет вопросов,
День плывет в лазурном сне…
Сам аттический философ
Позавидовал бы мне!..
…………………………….
Желтая катит река
Волны свои всё дальше.
Гладит ладонь ветерка
Влажное тело купальщиц.
Праздничный полдень высок —
Солнечный, яростный, строгий, —
И обжигает песок
Влагой омытые ноги.
Сонно ведут по реке
Волны стеклянные грядки…
А у тебя на виске
Вьются упрямые прядки.
Сладко и больно вдвоем,
Боже, как страшно и просто!..
Что же, дружок, поплывем
До Сунгарийского моста.
……………………………..
В воздухе этом, таком янтарном,
На золотистой кошме песка,
Кажется чем-то элементарным
Всё, что нашептывала тоска.
Самое слово здесь как-то лживо,
Кажется звуком оно пустым;
Как этот камень, как эта ива,
Каждому хочется быть простым.
Стоит ли думать о том, что было,
Или о том, что идет, грозя.
Сердце, которое полюбило,
Не полюбить нельзя!
НИКА ТУРБИНА (1974-2002) Стихи и статьи о Нике 2010
Я стою у черты
Я стою у черты,
Где кончается связь со вселенной.
Здесь разводят мосты
Ровно в полночь -
То время бессменно.
Я стою у черты.
Ну, шагни!
И окажешься сразу бессмертна.
Обернулась -
За мною дни,
Что дарили мне столько света.
И я сделать последний шаг
Не могу.
Но торопит время.
Утром меркнет моя звезда,
И черта обернется мгновеньем.
(1983)
Право, лучше стоять на шатком мосту, где за вами лев, перед вами тигр, а внизу кишмя кишат крокодилы, которым присуща кровожадность и бешеность, Чем остаться один на один с любимой, сквозь зубы комментирующей собственную внешность; Лучше разом пропасть ; погибнуть в огне, потонуть в океане, поесть в кафетерии, ; Чем всю жизнь находиться в глупейшем положении, потому что если вы с ней соглашаетесь, это значит, что вы ее больше не любите, а если вы пытаетесь ей возражать, вас обвиняют во лжи и лицемерии. ОГДЕН НЭШ. Перевод Ирины Комаровой ПО СЕКРЕТУ
Развели мосты.\ Корабль заплакал дурным\ голосом. Андрей Татарович "У Голубой лагуны". Том 2Б.
Развороченные мосты,\ и кружится солнце вины,\ будто мы заставляли расти\ этот сад гробовой\ тишины.\ Будто все, что придет и прошло --\ кем-то выращено зело,\ и смолкают колокольца\ под подошвой \ того творца. Сергей Жадан. Перевод Л.Кано
Там, за трамвайным мостом через Обводный канал,\ Совсем иная страна,\ Небо ночное,\ Башней зубцы и минарет,\ Город германский братьев Гримм.\ Но ангел в ужасе, что крылья бьются без тела.\ Труп ангела без головы лежит на асфальте. Василий Филиппов Из цикла "Никольский собор"(июнь 1985) Сон о предсуществованьи
Я так люблю тебя, Москва, \ твои пустые захолустья, \ что впору там, как у моста \ любимейшего, захлебнуться. Александр Кушнер. "У Голубой лагуны". Том 2Б. ПЕЧАТНИКОВ ПЕРЕУЛОК
Бахыт Кенжеев Кн. ?Послания? 2011
?сизый рак в реке трепещет…?
сизый рак в реке трепещет
в ожидании дождя
и на господа клевещет
пальцев в рану не кладя
потому ли бесполезна
вся подводная растит
что федотовская бездна
не обманет не простит
да и правда поле брани
с падший ангел за спиной
переломленный в коране
шаткий мост волосяной
а ещё густой ребенок
земноводное дитя
тащит крылья из пелёнок
лоб ладонью обхватя
и безденежный младенец
всех молекул иждивенец
оснований лёгких князь
содрогается смеясь
Бахыт Кенжеев Кн. ?Послания? 2011
?В молодости – летать, лепетать, в зрелости – трезво судить, но зато уж потом…?
В молодости – летать, лепетать, в зрелости – трезво судить,
но зато уж потом
легче лёгкого – ни хлопот, ни любви обидной, ни выхлопного
газа из труб разбегающейся вселенной. Бомж из Лютеции
под мостом
Александра Третьего, зная об этом, потирает небритую щёку,
и снова
наполняет бумажный стакан приемлемым,
пусть и кисловатым, вином
из картонной коробки. Лей, не жалей, заводи приёмник,
дыши свободно,
если даже и хрипло. Гулять, так с музыкой.
За моим квадратным окном
американский закат, октябрь, такой же глубокий, как где угодно,
и такая элегия старомодная складывается помимо любой
воли, помимо кармина, злата и пурпура, первого —
безголосого, робкого
но всевластного – логоса. Пробормотать одышливо:
?Господь с тобой?.
Не подводи. Я ещё хочу дремать на ходу, клюкою
нащупывая свою тропку
среди вековых осин, в криводушной, бескровной, пустой стороне,
которой я был обязан не так уж многим, но тем не менее,
где отрывистая музыка, словно слепому, отчётливо снилась мне,
кажется – клавесин, тонконогий, высокоголосый сын
Возрождения.
Бахыт Кенжеев Кн. ?Послания? 2011
?В этих влажных краях сон дневной глубок, словно блеск канала в окне…?
В этих влажных краях сон дневной глубок,
словно блеск канала в окне.
Отсырел мой спичечный коробок
с предпоследней спичкой на дне.
Что мне снилось? Север. Пожар. Раскол.
Колокольня стоит точильным бруском.
Додремал до оскомины, до печали – той, вечерней,
которой названия нет.
Гонит ветер с моря закатный свет. Сколько лет уже
ангелы не стучали
в нашу дверь. В этих влажных, узких краях,
где шарахаешься на стон
колокольный, любой православный прах превратится
в глину, любым крестом
осеняя тебя из своей подводной колыбели, я знаю,
что жизнь крепка,
словно слепок с вечности – но рука стеклодува движется
не свободно,
а расчётливо, покрывая хрусталь ночной пузырящейся
волглою пеленой,
и народ – от собаки до рыбака – тоже твёрдо уверен,
что жизнь сладка,
как глоток кагора в холодном храме. Что за плод
ты протягиваешь мне? Гранат.
В площадной трагедии или драме всё путём, словно месяц,
всходящий над
горбоносым мостиком, без затей и без грусти.
Как все – уснуть,
и взирать из заоблачных пропастей
на великий шёлковый путь.
Бахыт Кенжеев Кн. ?Послания? 2011
?Зимой в Венеции туристы топ да топ, кто в чёрных домино, кто нацепил личину…?
Зимой в Венеции туристы топ да топ, кто в чёрных домино,
кто нацепил личину
печальную. О град, стеклянный гроб утопленницы.
Страсть неотличима
от ненависти – или всё не так, и ты ошибся, странник?
Твой напарник
разглядывает решетки, на мостах застаивается.
В краях высокопарных,
и в низменных краях, и в неизменных —
ложь помножена на ложь, присыпана могильной
землёй. Вот наша жизнь – пригубишь ли, прольёшь,
прокрутишь ли любительскою фильмой
восьмимиллиметровой – мокрый мел на мостовых,
и звуков, как в помине.
Бесчинствовал, храбрился, не посмел,
как ряженые простодушные… Отныне
не благоденствуй, медную доску протрави соляной кислотой,
рыдай, предайся пьянству,
но только не молчи, не вычитай любви из времени,
отлива – из пространства.
Да, человек пред Богом нагл и гол, с водою крепкою,
с непросветлённым ликом,
он слово мясопуст запомнит, как глагол —
в прошедшем времени, в отчаянье великом,
вдохнёт мукой обсыпанную тьму в овальном зеркале,
в неправде карнавальной —
и кто-то в маске ибиса ему артерию пробьёт
иглой гравировальной.
БОРИС СЛУЦКИЙ (1919-1986) СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ ТОМ 1 из 3 (1991)
СТИХОТВОРЕНИЯ 1939–1961
МОСТ НИЩИХ
Вот он — мост, к базару ведущий,
Загребущий и завидущий,
Руки тянущий, горло дерущий!
Вот он в сорок шестом году.
Снова я через мост иду.
Всюду нищие, всюду убогие.
Обойти их — я не могу.
Беды бедные, язвы многие
Разложили они на снегу.
Вот иду я, голубоглазый,
Непонятно каких кровей.
И ко мне обращаются сразу —
Кто горбатей, а кто кривей —
Все: чернявые и белобрысые,
Даже рыжие, даже лысые —
Все кричат, но кричат по-своему,
На пяти языках кричат:
Подавай, как воин — воину,
Помогай, как солдату — солдат.
Приглядись-ка к моим изъянам!
Осмотри-ка мою беду!
Если русский — подай христианам:
Никогда не давай жиду!
По-татарски орут татары,
По-армянски кричит армянин.
Но еврей, пропыленный и старый,
Не скрывает своих именин.
Он бросает мне прямо в лицо
Взора жадного тяжкий камень.
Он молчит. Он не машет руками,
Он обдергивает пальтецо.
Он узнал. Он признал своего.
Все равно не дам ничего.
Мы проходим — четыре шинели
И четыре пары сапог.
Не за то мы в окопе сидели,
Чтобы кто-нибудь смел и смог
Нарезать беду, как баранину,
И копаться потом в кусках.
А за нами,
словно пораненный,
Мост кричит на пяти языках.
БОРИС СЛУЦКИЙ (1919-1986) СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ ТОМ 1 из 3 (1991)
СТИХОТВОРЕНИЯ 1939–1961
РУБИКОН
Нас было десять поэтов,
Не уважавших друг друга,
Но жавших друг другу руки.
Мы были в командировке
В Италии. Нас таскали
По Умбрии и Тоскане
На митинги и приемы.
В унылой спешке банкетов
Мы жили — десять поэтов.
А я был всех моложе
И долго жил за границей
И знал, где что хранится,
В котором городе — площадь,
И башня в которой Пизе,
А также в которой мызе
Отсиживался Гарибальди,
И где какая картина,
И то, что Нерон — скотина.
Старинная тарахтелка —
Автобус, возивший группу,
Но гиды веско и грубо
И безапелляционно
Кричали термины славы.
Так было до Рубикона.
А Рубикон — речонка
С довольно шатким мосточком.
— Ну что ж, перейдем пешочком,
Как некогда Юлий Цезарь,—
Сказал я своим коллегам,
От спеси и пота — пегим.
Оставили машину,
Шестипудовое брюхо
Прокофьев вытряхнул глухо,
И любопытный Мартынов,
Пошире глаза раздвинув,
Присматривался к Рубикону,
И грустный, сонный Твардовский
Унылую думу думал,
Что вот Рубикон — таковский,
А все-таки много лучше
Москва-река или Припять
И очень хочется выпить,
И жадное любопытство
Лучилось из глаз Смирнова[11],
Что вот они снова, снова
Ведут разговор о власти,
Что цезарей и сенаты
Теперь вспоминать не надо.
А Рубикон струился,
Как в первом до Р. X. веке,
Журча, как соловейка.
И вот, вспоминая каждый
Про личные рубиконы,
Про преступленья закона,
Ритмические нарушения,
Внезапные находки
И правды обнаруженье,
Мы перешли речонку,
Что бормотала кротко
И в то же время звонко.
Да, мы перешли речонку.
* * *
Николай Доризо (1923-2011) Кн. Я сочинил когда-то песню 1980Братислава
Пешком
Совершаю
свой длинный,
Свой первый
по городу
путь, —
Обидно
автобусной шиной
Такую красу
зачеркнуть.
То площадь
в старинной оправе,
То трубы
фабричных застав,—
Ей-богу,
в одной Братиславе
Не менее
ста
Братислав.
Сплетение
улочек тесных,
Скульптур
почерневшая медь.
Как здорово,
как интересно
На окна чужие
глядеть.
Понять бы мне
эту столицу,
Расставить бы все по местам,
Не так-то легко
научиться
Проспектам ее
и мостам.
До улочки
узенькой самой,
В которую
жадно вхожу,
Распутаю
всю Братиславу
И в узел
на память
свяжу.
1978
Николай Доризо (1923-2011) Кн. Я сочинил когда-то песню 1980?Нету у графоманов…?
Нету у графоманов
Свободных минут —
Есть они
У известных поэтов.
Графоманы
Пакеты в редакции шлют
И никак не дождутся ответов.
Поднимаются ночью,
Тайком от семьи,
И мостят
Свои строки тернисто.
И тайком от семьи
Тратят средства свои
Не на девушек —
На машинисток.
Шлют свои бандероли
Опять
И опять,
И не спят,
И рискуют,
И смеют.
Как им нужен
Божественный дар —
Не писать,
Но они
Не писать
Не умеют!..
Как обидно и горько звучит:
Графоман —
Для поэта и для музыканта!
Графоман —
Это труженик,
Это титан,
Это гений,
Лишенный таланта.
1963
Николай Доризо (1923-2011) Кн. Я сочинил когда-то песню 1980Стихи, написанные на ВДНХ
Я думал,
Москва —
Это Красная площадь,
Кремлевские ели,
Высотные зданья.
Я думал,
Москва —
Это Марьина роща,
Куда
приходил я
К тебе
на свиданье.
Я думал,
Москва —
это липы
рядами
На улице Горького,
у Моссовета.
Бульвары,
что
с детства
исхожены
нами,
Крылатые башни
Университета.
Да,
это она —
и метро на Арбате,
И мост у Кремля
над Москвою-рекою —
Такой
мы видали ее
на плакате,
И слышалась в песнях
она
нам такою.
Но вот
я увидел
своими глазами,
Насколько столица
и больше
и шире:
Москва —
это
поле ржаное
Рязани,
Москва —
это
сосны
на горном Памире.
Колосья
отменной кубанской пшеницы,
Мохнатые пальмы
субтропиков,
это —
Пейзаж
нашей
с детства знакомой
столицы,
Московская
почва,
московское
лето…
Москва —
это травы
волна за волною,
Где кони донские
привольно пасутся,
И те,
кто пока не согласен
со мною,
Пусть
сами
по Выставке
нынче
пройдутся!
Родная Москва —
без конца и без края —
Такою
сегодня
ты видишься мне.
Стоишь ты,
в себе
всю страну
отражая,
Сама
отражаясь
повсюду
в стране!
1954
НИКА ТУРБИНА (1974-2002) Стихи и статьи о Нике 2010
ВЕНЕЦИЯ
Запеленали город мостами -
В каменном платье Венеция встала…
Ей ожерелье из белых домов
Брошено под ноги
И островов
Не сосчитать -
Даже ночи не хватит…
Так отчего эта женщина плачет?
Редьярд Киплинг (1865-1936) Избранные стихи из всех книг (Изд.2011)
Бремя белого человека[110]
Неси это гордое Бремя —
Родных сыновей пошли
На службу подвластным народам
Пускай хоть на край земли —
Хоть на каторгу ради угрюмых
Мятущихся дикарей,
Наполовину бесов,
Наполовину людей.
Неси это гордое Бремя —
Будь ровен и деловит,
Не поддавайся страхам
И не считай обид;
Простое ясное слово
В сотый раз повторяй —
Сей, чтобы твой подопечный
Щедрый снял урожай.
Неси это гордое Бремя —
Воюй за чужой покой —
Заставь отступиться Болезни
И Голоду рот закрой;
Но чем ты к успеху ближе,
Тем лучше распознаешь
Языческую Нерадивость,
Предательство или Ложь.
Неси это гордое Бремя
Не как надменный король —
К тяжелой черной работе,
Себя, как раба, приневоль;
При жизни тебе не видеть
Порты, шоссе, мосты —
Так строй же их, оставляя
Могилы таких, как ты!
Неси это гордое Бремя —
И будешь вознагражден
Придирками командиров
Да воплями диких племен:
?Чего ты хочешь, проклятый,
Зачем смущаешь умы?
Не выводи нас к свету
Из милой Египетской Тьмы!?
Неси это гордое Бремя —
Неблагодарный труд, —
Ведь слишком громкие речи
Усталость твою выдают!
Тем, что уже ты сделал
И сделать еще готов,
Молча народы измерят
Тебя и твоих Богов.
Неси это гордое Бремя —
От юности вдалеке
Забудешь о легкой славе,
Дешевом лавровом венке —
Тогда твою возмужалость
Твою непокорность судьбе
Оценит горький и трезвый
Суд равных тебе!
Перевел А. Сергеев
Редьярд Киплинг (1865-1936) Избранные стихи из всех книг (Изд.2011)
Дозор на мосту в Карру[111]
Стремительно над пустыней
Смягчается резкий свет,
И вихрем изломанных линий
Возникает горный хребет.
Вдоль горизонта построясь,
Разрезает кряж-исполин
Небес берилловый пояс
И черный мускат долин.
В небе зажгло светило
Красок закатных гроздь —
Охра, лазурь, белила,
Умбра, жженая кость.
Там, над обрывом гранитным.
Звезды глядят в темноту —
Резкий свисток велит нам
Сменить караул на мосту.
(Стой до седьмого пота
У подножия гор —
Не армия, нет — всего-то
Сторожевой дозор).
Скользя на кухонных отбросах
На банках из-под жратвы,
На выгоревших откосах,
На жалких пучках травы —
Выбрав путь покороче,
Мы занимаем пост —
И это начало ночи
Для стерегущих мост.
Мы слышим — овец в краали
Гонит бушмен-пастух,
И звон остывающей стали
Ловит наш чуткий слух.
Воет шакалья стая,
Шуршат в песчаной пыли,
С рыхлых откосов слетая,
Комья сухой земли.
Звезды в холодных безднах
Мерцают ночь напролет,
И на сводах арок железных
Почиет небесный свод.
Покуда меж дальних склонов
Не послышится перестук,
Не вспыхнут окна вагонов,
Связующих север и юг.
Нет, не зря ты глаза мозолишь
Бурам, что пялятся с гор, —
Не армия, нет — всего лишь
Сторожевой дозор.
Перевел Е. Витковский
Петербург в произведениях поэтов ?Золотого? и ?Серебряного? века русской литературы ) (Сост. Виктор Меркушев ? ?Знакъ?, 2017)
Константин Петрович Масальский
(1802–1861)
Романист, поэт, драматург. Учился в Благородном пансионе при Санкт-Петербургском университете. Действительный статский советник. Известен своими историческими романами и редакционной деятельностью в журналах ?Сын отечества? и ?Северная пчела?.
Петергофское гулянье
1
Скрывавшие восток густые
облака
Рассеялись в час утра понемногу.
Весь Петербург сбирается в
дорогу.
Через Калинкин мост
стремится, как река,
Народ к воротам
триумфальным.
Какие хлопоты жандармам и
квартальным!
Карет, телег, колясок, дрожек ряд
И без конца и без начала
К заставе тянется. Все за
город спешат, —
Как будто бы вода столицу
потопляла.
Везде встречает взор
Корзинки, узелки с съестным
и самовары.
Здесь песенников хор
Идёт под звук рожка,
бандуры иль гитары;
Там тащит римлянин
шарманку на плечах;
Здесь спор у мужиков зашёл
о калачах
И пряниках: они огромную
корзину
Рассыпали, запнувшись, на
траву.
Там, небо сброся с плеч,
поставил на главу
Атлант – клубнику и малину.
Но где нам дописать картину!
Жаль, что Теньер свой
карандаш
Не завещал ни одному поэту,
А взял с собой и кинул в
Лету.
Так сядем же скорей,
читатель добрый наш,
В карету,
И мимо ряда дач прелестных
и садов
Поедем прямо в Петергоф.
АРСЕНИЙ НЕСМЕЛОВ (1889-1945) СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В 2-Х ТОМАХ 2006 т.1
ИНТЕРВЕНТЫ[113]
Серб, боснийский солдат и английский матрос
Поджидали у моста быстроглазую швейку.
Каждый думал: моя! Каждый нежность ей нес
И за девичий взор, и за нежную шейку…
И врагами присели они на скамейку,
Серб, боснийский солдат и английский матрос.
Серб любил свой Дунай. Англичанин давно
Ничего не любил, кроме трубки и виски…
А девчонка не шла; становилось темно.
Опустили к воде тучи саван свой низкий.
И солдат посмотрел на матроса как близкий,
Словно другом тот был или знались давно.
Закурили, сказав на своем языке
Каждый что-то о том, что Россия — болото.
Загорелась на лицах у них позолота
От затяжек… А там, далеко, на реке,
Русский парень запел заунывное что-то…
Каждый хмуро ворчал на своем языке.
А потом в кабачке, где гудел контрабас,
Недовольно ворча на визгливые скрипки,
Пили огненный спирт и запененный квас
И друг другу сквозь дым посылали улыбки.
Через залитый стол неопрятный и зыбкий
У окна в кабачке, где гудел контрабас.
Каждый хочет любить — и солдат, и моряк,
Каждый хочет иметь и невесту, и друга,
Только дни тяжелы, только дни наши — вьюга,
Только вьюга они, заклубившая мрак.
Так кричали они, понимая друг друга,
Черный сербский солдат и английский матрос.
1920
АРСЕНИЙ НЕСМЕЛОВ (1889-1945) СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В 2-Х ТОМАХ 2006 т.1
МОЛОДАЯ ВЕСНА (?От натопленных комнат…?)[253]
От натопленных комнат,
От дымящей плиты,
От людей, что не помнят,
Что такое цветы;
От вражды и от дружбы,
От упреков супруг,
От бесслужбы и службы,
От рычащих вокруг
Обязательств, квитанций,
Увлекавших ко дну,
Словно музыку, в танцы, —
В молодую весну!
Лед уходит на север,
Закипают ключи,
На зеленом посеве
Важно ходят грачи.
Льды чернеют, сгорая,
Стужа — в черных гробах.
О бамбуковом рае
Размечтался рыбак,
О трепещущей снасти,
Об извивах волны, —
Каждый выудит счастье
Из разливов весны!
Даже старый и хилый,
С хриплым кашлем в груди…
Всех их, Боже, помилуй
И весной награди.
А без этой награды
Жизнь темна и тесна;
Все ломает преграды
Молодая весна,
Сокрушает запруды,
Мост кладет через ров,
И без этого чуда
Мир Твой слишком суров.
АРСЕНИЙ НЕСМЕЛОВ (1889-1945) СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В 2-Х ТОМАХ 2006 т.1
НА СУНГАРИ. Из старой тетради (?Диоген, дремавший в бочке…?)[284]
Диоген, дремавший в бочке,
Был счастливым до конца…
Не для лишней только строчки
Вспоминаю мудреца.
Но, имея папиросы
И полтинник на обед,
О тебе, мудрец курносый,
Нежно думает поэт.
Относясь с презреньем к веку,
Я дичаю у воды.
Молодому человеку
Даже в бочке нет нужды!
Обхожусь без бочки даже,
Ибо, трусики надев,
Целый день лежу на пляже
Возле дам и милых дев.
Нет тоски и нет вопросов,
День плывет в лазурном сне…
Сам аттический философ
Позавидовал бы мне!..
…………………………….
Желтая катит река
Волны свои всё дальше.
Гладит ладонь ветерка
Влажное тело купальщиц.
Праздничный полдень высок —
Солнечный, яростный, строгий, —
И обжигает песок
Влагой омытые ноги.
Сонно ведут по реке
Волны стеклянные грядки…
А у тебя на виске
Вьются упрямые прядки.
Сладко и больно вдвоем,
Боже, как страшно и просто!..
Что же, дружок, поплывем
До Сунгарийского моста.
……………………………..
В воздухе этом, таком янтарном,
На золотистой кошме песка,
Кажется чем-то элементарным
Всё, что нашептывала тоска.
Самое слово здесь как-то лживо,
Кажется звуком оно пустым;
Как этот камень, как эта ива,
Каждому хочется быть простым.
Стоит ли думать о том, что было,
Или о том, что идет, грозя.
Сердце, которое полюбило,
Не полюбить нельзя!
НИКА ТУРБИНА (1974-2002) Стихи и статьи о Нике 2010
Я стою у черты
Я стою у черты,
Где кончается связь со вселенной.
Здесь разводят мосты
Ровно в полночь -
То время бессменно.
Я стою у черты.
Ну, шагни!
И окажешься сразу бессмертна.
Обернулась -
За мною дни,
Что дарили мне столько света.
И я сделать последний шаг
Не могу.
Но торопит время.
Утром меркнет моя звезда,
И черта обернется мгновеньем.
(1983)
Метки:
