Генри Лонгфелло. Маяк
Henry Longfellow. The Lighthouse
В даль моря мыс скалистый убегал,
А на конце его утёс крутой
Маяк своею башней украшал,
Пронзая ярким светом мрак ночной.
А с берега могу я видеть днём,
Как волны бьют тот одинокий мыс
И в гневе необузданном своём,
Поднявшись, падают безмолвно вниз.
А ночью, глянь! Как, ярок и могуч,
Сквозь воздух тёмно-синий и густой
Столбом взметнётся вдруг слепящий луч,
Чаруя нереальной красотой.
От рифов отражаясь и от скал,
Которые из под воды торчат,
Луч их светиться тоже заставлял
Так, словно фонари на них горят.
И как гигант Кристофер тот маяк
В воде средь скал стоит и средь песка,
Вонзая острый взгляд в кромешный мрак,
От гибели хранит он моряка.
И в море уходили корабли…
И, возвращаясь каждый раз назад,
Свет маяка увидев вновь вдали,
Моряк ему был несказанно рад.
Из темноты появится фрегат,
И паруса вдруг вспышка осветит –
Луч маяка к себе притянет взгляд,
Но краток миг, пока огонь горит.
И вспомнит юность опытный моряк,
Свой самый первый рейс, когда вдали
За горизонтом скрылся весь маяк,
Последней точкой видимой земли.
Спокойно, неизменно, много лет,
Лишь только наступает темнота,
Так вспыхнет маяка надёжный свет
И всё расставит на свои места.
И будет видеть он, как океан
Спешит песок на пляжах целовать,
А ветер, шаловливый мальчуган,
Торопится все скалы обнимать.
Крутой волной скалу бьёт океан,
А штормы хлещут ливнем проливным.
Твердь маяка стремится ураган
Снести рывком одним, особо злым.
У башни маяка шум крыльев птиц,
Печально крики их в ночи звучат.
Птиц слепит и страшит ярчайший блиц –
К огню они за гибелью летят.
К скале прикован новый Прометей,
Сжимающий огонь любви в руках.
Его хранит он так же для людей
И отдаёт любовь в своих лучах.
?Плывите, моряки, – он говорит, –
Мостом пусть станут ваши корабли –
А мой огонь для всех людей горит –
И станут ближе люди всей земли".
The rocky ledge runs far into the sea,
And on its outer point, some miles away,
The lighthouse lifts its massive masonry,
A pillar of fire by night, of cloud by day.
Even at this distance I can see the tides,
Upheaving, break unheard along its base,
A speechless wrath, that rises and subsides
In the white tip and tremor of the face.
And as the evening darkens, lo! how bright,
Through the deep purple of the twilight air,
Beams forth the sudden radiance of its light,
With strange, unearhly splendor in the glare!
No one alone: from each projecting cape
And perilous reef along the ocean's verge,
Starts into life a dim, gigantic shape,
Holding its lantern o'er the restless surge.
Like the great giant Christopher it stands
Upon the brink of the tempestuous wave,
Wading far out among the rocks and sands,
The night o'er taken mariner to save.
And the great ships sail outward and return
Bending and bowing o'er the billowy swells,
And ever joyful, as they see it burn
They wave their silent welcome and farewells.
They come forth from the darkness, and their sails
Gleam for a moment only in the blaze,
And eager faces, as the light unveils
Gaze at the tower, and vanish while they gaze.
The mariner remembers when a child,
On his first voyage, he saw it fade and sink
And when returning from adventures wild,
He saw it rise again o'er ocean's brink.
Steadfast, serene, immovable, the same,
Year after year, through all the silent night
Burns on forevermore that quenchless flame,
Shines on that inextinguishable light!
It sees the ocean to its bosum clasp
The rocks and sea-sand with the kiss of peace:
It sees the wild winds lift it in their grasp,
And hold it up, and shake it like a fleece.
The startled waves leap over it; the storm
Smites it with all the scourges of the rain,
And steadily against its solid form
Press the great shoulders of the hurricane.
The sea-bird wheeling round it, with the din
Of wings and winds and solitary cries,
Blinded and maddened by the light within,
Dashes himself against the glare, and dies.
A new Prometheus, chained upon the rock,
Still grasping in his hand the fire of love,
It does not hear the cry, nor heed the shock,
But hails the mariner with words of love.
"Sail on!" it says: "sail on, ye stately ships!
And with your floating bridge the ocean span;
Be mine to guard this light from all eclipse.
Be yours to bring man neared unto man.
В даль моря мыс скалистый убегал,
А на конце его утёс крутой
Маяк своею башней украшал,
Пронзая ярким светом мрак ночной.
А с берега могу я видеть днём,
Как волны бьют тот одинокий мыс
И в гневе необузданном своём,
Поднявшись, падают безмолвно вниз.
А ночью, глянь! Как, ярок и могуч,
Сквозь воздух тёмно-синий и густой
Столбом взметнётся вдруг слепящий луч,
Чаруя нереальной красотой.
От рифов отражаясь и от скал,
Которые из под воды торчат,
Луч их светиться тоже заставлял
Так, словно фонари на них горят.
И как гигант Кристофер тот маяк
В воде средь скал стоит и средь песка,
Вонзая острый взгляд в кромешный мрак,
От гибели хранит он моряка.
И в море уходили корабли…
И, возвращаясь каждый раз назад,
Свет маяка увидев вновь вдали,
Моряк ему был несказанно рад.
Из темноты появится фрегат,
И паруса вдруг вспышка осветит –
Луч маяка к себе притянет взгляд,
Но краток миг, пока огонь горит.
И вспомнит юность опытный моряк,
Свой самый первый рейс, когда вдали
За горизонтом скрылся весь маяк,
Последней точкой видимой земли.
Спокойно, неизменно, много лет,
Лишь только наступает темнота,
Так вспыхнет маяка надёжный свет
И всё расставит на свои места.
И будет видеть он, как океан
Спешит песок на пляжах целовать,
А ветер, шаловливый мальчуган,
Торопится все скалы обнимать.
Крутой волной скалу бьёт океан,
А штормы хлещут ливнем проливным.
Твердь маяка стремится ураган
Снести рывком одним, особо злым.
У башни маяка шум крыльев птиц,
Печально крики их в ночи звучат.
Птиц слепит и страшит ярчайший блиц –
К огню они за гибелью летят.
К скале прикован новый Прометей,
Сжимающий огонь любви в руках.
Его хранит он так же для людей
И отдаёт любовь в своих лучах.
?Плывите, моряки, – он говорит, –
Мостом пусть станут ваши корабли –
А мой огонь для всех людей горит –
И станут ближе люди всей земли".
The rocky ledge runs far into the sea,
And on its outer point, some miles away,
The lighthouse lifts its massive masonry,
A pillar of fire by night, of cloud by day.
Even at this distance I can see the tides,
Upheaving, break unheard along its base,
A speechless wrath, that rises and subsides
In the white tip and tremor of the face.
And as the evening darkens, lo! how bright,
Through the deep purple of the twilight air,
Beams forth the sudden radiance of its light,
With strange, unearhly splendor in the glare!
No one alone: from each projecting cape
And perilous reef along the ocean's verge,
Starts into life a dim, gigantic shape,
Holding its lantern o'er the restless surge.
Like the great giant Christopher it stands
Upon the brink of the tempestuous wave,
Wading far out among the rocks and sands,
The night o'er taken mariner to save.
And the great ships sail outward and return
Bending and bowing o'er the billowy swells,
And ever joyful, as they see it burn
They wave their silent welcome and farewells.
They come forth from the darkness, and their sails
Gleam for a moment only in the blaze,
And eager faces, as the light unveils
Gaze at the tower, and vanish while they gaze.
The mariner remembers when a child,
On his first voyage, he saw it fade and sink
And when returning from adventures wild,
He saw it rise again o'er ocean's brink.
Steadfast, serene, immovable, the same,
Year after year, through all the silent night
Burns on forevermore that quenchless flame,
Shines on that inextinguishable light!
It sees the ocean to its bosum clasp
The rocks and sea-sand with the kiss of peace:
It sees the wild winds lift it in their grasp,
And hold it up, and shake it like a fleece.
The startled waves leap over it; the storm
Smites it with all the scourges of the rain,
And steadily against its solid form
Press the great shoulders of the hurricane.
The sea-bird wheeling round it, with the din
Of wings and winds and solitary cries,
Blinded and maddened by the light within,
Dashes himself against the glare, and dies.
A new Prometheus, chained upon the rock,
Still grasping in his hand the fire of love,
It does not hear the cry, nor heed the shock,
But hails the mariner with words of love.
"Sail on!" it says: "sail on, ye stately ships!
And with your floating bridge the ocean span;
Be mine to guard this light from all eclipse.
Be yours to bring man neared unto man.
Метки:
