морщины-11
алла морозова- женщина стихии воздуха
***********
МОРЩИНЫ
По его ланитам впалым, \ Из померкнувших очей, \ Чрез глубокие морщины \ Токи слезные текут; Анна Бунина 1812 МАЙСКАЯ ПРОГУЛКА БОЛЯЩЕЙ
Пусть время старику назло \ Кладёт печать - морщины: \ Украшу миртами чело, Плющом увью седины - \ И пусть проходит жизнь моя; \ Счастливец в здешнем мире, \ До гроба буду верен я \ Друзьям, вину и лире. Василий Вердереревский Не позднее 1822 Анакреон \(с французского)
Рукой мастера -\ крупным планом - ты описываешь\ морщины на своём лбу; пишешь, что за эти годы\ раздалась в бёдрах,\ и моя влюблённость\ перерастает в вожделение. Игорь Померанцев Из сборника "News" 1998 О Инна! Собрат по перу!
Себя вбивая, словно клин,\ В сухие стены – падать ниже.\ Принять улыбку их морщин,\ Держаться камня, чтобы выжить. Светлана Бунина ?Новая Юность? 2007, №3(78) Из Ю. Андруховича
Сеть морщинок расположит\ Так, что скрыть уже нельзя:\ Этот век позорно прожит —\ Вниз и вниз вела стезя... Мария Петровых Если художник неподкупный —
СЛЕЗЫ. СЛЕЗЫ. СЛЕЗЫ.\ МОРЩИНЫ. КОНЕЦ. Игорь Тогунов Из сборника "Ветер снов" 1996
* *
*
Светлана Василенко. В честь князя, как солнышко алого,
Новый мир,2008,№6
Светлане Кековой
В честь князя, как солнышко алого,
названный город. Автобус часа через два. Жара.
Маюсь. Подкатывается бомжара:
— Меня зовут Валерий Павлович! Как Чкалова.
А хотите увидеть чудо?..
Начал вдруг падать. Голодный обморок.
Подхватываю его, вдыхая миазмы. Очухивается:
— Извините. Я учился в местном вузе вместе с Веничкой Ерофеевым,
слыхали? Мне надо бы похмелиться. У вас нет двадцати рублей?
В качестве аванса? За чудо. Я отработаю…
Выпивает сто грамм на автовокзале, не закусывая,
и становится добрым молодцем, будто напился живой воды.
Морщины разгладились. Глаз как алмаз — горит.
Румянец играет. Тряхнул кудрями:
— Ну что? Айда за чудом!
Идем за чудом по тропинке мимо свалки. Заходим в церковь.
Девочка моет полы. В темном углу старик с клюкой,
зорко смотрит на нас. Чкалов мой присмирел, дальше идти побоялся.
Стоит у порога. Командует девочке:
— Доча! Покажи ей чудо!
— Эх ты, Чкалов! Опять напился… — Девочка отжимает тряпку,
вытирает руки. — Пойдемте! — Ведет меня во влажную темноту.
С опаской прохожу мимо старика. Девочка зажигает свечи.
Жду. Из темноты медленно выступает лицо Богоматери.
Чудо! Она плачет!
Стоит в выцветшем платочке, смотрит на небо, где Сын, —
насмотреться не может: вчера погребенный — воскрес!
И верить боится. И плачет, и плачет, и плачет.
Падаю на колени. Плачу и радуюсь вместе с ней целую вечность:
о чудо! Он жив!
Девочка тушит свечи. Пора уходить. Встаю.
Идем к выходу. Девочка говорит:
— А у нас не только эта икона плачет. У нас все иконы плачут. —
Показывает на старика с клюкой в темном углу.
Серафим Саровский. Насупленные брови.
Смотрит на меня и девочку, как живой.
Из его серых внимательных глаз катятся слезы.
11 апреля 2007.
* * *
Валерий Мишин Неверлибры 2016
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 8, 2016
Валерий Мишин — поэт, художник. Родился в 1939 году в Симферополе. В 1968 г. окончил ЛВХПУ им. В. И. Мухиной. С 1978 г. — член Союза художников. С 1990 г. — член Международной федерации художников ЮНЕСКО. Работы Валерия Мишина демонстрировались на выставках в Санкт-Петербурге, Москве, Калининграде, в Польше, Чехии, США, Швеции, Бельгии, Франции, Мексике, Англии.Персональные выставки проходили в Санкт-Петербурге. Издатель-редактор журналов ?Акт?, ?Словолов?. Печатался в журналах ?Арион?, ?Дети Ра?, ?Футурум АРТ?, ?Зинзивер?, ?Крещатик? и других. Живет в Санкт-Петербурге.
очень долго копиист
боялся живой натуры
из непонятной системы икс
боялся снять шоры
соприкоснуться с женщиной
а не с ее отражением
вдруг окажется девственницей
при обнажении
его расчерченный лист
повторяя сетчатку глаза
сокращал риск
споткнуться на первой фразе
на первом штрихе
первой поставленной точке
как еретик перед аутодафе
сидел в камере-одиночке
по клеточкам рисовал ствол
веточку к веточке
не допускал произвол
кроме ретуши
по клеточкам рисовал портрет
морщинка за морщинкой
по клеточкам — силуэт
от берета до ботинка
каждый предмет
зафиксированный на картине
являл собой скелет
пойманный паутиной
но вот случился донос
он попал в тюремную клетку
невольно возник вопрос
при взгляде через решетку
можно ли по клеточкам
нарисовать небо в клеточку?
* * *
ВАЛЕРИАН БОРОДАЕВСКИЙ (1874-1923)
СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ОПУБЛИКОВАННЫЕ ПРИ ЖИЗНИ АВТОРА
?Томится зноем степь. Морщины залегли…?
Томится зноем степь. Морщины залегли
Крестообразные по лику многотрудной,
Огнем измученной кормилицы-земли.
Даль зыбко курится. Ватагой безрассудной
Грачи проносятся, и белый клюв раскрыв,
Без сил спускаются на ветви древних ив.
И жатва нищая, где каждый колос пуст,
Как торба тощая бездомного скитальца,
Под видом пламенным издаст лишь мертвый хруст
В тоске безвыходной заломленного пальца;
А вихрь, безумствуя, проносится вперед,
До неба вскинется и прахом упадет.
ВИКТОР СОСНОРА (1936-2019) Из кн. ?Cтихотворения? 2011
12 СОВ
1963
Контуры совы
Полночь протекала тайно,
как березовые соки.
Полицейские, как пальцы,
цепенели на углах.
Только цокали овчарки
около фронтонов зданий,
да хвостами шевелили,
как холерные бациллы.
Дрема. Здания дремучи,
как страницы драматурга,
у которого действительность
за гранями страниц.
Три мильона занавесок
загораживало действо.
Три мильона абажуров нагнетало дрему.
Но зато на трубах зданий,
на вершинах водосточных
труб,
на изгородях парков,
на перилах, на антеннах —
всюду восседали совы.
Это совы! это совы!
узнаю кичливый контур!
В жутких шубах, опереньем наизнанку, —
это совы!
улыбаются надменно, раздвигая костяные
губы,
озаряя недра зданий снежнобелыми глазами.
Город мой! Моя царица,
исцарапанная клювом
сов,
оскаленных по-щучьи,
ты — плененная, нагая,
и кощунствуют над телом эти птицы,
озаряя
снежнобелыми и наглыми глазами.
Город мой! Плененный город!
Но на площади центральной
кто-то лысый и в брезенте,
будто памятник царю,
он стоял — морщины-щели, —
алой лысиной пылая,
и ладони, будто уши,
прислоняя к голове.
И казалось — он сдается,
он уже приподнял руки,
он пленен,
огромный факел,
сталевар или кузнец.
Но на деле было проще:
он и не глядел на птицу,
медленно он улыбался
под мелодии ладоней —
пятиструнных музыкальных инструментов!
БОРИС НАРЦИССОВ (1905-1982) Из сб. ПАМЯТЬ\Третья книга стихов (Вашингтон, 1965)
CORDE ARDENTE
ЕГИПЕТ
Много раз воспринятый гробницами,
Но рождённый столь же много раз,
Я лежу с недвижными ресницами
Утомлённых и закрытых глаз.
Умастили миррою и смолами
И скрестили кисти желтых рук,
И на лоб с морщинами тяжёлыми
Мне возложен изумрудный жук.
Путь мой будет над Закатной Бездною –
Оставляю дом телесный пуст:
Наконец-то мне петлей железною
Совершили отверзанье уст,
Ка, двойник, в тысячелетья знойные
Мой иссохший труп обережёт.
Бродят в лужах ибисы спокойные,
Солнце камень мой надгробный жжёт.
ВАДИМ ШЕРШЕНЕВИЧ Лошадь как лошадь. Третья книга лирики 1920
АГРАММАТИЧЕСКАЯ СТАТИКА
Вкруг молчь и ночь
Мне одиночь.
Тук пульса по опушке пушки.
Глаза веслом ресниц гребут.
Кромсать и рвать намокшие подушки,
Как летаргический, проснувшийся в гробу.
Сквозь темь кричат бездельничая кошки,
Хвостом мусоля кукиш труб.
Согреть измерзшие ладошки
В сухих поленьях чьих-то губ.
Вкруг желчь и желчь
Над одиночью молчь.
Битюг ругательств, поле брани.
Барьер морщин, по ребрам прыг коня.
Тащить занозы воспоминаний
Из очумевшего меня.
Лицо, как промокашка тяжкой ранки,
И слезы, может быть, поэта ремесло?
А за окном ворчит шарманка
Чрезвычайно весело:
"Ты ходила ли, Людмила,
И куда ты убегла?"
- "В решето коров доила,
Топором овцу стригла."
Проулок гнет сугроб, как кошка,
Слегка обветренной спиной.
И складки губ морщинками гармошки.
Следы у глаз, как синие дорожки,
Где бродит призрак тосковой.
Червем ползут проселки мозга,
Где мыслей грузный тарантас.
О, чьи глаза - окном киоска
Здесь продают холодный квас?!
Прочь ночь и одиночь,
Одно помочь.
Под тишину
Скрипит шарманка на луну:
- Я живая, словно ртуть:
Борис Слуцкий
Собрание сочинений том третий. Стихотворения 1972–1977
ТОВАРИЩ
(?Постарел мой товарищ…?)
Постарел мой товарищ!
Как в зеркало,
я на него смотрю.
Я, наверно, не лучше,
наверно, и не моложе.
Каждый год, им пережитый
от января к декабрю,
у меня, как мурашка, проходит по коже.
Возраст мой
в его возраст
глядится с тоской большою.
Совпадают морщина с морщиною,
как шестерня с шестернею.
И поэтому
всей душою
мы здороваемся,
пятерня с пятернею.
Как автобусы, по параллелям мы шли,
но споткнулось, ошиблось автобусное расписанье
и столкнуло на этом участке земли
и мое постаренье, и его угасанье.
Век наш, сложенный из двух наших полувеков,
был свободен от льгот, от удобств, от имущества,
был беднее и стоптаннее половиков,
но зато предоставил нам важные преимущества!
жить в соседних кварталах,
не встречаться нигде, никогда
после школьного бала,
после вечера выпускного
и под старость столкнуться,
и тихо промолвить: — Беда, —
и услышать: — Беда, —
и втори;ть ему снова и снова.
ИОСИФ БРОДСКИЙ (1940-1996) Собрание сочинений 2005
Колыбельная Трескового Мыса 1974
XII
Дверь скрипит. На пороге стоит треска.
Просит пить, естественно, ради Бога.
Не отпустишь прохожего без куска.
И дорогу покажешь ему. Дорога
извивается. Рыба уходит прочь.
Но другая, точь-в-точь
как ушедшая, пробует дверь носком.
(Меж собой две рыбы, что два стакана).
И всю ночь идут они косяком.
Но живущий около океана
знает, как спать, приглушив в ушах
мерный тресковый шаг.
Спи. Земля не кругла. Она
просто длинна: бугорки, лощины.
А длинней земли – океан: волна
набегает порой, как на лоб морщины,
на песок. А земли и волны длинней
лишь вереница дней.
И ночей. А дальше – туман густой:
рай, где есть ангелы, ад, где черти.
Но длинней стократ вереницы той
мысли о жизни и мысль о смерти.
Этой последней длинней в сто раз
мысль о Ничто; но глаз
вряд ли проникнет туда, и сам
закрывается, чтобы увидеть вещи.
Только так – во сне – и дано глазам
к вещи привыкнуть. И сны те вещи
или зловещи – смотря кто спит.
И дверью треска скрипит.
***********
МОРЩИНЫ
По его ланитам впалым, \ Из померкнувших очей, \ Чрез глубокие морщины \ Токи слезные текут; Анна Бунина 1812 МАЙСКАЯ ПРОГУЛКА БОЛЯЩЕЙ
Пусть время старику назло \ Кладёт печать - морщины: \ Украшу миртами чело, Плющом увью седины - \ И пусть проходит жизнь моя; \ Счастливец в здешнем мире, \ До гроба буду верен я \ Друзьям, вину и лире. Василий Вердереревский Не позднее 1822 Анакреон \(с французского)
Рукой мастера -\ крупным планом - ты описываешь\ морщины на своём лбу; пишешь, что за эти годы\ раздалась в бёдрах,\ и моя влюблённость\ перерастает в вожделение. Игорь Померанцев Из сборника "News" 1998 О Инна! Собрат по перу!
Себя вбивая, словно клин,\ В сухие стены – падать ниже.\ Принять улыбку их морщин,\ Держаться камня, чтобы выжить. Светлана Бунина ?Новая Юность? 2007, №3(78) Из Ю. Андруховича
Сеть морщинок расположит\ Так, что скрыть уже нельзя:\ Этот век позорно прожит —\ Вниз и вниз вела стезя... Мария Петровых Если художник неподкупный —
СЛЕЗЫ. СЛЕЗЫ. СЛЕЗЫ.\ МОРЩИНЫ. КОНЕЦ. Игорь Тогунов Из сборника "Ветер снов" 1996
* *
*
Светлана Василенко. В честь князя, как солнышко алого,
Новый мир,2008,№6
Светлане Кековой
В честь князя, как солнышко алого,
названный город. Автобус часа через два. Жара.
Маюсь. Подкатывается бомжара:
— Меня зовут Валерий Павлович! Как Чкалова.
А хотите увидеть чудо?..
Начал вдруг падать. Голодный обморок.
Подхватываю его, вдыхая миазмы. Очухивается:
— Извините. Я учился в местном вузе вместе с Веничкой Ерофеевым,
слыхали? Мне надо бы похмелиться. У вас нет двадцати рублей?
В качестве аванса? За чудо. Я отработаю…
Выпивает сто грамм на автовокзале, не закусывая,
и становится добрым молодцем, будто напился живой воды.
Морщины разгладились. Глаз как алмаз — горит.
Румянец играет. Тряхнул кудрями:
— Ну что? Айда за чудом!
Идем за чудом по тропинке мимо свалки. Заходим в церковь.
Девочка моет полы. В темном углу старик с клюкой,
зорко смотрит на нас. Чкалов мой присмирел, дальше идти побоялся.
Стоит у порога. Командует девочке:
— Доча! Покажи ей чудо!
— Эх ты, Чкалов! Опять напился… — Девочка отжимает тряпку,
вытирает руки. — Пойдемте! — Ведет меня во влажную темноту.
С опаской прохожу мимо старика. Девочка зажигает свечи.
Жду. Из темноты медленно выступает лицо Богоматери.
Чудо! Она плачет!
Стоит в выцветшем платочке, смотрит на небо, где Сын, —
насмотреться не может: вчера погребенный — воскрес!
И верить боится. И плачет, и плачет, и плачет.
Падаю на колени. Плачу и радуюсь вместе с ней целую вечность:
о чудо! Он жив!
Девочка тушит свечи. Пора уходить. Встаю.
Идем к выходу. Девочка говорит:
— А у нас не только эта икона плачет. У нас все иконы плачут. —
Показывает на старика с клюкой в темном углу.
Серафим Саровский. Насупленные брови.
Смотрит на меня и девочку, как живой.
Из его серых внимательных глаз катятся слезы.
11 апреля 2007.
* * *
Валерий Мишин Неверлибры 2016
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 8, 2016
Валерий Мишин — поэт, художник. Родился в 1939 году в Симферополе. В 1968 г. окончил ЛВХПУ им. В. И. Мухиной. С 1978 г. — член Союза художников. С 1990 г. — член Международной федерации художников ЮНЕСКО. Работы Валерия Мишина демонстрировались на выставках в Санкт-Петербурге, Москве, Калининграде, в Польше, Чехии, США, Швеции, Бельгии, Франции, Мексике, Англии.Персональные выставки проходили в Санкт-Петербурге. Издатель-редактор журналов ?Акт?, ?Словолов?. Печатался в журналах ?Арион?, ?Дети Ра?, ?Футурум АРТ?, ?Зинзивер?, ?Крещатик? и других. Живет в Санкт-Петербурге.
очень долго копиист
боялся живой натуры
из непонятной системы икс
боялся снять шоры
соприкоснуться с женщиной
а не с ее отражением
вдруг окажется девственницей
при обнажении
его расчерченный лист
повторяя сетчатку глаза
сокращал риск
споткнуться на первой фразе
на первом штрихе
первой поставленной точке
как еретик перед аутодафе
сидел в камере-одиночке
по клеточкам рисовал ствол
веточку к веточке
не допускал произвол
кроме ретуши
по клеточкам рисовал портрет
морщинка за морщинкой
по клеточкам — силуэт
от берета до ботинка
каждый предмет
зафиксированный на картине
являл собой скелет
пойманный паутиной
но вот случился донос
он попал в тюремную клетку
невольно возник вопрос
при взгляде через решетку
можно ли по клеточкам
нарисовать небо в клеточку?
* * *
ВАЛЕРИАН БОРОДАЕВСКИЙ (1874-1923)
СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ОПУБЛИКОВАННЫЕ ПРИ ЖИЗНИ АВТОРА
?Томится зноем степь. Морщины залегли…?
Томится зноем степь. Морщины залегли
Крестообразные по лику многотрудной,
Огнем измученной кормилицы-земли.
Даль зыбко курится. Ватагой безрассудной
Грачи проносятся, и белый клюв раскрыв,
Без сил спускаются на ветви древних ив.
И жатва нищая, где каждый колос пуст,
Как торба тощая бездомного скитальца,
Под видом пламенным издаст лишь мертвый хруст
В тоске безвыходной заломленного пальца;
А вихрь, безумствуя, проносится вперед,
До неба вскинется и прахом упадет.
ВИКТОР СОСНОРА (1936-2019) Из кн. ?Cтихотворения? 2011
12 СОВ
1963
Контуры совы
Полночь протекала тайно,
как березовые соки.
Полицейские, как пальцы,
цепенели на углах.
Только цокали овчарки
около фронтонов зданий,
да хвостами шевелили,
как холерные бациллы.
Дрема. Здания дремучи,
как страницы драматурга,
у которого действительность
за гранями страниц.
Три мильона занавесок
загораживало действо.
Три мильона абажуров нагнетало дрему.
Но зато на трубах зданий,
на вершинах водосточных
труб,
на изгородях парков,
на перилах, на антеннах —
всюду восседали совы.
Это совы! это совы!
узнаю кичливый контур!
В жутких шубах, опереньем наизнанку, —
это совы!
улыбаются надменно, раздвигая костяные
губы,
озаряя недра зданий снежнобелыми глазами.
Город мой! Моя царица,
исцарапанная клювом
сов,
оскаленных по-щучьи,
ты — плененная, нагая,
и кощунствуют над телом эти птицы,
озаряя
снежнобелыми и наглыми глазами.
Город мой! Плененный город!
Но на площади центральной
кто-то лысый и в брезенте,
будто памятник царю,
он стоял — морщины-щели, —
алой лысиной пылая,
и ладони, будто уши,
прислоняя к голове.
И казалось — он сдается,
он уже приподнял руки,
он пленен,
огромный факел,
сталевар или кузнец.
Но на деле было проще:
он и не глядел на птицу,
медленно он улыбался
под мелодии ладоней —
пятиструнных музыкальных инструментов!
БОРИС НАРЦИССОВ (1905-1982) Из сб. ПАМЯТЬ\Третья книга стихов (Вашингтон, 1965)
CORDE ARDENTE
ЕГИПЕТ
Много раз воспринятый гробницами,
Но рождённый столь же много раз,
Я лежу с недвижными ресницами
Утомлённых и закрытых глаз.
Умастили миррою и смолами
И скрестили кисти желтых рук,
И на лоб с морщинами тяжёлыми
Мне возложен изумрудный жук.
Путь мой будет над Закатной Бездною –
Оставляю дом телесный пуст:
Наконец-то мне петлей железною
Совершили отверзанье уст,
Ка, двойник, в тысячелетья знойные
Мой иссохший труп обережёт.
Бродят в лужах ибисы спокойные,
Солнце камень мой надгробный жжёт.
ВАДИМ ШЕРШЕНЕВИЧ Лошадь как лошадь. Третья книга лирики 1920
АГРАММАТИЧЕСКАЯ СТАТИКА
Вкруг молчь и ночь
Мне одиночь.
Тук пульса по опушке пушки.
Глаза веслом ресниц гребут.
Кромсать и рвать намокшие подушки,
Как летаргический, проснувшийся в гробу.
Сквозь темь кричат бездельничая кошки,
Хвостом мусоля кукиш труб.
Согреть измерзшие ладошки
В сухих поленьях чьих-то губ.
Вкруг желчь и желчь
Над одиночью молчь.
Битюг ругательств, поле брани.
Барьер морщин, по ребрам прыг коня.
Тащить занозы воспоминаний
Из очумевшего меня.
Лицо, как промокашка тяжкой ранки,
И слезы, может быть, поэта ремесло?
А за окном ворчит шарманка
Чрезвычайно весело:
"Ты ходила ли, Людмила,
И куда ты убегла?"
- "В решето коров доила,
Топором овцу стригла."
Проулок гнет сугроб, как кошка,
Слегка обветренной спиной.
И складки губ морщинками гармошки.
Следы у глаз, как синие дорожки,
Где бродит призрак тосковой.
Червем ползут проселки мозга,
Где мыслей грузный тарантас.
О, чьи глаза - окном киоска
Здесь продают холодный квас?!
Прочь ночь и одиночь,
Одно помочь.
Под тишину
Скрипит шарманка на луну:
- Я живая, словно ртуть:
Борис Слуцкий
Собрание сочинений том третий. Стихотворения 1972–1977
ТОВАРИЩ
(?Постарел мой товарищ…?)
Постарел мой товарищ!
Как в зеркало,
я на него смотрю.
Я, наверно, не лучше,
наверно, и не моложе.
Каждый год, им пережитый
от января к декабрю,
у меня, как мурашка, проходит по коже.
Возраст мой
в его возраст
глядится с тоской большою.
Совпадают морщина с морщиною,
как шестерня с шестернею.
И поэтому
всей душою
мы здороваемся,
пятерня с пятернею.
Как автобусы, по параллелям мы шли,
но споткнулось, ошиблось автобусное расписанье
и столкнуло на этом участке земли
и мое постаренье, и его угасанье.
Век наш, сложенный из двух наших полувеков,
был свободен от льгот, от удобств, от имущества,
был беднее и стоптаннее половиков,
но зато предоставил нам важные преимущества!
жить в соседних кварталах,
не встречаться нигде, никогда
после школьного бала,
после вечера выпускного
и под старость столкнуться,
и тихо промолвить: — Беда, —
и услышать: — Беда, —
и втори;ть ему снова и снова.
ИОСИФ БРОДСКИЙ (1940-1996) Собрание сочинений 2005
Колыбельная Трескового Мыса 1974
XII
Дверь скрипит. На пороге стоит треска.
Просит пить, естественно, ради Бога.
Не отпустишь прохожего без куска.
И дорогу покажешь ему. Дорога
извивается. Рыба уходит прочь.
Но другая, точь-в-точь
как ушедшая, пробует дверь носком.
(Меж собой две рыбы, что два стакана).
И всю ночь идут они косяком.
Но живущий около океана
знает, как спать, приглушив в ушах
мерный тресковый шаг.
Спи. Земля не кругла. Она
просто длинна: бугорки, лощины.
А длинней земли – океан: волна
набегает порой, как на лоб морщины,
на песок. А земли и волны длинней
лишь вереница дней.
И ночей. А дальше – туман густой:
рай, где есть ангелы, ад, где черти.
Но длинней стократ вереницы той
мысли о жизни и мысль о смерти.
Этой последней длинней в сто раз
мысль о Ничто; но глаз
вряд ли проникнет туда, и сам
закрывается, чтобы увидеть вещи.
Только так – во сне – и дано глазам
к вещи привыкнуть. И сны те вещи
или зловещи – смотря кто спит.
И дверью треска скрипит.
Метки:
