морщины-12
МОРЩИНЫ
Смотрел на древних лип морщины,\ Похожие на письмена…\ А где-то в питерских гостиных\ О нем судачила шпана:\ Стихи вторичны! Стиль хромает!\ Он исписался и угас!\ Фонтанами Бахчисарая\ Поэт не очарует нас! Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ 2006 Пушкин в Михайловском
Только сеткой морщины \ На усталых чертах, \ Паутинкой седины \ В еще темных косах. Татьяна Флорова-Маретт 2002 ?Новый Журнал? 2008, №253 Моя жизнь мне приснилась,
Чертили вы морщинами свой след.\ Их сеть мой лоб избороздила вскоре,\ Чтоб я числом тех знаков и примет\ Считал минувшей молодости зори. "Года, года...". Муса Джалиль. Перевод К. Арсеневой 1934
Сморщилась тотчас на членах упругих прекрасная кожа,\ Череп от русых волос обнажился; и все его тело\ Сделалось сразу таким, как у самого дряхлого старца.\ Мутными стали глаза, такие прекрасные прежде. Гомер. Перевод Викентия Вересаева 1953 ОДИССЕЯ\ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
* * *
Инна ЛИСНЯНСКАЯ Стихи и переводы
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2015
Ямб, хорей, анапест, дактиль,
Амфибрахий на дворе! —
Дробь любви выводит дятел
По морщинистой коре.
Нет меня, есть только птицы
Да кошачья канитель
И смущённые ресницы
Подымающий апрель.
Нет меня, но есть кипящий
В сизой Сетуни закат,
Есть и мимо проходящий
Мой возлюбленный собрат.
Нет меня, да и не надо, —
Лучшее — всё налицо:
Лес и дятлова рулада,
И с кормушкою крыльцо.
30 марта 2000
* * *
Елена Данченко Горечь листвы
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2020
Елена Данченко — поэт, прозаик, переводчик, журналист. Окончила факультет журналистики КГУ (Кишинёв). Автор 6 книг стихов. Печаталась в журналах ?Урал?, ?Дружба народов?, ?Новая Юность?, ?Знамя?, ?Смена?, ?Москва?, ?Иностранная литература?, ?День и Ночь?, ?Зарубежные Записки?, ?Дарьял? и др.
Альмерия
Эти горы впитали испанскую речь
каждой складкой, морщиной, пещерой.
Граммофонных вьюнков голоса уберечь
здесь придумано эхо расщелин.
Эти круглые лбы в комковатых кустах
и в твоём разберутся наречье,
если к ним подойдешь и, почтеньем воздах,
в их заглянешь глаза человечьи.
А умоешься ты родниковой водой,
кровью маков, лавандовой лимфой,
пообсохнешь под воздуха жаркой слюдой,
обернёшься и — сам станешь рифмой.
Станешь — весь! — продолженьем певучей струны
громкогласой испанской гитары,
повторяющей ритмы вот этой скалы
с позабытой пастушьей хибарой.
Станешь тем, кем был, станешь тем, кто ты есть, —
горным сыном иль горнею дочкой,
будешь ритмы ловить и от счастья пьянеть!
Восклицательный знак. Многоточье.
БОРИС НАРЦИССОВ (1905-1982) Из сб. ШАХМАТЫ\Пятая книга стихов
(Вашингтон, 1974)
4. ЛУНА
И сладостен, и жутко безотраден
Алмазный бред морщин твоих и впадин…
Максимилиан Волошин
Ну, что такое? – Кружится планетка
Вокруг земли, и, вот, по ней ходили:
Навеки на луне осталась метка
Шаги людей по первозданной пыли.
Но, зеркало ночей моих бессонных
И синий свет над снежными полями,
Луна колдует из глубин бездонных
С бесчисленными голыми нулями.
Ты – серп Дианы, полный лик Селены
И темная безликая Геката!
– Ступени крыш спускаются покато, –
Лунатик замер: ждет и хочет плена…
Холодным сладострастьем тихо тлея.
Холодная, приблудная планета,
Ты, в сизо-черной глубине светлея, –
Астральная обманная монета.
ВАЛЕРИАН БОРОДАЕВСКИЙ (1874-1923)
СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ОПУБЛИКОВАННЫЕ ПРИ ЖИЗНИ АВТОРА
IV
?Над сдвигами бровей рубцы глухого сплина…?
Над сдвигами бровей рубцы глухого сплина
Пусть не смутят тебя… Подумай: кто, мужчина,
Измлада преданный мятущимся страстям,
Кующий цепь побед, закован не был сам?
В любовной кузнице, у жаркой пасти горна
Он мышцы напрягал – и молот бил упорно,
И молоту его послушен был металл…
Ты улыбнись ему… Ты видишь: он устал.
Недвижный и немой, протянутый в качалке,
Он будто нежится. Но посмотри, как жалки
Бегущая на лоб седая прядь волос,
И щеки впалые, и сдержанный вопрос
Красивых губ его, где лишь на миг летучий,
Как луч хладеющий сквозь сомкнутые тучи,
Блеснет ирония – над жизнью, над судьбой
И над тобой, дитя… не сетуй – над тобой.
А ты пойми его и тусклый взор недужный
Глазами ясными приветь как вызов дружный.
Ты подойди, смеясь, и, тихая, качни
Ленивый стул его, и, – если вы одни, —
Откинь седую прядь, и легче паутины
Рукой любви смахнешь суровые морщины.
Борис Слуцкий
Собрание сочинений том третий. Стихотворения 1972–1977
?Не воду в ступе толку…?
Не воду в ступе толку,
а перевожу в строку,
как пишется старику,
как дышится старику,
и как старику неможется,
и вовсе нельзя помочь,
и как у него итожится
вся жизнь в любую ночь.
Я это в книжках читал,
я это в фильмах глядел,
но я отнюдь не считал,
что это и мой удел.
Оказывается, и мой!
И, мыкая эту беду,
я, словно к себе домой,
в обычную старость бреду.
Как правильно я поступал,
когда еще молодым
я место в метро уступал
морщинистым и седым.
Ури Цви Гринберг (1896 - 1981)
ПРОРОЧЕСТВО У ВОРОТ
/Перевод Я. Лаха/
Тучи над Ерусалимом и отблеск меча на них.
А вы, словно кроты, зарылись в тоску,
лежите — щека к щеке со своею болью,
уже не согреется сердце памятью про мечту.
Встаньте же, выходите из ваших домов, палаток, бараков,
и поднятыми руками, как языками огня,
горести запалите — тряпьё,
напитанное слезами горючими ваших сердец!
Встаньте же, соберите витающих в облаках
и библейское солнце зовите —
Державе во славу!
Молитесь о чуде... Не погибло оно по зачатью, —
ещё живёт глубоко в крови!
Туча не пропадёт, если её не зажечь,
не выглянет солнце,
если тьму не рассечь.
Не было чуда и нет, если его не позвать:
Выйди на свет!
Но если вы сами глыбами стали, если печаль из камня впитали,
вас и такими народная совесть найдёт.
Плечи, которым Державу было назначено вознести,
враг пометит клеймом дезертиров,
а солнце вас покарает
тоскою глубоких морщин,
глазами, лишенными взгляда.
И лагерь военнопленных вас ожидает
вместо победного марша и ликованья парада...
И если не вспыхнут кедры, то пламя падёт на камни.
1928
Перевод Я. Лаха
?ПОЗДНЯЯ ЛАТИНСКАЯ ПОЭЗИЯ? 1982
АВСОНИЙ
Послания
[286]
Перевод М. Гаспарова
К ВНУКУ СВОЕМУ АВСОНИЮ, ОБ ОТРОЧЕСКОМ УЧЕНИИ[287]
Авсоний — сыну своему Гесперию.
Вот стихотворение, которое написал я в шутку в виде наставления внуку, сыну твоей сестрицы; прочти его в ожидании моего приезда! Это будет лучше, чем если я прочту тебе его сам: без меня ты сможешь вольнее о нем судить, а при мне тому будут две помехи: и из слуха легче ускользает услышанное, чем из ума прочитанное, и отзываться об услышанном в лицо читавшему трудно, не покривив душой. Нынче же ты и в том и в другом свободен: и для чтения у тебя времени вдоволь, и для суждения не приходится смущаться меня. Одно только у меня к тебе предупреждение, милый сын: если покажется тебе (а боюсь, что покажется!), будто в стихах этих больше цветистости, чем прямоты, больше румянца, чем силы, то знай: я допустил это намеренно, чтобы текли они не столь напористо, сколь изящно, вроде тех красавиц,
…которых матушки стараются затягивать:
И грудь в бинты, и плечи вниз, чтоб выглядела стройненькой![288]
и так далее. Ты, пожалуй, скажешь: зачем же ожидаю я суждения твоего о стихах, недостатки которых самому мне ясны? Но я отвечу: перед чужим человеком я, наверное, и постыдился бы их, но между нами двумя нет места стыду, — ведь писал я эти стихи применительно к возрасту внука, а не к своему; а если и к своему, то что ж! ?Вторично дети — старики? — говорит пословица.[289] Будь же строг, сколько угодно, а у меня разговор — с дитятею. Прости же, милый сын!
Есть и у Муз забавы свои,[290] мой маленький внучек.
Не без досуга и служба Камен: не всегда нависает
Властный учительский крик и пугает немилая строгость.
Время занятий и время досуга идет чередуясь.
5 Много прочесть и много запомнить — хорошее дело,
Но ведь без отдыха тоже нельзя. По-гречески ?школа?
Значит ?досуг?[291] — и он не во вред потрудившимся Музам.
Будь уверен, что ты отдохнешь в надлежащее время —
И оттого прилежно учись. Чем дольше работа,
10 Тем утешней просвет: ведь бывает конец и усердью,
Если непраздным часам не явится сменою праздник.
Будь же спокоен, стряхнуть не пытайся учебную упряжь,
С легким сердцем учись! не так ведь уж грозен учитель.
Пусть он мрачен и стар, и голос его неприветен,
15 Пусть у него на челе угрожающе морщатся складки, —
Ты, хоть раз увидав его добрым, забудешь о страхе.
Правду тебе говорю. К морщинистой тянется няне
С рук материнских дитя; трясущихся дедку и бабку
Предпочитают отцу запоздалые баловни-внуки;
* * *
Инна ЛИСНЯНСКАЯ Стихи и переводы
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2015
Ты идёшь по земле, и я песню шлю
Вслед путям твоим,
Странник мой, покуда тебя люблю,
Ты будешь живым!
Не считай морщин холмов и долин,
И морщин на лице,
Ты живой — покуда необходим
Хоть паршивой овце!
Ты живой — покуда нужен зерну
И тайне корней,
Ты живой — покуда не знаешь длину
Оставшихся дней!
Ты живой, покуда не ждёшь барыша, —
Был бы хлеб на столе,
Ты живой, покуда помнит душа
О своём крыле!
?ПОЗДНЯЯ ЛАТИНСКАЯ ПОЭЗИЯ? 1982
КЛАВДИАН
Против Руфина
Перевод М. Гаспарова
Берег в Галлии есть, на самой окраине дальней
Вдоль океанских раскинутый вод, где в оное время
125 Жертвой кровавой Улисс пробуждал молчаливые сонмы.[509]
Там летучих душ с глухим шелестением крыльев
Слышен жалобный плач, и прохожие видят селяне
Бледные призраки лиц и летящие тени умерших.
Здесь-то, из-под земли явясь, осквернила богиня
130 Светлые Феба лучи и пронзила эфир завываньем
Страшным, которого мертвенный звук долетел до британцев,
Землю сотряс в сенонском краю,[510] и в испуге Тефия
Хлынула вспять, и Рейн застыл над уроненной урной.
Здесь-то, преобразив в седину змеиные кудри,
135 Облик старца она приняла, угрюмые щеки
Сетью морщин иссекла и мнимо усталые стопы
В путь обратила к стенам Элузы,[511] к знакомому крову;
И, устремив ревнивый свой взгляд в лицо человека,
Худшего, чем сама, такое промолвила слово:
140 ?Ты ли, Руфин, ушел на покой, и цветущие годы
Праздно в отеческих тратишь полях, без пользы и славы?
О! ты не знаешь того, что судьбы, что звезды, что счастье
В дар готовят тебе: ты станешь владыкою мира,
Если за мною пойдешь! Не смотри, что я стар и бессилен:
145 Есть во мне дар волхвовать и жар узнавать о грядущем,
Знаю и тот я напев, каким фессалийские ведьмы
С неба сводят луну, и смысл таинственных знаков
Мудрости Нильской страны, и то искусство, которым
Повелевает богами халдей; я вижу в древесных
150 Жилах текущие соки, я знаю трав смертоносных
Темную силу и все набухшие ядами злаки,
Что зеленеют меж скал Кавказа и Скифии дальней
Для собирающих рук хитрой Кирки и лютой Медеи.
Часто я жертвой ночной укрощал пугающих манов,
155 Милость Гекаты пытал, заставлял заклинательной песней
Мертвый прах для меня оживать, и моим чародейством
Много я нитей пресек в руках у Сестер недопрявших.[512]
Дубы по полю шли, застывали молнии в небе,
Реки на слово мое выгибали покатые глади,
160 Вспять к истокам катясь. Не думай, что праздною речью
Я похваляюсь, — взгляни на дом свой преображенный!?
Так вещала она, и белые (чудо!) колонны
Озолотились, и кров просиял драгоценным металлом.
Фикрет ГОДЖА
С азербайджанского. Перевод Инны Лиснянской
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2015
Отец мой стареет
Морщины лежат письменами на лбу,
как тысячи воспоминаний лежат.
И гнев его ныне похож на мольбу,
почти что пророческим стал его взгляд —
отец мой стареет…
Он не был аллахом — врачом был простым,
и ясно, не всех мог отец излечить.
Страдала душа, но на благо живым
страданье в себе он умел заглушить.
Что делать, он лгал безнадёжно больным —
самою надеждой являлся он им.
Отец мой стареет…
Нас восемь детей, всех он вырастил нас.
Я понял, каких это стоило сил,
лишь только сейчас, став отцом в первый раз…
Отец нам об этом не говорил.
Теперь по ночам не смыкаю я глаз:
чем станет мой сын для меня и для вас?
Отец мой стареет…
Что сделаешь… Неумолимый закон…
Но старость такую и нам бы дал бог,
отец! Восемь раз молодым будет он,
ведь вместо одной стало восемь дорог,
и восемь раз стариться он обречён…
Отец мой стареет…
Лера Манович Тот лес, в который ты вела
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2020
Лера Манович — поэт, прозаик, математик. Родилась в Воронеже. Окончила Воронежский государственный университет и Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М. Горького. Публиковалась в журналах ?Дружба народов?, ?Урал?, ?Гвидеон?, ?Арион?,
в литературных сборниках. Финалистка Международного Волошинского конкурса 2013 года. Живет в Москве.
Cерёже
Cедина, морщины,
морды кислый вид…
Отойди, мужчина,
смерть во мне болит.
Глупое ты тело,
кофе на губе.
Что ты знаешь в целом
о моей судьбе?
Поздно мне, Сережа,
жить по букварю.
Размалюю рожу,
выпью. Закурю.
БОРИС НАРЦИССОВ (1905-1982) Из сб. ПИСЬМО САМОМУ СЕБЕ (Нью-Йорк, 1983)
3
Ты оденешь меня в серебро.
И, когда я умру…
А. Блок
?В этот яростный сон наяву
Опрокинусь я мертвым лицом…?
– Но ведь это обман, что живу:
Я смотрюсь в зеркала мертвецом.
Вот, когда-то подругу любил…
Но любовь не нужна мертвецу.
Снежный холод концами зубил
Подбирается к сердцу, к лицу.
Над снегами морщинистый шар:
Багровеет небесный Пьерро.
Вот и всё: холодящий угар,
И насквозь в волосах серебро.
Теодор Крамер ЗЕЛЕНЫЙ ДОМ
Перевод с немецкого Евгения Витковского
Из сборника ?ТРЯСИНАМИ ВСТРЕЧАЛА НАС ВОЛЫНЬ? (1931)
Разоренные земли
Проделав марш средь сосняков на кручах,
мы очутились в выжженной стране,
где в проволоках рваных и колючих
торчала головня на головне.
Лишь очень редко стебелек пшенички
вдали качал метелкою простой;
и как-то неохотно с непривычки
мы приходили в хаты на постой.
Там жили полнотелые русинки
к одним в придачу дряхлым старикам,
война, однако, провела морщинки
по женским лбам, и шеям, и щекам.
И если кто из нас до икр дебелых
оказывался чересчур охоч,
то видел, как ряды цепочек белых,
гирлянды вшей, в траву сбегали прочь.
Нелегкий путь безропотно протопав,
в палатках засыпали мы вповал,
а свет луны тянулся до окопов
и никаких границ не признавал.
Лишь не спалось в хлевах голодным козам,
они до рани блеяли с тоски,
покуда легким утренним морозом
нам ветер не прихватывал виски.
Эмили Дикинсон ?Стихотворения Письма? 2007
51(311)
Он из Свинцовых Сит
Сквозит на лес и лог,
Морщины долгие дорог
Изгладит мелом Маг -
Черты равнин и гор
В одно Лицо сольет,
Чей Лоб нависший - небосвод
Во весь его простор -
Укутает забор -
Узор его резной
Заботливо припрячет
Под Звездной Пеленой -
Укроет стог и ствол -
Тот опустевший Зал,
Где праздник Жатвы был - там цел
Лишь остов - но на Бал -
В честь Лета - Маг скроит
Пню кружевной жилет
И - Мастерам пропасть велит,
Как будто их и нет.
Перевод И. Гринголъца
* * *
ЕЛЕНА ТАХО-ГОДИ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2007
Я знала запах его духов
И форму бритвы “жиллетт”,
Фасон костюмов и башмаков
И галстуков стильных цвет.
Я знала его поцелуев вкус,
Цвет крапинок в светлых зрачках
И как легко взлетать к потолку
На крепких его руках.
Я знала морщинок у глаз игру
И тела каждую пядь,
Но я, наверно, так и умру —
Умру, не сумев разгадать,
Была ли в этом теле душа,
Каков ее вкус и цвет?
Я знала запах его духов
И форму бритвы “жиллетт”.
* * *
АЛЕКСЕЙ ЦВЕТКОВ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 2, 2008
точка б
просто кактусы вкось то ли камня куски
заводные тушканы стоймя по-людски
угорелая в гору дорога
населяет пустынные пеньем кусты
насекомая прорва народа
вот кристаллами впрок вековая вода
с медвежатиной в жилах полярной
и небесные хрясь прямо в харю врата
поперек в арматуре амбарной
значит вот оно где расположено тут
ребра в розницу таз и ключица
сторона куда заживо ближе идут
но не в силах всегда очутиться
закопали слепую дорогу в песок
положили для бремени кварца кусок
насекомую брали отраву
из отверстого серенький зева дымок
грустный суслик в дозоре скрипит одинок
вот где родина праха по праву
до жезла колонок пейзажиста облез
долго голому горю осталось
вековать стенобитность небесных телес
сухомятных ручьев отжурчалость
Да, это — старость… и никто уже
Не станет, задыхаясь, мне шептать,
Что кожа у меня — атлас прохладный,
Что у меня айвовое дыханье
И темный хмель — крылатые глаза…
Никто… никто!.. как щупальцы,
морщинки
Впились мне в тело и поглубже —
в душу,
И ни на что уже живым порывом
Я не способна больше отвечать…
А вот живу… не возмущаясь даже,
Что с каждым днем мне все скучнее
жить,
Что этой жизни не воспринимаю
Я ссохшейся душою, а о прошлой
Так запыленно стала вспоминать…
Все понимаю я… и все ж не меньше
Мне больно от обиды, чисто женской,
Что мне уже почти совсем не лгут… Нина Манухина. Смерти неподвластна лишь любовь. — М.: Водолей Publishers, 2006.
Album Romanum: Переводы Вадима Алексеева
Шарль Бодлер
Необратимость
Ангел, славящий жизнь, вам знакомы страданья?
Скорбь, отчаянье, страх, если, стиснув виски,
Проклинаешь весь мир от бессильной тоски?
А гримасы стыда, а ночные рыданья?
Ангел, славящий жизнь, вам знакомы страданья?
Ангел братской любви, вы взывали к отмщенью?
Если, сжав кулаки от жестоких обид,
Человек небесам равнодушным грозит,
Отвергая того, кто призвал к всепрощенью?
Ангел братской любви, вы взывали к отмщенью?
Ангел добрых надежд, вы бывали в больницах,
Где свирепствует смерть? Вас бросало в озноб
От испуга, когда света жадного сноп
Восковой желтизной застывает на лицах?
Ангел добрых надежд, вы бывали в больницах?
Ангел вечной весны, вас пугали морщины?
Если старость пришлет эту черную весть,
Вам достанет ли сил, чтоб однажды прочесть
В ненаглядных глазах состраданье мужчины?
Ангел вечной весны, вас пугали морщины?
Ангел всех совершенств, целомудренный гений,
Царь Давид захотел, прежде чем умереть,
Рядом с телом твоим свои мощи согреть,
Я же, грешный, прошу только кротких молений!
Ангел, славящий жизнь, да святится твой гений!
НИКОЛАЙ АСЕЕВ (1889-1963)
Собр. соч. в 5 томах 1963-4
Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930
Молодость Ленина
Далека симбирская глушь,
тихо времени колесо…
В синих отблесках вешних луж
обывательский длинен сон.
По кладовым слежалый хлам,
древних кресел скрипучий ряд,
керосиновых-тусклых ламп
узаконенная заря.
И под этой скупой зарей
к материнской груди приник
лоб ребенка – еще сырой,
и младенческий первый крик.
Узко-узко бежит стопа,
начиная жизни главу;
будут ждать гостей и попа
и Владимиром назовут.
Будут мыши скрести в углу,
будут шкапов звенеть ключи,
чьи-то руки вести иглу,
обмывать, ласкать и учить.
И начнет – мошкарой в глаза –
этот мир мелочей зудеть,
и уйдет из семьи в Казань
начинающий жизнь студент.
Но земля рванет из-под ног,
и у времени колеса,
твердо в жизни веря в одно,
станет старший брат Александр.
По какой ты тропе пойдешь,
на какой попадешь семестр,
о, страны моей молодежь,
отойдя от своих семейств?!
Далека симбирская глушь,
тихо времени колесо…
В синих отблесках вешних луж
обывательский длится сон.
Он, – пока я кончаю стих, –
на портрете встав, на стене,
продолжая меня вести,
усмехается молодо мне.
И никак не уйти от глаз,
просквозивших через века,
стерегущих и ждущих в нас
взгляд ответный – большевика.
1929
НИКОЛАЙ АСЕЕВ (1889-1963)
Собр. соч. в 5 томах 1963-4
Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930
Она продолжается
Революцию сравнивают –
кто с любимой,
кто с вихрем,
кто с тканью,
цветущей пестро,
кто с валом девятым,
кто с бурей,
кто с дымом,
плывущим
над взметывающимся
костром.
Костер отгорит,
и любимая бросит,
умолкнут валы,
и выцветет ткань,
и будет волос
одинокая проседь,
как пепел, горька
и, как дымы, едка.
Октябрьская ж песня,
без фальши,
без лепи,
таких
не выдерживает сравнений.
Года
не идут вспять,
с годами
нельзя спать.
Года
не горят в дым,
нельзя
угасать им.
Годов
не сгасить пыл,
в них вечен
запас сил.
Ревели враги:
куда уцелеть им,
вшивым,
безграмотным,
пьяным
да нищим, –
а мы обернулись
десятилетьем,
нам – торжеством,
а им – кладбищем.
В притупленной злобе,
в звериной обиде
их тени бледнеют,
оружие ржавится,
но даже они
понимают и видят:
она продолжается.
Сердцам миллионов
с громадою биться:
кто лень отбивает,
кто с грязью сражается;
делам Октября
ни на миг не забыться:
они продолжаются.
На плечи навьючив
тяжелые вьюки
Госпланов,
госзаймов,
заданий
и дел,
идем,
как в семнадцатом
шли во вьюге,
века подпирая
тяжестью тел.
Идем
и не верим,
что где-то воздастся:
за путь нам награда –
тревоги года;
и новое в мире
растим государство,
не виданное
нигде
никогда.
И дальние взоры
и давние страны,
усилие наше
влечет и томит;
их нашими
ломит тяжелыми ранами
и радует
нашими радостями.
И мы,
замощая ухабы и ямы,
подмог не торопим,
не требуем жалости;
в одно призываем
мы верить упрямо:
она продолжается.
Ко дну оседает
тревоги осадок.
Расти,
наша сила,
на день со дня,
чтоб нынешний
первый
сочтенный десяток
окреп и возрос
и считался на сотни.
Года
не идут вспять,
с годами
нельзя спать.
Года
не горят в дым,
нельзя
угасать им.
Годов
не сгасить пыл,
в них вечен
запас сил.
Идти заодно
с годами всегда,
где руки не слабнут,
глаза не смежаются.
И знать,
и помнить,
и верить в одно:
она – продолжается!
1927
Десятый Октябрь
Дочиста
пол натереть и выместь,;;
пыль со стола
убрать и смахнуть,;;;;
сдуть со стихов
постороннюю примесь;;;;
и –
к раскрытому настежь окну.;;
Руки мои –
чтоб были чисты,;;;
свежестью –
чтоб опахнуло грудь.;;;;
К сердцу
опять подступают числа:;;;
наших дней
начало и путь.;;;
Сумерки
кровли домов одели…;;;
В память,
как в двор ломовик, тарахтя,;;;
грузом навьючив
дни и недели,;;;;;
вкатывается
Десятый Октябрь.;;;
Тысячи строк,
совершая обряд,;;;;
будут его возносить,
славословя.;;;;;
Я же
тропу моего Октября;;
вспомню,
себя изловив на слове;;;
?искренность?…
Трепет летучих искр,;;;;
искренность –
блеск непогашенной планеты.;;;;
Искренность –
это великий риск,;;;;
но без нее
понимания нету.;;;
Искренность!
Помоги моему;;;
сердцу
жар загорнуть и выскресть,;;
чтоб в моем
неуклюжем уму;;;
песня вздышала,
томясь и искрясь.;;;;;
Искренность!
Помоги мне пропеть,;;;;
вспомнивши,
радостно рассмеяться,;;;;
как человеку
на дикой тропе;;;;
встретилось сердце,
стучащее;;;;;
массы.;;;;;;;;
Был я
безликий интеллигент,;;
молча гордящийся
мелочью званья,;;;;;
ждущий –
от общих забот вдалеке –;;;
общей заботы
победное знамя.;;;;
Не уменьшась
в темноте норы,;;;;
много таких
живут по мансардам,;;;
думая:
ветром иной поры;;
лик вдохновенный их
творчески задран.;;;;;;
Меряя землю
на свой аршин,;;;;
кудри и мысли
взбивая все выше,;;;;
так и живут
до первых морщин,;;;
первых припадков,
первых одышек.;;;;;
Глянут, –
а дум;;;
облыселую гладь;;;;
негде приткнуть
одинокому с детства.;;;;
Финиш!..
А метили;;;
мир удивлять;;;;;
либо геройством,
либо злодейством…;;;;;
Так жил и я…
Ожидал, пламенел,;;;;
падал, метался,
да так бы и прожил,;;;;
если бы
не забродили во мне;;
свежего времени
новые дрожжи.;;;;;
Я не знал,
что крепче и ценней:;;;
тишь предгрозья
или взмывы вала, –;;;;;
серая
солдатская шинель;;
выучила
и образовала.;;
Мы неслись,
как в бурю корабли, –;;;
только тронь,
и врассыпную хлынем.;;;;
Мы неслись,
как в осень журавли, –;;;
не было конца
летучим клиньям.;;;;
Мы листвой
осыпали страну,;;;
дробью ливней
мы ее размыли.;;;;
Надвое –
на новь и старину –;;;
мы ее ковригой
разломили.;;;;
И тогда-то понял я
навек –;;;;;
и на сердце
сразу стало тише:;;;
не один
на свете человек, –;;
миллионы
в лад;;;
идут и дышат.;;;;
И не страшно
стало мне грозы,;;;;
нет,
не мрак вокруг меня,;
не звери,;;;;;;
лишь бы,
прянув на грозы призыв,;;;
шаг
с ее движеньем соразмерить.;
Не беги вперед,
не отставай, –;;;;
здесь времен
разгадка и решенье, –;;;;
в ряд с другими,
в лад по мостовой;;;;;
трудным,
длинным,;;;
медленным движеньем.;;;;;
Вот иду,
и мускулы легки,;;
в сторону не отойду,
не сяду.;;;;;
Так иди
и медленно влеки;;
наш суровый,
наш Октябрь Десятый.;;;;
Стройтесь, зданья!
Высьтесь, города!;;;;;
Так иди
бесчисленным веленьем;;
и движенья силу
передай;;;;;
выросшим на смену
поколеньям.;;;;;
Брось окно,
войди по грудь в толпу,;;;
ей дано теперь
другое имя,;;;;
не жестикулируй,
не толкуй, –;;;;;
крепкий шаг свой
выровняй с другими.;;;;;
Стань прямее,
проще;;;;
и храбрей,;;;;;
встань лицом
к твоей эпохи лицам,;;;;
чтобы тысячами
Октябрей;;;;
с тысячными
радостями;;;;
слиться!;;;;;;
1927
***
Юрий Казарин Если смотреть из неба…
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2020
Юрий Казарин — поэт, исследователь поэзии, языковед. Автор многих книг стихотворений и прозы. Стихи публиковались в периодике в России и за рубежом. Профессор Уральского федерального университета. Живет и работает в Екатеринбурге.
Морщинки, стрелочки, борозды —
как на ладони в небе звезды,
какой неведомый огонь
испек небесную ладонь,
в каком беспамятстве разумном
и у прозренья на краю
даруют звезды звуки — струнам,
и пальцы бога в свете лунном,
и память вечную мою.
Album Romanum: Переводы Вадима Алексеева
Анри де Ренье
Отпечаток
Пускай мне не дано в сверкающем металле
Навек запечатлеть свой профиль или фас,
Ведь боги все равно не каждому из нас
Оставить на земле свой след предначертали.
Я изваял свой лик на глиняной медали,
Где трещины легли морщинами у глаз,
Дополнив мой портрет. И странно, всякий раз
Я замечаю в нем все новые детали.
Ах, все пройдет, но я, зажмурившись, в тоске
Оставить от себя желаю на песке
Под гулкий рокот волн, задумчивый и мерный,
Свой оттиск призрачный, бегущий в никуда,
И в нем — лицо мое, чей слепок эфемерный
С волной нахлынувшей растает без следа.
Григорий Марговский Новая Юность, номер 4, 2015
СОЛОВЕЙ
Полгода постоялый двор
Пытала кастелянша злая ;
Перину зябкую взбивая
И протирая лед озер:
То по уступам и ветвям
Водила рыжехвостой векшей,
То в сердце ветошью поблекшей
Забытый воскрешала хлам;
Стелила у подножья гор,
Заштопывая все прорехи,
Как будто в поднебесном цехе
Пуховязальщиц перебор.
Мелькал седой ее парик,
И в перепудренных морщинах
Читалось буйство беспричинных
И саркастических интриг.
И так устали мы от той
Постыло шаркающей ведьмы,
Что не позаримся уж впредь мы
На этот дом полупустой, ;
На этот мир, где ты и я
Гостим не первую неделю,
Спасаемы одной лишь трелью
Провидческого соловья.
г. Бостон
Алексей Дьячков Перестарок
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 2, 2015
ОДА РАДОСТИ
Артист на часах командирских колесико
Завода подкрутит, послушает ход,
И жадно попив кипяченой из носика
Вполголоса арию Князя споет.
Попьет, покряхтит, пошуршит занавесками,
Пройдет в коридор, плащ накинет, пора.
И вся коммуналка его половецкими
Напевами с богом проводит в ДК.
Нырнет разведенка на кухню и включит нам
Поля яровые, воюющий мир.
И школьник ее, голой Махой измученный,
Проскачет из-под одеяла в сортир.
Вплывут в коридор не в халатах, а в платьицах
Березки ансамблем под трели рожка,
И следом за ними вплывет старшеклассница
С усами не смытых разводов снежка.
И выйдет алкаш из-за ширмы не выспавшись,
И что-то сипато прошепчет себе.
И выйдет так горько, что словом не выразишь,
Когда он на коврик сползет по стене.
Медбратья, цыгане с медведем и танцами,
И с гаснущей свечкой беззубый дьячок,
И бабки в платочках толпою потянутся,
И в кофточке с алым значком дурачок.
С рыданьем и смехом нежданные гости к нам
Нагрянут, и щели рассолом зальют.
Куда же податься из ванной мне, Господи,
Где я перед зеркалом пыльным стою?
С мешками, морщинами, с раннею лысиной,
Укус комариный до крови растер,
Контуженный светом и желтыми листьями,
Что за ночь с березы прибрал мародер.
Не щелкну щеколдой, не выйду под занавес,
Пошарю в карманах — брелок без ключа,
Союз, коробок, затянусь и возрадуюсь,
Пока в дверь испуганно не постучат.
Газеты не ровно на тазике сложены.
Не якорь, а брюки забросил матрос.
Спокойно! Встречайте меня, краснокожие,
Я стеклышки вам из-за моря привез!
ГЕОРГИЙ ГОЛОХВАСТОВ (1882-1963) ГИБЕЛЬ АТЛАНТИДЫ
Затон
Из тины взмахом вёсел выбью
Я свой челнок. Он легкий ход
Направит гладью мертвых вод,
Тревожа сон их дерзкой зыбью,
И лунный блеск на миг один
Как чешую набросит рыбью
На складки сумрачных морщин.
?Цветок хрустального сервиза…?
Цветок хрустального сервиза,
Вином наполненный бокал
В огнях вечерних засверкал
От верха искрами до низа;
Сбегает пена чрез края,
И в сердце — хмелем грез Гафиза,
Искрясь, сверкает песнь моя.
НОВАЯ ЮНОСТЬ 2017
Юрий Гудумак
ОБРЕТЕНИЕ ОСТРОВНОЙ КАРТОГРАФИИ
Томительное однообразие коралловых островов (а с другой
стороны — несовершенство счисления) оборачивается дорогой
ценой: либо остров случается жертвою многократных
его открытий, либо — наоборот — уже из этой предосторожности
его попросту не берут в расчет.
В итоге — понятно, что творится на прежних картах.
Татуировки островитян,
на них помещается вся туземная картография,
тоже устаревают. Кожа, похожая на сафьян, становясь шершавой, как у геккона,
морщинится, как бумага. Рисовальщик экспедиции на ?Сенявине?, Постельс, сделав портрет туземца, получает не карту архипелага, а топографическое изображение процесса старения.
Можно сказать, что тело
действует вообще на карту,
как в позднейшие годы — память,
анаморфирующим образом. Но это еще полдела.
Самого туземца ничуть не смущает
ни подобное искажение направлений, ни расстояний,
ни, как видно, количество бывших его подруг — каждый остров изображается в виде рыбки: островная дуга Улеай, острова Намуррек, Ифалук
(и так далее) ...остров Руг.
***
Юрий Казарин Если смотреть из неба…
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2020
Юрий Казарин — поэт, исследователь поэзии, языковед. Автор многих книг стихотворений и прозы. Стихи публиковались в периодике в России и за рубежом. Профессор Уральского федерального университета. Живет и работает в Екатеринбурге.
Морщинки, стрелочки, борозды —
как на ладони в небе звезды,
какой неведомый огонь
испек небесную ладонь,
в каком беспамятстве разумном
и у прозренья на краю
даруют звезды звуки — струнам,
и пальцы бога в свете лунном,
и память вечную мою.
К ПОТОМКАМ
Право, я живу в мрачные времена. Беззлобное слово - это свидетельство глупости. Лоб без морщин Говорит о бесчувствии. Тот, кто смеется, Еще не настигнут Страшной вестью.
Что же это за времена, когда Разговор о деревьях кажется преступленьем, Ибо в нем заключено молчанье о зверствах! Тот, кто шагает спокойно по улице, По-видимому, глух к страданьям и горю Друзей своих?
Правда, я еще могу заработать себе на хлеб, Но верьте мне: это случайность. Ничто Из того, что я делаю, не дает мне права Есть досыта. Я уцелел случайно. (Если заметят мою удачу, я погиб.)
Мне
говорят: "Ешь и пей! Радуйся, что у тебя есть пища!" Но как я могу есть и пить, если Я отнимаю у голодающего то, что съедаю, если Стакан воды, выпитый мною, нужен жаждущему? И все же я ем и пью.
Я хотел бы быть мудрецом. В древних книгах написано, что такое мудрость. Отстраняться от мирских битв и провести свой краткий век, Не зная страха. Обойтись без насилья. За зло платить добром. Не воплотить желанья свои, но о них позабыть. Вот что считается мудрым. На все это я неспособен.
Право, я живу в мрачные времена.
2
В города приходил я в годину смуты, Когда там царил голод. К людям приходил я в годину возмущений. И я восставал вместе с ними. Так проходили мои годы, Данные мне на земле. Я ел в перерыве между боями. Я ложился спать среди убийц. Я не благоговел перед любовью И не созерцал терпеливо природу. Так проходили мои годы, Данные мне на земле.
В мое время дороги вели в трясину. Моя речь выдавала меня палачу. Мне нужно было не так много. Но сильные мира сего Все же чувствовали бы себя увереннее без меня. Так проходили мои годы, Данные мне на земле.
Силы были ограничены, А цель - столь отдаленной. Она была ясно различима, хотя и вряд ли Досягаема для меня. Так проходили мои годы, Данные мне на земле.
3
О вы, которые выплывете из потока, Поглотившего нас, Помните, Говоря про слабости наши И о тех мрачных временах, Которых вы избежали. Ведь мы шагали, меняя страны чаще, чем башмаки, Мы шли сквозь войну классов, и отчаянье нас душило, Когда мы видели только несправедливость И не видели возмущения.
А ведь при этом мы знали: Ненависть к подлости Тоже искажает черты. Гнев против несправедливости Тоже вызывает хрипоту. Увы, Мы, готовившие почву для всеобщей приветливости, Сами не могли быть приветливы. Но вы, когда наступит такое время, Что человек станет человеку другом, Подумайте о нас Снисходительно. 1938-1944 гг. Бертольт Брехт. Избранная лирика. Изд-во ЦК ВЛКСМ "Молодая Гвардия", 1971.
ВЕРДИКТ
В доме престарелых по ночам
Трескались кривые зеркала —
Возраст, что безмерно докучал,
Сном дробился в россыпи стекла:
Ни морщин, ни болей, ни седин,
Не старушка — девочке лет пять,
В сердце колокольчик динь-динь-динь:
— Мама, я во двор иду гулять!
Дедушка не дедушка — внучок,
Сероглазый славный карапуз
Бегает за солнечным лучом.
Луч — неуловимый, ну и пусть,
Это ведь не повод загрустить,
Если вечность жизни впереди…
Утро, склеив битые куски,
В зеркала вернет кривой вердикт. Александр Семыкин ДЕТИ РА 2014 ЦИКЛ Мир за окошком
* * *
я за руку тебя возьму не чтобы пульс считать
а считывать рельеф морщин и линий
так Геродот, Иосиф Флавий, Плиний
читали прошлое по земляным листам
не умничать? тогда еще сто грамм
такого воздуха что выжигает душу
и напоказ как фотки в инстаграм
ссыпать слова — бумага их подсушит
так старческую кожу сушит жизнь
выпячивая вен переплетенье
и инвективу а не эвфемизм
за нас прочтут две наши странных тени Тамара Буковская ДЕТИ РА 2014 ЦИКЛ О судьбе почти земной
?Мы жили тогда на планете другой…? Антология поэзии русского зарубежья 1920–1990 (Первая и вторая волна) Кн. 1 1995
Амари
Кровь на снегу (Стихи о декабристах)
Николай I
Как медленно течет по жилам кровь,
Как холодно-неторопливо.
Не высекала искр в душе твоей любовь:
Ты как кремень, и нет огнива!
Как вяло тянутся холодной прозой дни:
Ни слов, ни мук, ни слез, ни страсти.
Душа полна одним, знакомым искони,
Холодным сладострастьем власти.
Повсюду в зеркалах красивое лицо
И стан величественно стройный.
Упругой воли узкое кольцо
Смиряет нервов трепет беспокойный.
Но все ж порою сон медлительный души
Прорежет их внезапный скрежет,
Как будто мышь грызет, скребет в ночной тиши
Иль кто-то по стеклу визгливо режет.
В Государственном Совете
На кафедре высокий молодой человек
Громко, не подымая тяжелых век,
Читает.
На бумагу падает бледный свет,
И вокруг Государственный Совет
Благоговейно внимает
Всей своей верной легавой душой,
Как хозяину преданный пес большой,
В слуховые трубки
И в трубочки рук
Впитывая, как губки,
Каждый звук.
Устами, глазами
Пьют слова.
Лысыми и блестящими лбами,
От краски зелеными волосами,
Порами явных и тайных морщин
Внемлют, слышат,
Дышат едва,
И громкий голос,
Благодатный ветр высочайших слов,
Еле колышет
Перезрелый колос
Старческих отяжелевших голов.
Слились все:
Лопухин в своей пышной красе,
Великолепный вельможа,
И мумия юноши, вставшая с ложа, —
Оленин[55] с мальчишеским древним лицом,
Граф Литта[56] с мальтийским крестом,
Наивный и седокудрый
Карамзин, и Сперанский мудрый,
Князь Куракин[57] и Кочубей,
И маленький буффа — Голицын[58].
Не разберешь, хоть убей,
Где виги, где тори —
Все лица
Слились в одно.
И оно
С блаженством во взоре
В некое светоносное море
Погружено.
?Ангелом я покойным дышу,
Пусть он мне предводительствует,
Но можем ли мы рисковать
Положением государства,
Этого обожаемого отечества?
Я исполняю свой долг.
Присягну, как первый верноподданный
Брату и моему Государю?.
В ответ
На слов превыспренних ворох
С блаженной тоскою во взорах
Шептали ему верноподданно — слабое ?нет!?.
Смотрел на древних лип морщины,\ Похожие на письмена…\ А где-то в питерских гостиных\ О нем судачила шпана:\ Стихи вторичны! Стиль хромает!\ Он исписался и угас!\ Фонтанами Бахчисарая\ Поэт не очарует нас! Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ 2006 Пушкин в Михайловском
Только сеткой морщины \ На усталых чертах, \ Паутинкой седины \ В еще темных косах. Татьяна Флорова-Маретт 2002 ?Новый Журнал? 2008, №253 Моя жизнь мне приснилась,
Чертили вы морщинами свой след.\ Их сеть мой лоб избороздила вскоре,\ Чтоб я числом тех знаков и примет\ Считал минувшей молодости зори. "Года, года...". Муса Джалиль. Перевод К. Арсеневой 1934
Сморщилась тотчас на членах упругих прекрасная кожа,\ Череп от русых волос обнажился; и все его тело\ Сделалось сразу таким, как у самого дряхлого старца.\ Мутными стали глаза, такие прекрасные прежде. Гомер. Перевод Викентия Вересаева 1953 ОДИССЕЯ\ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
* * *
Инна ЛИСНЯНСКАЯ Стихи и переводы
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2015
Ямб, хорей, анапест, дактиль,
Амфибрахий на дворе! —
Дробь любви выводит дятел
По морщинистой коре.
Нет меня, есть только птицы
Да кошачья канитель
И смущённые ресницы
Подымающий апрель.
Нет меня, но есть кипящий
В сизой Сетуни закат,
Есть и мимо проходящий
Мой возлюбленный собрат.
Нет меня, да и не надо, —
Лучшее — всё налицо:
Лес и дятлова рулада,
И с кормушкою крыльцо.
30 марта 2000
* * *
Елена Данченко Горечь листвы
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2020
Елена Данченко — поэт, прозаик, переводчик, журналист. Окончила факультет журналистики КГУ (Кишинёв). Автор 6 книг стихов. Печаталась в журналах ?Урал?, ?Дружба народов?, ?Новая Юность?, ?Знамя?, ?Смена?, ?Москва?, ?Иностранная литература?, ?День и Ночь?, ?Зарубежные Записки?, ?Дарьял? и др.
Альмерия
Эти горы впитали испанскую речь
каждой складкой, морщиной, пещерой.
Граммофонных вьюнков голоса уберечь
здесь придумано эхо расщелин.
Эти круглые лбы в комковатых кустах
и в твоём разберутся наречье,
если к ним подойдешь и, почтеньем воздах,
в их заглянешь глаза человечьи.
А умоешься ты родниковой водой,
кровью маков, лавандовой лимфой,
пообсохнешь под воздуха жаркой слюдой,
обернёшься и — сам станешь рифмой.
Станешь — весь! — продолженьем певучей струны
громкогласой испанской гитары,
повторяющей ритмы вот этой скалы
с позабытой пастушьей хибарой.
Станешь тем, кем был, станешь тем, кто ты есть, —
горным сыном иль горнею дочкой,
будешь ритмы ловить и от счастья пьянеть!
Восклицательный знак. Многоточье.
БОРИС НАРЦИССОВ (1905-1982) Из сб. ШАХМАТЫ\Пятая книга стихов
(Вашингтон, 1974)
4. ЛУНА
И сладостен, и жутко безотраден
Алмазный бред морщин твоих и впадин…
Максимилиан Волошин
Ну, что такое? – Кружится планетка
Вокруг земли, и, вот, по ней ходили:
Навеки на луне осталась метка
Шаги людей по первозданной пыли.
Но, зеркало ночей моих бессонных
И синий свет над снежными полями,
Луна колдует из глубин бездонных
С бесчисленными голыми нулями.
Ты – серп Дианы, полный лик Селены
И темная безликая Геката!
– Ступени крыш спускаются покато, –
Лунатик замер: ждет и хочет плена…
Холодным сладострастьем тихо тлея.
Холодная, приблудная планета,
Ты, в сизо-черной глубине светлея, –
Астральная обманная монета.
ВАЛЕРИАН БОРОДАЕВСКИЙ (1874-1923)
СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ОПУБЛИКОВАННЫЕ ПРИ ЖИЗНИ АВТОРА
IV
?Над сдвигами бровей рубцы глухого сплина…?
Над сдвигами бровей рубцы глухого сплина
Пусть не смутят тебя… Подумай: кто, мужчина,
Измлада преданный мятущимся страстям,
Кующий цепь побед, закован не был сам?
В любовной кузнице, у жаркой пасти горна
Он мышцы напрягал – и молот бил упорно,
И молоту его послушен был металл…
Ты улыбнись ему… Ты видишь: он устал.
Недвижный и немой, протянутый в качалке,
Он будто нежится. Но посмотри, как жалки
Бегущая на лоб седая прядь волос,
И щеки впалые, и сдержанный вопрос
Красивых губ его, где лишь на миг летучий,
Как луч хладеющий сквозь сомкнутые тучи,
Блеснет ирония – над жизнью, над судьбой
И над тобой, дитя… не сетуй – над тобой.
А ты пойми его и тусклый взор недужный
Глазами ясными приветь как вызов дружный.
Ты подойди, смеясь, и, тихая, качни
Ленивый стул его, и, – если вы одни, —
Откинь седую прядь, и легче паутины
Рукой любви смахнешь суровые морщины.
Борис Слуцкий
Собрание сочинений том третий. Стихотворения 1972–1977
?Не воду в ступе толку…?
Не воду в ступе толку,
а перевожу в строку,
как пишется старику,
как дышится старику,
и как старику неможется,
и вовсе нельзя помочь,
и как у него итожится
вся жизнь в любую ночь.
Я это в книжках читал,
я это в фильмах глядел,
но я отнюдь не считал,
что это и мой удел.
Оказывается, и мой!
И, мыкая эту беду,
я, словно к себе домой,
в обычную старость бреду.
Как правильно я поступал,
когда еще молодым
я место в метро уступал
морщинистым и седым.
Ури Цви Гринберг (1896 - 1981)
ПРОРОЧЕСТВО У ВОРОТ
/Перевод Я. Лаха/
Тучи над Ерусалимом и отблеск меча на них.
А вы, словно кроты, зарылись в тоску,
лежите — щека к щеке со своею болью,
уже не согреется сердце памятью про мечту.
Встаньте же, выходите из ваших домов, палаток, бараков,
и поднятыми руками, как языками огня,
горести запалите — тряпьё,
напитанное слезами горючими ваших сердец!
Встаньте же, соберите витающих в облаках
и библейское солнце зовите —
Державе во славу!
Молитесь о чуде... Не погибло оно по зачатью, —
ещё живёт глубоко в крови!
Туча не пропадёт, если её не зажечь,
не выглянет солнце,
если тьму не рассечь.
Не было чуда и нет, если его не позвать:
Выйди на свет!
Но если вы сами глыбами стали, если печаль из камня впитали,
вас и такими народная совесть найдёт.
Плечи, которым Державу было назначено вознести,
враг пометит клеймом дезертиров,
а солнце вас покарает
тоскою глубоких морщин,
глазами, лишенными взгляда.
И лагерь военнопленных вас ожидает
вместо победного марша и ликованья парада...
И если не вспыхнут кедры, то пламя падёт на камни.
1928
Перевод Я. Лаха
?ПОЗДНЯЯ ЛАТИНСКАЯ ПОЭЗИЯ? 1982
АВСОНИЙ
Послания
[286]
Перевод М. Гаспарова
К ВНУКУ СВОЕМУ АВСОНИЮ, ОБ ОТРОЧЕСКОМ УЧЕНИИ[287]
Авсоний — сыну своему Гесперию.
Вот стихотворение, которое написал я в шутку в виде наставления внуку, сыну твоей сестрицы; прочти его в ожидании моего приезда! Это будет лучше, чем если я прочту тебе его сам: без меня ты сможешь вольнее о нем судить, а при мне тому будут две помехи: и из слуха легче ускользает услышанное, чем из ума прочитанное, и отзываться об услышанном в лицо читавшему трудно, не покривив душой. Нынче же ты и в том и в другом свободен: и для чтения у тебя времени вдоволь, и для суждения не приходится смущаться меня. Одно только у меня к тебе предупреждение, милый сын: если покажется тебе (а боюсь, что покажется!), будто в стихах этих больше цветистости, чем прямоты, больше румянца, чем силы, то знай: я допустил это намеренно, чтобы текли они не столь напористо, сколь изящно, вроде тех красавиц,
…которых матушки стараются затягивать:
И грудь в бинты, и плечи вниз, чтоб выглядела стройненькой![288]
и так далее. Ты, пожалуй, скажешь: зачем же ожидаю я суждения твоего о стихах, недостатки которых самому мне ясны? Но я отвечу: перед чужим человеком я, наверное, и постыдился бы их, но между нами двумя нет места стыду, — ведь писал я эти стихи применительно к возрасту внука, а не к своему; а если и к своему, то что ж! ?Вторично дети — старики? — говорит пословица.[289] Будь же строг, сколько угодно, а у меня разговор — с дитятею. Прости же, милый сын!
Есть и у Муз забавы свои,[290] мой маленький внучек.
Не без досуга и служба Камен: не всегда нависает
Властный учительский крик и пугает немилая строгость.
Время занятий и время досуга идет чередуясь.
5 Много прочесть и много запомнить — хорошее дело,
Но ведь без отдыха тоже нельзя. По-гречески ?школа?
Значит ?досуг?[291] — и он не во вред потрудившимся Музам.
Будь уверен, что ты отдохнешь в надлежащее время —
И оттого прилежно учись. Чем дольше работа,
10 Тем утешней просвет: ведь бывает конец и усердью,
Если непраздным часам не явится сменою праздник.
Будь же спокоен, стряхнуть не пытайся учебную упряжь,
С легким сердцем учись! не так ведь уж грозен учитель.
Пусть он мрачен и стар, и голос его неприветен,
15 Пусть у него на челе угрожающе морщатся складки, —
Ты, хоть раз увидав его добрым, забудешь о страхе.
Правду тебе говорю. К морщинистой тянется няне
С рук материнских дитя; трясущихся дедку и бабку
Предпочитают отцу запоздалые баловни-внуки;
* * *
Инна ЛИСНЯНСКАЯ Стихи и переводы
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2015
Ты идёшь по земле, и я песню шлю
Вслед путям твоим,
Странник мой, покуда тебя люблю,
Ты будешь живым!
Не считай морщин холмов и долин,
И морщин на лице,
Ты живой — покуда необходим
Хоть паршивой овце!
Ты живой — покуда нужен зерну
И тайне корней,
Ты живой — покуда не знаешь длину
Оставшихся дней!
Ты живой, покуда не ждёшь барыша, —
Был бы хлеб на столе,
Ты живой, покуда помнит душа
О своём крыле!
?ПОЗДНЯЯ ЛАТИНСКАЯ ПОЭЗИЯ? 1982
КЛАВДИАН
Против Руфина
Перевод М. Гаспарова
Берег в Галлии есть, на самой окраине дальней
Вдоль океанских раскинутый вод, где в оное время
125 Жертвой кровавой Улисс пробуждал молчаливые сонмы.[509]
Там летучих душ с глухим шелестением крыльев
Слышен жалобный плач, и прохожие видят селяне
Бледные призраки лиц и летящие тени умерших.
Здесь-то, из-под земли явясь, осквернила богиня
130 Светлые Феба лучи и пронзила эфир завываньем
Страшным, которого мертвенный звук долетел до британцев,
Землю сотряс в сенонском краю,[510] и в испуге Тефия
Хлынула вспять, и Рейн застыл над уроненной урной.
Здесь-то, преобразив в седину змеиные кудри,
135 Облик старца она приняла, угрюмые щеки
Сетью морщин иссекла и мнимо усталые стопы
В путь обратила к стенам Элузы,[511] к знакомому крову;
И, устремив ревнивый свой взгляд в лицо человека,
Худшего, чем сама, такое промолвила слово:
140 ?Ты ли, Руфин, ушел на покой, и цветущие годы
Праздно в отеческих тратишь полях, без пользы и славы?
О! ты не знаешь того, что судьбы, что звезды, что счастье
В дар готовят тебе: ты станешь владыкою мира,
Если за мною пойдешь! Не смотри, что я стар и бессилен:
145 Есть во мне дар волхвовать и жар узнавать о грядущем,
Знаю и тот я напев, каким фессалийские ведьмы
С неба сводят луну, и смысл таинственных знаков
Мудрости Нильской страны, и то искусство, которым
Повелевает богами халдей; я вижу в древесных
150 Жилах текущие соки, я знаю трав смертоносных
Темную силу и все набухшие ядами злаки,
Что зеленеют меж скал Кавказа и Скифии дальней
Для собирающих рук хитрой Кирки и лютой Медеи.
Часто я жертвой ночной укрощал пугающих манов,
155 Милость Гекаты пытал, заставлял заклинательной песней
Мертвый прах для меня оживать, и моим чародейством
Много я нитей пресек в руках у Сестер недопрявших.[512]
Дубы по полю шли, застывали молнии в небе,
Реки на слово мое выгибали покатые глади,
160 Вспять к истокам катясь. Не думай, что праздною речью
Я похваляюсь, — взгляни на дом свой преображенный!?
Так вещала она, и белые (чудо!) колонны
Озолотились, и кров просиял драгоценным металлом.
Фикрет ГОДЖА
С азербайджанского. Перевод Инны Лиснянской
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2015
Отец мой стареет
Морщины лежат письменами на лбу,
как тысячи воспоминаний лежат.
И гнев его ныне похож на мольбу,
почти что пророческим стал его взгляд —
отец мой стареет…
Он не был аллахом — врачом был простым,
и ясно, не всех мог отец излечить.
Страдала душа, но на благо живым
страданье в себе он умел заглушить.
Что делать, он лгал безнадёжно больным —
самою надеждой являлся он им.
Отец мой стареет…
Нас восемь детей, всех он вырастил нас.
Я понял, каких это стоило сил,
лишь только сейчас, став отцом в первый раз…
Отец нам об этом не говорил.
Теперь по ночам не смыкаю я глаз:
чем станет мой сын для меня и для вас?
Отец мой стареет…
Что сделаешь… Неумолимый закон…
Но старость такую и нам бы дал бог,
отец! Восемь раз молодым будет он,
ведь вместо одной стало восемь дорог,
и восемь раз стариться он обречён…
Отец мой стареет…
Лера Манович Тот лес, в который ты вела
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2020
Лера Манович — поэт, прозаик, математик. Родилась в Воронеже. Окончила Воронежский государственный университет и Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М. Горького. Публиковалась в журналах ?Дружба народов?, ?Урал?, ?Гвидеон?, ?Арион?,
в литературных сборниках. Финалистка Международного Волошинского конкурса 2013 года. Живет в Москве.
Cерёже
Cедина, морщины,
морды кислый вид…
Отойди, мужчина,
смерть во мне болит.
Глупое ты тело,
кофе на губе.
Что ты знаешь в целом
о моей судьбе?
Поздно мне, Сережа,
жить по букварю.
Размалюю рожу,
выпью. Закурю.
БОРИС НАРЦИССОВ (1905-1982) Из сб. ПИСЬМО САМОМУ СЕБЕ (Нью-Йорк, 1983)
3
Ты оденешь меня в серебро.
И, когда я умру…
А. Блок
?В этот яростный сон наяву
Опрокинусь я мертвым лицом…?
– Но ведь это обман, что живу:
Я смотрюсь в зеркала мертвецом.
Вот, когда-то подругу любил…
Но любовь не нужна мертвецу.
Снежный холод концами зубил
Подбирается к сердцу, к лицу.
Над снегами морщинистый шар:
Багровеет небесный Пьерро.
Вот и всё: холодящий угар,
И насквозь в волосах серебро.
Теодор Крамер ЗЕЛЕНЫЙ ДОМ
Перевод с немецкого Евгения Витковского
Из сборника ?ТРЯСИНАМИ ВСТРЕЧАЛА НАС ВОЛЫНЬ? (1931)
Разоренные земли
Проделав марш средь сосняков на кручах,
мы очутились в выжженной стране,
где в проволоках рваных и колючих
торчала головня на головне.
Лишь очень редко стебелек пшенички
вдали качал метелкою простой;
и как-то неохотно с непривычки
мы приходили в хаты на постой.
Там жили полнотелые русинки
к одним в придачу дряхлым старикам,
война, однако, провела морщинки
по женским лбам, и шеям, и щекам.
И если кто из нас до икр дебелых
оказывался чересчур охоч,
то видел, как ряды цепочек белых,
гирлянды вшей, в траву сбегали прочь.
Нелегкий путь безропотно протопав,
в палатках засыпали мы вповал,
а свет луны тянулся до окопов
и никаких границ не признавал.
Лишь не спалось в хлевах голодным козам,
они до рани блеяли с тоски,
покуда легким утренним морозом
нам ветер не прихватывал виски.
Эмили Дикинсон ?Стихотворения Письма? 2007
51(311)
Он из Свинцовых Сит
Сквозит на лес и лог,
Морщины долгие дорог
Изгладит мелом Маг -
Черты равнин и гор
В одно Лицо сольет,
Чей Лоб нависший - небосвод
Во весь его простор -
Укутает забор -
Узор его резной
Заботливо припрячет
Под Звездной Пеленой -
Укроет стог и ствол -
Тот опустевший Зал,
Где праздник Жатвы был - там цел
Лишь остов - но на Бал -
В честь Лета - Маг скроит
Пню кружевной жилет
И - Мастерам пропасть велит,
Как будто их и нет.
Перевод И. Гринголъца
* * *
ЕЛЕНА ТАХО-ГОДИ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2007
Я знала запах его духов
И форму бритвы “жиллетт”,
Фасон костюмов и башмаков
И галстуков стильных цвет.
Я знала его поцелуев вкус,
Цвет крапинок в светлых зрачках
И как легко взлетать к потолку
На крепких его руках.
Я знала морщинок у глаз игру
И тела каждую пядь,
Но я, наверно, так и умру —
Умру, не сумев разгадать,
Была ли в этом теле душа,
Каков ее вкус и цвет?
Я знала запах его духов
И форму бритвы “жиллетт”.
* * *
АЛЕКСЕЙ ЦВЕТКОВ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 2, 2008
точка б
просто кактусы вкось то ли камня куски
заводные тушканы стоймя по-людски
угорелая в гору дорога
населяет пустынные пеньем кусты
насекомая прорва народа
вот кристаллами впрок вековая вода
с медвежатиной в жилах полярной
и небесные хрясь прямо в харю врата
поперек в арматуре амбарной
значит вот оно где расположено тут
ребра в розницу таз и ключица
сторона куда заживо ближе идут
но не в силах всегда очутиться
закопали слепую дорогу в песок
положили для бремени кварца кусок
насекомую брали отраву
из отверстого серенький зева дымок
грустный суслик в дозоре скрипит одинок
вот где родина праха по праву
до жезла колонок пейзажиста облез
долго голому горю осталось
вековать стенобитность небесных телес
сухомятных ручьев отжурчалость
Да, это — старость… и никто уже
Не станет, задыхаясь, мне шептать,
Что кожа у меня — атлас прохладный,
Что у меня айвовое дыханье
И темный хмель — крылатые глаза…
Никто… никто!.. как щупальцы,
морщинки
Впились мне в тело и поглубже —
в душу,
И ни на что уже живым порывом
Я не способна больше отвечать…
А вот живу… не возмущаясь даже,
Что с каждым днем мне все скучнее
жить,
Что этой жизни не воспринимаю
Я ссохшейся душою, а о прошлой
Так запыленно стала вспоминать…
Все понимаю я… и все ж не меньше
Мне больно от обиды, чисто женской,
Что мне уже почти совсем не лгут… Нина Манухина. Смерти неподвластна лишь любовь. — М.: Водолей Publishers, 2006.
Album Romanum: Переводы Вадима Алексеева
Шарль Бодлер
Необратимость
Ангел, славящий жизнь, вам знакомы страданья?
Скорбь, отчаянье, страх, если, стиснув виски,
Проклинаешь весь мир от бессильной тоски?
А гримасы стыда, а ночные рыданья?
Ангел, славящий жизнь, вам знакомы страданья?
Ангел братской любви, вы взывали к отмщенью?
Если, сжав кулаки от жестоких обид,
Человек небесам равнодушным грозит,
Отвергая того, кто призвал к всепрощенью?
Ангел братской любви, вы взывали к отмщенью?
Ангел добрых надежд, вы бывали в больницах,
Где свирепствует смерть? Вас бросало в озноб
От испуга, когда света жадного сноп
Восковой желтизной застывает на лицах?
Ангел добрых надежд, вы бывали в больницах?
Ангел вечной весны, вас пугали морщины?
Если старость пришлет эту черную весть,
Вам достанет ли сил, чтоб однажды прочесть
В ненаглядных глазах состраданье мужчины?
Ангел вечной весны, вас пугали морщины?
Ангел всех совершенств, целомудренный гений,
Царь Давид захотел, прежде чем умереть,
Рядом с телом твоим свои мощи согреть,
Я же, грешный, прошу только кротких молений!
Ангел, славящий жизнь, да святится твой гений!
НИКОЛАЙ АСЕЕВ (1889-1963)
Собр. соч. в 5 томах 1963-4
Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930
Молодость Ленина
Далека симбирская глушь,
тихо времени колесо…
В синих отблесках вешних луж
обывательский длинен сон.
По кладовым слежалый хлам,
древних кресел скрипучий ряд,
керосиновых-тусклых ламп
узаконенная заря.
И под этой скупой зарей
к материнской груди приник
лоб ребенка – еще сырой,
и младенческий первый крик.
Узко-узко бежит стопа,
начиная жизни главу;
будут ждать гостей и попа
и Владимиром назовут.
Будут мыши скрести в углу,
будут шкапов звенеть ключи,
чьи-то руки вести иглу,
обмывать, ласкать и учить.
И начнет – мошкарой в глаза –
этот мир мелочей зудеть,
и уйдет из семьи в Казань
начинающий жизнь студент.
Но земля рванет из-под ног,
и у времени колеса,
твердо в жизни веря в одно,
станет старший брат Александр.
По какой ты тропе пойдешь,
на какой попадешь семестр,
о, страны моей молодежь,
отойдя от своих семейств?!
Далека симбирская глушь,
тихо времени колесо…
В синих отблесках вешних луж
обывательский длится сон.
Он, – пока я кончаю стих, –
на портрете встав, на стене,
продолжая меня вести,
усмехается молодо мне.
И никак не уйти от глаз,
просквозивших через века,
стерегущих и ждущих в нас
взгляд ответный – большевика.
1929
НИКОЛАЙ АСЕЕВ (1889-1963)
Собр. соч. в 5 томах 1963-4
Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930
Она продолжается
Революцию сравнивают –
кто с любимой,
кто с вихрем,
кто с тканью,
цветущей пестро,
кто с валом девятым,
кто с бурей,
кто с дымом,
плывущим
над взметывающимся
костром.
Костер отгорит,
и любимая бросит,
умолкнут валы,
и выцветет ткань,
и будет волос
одинокая проседь,
как пепел, горька
и, как дымы, едка.
Октябрьская ж песня,
без фальши,
без лепи,
таких
не выдерживает сравнений.
Года
не идут вспять,
с годами
нельзя спать.
Года
не горят в дым,
нельзя
угасать им.
Годов
не сгасить пыл,
в них вечен
запас сил.
Ревели враги:
куда уцелеть им,
вшивым,
безграмотным,
пьяным
да нищим, –
а мы обернулись
десятилетьем,
нам – торжеством,
а им – кладбищем.
В притупленной злобе,
в звериной обиде
их тени бледнеют,
оружие ржавится,
но даже они
понимают и видят:
она продолжается.
Сердцам миллионов
с громадою биться:
кто лень отбивает,
кто с грязью сражается;
делам Октября
ни на миг не забыться:
они продолжаются.
На плечи навьючив
тяжелые вьюки
Госпланов,
госзаймов,
заданий
и дел,
идем,
как в семнадцатом
шли во вьюге,
века подпирая
тяжестью тел.
Идем
и не верим,
что где-то воздастся:
за путь нам награда –
тревоги года;
и новое в мире
растим государство,
не виданное
нигде
никогда.
И дальние взоры
и давние страны,
усилие наше
влечет и томит;
их нашими
ломит тяжелыми ранами
и радует
нашими радостями.
И мы,
замощая ухабы и ямы,
подмог не торопим,
не требуем жалости;
в одно призываем
мы верить упрямо:
она продолжается.
Ко дну оседает
тревоги осадок.
Расти,
наша сила,
на день со дня,
чтоб нынешний
первый
сочтенный десяток
окреп и возрос
и считался на сотни.
Года
не идут вспять,
с годами
нельзя спать.
Года
не горят в дым,
нельзя
угасать им.
Годов
не сгасить пыл,
в них вечен
запас сил.
Идти заодно
с годами всегда,
где руки не слабнут,
глаза не смежаются.
И знать,
и помнить,
и верить в одно:
она – продолжается!
1927
Десятый Октябрь
Дочиста
пол натереть и выместь,;;
пыль со стола
убрать и смахнуть,;;;;
сдуть со стихов
постороннюю примесь;;;;
и –
к раскрытому настежь окну.;;
Руки мои –
чтоб были чисты,;;;
свежестью –
чтоб опахнуло грудь.;;;;
К сердцу
опять подступают числа:;;;
наших дней
начало и путь.;;;
Сумерки
кровли домов одели…;;;
В память,
как в двор ломовик, тарахтя,;;;
грузом навьючив
дни и недели,;;;;;
вкатывается
Десятый Октябрь.;;;
Тысячи строк,
совершая обряд,;;;;
будут его возносить,
славословя.;;;;;
Я же
тропу моего Октября;;
вспомню,
себя изловив на слове;;;
?искренность?…
Трепет летучих искр,;;;;
искренность –
блеск непогашенной планеты.;;;;
Искренность –
это великий риск,;;;;
но без нее
понимания нету.;;;
Искренность!
Помоги моему;;;
сердцу
жар загорнуть и выскресть,;;
чтоб в моем
неуклюжем уму;;;
песня вздышала,
томясь и искрясь.;;;;;
Искренность!
Помоги мне пропеть,;;;;
вспомнивши,
радостно рассмеяться,;;;;
как человеку
на дикой тропе;;;;
встретилось сердце,
стучащее;;;;;
массы.;;;;;;;;
Был я
безликий интеллигент,;;
молча гордящийся
мелочью званья,;;;;;
ждущий –
от общих забот вдалеке –;;;
общей заботы
победное знамя.;;;;
Не уменьшась
в темноте норы,;;;;
много таких
живут по мансардам,;;;
думая:
ветром иной поры;;
лик вдохновенный их
творчески задран.;;;;;;
Меряя землю
на свой аршин,;;;;
кудри и мысли
взбивая все выше,;;;;
так и живут
до первых морщин,;;;
первых припадков,
первых одышек.;;;;;
Глянут, –
а дум;;;
облыселую гладь;;;;
негде приткнуть
одинокому с детства.;;;;
Финиш!..
А метили;;;
мир удивлять;;;;;
либо геройством,
либо злодейством…;;;;;
Так жил и я…
Ожидал, пламенел,;;;;
падал, метался,
да так бы и прожил,;;;;
если бы
не забродили во мне;;
свежего времени
новые дрожжи.;;;;;
Я не знал,
что крепче и ценней:;;;
тишь предгрозья
или взмывы вала, –;;;;;
серая
солдатская шинель;;
выучила
и образовала.;;
Мы неслись,
как в бурю корабли, –;;;
только тронь,
и врассыпную хлынем.;;;;
Мы неслись,
как в осень журавли, –;;;
не было конца
летучим клиньям.;;;;
Мы листвой
осыпали страну,;;;
дробью ливней
мы ее размыли.;;;;
Надвое –
на новь и старину –;;;
мы ее ковригой
разломили.;;;;
И тогда-то понял я
навек –;;;;;
и на сердце
сразу стало тише:;;;
не один
на свете человек, –;;
миллионы
в лад;;;
идут и дышат.;;;;
И не страшно
стало мне грозы,;;;;
нет,
не мрак вокруг меня,;
не звери,;;;;;;
лишь бы,
прянув на грозы призыв,;;;
шаг
с ее движеньем соразмерить.;
Не беги вперед,
не отставай, –;;;;
здесь времен
разгадка и решенье, –;;;;
в ряд с другими,
в лад по мостовой;;;;;
трудным,
длинным,;;;
медленным движеньем.;;;;;
Вот иду,
и мускулы легки,;;
в сторону не отойду,
не сяду.;;;;;
Так иди
и медленно влеки;;
наш суровый,
наш Октябрь Десятый.;;;;
Стройтесь, зданья!
Высьтесь, города!;;;;;
Так иди
бесчисленным веленьем;;
и движенья силу
передай;;;;;
выросшим на смену
поколеньям.;;;;;
Брось окно,
войди по грудь в толпу,;;;
ей дано теперь
другое имя,;;;;
не жестикулируй,
не толкуй, –;;;;;
крепкий шаг свой
выровняй с другими.;;;;;
Стань прямее,
проще;;;;
и храбрей,;;;;;
встань лицом
к твоей эпохи лицам,;;;;
чтобы тысячами
Октябрей;;;;
с тысячными
радостями;;;;
слиться!;;;;;;
1927
***
Юрий Казарин Если смотреть из неба…
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2020
Юрий Казарин — поэт, исследователь поэзии, языковед. Автор многих книг стихотворений и прозы. Стихи публиковались в периодике в России и за рубежом. Профессор Уральского федерального университета. Живет и работает в Екатеринбурге.
Морщинки, стрелочки, борозды —
как на ладони в небе звезды,
какой неведомый огонь
испек небесную ладонь,
в каком беспамятстве разумном
и у прозренья на краю
даруют звезды звуки — струнам,
и пальцы бога в свете лунном,
и память вечную мою.
Album Romanum: Переводы Вадима Алексеева
Анри де Ренье
Отпечаток
Пускай мне не дано в сверкающем металле
Навек запечатлеть свой профиль или фас,
Ведь боги все равно не каждому из нас
Оставить на земле свой след предначертали.
Я изваял свой лик на глиняной медали,
Где трещины легли морщинами у глаз,
Дополнив мой портрет. И странно, всякий раз
Я замечаю в нем все новые детали.
Ах, все пройдет, но я, зажмурившись, в тоске
Оставить от себя желаю на песке
Под гулкий рокот волн, задумчивый и мерный,
Свой оттиск призрачный, бегущий в никуда,
И в нем — лицо мое, чей слепок эфемерный
С волной нахлынувшей растает без следа.
Григорий Марговский Новая Юность, номер 4, 2015
СОЛОВЕЙ
Полгода постоялый двор
Пытала кастелянша злая ;
Перину зябкую взбивая
И протирая лед озер:
То по уступам и ветвям
Водила рыжехвостой векшей,
То в сердце ветошью поблекшей
Забытый воскрешала хлам;
Стелила у подножья гор,
Заштопывая все прорехи,
Как будто в поднебесном цехе
Пуховязальщиц перебор.
Мелькал седой ее парик,
И в перепудренных морщинах
Читалось буйство беспричинных
И саркастических интриг.
И так устали мы от той
Постыло шаркающей ведьмы,
Что не позаримся уж впредь мы
На этот дом полупустой, ;
На этот мир, где ты и я
Гостим не первую неделю,
Спасаемы одной лишь трелью
Провидческого соловья.
г. Бостон
Алексей Дьячков Перестарок
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 2, 2015
ОДА РАДОСТИ
Артист на часах командирских колесико
Завода подкрутит, послушает ход,
И жадно попив кипяченой из носика
Вполголоса арию Князя споет.
Попьет, покряхтит, пошуршит занавесками,
Пройдет в коридор, плащ накинет, пора.
И вся коммуналка его половецкими
Напевами с богом проводит в ДК.
Нырнет разведенка на кухню и включит нам
Поля яровые, воюющий мир.
И школьник ее, голой Махой измученный,
Проскачет из-под одеяла в сортир.
Вплывут в коридор не в халатах, а в платьицах
Березки ансамблем под трели рожка,
И следом за ними вплывет старшеклассница
С усами не смытых разводов снежка.
И выйдет алкаш из-за ширмы не выспавшись,
И что-то сипато прошепчет себе.
И выйдет так горько, что словом не выразишь,
Когда он на коврик сползет по стене.
Медбратья, цыгане с медведем и танцами,
И с гаснущей свечкой беззубый дьячок,
И бабки в платочках толпою потянутся,
И в кофточке с алым значком дурачок.
С рыданьем и смехом нежданные гости к нам
Нагрянут, и щели рассолом зальют.
Куда же податься из ванной мне, Господи,
Где я перед зеркалом пыльным стою?
С мешками, морщинами, с раннею лысиной,
Укус комариный до крови растер,
Контуженный светом и желтыми листьями,
Что за ночь с березы прибрал мародер.
Не щелкну щеколдой, не выйду под занавес,
Пошарю в карманах — брелок без ключа,
Союз, коробок, затянусь и возрадуюсь,
Пока в дверь испуганно не постучат.
Газеты не ровно на тазике сложены.
Не якорь, а брюки забросил матрос.
Спокойно! Встречайте меня, краснокожие,
Я стеклышки вам из-за моря привез!
ГЕОРГИЙ ГОЛОХВАСТОВ (1882-1963) ГИБЕЛЬ АТЛАНТИДЫ
Затон
Из тины взмахом вёсел выбью
Я свой челнок. Он легкий ход
Направит гладью мертвых вод,
Тревожа сон их дерзкой зыбью,
И лунный блеск на миг один
Как чешую набросит рыбью
На складки сумрачных морщин.
?Цветок хрустального сервиза…?
Цветок хрустального сервиза,
Вином наполненный бокал
В огнях вечерних засверкал
От верха искрами до низа;
Сбегает пена чрез края,
И в сердце — хмелем грез Гафиза,
Искрясь, сверкает песнь моя.
НОВАЯ ЮНОСТЬ 2017
Юрий Гудумак
ОБРЕТЕНИЕ ОСТРОВНОЙ КАРТОГРАФИИ
Томительное однообразие коралловых островов (а с другой
стороны — несовершенство счисления) оборачивается дорогой
ценой: либо остров случается жертвою многократных
его открытий, либо — наоборот — уже из этой предосторожности
его попросту не берут в расчет.
В итоге — понятно, что творится на прежних картах.
Татуировки островитян,
на них помещается вся туземная картография,
тоже устаревают. Кожа, похожая на сафьян, становясь шершавой, как у геккона,
морщинится, как бумага. Рисовальщик экспедиции на ?Сенявине?, Постельс, сделав портрет туземца, получает не карту архипелага, а топографическое изображение процесса старения.
Можно сказать, что тело
действует вообще на карту,
как в позднейшие годы — память,
анаморфирующим образом. Но это еще полдела.
Самого туземца ничуть не смущает
ни подобное искажение направлений, ни расстояний,
ни, как видно, количество бывших его подруг — каждый остров изображается в виде рыбки: островная дуга Улеай, острова Намуррек, Ифалук
(и так далее) ...остров Руг.
***
Юрий Казарин Если смотреть из неба…
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2020
Юрий Казарин — поэт, исследователь поэзии, языковед. Автор многих книг стихотворений и прозы. Стихи публиковались в периодике в России и за рубежом. Профессор Уральского федерального университета. Живет и работает в Екатеринбурге.
Морщинки, стрелочки, борозды —
как на ладони в небе звезды,
какой неведомый огонь
испек небесную ладонь,
в каком беспамятстве разумном
и у прозренья на краю
даруют звезды звуки — струнам,
и пальцы бога в свете лунном,
и память вечную мою.
К ПОТОМКАМ
Право, я живу в мрачные времена. Беззлобное слово - это свидетельство глупости. Лоб без морщин Говорит о бесчувствии. Тот, кто смеется, Еще не настигнут Страшной вестью.
Что же это за времена, когда Разговор о деревьях кажется преступленьем, Ибо в нем заключено молчанье о зверствах! Тот, кто шагает спокойно по улице, По-видимому, глух к страданьям и горю Друзей своих?
Правда, я еще могу заработать себе на хлеб, Но верьте мне: это случайность. Ничто Из того, что я делаю, не дает мне права Есть досыта. Я уцелел случайно. (Если заметят мою удачу, я погиб.)
Мне
говорят: "Ешь и пей! Радуйся, что у тебя есть пища!" Но как я могу есть и пить, если Я отнимаю у голодающего то, что съедаю, если Стакан воды, выпитый мною, нужен жаждущему? И все же я ем и пью.
Я хотел бы быть мудрецом. В древних книгах написано, что такое мудрость. Отстраняться от мирских битв и провести свой краткий век, Не зная страха. Обойтись без насилья. За зло платить добром. Не воплотить желанья свои, но о них позабыть. Вот что считается мудрым. На все это я неспособен.
Право, я живу в мрачные времена.
2
В города приходил я в годину смуты, Когда там царил голод. К людям приходил я в годину возмущений. И я восставал вместе с ними. Так проходили мои годы, Данные мне на земле. Я ел в перерыве между боями. Я ложился спать среди убийц. Я не благоговел перед любовью И не созерцал терпеливо природу. Так проходили мои годы, Данные мне на земле.
В мое время дороги вели в трясину. Моя речь выдавала меня палачу. Мне нужно было не так много. Но сильные мира сего Все же чувствовали бы себя увереннее без меня. Так проходили мои годы, Данные мне на земле.
Силы были ограничены, А цель - столь отдаленной. Она была ясно различима, хотя и вряд ли Досягаема для меня. Так проходили мои годы, Данные мне на земле.
3
О вы, которые выплывете из потока, Поглотившего нас, Помните, Говоря про слабости наши И о тех мрачных временах, Которых вы избежали. Ведь мы шагали, меняя страны чаще, чем башмаки, Мы шли сквозь войну классов, и отчаянье нас душило, Когда мы видели только несправедливость И не видели возмущения.
А ведь при этом мы знали: Ненависть к подлости Тоже искажает черты. Гнев против несправедливости Тоже вызывает хрипоту. Увы, Мы, готовившие почву для всеобщей приветливости, Сами не могли быть приветливы. Но вы, когда наступит такое время, Что человек станет человеку другом, Подумайте о нас Снисходительно. 1938-1944 гг. Бертольт Брехт. Избранная лирика. Изд-во ЦК ВЛКСМ "Молодая Гвардия", 1971.
ВЕРДИКТ
В доме престарелых по ночам
Трескались кривые зеркала —
Возраст, что безмерно докучал,
Сном дробился в россыпи стекла:
Ни морщин, ни болей, ни седин,
Не старушка — девочке лет пять,
В сердце колокольчик динь-динь-динь:
— Мама, я во двор иду гулять!
Дедушка не дедушка — внучок,
Сероглазый славный карапуз
Бегает за солнечным лучом.
Луч — неуловимый, ну и пусть,
Это ведь не повод загрустить,
Если вечность жизни впереди…
Утро, склеив битые куски,
В зеркала вернет кривой вердикт. Александр Семыкин ДЕТИ РА 2014 ЦИКЛ Мир за окошком
* * *
я за руку тебя возьму не чтобы пульс считать
а считывать рельеф морщин и линий
так Геродот, Иосиф Флавий, Плиний
читали прошлое по земляным листам
не умничать? тогда еще сто грамм
такого воздуха что выжигает душу
и напоказ как фотки в инстаграм
ссыпать слова — бумага их подсушит
так старческую кожу сушит жизнь
выпячивая вен переплетенье
и инвективу а не эвфемизм
за нас прочтут две наши странных тени Тамара Буковская ДЕТИ РА 2014 ЦИКЛ О судьбе почти земной
?Мы жили тогда на планете другой…? Антология поэзии русского зарубежья 1920–1990 (Первая и вторая волна) Кн. 1 1995
Амари
Кровь на снегу (Стихи о декабристах)
Николай I
Как медленно течет по жилам кровь,
Как холодно-неторопливо.
Не высекала искр в душе твоей любовь:
Ты как кремень, и нет огнива!
Как вяло тянутся холодной прозой дни:
Ни слов, ни мук, ни слез, ни страсти.
Душа полна одним, знакомым искони,
Холодным сладострастьем власти.
Повсюду в зеркалах красивое лицо
И стан величественно стройный.
Упругой воли узкое кольцо
Смиряет нервов трепет беспокойный.
Но все ж порою сон медлительный души
Прорежет их внезапный скрежет,
Как будто мышь грызет, скребет в ночной тиши
Иль кто-то по стеклу визгливо режет.
В Государственном Совете
На кафедре высокий молодой человек
Громко, не подымая тяжелых век,
Читает.
На бумагу падает бледный свет,
И вокруг Государственный Совет
Благоговейно внимает
Всей своей верной легавой душой,
Как хозяину преданный пес большой,
В слуховые трубки
И в трубочки рук
Впитывая, как губки,
Каждый звук.
Устами, глазами
Пьют слова.
Лысыми и блестящими лбами,
От краски зелеными волосами,
Порами явных и тайных морщин
Внемлют, слышат,
Дышат едва,
И громкий голос,
Благодатный ветр высочайших слов,
Еле колышет
Перезрелый колос
Старческих отяжелевших голов.
Слились все:
Лопухин в своей пышной красе,
Великолепный вельможа,
И мумия юноши, вставшая с ложа, —
Оленин[55] с мальчишеским древним лицом,
Граф Литта[56] с мальтийским крестом,
Наивный и седокудрый
Карамзин, и Сперанский мудрый,
Князь Куракин[57] и Кочубей,
И маленький буффа — Голицын[58].
Не разберешь, хоть убей,
Где виги, где тори —
Все лица
Слились в одно.
И оно
С блаженством во взоре
В некое светоносное море
Погружено.
?Ангелом я покойным дышу,
Пусть он мне предводительствует,
Но можем ли мы рисковать
Положением государства,
Этого обожаемого отечества?
Я исполняю свой долг.
Присягну, как первый верноподданный
Брату и моему Государю?.
В ответ
На слов превыспренних ворох
С блаженной тоскою во взорах
Шептали ему верноподданно — слабое ?нет!?.
Метки:
