морщины-7
МОРЩИНЫ
На полке жены\ Вчера впервые увидел\ Крем от морщин. Владимир Монахов "Футурум АРТ" No. 1 (17),2008 ТИШИНА ВСЁ ГРОМЧЕ\ХОККУ
Нам лица морщит без пощады\ Седого времени рука,\ И, хоть сверкают наши взгляды,\ Друзья, к нам старость уж близка.\ Но перед новым поколеньем\ Не заметать самим свой след\ На всё живое озлобленьем -\ Еще не старость это, нет! Пьер-Жан Беранже. Перевод Василия Курочкина 1871 Песни СТАРОСТЬ
Не считай морщин холмов и долин,\ И морщин на лице,\ Ты живой – покуда необходим\ Хоть паршивой овце! Инна Лиснянская Из сборника ?Тихие дни и тихие вечера? 2001 (Стихи 2001-2002) НАПУТСТВИЕ СОЛЬВЕЙГ
Нет родины. Морщинки по челу\Усталого поэта - пилигрима.\Лежи себе да преданно целуй\Все родинки на теле у любимой Юрий Розов БАРДЫ РУ Нет родины. Морщинки по челу
Но кто, как сердце, около отца\ к нему выходит? – и перед собою\ он падает, как зеркало кривое,\ и трогает морщины на лице:\ не я ли жил, не я ли был водою\ и сам себя отобразил в конце... Ольга Седакова Из сборника "Стихи" 2001 Цикл ?Дикий шиповник? (1978) SELVA SELVAGGIA\ Триптих из баллады, канцоны и баллады\ I. ПРОВОДЫ
БОРИС НАРЦИССОВ (1905-1982) Из сб. ПИСЬМО САМОМУ СЕБЕ (Нью-Йорк, 1983)
3
Ты оденешь меня в серебро.
И, когда я умру…
А. Блок
?В этот яростный сон наяву
Опрокинусь я мертвым лицом…?
– Но ведь это обман, что живу:
Я смотрюсь в зеркала мертвецом.
Вот, когда-то подругу любил…
Но любовь не нужна мертвецу.
Снежный холод концами зубил
Подбирается к сердцу, к лицу.
Над снегами морщинистый шар:
Багровеет небесный Пьерро.
Вот и всё: холодящий угар,
И насквозь в волосах серебро.
* * *
Ибо каждый из нас здесь и жертвенник, и Авраам,
каменный свет держащий в своих губах —
словно тот — лестница, на которой Исаак
играет в салочки с бабочкой — и изгоняет мрак…
Вот все стада твои, идущие на водопой —
свет, что глядит в лицо воде, и лицо свое
не узнает — так морщина вдвойне лица
больше, поскольку лицом надвое разделена —
выпьешь себя и дальше в огне пойдешь,
словно ребенка и Бога, бабочки дрожь
неся на руках у рисунка воды, вдоль себя —
жертвенник, сын, Авраам, стая из голубят. Александр Петрушкин ДЕТИ РА 2017 ЦИКЛ Из выдоха и света
* * *
Сентябрь, умелый диверсант,
подкрался в летнем камуфляже.
Он выглядит как дивный сад
и чуть ли не июльский даже.
Но взор сорокалетний мой
не обмануть: уже сквозь листья
коварной осени порой
проглядывает морда лисья;
аллея в парке, где иду, —
костер, пылающий рябиной,
а рябь от ветра на пруду —
морщинки на лице любимой. Максим Лаврентьев ДЕТИ РА 2017 ЦИКЛ Врастанье в пустяки
Калуга (Циолковский)
Циолковский за целковый
В ближнем космосе прикован,
Притяженье претерпев,
Он ведет велосипед,
Он чугунный лоб морщинит,
Пожилой уже мужчина,
В летней шляпе и пенсне,
Как ошибка на письме.
Он приветствует Калугу,
Где дома летят по кругу,
Крутанет педали чуть —
И скорей за Млечный Путь. Алена Бабанская АРИОН 2014\ МОСКВА-КАЛУГА
АМАРСАНА УЛЗЫТУЕВ ЧИТАЕТ СТИХИ
Строка покрепче корня кедра.
В горле ворчит гром.
Воркует голубка
и клюет зерна из губ.
Воду Байкала берет осторожно —
как новорожденного ребенка, —
смывая с лица морщины времени,
пропахшие землею и потом.
Стихи читает Амарсана:
тучи гоняет, качает деревья.
Его слышно на другой стороне
длинной улицы бурятской деревни. Владимир Попов АРИОН 2015
* * *
Поздно ночью вошел
в незнакомый поселок.
Вдоль морщинистой речки
тянулись дома.
Теплый ветер метался,
по крышам гремя.
И качался, как маятник,
лунный осколок
зацепившись за тучу.
В поселке творилось
что-то странное очень.
Из стен сотни глаз,
непрерывно за мною,
следили сейчас,
набухая свеченьем.
Блестящая гнилость
их сведенных зрачков
освещала дорогу.
Моя тень то понуро
плелась позади,
то вперед забегала
и, встав на пути,
суетливо кривлялась,
как будто тревога
тоже ей овладела.
Качался от ветра,
весь обернутый в черный,
искрящийся шелк,
лунный луч. Но поселок,
которым я шел,
был уже за границею
этого света. Григорий Марк ИНТЕРПОЭЗИЯ 2013 ЦИКЛ Другие названия
* * *
Как после отступленья армий вражеских,
открылась нам печальная картина –
в морщинах вся
холмистых и овражистых
под небом хмурым голая равнина.
Ее в лицо узнать не представляется
возможным
только лицам без гражданства,
прописка до поры не полагается
тем, кто в любви не знают постоянства. Владимир Салимон ИНТЕРПОЭЗИЯ 2013 ЦИКЛ Время и место
Евгений Евтушенко Сб. ?ГРАЖДАНЕ, ПОСЛУШАЙТЕ МЕНЯ…? 1989
Когда я в сень веков сойду,
я отдохнул бы на природе
не в райском радужном саду —
в обыкновенном огороде.
И чтобы около лица
жизнь зеленела виновато
пупырышками огурца
с пушком чуть-чуть голубоватым.
И чтобы на зубах моих
скрипела, в губы впрыгнув ловко,
с землей в морщинах молодых
такая тонкая морковка.
И чтобы нагленький росток,
тревожно многообещающ,
меня кольнул нескромно в бок:
?Вставай! Ты мне расти мешаешь!?,
а я спросил его:
?Товарищ,
ты кто —
ты лук или чеснок??
1977
[15]
Robert Southy (1774–1843)
THE BATTLE OF BLENHEIM
It was a summer evening,
Old Kaspar's work was done,
And he before his cottage door
Was sitting in the sun,
And by him sported on the green
His little grandchild Wilhelmine,
She saw her brother Peterkin
Roll something large and round,
Which he beside the rivulet
In playing there had found,
That was so large and smooth and round.
Old Kaspar took it from the boy,
Who stood expectant by;
And then the old man shook his head,
And with a natural sigh,
'Tis some poor fellow's skull, said he,
Who fell in the great victory.
I find them in the garden,
For there's many here about,
And often when I go to plough,
The ploughshare turns them out;
For many thousand men, said he
Were slain in the great victory.
Now tell us what t'was all about,
Young Peterkin, he cries,
And little Wilhelmine looks up
With wonder-waiting eyes;
Now tell us all about the war,
And what they kill'd each other for.
It was the English, Kaspar cried,
That put the French to rout;
But what they kill'd each other for,
I couldn't well make out;
But every body said, quoth he,
That t'was a famous victory.
My father lived at Blenheim then,
Yon little stream hard by;
They burnt his dwelling to he ground
And he was forced to fly;
So with his wife and child he fled,
Nor had he where to rest his head.
With fire and sward the country round
Was wasted far and wide,
And many a childing mother then,
And new-born baby died.
But things like that, you know, must be
At every famous victory.
They say it was a shocking sight
After the field was won,
For many thousand bodies here
Lay rotting in the sun;
But things like that, you know, must be
After a famous victory.
Great praise the Duke of Marlbro' won,
And our good prince Eugene. —
Why 'twas a very wicked thing!
Said little Wilhelmine.
Nay-nay- my little girl, quoth he,
It was a famous victory.
And every body praised the Duke
Who this great fight did win.
But what good came of it at last?
Quoth little Peterkin.
Why that I cannot tell, said he,
But 'twas a famous victory.
Король Шарлемань 1797[16]
Фаворитка отнюдь не была молода,
Но всегда Шарлеманю желанна:
Над Агатой, казалось, не властны года,
Для монарха она оставалась всегда
Полнокровна, юна и румяна.
Коль случалось расстаться — король тосковал,
Взор мечтой лишь о ней затуманя;
Он цепочку ее на камзол надевал, —
Страсть кипела, как в море бушующий вал,
В ослепленном уме Шарлеманя.
И блистательный граф, и старик часовой
И лакей, и придворный повеса,
И епископ, седою склонясь головой
Все молились, чтоб в угол какой-нибудь свой
Поскорей убиралась метресса.
Приключился недуг; под надзором врачей
В долгих муках она умирала;
Но не полнился скорбью рассудок ничей
Пред усопшей, лежащей в мерцанье свечей,
При печальном звучанье хорала.
Но король приказал: никаких похорон!
И, тревогу двора приумножа,
Он оставил дела, и державу, и трон,
Проводил дни и ночи в отчаяньи он,
Восседая у скорбного ложа.
Что ж он, до смерти так и пребудет при ней?
В королевстве пошли беспорядки,
То, глядишь, лангобарды седлают коней,
То арабские рати грозят с Пириней,
Но ему — не до воинской схватки.
Удалиться никто не спешил от двора.
Все тревожней следили, все зорче;
И решили священники и доктора:
Стал король — как ни жаль, но признаться пора —
Чародейскою жертвою порчи.
И епископ дождался, что выйдет король,
И ко гробу прокрался несмело,
Помолился, вступая в опасную роль, —
Хоть на все и решился задолго дотоль:
Приступил к изучению тела.
Был великой боязнью старик обуян,
Но едва ли не с первой попытки
Отыскать учиняющий зло талисман —
Он кольцо, испещренное вязью письмян
Обнаружил во рту фаворитки.
Восвояси прелат удалиться успел.
В замке сразу же сделалось чище:
Воротился монарх, и челом посветлел,
Мигом вспомнил про двор и про множество дел —
Ну, а гроб отослал на кладбище.
Вновь — веселье, и радость, и смех на пиру,
Всем тоскливые дни надоели;
И король, чтоб развеять былую хандру,
Приглашает вассалов придти ко двору —
Будут праздники в Экс-ля-Шапели.
Коль владыка велит — почему бы и нет?
И, к роскошному балу готовый,
Подчинился дворянства блистательный цвет,
И направились в Экс в вереницах карет
Молодые девицы и вдовы.
Ах, попасть на глаза королю — для любой
Представлялся неслыханный случай!
Меж красотками длился решительный бой:
Кто — окажется взыскан счастливой судьбой,
Кто — зальется слезою горючей.
Вот и вечер, и все собрались на балу:
И сердца вероятных избранниц
Пребывают заране в любовном пылу:
Но послал Купидон в Шарлеманя стрелу:
Тот епископа просит на танец!
Зашептались бароны и дамы вразлад:
Не загадка, а крепкий орешек!
Лишь молитву прочел возмущенный прелат,
И немедленно прочь из дворцовых палат
Ускользнул, чтоб не слышать насмешек.
Лунный блик трепетал на озерной волне,
Шел священник, обижен и мрачен, —
Но король догонял, и кричал, как во сне:
?Мой епископ, прильни поскорее ко мне,
Этот час нам судьбой предназначен!
Мы с тобою на праздник направим стопы,
Насладимся весельем и смехом,
Или прочь от людской удалимся толпы,
И в чащобе, где нет ни единой тропы,
Предадимся любовным утехам!?
Вновь король угодил в колдовскую беду!
Где исток сих речей беспричинных?
Шарлемань, задыхаясь в любовном бреду,
Жарко старцу лобзал и седую браду,
И дрожащие длани в морщинах.
?Мы великое счастье познаем сейчас!
Миг восторга, воистину чудный,
Нам ничто не преграда, ничто не указ,
О пойдем, о изведаем страстный экстаз,
В глубине этой рощи безлюдной!?
?Матерь Божья, — ужели спасения нет?
Чем я Господа Бога обидел??
Так взмолился прелат, чтоб окончился бред,
И кольцо в письменах, роковой амулет,
Он на собственном пальце увидел.
Мигом вспомнил епископ о чарах кольца,
И, насколько позволила сила,
Он швырнул его в темную гладь озерца:
У монарха отхлынула кровь от лица —
Чернокнижная власть отступила.
Но воздвигнуть король повелел цитадель
Возле озера, видно, недаром:
Он живал там подолгу, — и помнят досель
О монархе, что в городе Экс-ля-Шапель
Не сумел воспротивиться чарам.
На полке жены\ Вчера впервые увидел\ Крем от морщин. Владимир Монахов "Футурум АРТ" No. 1 (17),2008 ТИШИНА ВСЁ ГРОМЧЕ\ХОККУ
Нам лица морщит без пощады\ Седого времени рука,\ И, хоть сверкают наши взгляды,\ Друзья, к нам старость уж близка.\ Но перед новым поколеньем\ Не заметать самим свой след\ На всё живое озлобленьем -\ Еще не старость это, нет! Пьер-Жан Беранже. Перевод Василия Курочкина 1871 Песни СТАРОСТЬ
Не считай морщин холмов и долин,\ И морщин на лице,\ Ты живой – покуда необходим\ Хоть паршивой овце! Инна Лиснянская Из сборника ?Тихие дни и тихие вечера? 2001 (Стихи 2001-2002) НАПУТСТВИЕ СОЛЬВЕЙГ
Нет родины. Морщинки по челу\Усталого поэта - пилигрима.\Лежи себе да преданно целуй\Все родинки на теле у любимой Юрий Розов БАРДЫ РУ Нет родины. Морщинки по челу
Но кто, как сердце, около отца\ к нему выходит? – и перед собою\ он падает, как зеркало кривое,\ и трогает морщины на лице:\ не я ли жил, не я ли был водою\ и сам себя отобразил в конце... Ольга Седакова Из сборника "Стихи" 2001 Цикл ?Дикий шиповник? (1978) SELVA SELVAGGIA\ Триптих из баллады, канцоны и баллады\ I. ПРОВОДЫ
БОРИС НАРЦИССОВ (1905-1982) Из сб. ПИСЬМО САМОМУ СЕБЕ (Нью-Йорк, 1983)
3
Ты оденешь меня в серебро.
И, когда я умру…
А. Блок
?В этот яростный сон наяву
Опрокинусь я мертвым лицом…?
– Но ведь это обман, что живу:
Я смотрюсь в зеркала мертвецом.
Вот, когда-то подругу любил…
Но любовь не нужна мертвецу.
Снежный холод концами зубил
Подбирается к сердцу, к лицу.
Над снегами морщинистый шар:
Багровеет небесный Пьерро.
Вот и всё: холодящий угар,
И насквозь в волосах серебро.
* * *
Ибо каждый из нас здесь и жертвенник, и Авраам,
каменный свет держащий в своих губах —
словно тот — лестница, на которой Исаак
играет в салочки с бабочкой — и изгоняет мрак…
Вот все стада твои, идущие на водопой —
свет, что глядит в лицо воде, и лицо свое
не узнает — так морщина вдвойне лица
больше, поскольку лицом надвое разделена —
выпьешь себя и дальше в огне пойдешь,
словно ребенка и Бога, бабочки дрожь
неся на руках у рисунка воды, вдоль себя —
жертвенник, сын, Авраам, стая из голубят. Александр Петрушкин ДЕТИ РА 2017 ЦИКЛ Из выдоха и света
* * *
Сентябрь, умелый диверсант,
подкрался в летнем камуфляже.
Он выглядит как дивный сад
и чуть ли не июльский даже.
Но взор сорокалетний мой
не обмануть: уже сквозь листья
коварной осени порой
проглядывает морда лисья;
аллея в парке, где иду, —
костер, пылающий рябиной,
а рябь от ветра на пруду —
морщинки на лице любимой. Максим Лаврентьев ДЕТИ РА 2017 ЦИКЛ Врастанье в пустяки
Калуга (Циолковский)
Циолковский за целковый
В ближнем космосе прикован,
Притяженье претерпев,
Он ведет велосипед,
Он чугунный лоб морщинит,
Пожилой уже мужчина,
В летней шляпе и пенсне,
Как ошибка на письме.
Он приветствует Калугу,
Где дома летят по кругу,
Крутанет педали чуть —
И скорей за Млечный Путь. Алена Бабанская АРИОН 2014\ МОСКВА-КАЛУГА
АМАРСАНА УЛЗЫТУЕВ ЧИТАЕТ СТИХИ
Строка покрепче корня кедра.
В горле ворчит гром.
Воркует голубка
и клюет зерна из губ.
Воду Байкала берет осторожно —
как новорожденного ребенка, —
смывая с лица морщины времени,
пропахшие землею и потом.
Стихи читает Амарсана:
тучи гоняет, качает деревья.
Его слышно на другой стороне
длинной улицы бурятской деревни. Владимир Попов АРИОН 2015
* * *
Поздно ночью вошел
в незнакомый поселок.
Вдоль морщинистой речки
тянулись дома.
Теплый ветер метался,
по крышам гремя.
И качался, как маятник,
лунный осколок
зацепившись за тучу.
В поселке творилось
что-то странное очень.
Из стен сотни глаз,
непрерывно за мною,
следили сейчас,
набухая свеченьем.
Блестящая гнилость
их сведенных зрачков
освещала дорогу.
Моя тень то понуро
плелась позади,
то вперед забегала
и, встав на пути,
суетливо кривлялась,
как будто тревога
тоже ей овладела.
Качался от ветра,
весь обернутый в черный,
искрящийся шелк,
лунный луч. Но поселок,
которым я шел,
был уже за границею
этого света. Григорий Марк ИНТЕРПОЭЗИЯ 2013 ЦИКЛ Другие названия
* * *
Как после отступленья армий вражеских,
открылась нам печальная картина –
в морщинах вся
холмистых и овражистых
под небом хмурым голая равнина.
Ее в лицо узнать не представляется
возможным
только лицам без гражданства,
прописка до поры не полагается
тем, кто в любви не знают постоянства. Владимир Салимон ИНТЕРПОЭЗИЯ 2013 ЦИКЛ Время и место
Евгений Евтушенко Сб. ?ГРАЖДАНЕ, ПОСЛУШАЙТЕ МЕНЯ…? 1989
Когда я в сень веков сойду,
я отдохнул бы на природе
не в райском радужном саду —
в обыкновенном огороде.
И чтобы около лица
жизнь зеленела виновато
пупырышками огурца
с пушком чуть-чуть голубоватым.
И чтобы на зубах моих
скрипела, в губы впрыгнув ловко,
с землей в морщинах молодых
такая тонкая морковка.
И чтобы нагленький росток,
тревожно многообещающ,
меня кольнул нескромно в бок:
?Вставай! Ты мне расти мешаешь!?,
а я спросил его:
?Товарищ,
ты кто —
ты лук или чеснок??
1977
[15]
Robert Southy (1774–1843)
THE BATTLE OF BLENHEIM
It was a summer evening,
Old Kaspar's work was done,
And he before his cottage door
Was sitting in the sun,
And by him sported on the green
His little grandchild Wilhelmine,
She saw her brother Peterkin
Roll something large and round,
Which he beside the rivulet
In playing there had found,
That was so large and smooth and round.
Old Kaspar took it from the boy,
Who stood expectant by;
And then the old man shook his head,
And with a natural sigh,
'Tis some poor fellow's skull, said he,
Who fell in the great victory.
I find them in the garden,
For there's many here about,
And often when I go to plough,
The ploughshare turns them out;
For many thousand men, said he
Were slain in the great victory.
Now tell us what t'was all about,
Young Peterkin, he cries,
And little Wilhelmine looks up
With wonder-waiting eyes;
Now tell us all about the war,
And what they kill'd each other for.
It was the English, Kaspar cried,
That put the French to rout;
But what they kill'd each other for,
I couldn't well make out;
But every body said, quoth he,
That t'was a famous victory.
My father lived at Blenheim then,
Yon little stream hard by;
They burnt his dwelling to he ground
And he was forced to fly;
So with his wife and child he fled,
Nor had he where to rest his head.
With fire and sward the country round
Was wasted far and wide,
And many a childing mother then,
And new-born baby died.
But things like that, you know, must be
At every famous victory.
They say it was a shocking sight
After the field was won,
For many thousand bodies here
Lay rotting in the sun;
But things like that, you know, must be
After a famous victory.
Great praise the Duke of Marlbro' won,
And our good prince Eugene. —
Why 'twas a very wicked thing!
Said little Wilhelmine.
Nay-nay- my little girl, quoth he,
It was a famous victory.
And every body praised the Duke
Who this great fight did win.
But what good came of it at last?
Quoth little Peterkin.
Why that I cannot tell, said he,
But 'twas a famous victory.
Король Шарлемань 1797[16]
Фаворитка отнюдь не была молода,
Но всегда Шарлеманю желанна:
Над Агатой, казалось, не властны года,
Для монарха она оставалась всегда
Полнокровна, юна и румяна.
Коль случалось расстаться — король тосковал,
Взор мечтой лишь о ней затуманя;
Он цепочку ее на камзол надевал, —
Страсть кипела, как в море бушующий вал,
В ослепленном уме Шарлеманя.
И блистательный граф, и старик часовой
И лакей, и придворный повеса,
И епископ, седою склонясь головой
Все молились, чтоб в угол какой-нибудь свой
Поскорей убиралась метресса.
Приключился недуг; под надзором врачей
В долгих муках она умирала;
Но не полнился скорбью рассудок ничей
Пред усопшей, лежащей в мерцанье свечей,
При печальном звучанье хорала.
Но король приказал: никаких похорон!
И, тревогу двора приумножа,
Он оставил дела, и державу, и трон,
Проводил дни и ночи в отчаяньи он,
Восседая у скорбного ложа.
Что ж он, до смерти так и пребудет при ней?
В королевстве пошли беспорядки,
То, глядишь, лангобарды седлают коней,
То арабские рати грозят с Пириней,
Но ему — не до воинской схватки.
Удалиться никто не спешил от двора.
Все тревожней следили, все зорче;
И решили священники и доктора:
Стал король — как ни жаль, но признаться пора —
Чародейскою жертвою порчи.
И епископ дождался, что выйдет король,
И ко гробу прокрался несмело,
Помолился, вступая в опасную роль, —
Хоть на все и решился задолго дотоль:
Приступил к изучению тела.
Был великой боязнью старик обуян,
Но едва ли не с первой попытки
Отыскать учиняющий зло талисман —
Он кольцо, испещренное вязью письмян
Обнаружил во рту фаворитки.
Восвояси прелат удалиться успел.
В замке сразу же сделалось чище:
Воротился монарх, и челом посветлел,
Мигом вспомнил про двор и про множество дел —
Ну, а гроб отослал на кладбище.
Вновь — веселье, и радость, и смех на пиру,
Всем тоскливые дни надоели;
И король, чтоб развеять былую хандру,
Приглашает вассалов придти ко двору —
Будут праздники в Экс-ля-Шапели.
Коль владыка велит — почему бы и нет?
И, к роскошному балу готовый,
Подчинился дворянства блистательный цвет,
И направились в Экс в вереницах карет
Молодые девицы и вдовы.
Ах, попасть на глаза королю — для любой
Представлялся неслыханный случай!
Меж красотками длился решительный бой:
Кто — окажется взыскан счастливой судьбой,
Кто — зальется слезою горючей.
Вот и вечер, и все собрались на балу:
И сердца вероятных избранниц
Пребывают заране в любовном пылу:
Но послал Купидон в Шарлеманя стрелу:
Тот епископа просит на танец!
Зашептались бароны и дамы вразлад:
Не загадка, а крепкий орешек!
Лишь молитву прочел возмущенный прелат,
И немедленно прочь из дворцовых палат
Ускользнул, чтоб не слышать насмешек.
Лунный блик трепетал на озерной волне,
Шел священник, обижен и мрачен, —
Но король догонял, и кричал, как во сне:
?Мой епископ, прильни поскорее ко мне,
Этот час нам судьбой предназначен!
Мы с тобою на праздник направим стопы,
Насладимся весельем и смехом,
Или прочь от людской удалимся толпы,
И в чащобе, где нет ни единой тропы,
Предадимся любовным утехам!?
Вновь король угодил в колдовскую беду!
Где исток сих речей беспричинных?
Шарлемань, задыхаясь в любовном бреду,
Жарко старцу лобзал и седую браду,
И дрожащие длани в морщинах.
?Мы великое счастье познаем сейчас!
Миг восторга, воистину чудный,
Нам ничто не преграда, ничто не указ,
О пойдем, о изведаем страстный экстаз,
В глубине этой рощи безлюдной!?
?Матерь Божья, — ужели спасения нет?
Чем я Господа Бога обидел??
Так взмолился прелат, чтоб окончился бред,
И кольцо в письменах, роковой амулет,
Он на собственном пальце увидел.
Мигом вспомнил епископ о чарах кольца,
И, насколько позволила сила,
Он швырнул его в темную гладь озерца:
У монарха отхлынула кровь от лица —
Чернокнижная власть отступила.
Но воздвигнуть король повелел цитадель
Возле озера, видно, недаром:
Он живал там подолгу, — и помнят досель
О монархе, что в городе Экс-ля-Шапель
Не сумел воспротивиться чарам.
Метки:
