молитва-89

ХУДОЖНИК JOSEF KOTE


***********

МОЛИТВА

— Девонька, эти ты глупости брось, \К ночи нельзя так болтать на авось. \Лучше давай про село расскажу, \После помолимся, спать уложу. Константин Бальмонт Из сборника “КНИГА ЗАКЛЯТИЙ” 1906 МИРОВЫЕ РОЗЫ\\ТЕТЕНЬКА ИЗ СЕЛА

Для молитвы нужно несколько минут,\ для молчания – огромная страна. \ Знаю, знаю - крысы всех переживут,\ а вот музыку не смогут ни хрена. Александр Кабанов ?Новый Берег? 2007, №15 Андрею Баранову\\ Тихий бронзовый Чайковский Петр Ильич,

Если б только хватило силы,\ Если б в сердце огонь бурлил,\ Я бы Бога еще просила,\ Чтобы Он мне веку продлил. Елена Тагер 1946 Если б только хватило силы,

Еще долго мне радоваться дару Божьему,\ и друзьям своим позабытым,\ подавать два рубля прохожему,\ быть голодной и сытой.\ И опять умирать,\ как бы на поле битвы.\ Деньги трачу на книги я!\ Господи, дай напиться в доме Твоем молитвы,\ даже если государственная религия. Наталья Черных МЕЛОДИЯ

Жди спасения от пасынка и дочки:\Пусть молитвы будут их равны.\И не станет книжищ, кроме малой строчки,\Кроме той оплаканной вины. Владимир Мощенко 2002 Вот уж бесы на тебя глаза таращат.

За молитвой весь день гоняюсь,\ как за Жар-птицей.\ В руки не дается,\ на плечо не садится. Эльмира КОТЛЯР Континент, 2006 N128 цикл - Крик. Господи!

Запел петух... и прочь враги бегут,\ Опять не совершив ловитвы;\ Смелей дьячки на крылосах поют,\ Попы смелей творят молитвы. Василий Жуковский БАЛЛАДА, В КОТОРОЙ ОПИСЫВАЕТСЯ, КАК ОДНА СТАРУШКА ЕХАЛА НА ЧЕРНОМ КОНЕ ВДВОЕМ И КТО СИДЕЛ ВПЕРЕДИ

Звучи во сне, молитвы глас,\ Чтоб кто-то наши души пас.\ Молчание земного братца\ Тревожит белых небочадцев. Алексей Годин

Знаю я молитву про цветочки,\ Ну, конечно, знаешь ведь и ты.\ – Расскажи, – я попросил у дочки, –\ Я молитв не знаю про цветы.\ – Самая короткая, наверное,\ Как ее не знаешь ты? Сейчас…\ “Цветы Боже, Цветы крепкий,\ Цветы бессмертный, помилуй нас”. Всеволод КОНСТАНТИНОВ Октябрь, 2006 N5


ЗОНА

Наконец этот древний мир тебе больше не по нутру

О Эйфелева башня с блеющим стадом мостов поутру

Тебе уже под завязку римский и греческий быт

Здесь даже автомобили имеют античный вид
И лишь одна религия в новой роли
Остается простой как ангары на летном поле

В Европе лишь христианство шагает в ногу с датой
Ты современнее всех европейцев папа Пий X
А вот ты под надзором окон скажи какой тебе стыд
Мешает в церковь войти исповедаться не велит
Ты читаешь проспекты каталоги афиши поющие в вышине
Вот где поэзия утра а для прозы газеты вполне
Чтиво за 25 сантимов детективная интрижка
Портреты великих людей тысяча и одна книжка

С утра я видел красивую улицу чье имя запомнить не смог
Новую полную солнцем как звуком яркий рожок
Директора работяги красотки-стенографистки всегда
Четырежды в день по будням проходят туда-сюда
С утра троекратно сирена стон испускает свой
К полудню сердитый колокол лает над головой
Там щиты рекламы настенных плакатов стаи
Вывески и объявления щебечут как попугаи
Всех прочих мне эта фабричная прелесть ближе
Между Омон-Тьевилль и авеню де Терн в Париже

Вот юная улица и ты здесь дитя опять
В синее с белым тебя одевает мать
Ты набожен и с Рене Дализом дружком до гроба
Вы без ума от церковных обрядов оба
В девять синеет газ и из школьной спальни прочь
Вы крадетесь в часовню чтобы молиться всю ночь
Пока в аметистовой нише что так дорога и чиста
Вечно вращается пламенеющий нимб Христа
Это прекрасная лилия которой мы так верны
Это рыжеволосый факел и ветры ему не вредны
Это бледный и алый сын скорбящей жены
Это дерево на которое все молитвы водружены
Это звезда о шести концах
Это Бог умерший в пятницу в воскресенье восставший прах
Почище любого пилота в небо поднявшийся гордо
Держатель по высоте мирового рекорда Гийом Аполлинер Восставший прах Перевод с французского Алексея Цветкова
Интерпоэзия, номер 3, 2016





В ТЕНИ КАМНЕЙ

В памяти горит свет.
Закат, отраженный от белого камня.
Холмы. Их линия медленно сходит на ?нет?
У горизонта. Город, натянутый на подрамник
Времени. История, резонирующая прямо в кровь.
Да, я уже бывал здесь и господином, и смердом.
Я – частица этих склоненных голов,
Что под открытым небом
Строят берега добра
Размером и ритмом
Своей молитвы.
Паломники. Кошки. Детвора.
Пустынных улиц стоптанные плиты.

Я снова здесь, как раньше, и не так.
Хозяин, заскочивший в гости. Просто
Придавлен памятью. В ней старый лапсердак
Никак
Не подгоняется по росту.
Я к плесу
Площади у Западной стены
Вдруг выброшен без всякого нажима.
Я – нерожденный сын моей страны –
Иерусалима.

Теперь ведом невидимым лучом
Сквозь трещины за каменную кладку.
Туда, где был и не был я еще,
К началу, что в сухом остатке,
Не изменилось.
Можно, возвратясь,
Найти свой камень, чтобы, прислонясь,
Почувствовать себя среди народа,
Когда, сквозь арку незаложенных ворот,
Взгляд видит четко сущность небосвода,
Как связь времен, а не наоборот.

Как блоки стен надеты на линейку –
Лежат века. Но их не охвачу.
Я город пробегаю по лучу.
За башни, переулком, по ступенькам.
Я здесь молился, жил.
Теперь молчу. Александр Немировский ИНТЕРПОЭЗИЯ 2018 ЦИКЛ В тени камней






CODE BINAIRE DE SAINT-BERTRAND

Весь мир ложится в двоичный код,
“есть сигнал” и “сигнала нет”.
Вся музыка – в паузах между нот,
Все смыслы – в воздухе между строк,
Каждый оранжевый наш рассвет –
Это Божьи часы говорят тик-так.
В дымке несчастий и катастроф
Ты неизбежно увидишь знак.
Весь мир ложится в двоичный код,
Внизу за годом проходит год,
Но в небе время идет не так.

Священник молод для этих мест,
В глазах ни строгости, ни суда,
Но это скоро ему простят.
На нежной щеке небольшой порез,
Он брился небрежно, спешил сюда
Для первой мессы среди крестьян.
В первый день своего труда
В деревне Сен-Бертран-де-Комманж.
Его зовут Анри или Анж.

Кто стиснут миром со всех сторон,
Однажды увидит дорожку вбок,
Путь отступления в тихий край.
Здесь, в департаменте От-Гаронн,
Стены почтительно смотрят вверх,
Помнят задачу, что дал им Бог,
Помнят тринадцатый, скажем, век.
Помнят готический, скажем, май.
Помнят, как раненых защищать,
Помнят о разных простых вещах.

В центре клуатра растут цветы,
привыкшие к звукам воскресных месс.
Скамьи в соборе еще пусты,
Резное дерево помнит вес
Давно погребенных, истлевших тел.
И там, где епископ всегда сидел,
Лежит экземпляр “L’Histoire Francaise”.

Верно, для тех, чья душа жива,
Каждый сюжет будет свеж и нов.
Священник ищет в себе слова
Для утешенья старух и вдов,
и всех, кто послушать его готов.

Скользит по твоим волосам рукав
Черной сутаны; а он не знал,
Насколько быстро идет сигнал,
Какая сила в его руках
На самом деле. Среди колонн,
Готических окон, горгулий, роз –
Сияющий мальчик на твой вопрос
Ответил, что существует Бог,
И все мы сидим за его столом.
И ты улыбки сдержать не смог.

Да, по условиям нам дано:
“есть сигнал” и “сигнала нет”
Но там, где ты видишь, что есть Одно,
Ты видишь его непрерывный свет.
Весь мир ложится в двоичный код,
Сигнал идет по рельефу лиц.
Священник выключит свой айпод
И будет слушать молитвы птиц. Анна Федорова ИНТЕРПОЭЗИЯ ЦИКЛ Краш-тест




Я НЕ СЛЫШУ…

Ну почему же, почему же я
Не слышу звука ни одной молитвы?!
Господь, Ты отказался от меня?
Я – не боец Твоей великой битвы!

Я не могу смиряться и терпеть,
Как ты учил всегда, Святой Учитель…
Как холодна вода! – Не одолеть
Мне Иордан, прости меня, Спаситель!

Молитвой призывает Иордан –
Мой слух закрыт для благости желанной.
О, далеко-далеко Ханаан,
Цветущий край Земли обетованной… Спиричуэлы: песни, рожденные в неволе Перевод Людмилы Максимчук Интерпоэзия, номер 1, 2012







Русская поэзия XIX века, том 1 БВЛ 1974 Серия 2. Книга 41 (105).
П. Ершов КОНЕК-ГОРБУНОК
Спотыкнувшися три раза,
Починивши оба глаза,
Потирая здесь и там,
Входят братья к двум коням.
Кони ржали и храпели,
Очи яхонтом горели;
В мелки кольцы завитой,
Хвост струился золотой,
И алмазные копыты
Крупным жемчугом обиты.
Любо-дорого смотреть!
Лишь царю б на них сидеть.
Братья так на них смотрели,
Что чуть-чуть не окривели.
?Где он это их достал? —
Старший среднему сказал. —
Но давно уж речь ведется,
Что лишь дурням клад дается;
Ты ж хоть лоб себе разбей,
Так не выбьешь двух рублей.
Ну, Таврило, в ту седмицу
Отведем-ка их в столицу;
Там боярам продадим,
Деньги ровно поделим.
А с деньжонками, сам знаешь,
И попьешь и погуляешь,
Только хлопни по мешку.
А благому дураку
Недостанет ведь догадки,
Где гостят его лошадки;
Пусть их ищет там и сям.
Ну, приятель, по рукам!?
Братья разом согласились,
Обнялись, перекрестились
И вернулися домой,
Говоря промеж собой
Про коней, и про пирушку,
И про чудную зверушку.
Время катит чередом,
Час за часом, день за днем;
И на первую седмицу
Братья едут в град-столицу,
Чтоб товар свой там продать
И на пристани узнать —
Не пришли ли с кораблями
Немцы в город за холстами
И нейдет ли царь Салтан
Басурманить христиан?
Вот иконам помолились,
У отца благословились,
Взяли двух коней тайком
И отправились тишком.
Вечер к ночи пробирался;
На ночлег Иван собрался;
Вдоль по улице идет,
Ест краюшку да поет.
Вот он поля достигает,
Руки в боки подпирает
И с прискочкой, словно пан,
Боком входит в балаган.
Все по-прежнему стояло,
Но коней как не бывало;
Лишь игрушка-горбунок
У его вертелся ног,
Хлопал с радости ушами
Да приплясывал ногами.
Как завоет тут Иван,
Опершись о балаган:
?Ой вы, кони буры-сивы,
Добры кони, златогривы!
Я ль вас, други, не ласкал.
Да какой вас черт украл?
Чтоб пропасть ему, собаке!
Чтоб издохнуть в буераке!
Чтоб ему на том свету
Провалиться на мосту!
Ой вы, кони буры-сивы,
Добры кони, златогривы!?
Тут конек ему заржал.
?Не тужи, Иван, — сказал. —
Велика беда, не спорю;
Но могу помочь я горю.
Ты на черта не клепли:
Братья коников свели.
Ну, да что болтать пустое,
Будь, Иванушка, в покое.
На меня скорей садись,
Только знай себе держись;
Я хоть росту небольшого,
Да сменю коня другого;
Как пущусь да побегу,
Так и беса настигу?.
Тут конек пред ним ложится;
На конька Иван садится,
Уши в загреби берет,
Что есть мочушки ревет.






НАДЕЖДА ТЭФФИ (1872-1952)
Гаснет моя лампада…
Полночь глядит в окно…
Мне никого не надо,
Я умерла давно!
Я умерла весною,
В тихий вечерний час…
Не говори со мною, —
Я не открою глаз!
Не оживу я снова —
Мысли о счастье брось!
Черное, злое слово
В сердце мое впилось…
Гаснет моя лампада…
Тени кругом слились…
Тише!.. Мне слез не надо…
Ты за меня молись!








СЕМЕН НАДСОН (1862-1887)
ИУДА
III


Чье затаенное рыданье
Звучит у среднего креста?
Кто этот человек? Страданье
Горит в чертах его лица.
Быть может, с жаждой исцеленья
Он из далеких стран спешил,
Чтоб Иисус его мученья
Всесильным словом облегчил?
Уж он готовился с мольбою
Упасть к ногам Христа – и вот
Вдруг отовсюду узнает,
Что тот, кого народ толпою
Недавно как царя встречал,
Что тот, кто свет зажег над миром,
Кто не кадил земным кумирам
И зло открыто обличал,-
Погиб, забросанный презреньем,
Измятый пыткой и мученьем!..
Быть может, тайный ученик,
Склонясь усталой головою,
К кресту Учителя приник
С тоской и страстною мольбою?
Быть может, грешник непрощенный
Сюда, измученный, спешил,
И здесь, коленопреклоненный,
Свое раскаянье излил?-
Нет, то Иуда!.. Не с мольбой
Пришел он – он не смел молиться
Своей порочною душой;
Не с телом Господа проститься
Хотел он – он и сам не знал,
Зачем и как сюда попал.


IV


Когда на муку обреченный,
Толпой народа окруженный
На место казни шел Христос
И крест, изнемогая, нес,
Иуда, притаившись, видел
Его страданья и сознал,
Кого безумно ненавидел,
Чью жизнь на деньги променял.
Он понял, что ему прощенья
Нет в беспристрастных небесах,-
И страх, бессильный рабский страх,
Угрюмый спутник преступленья,
Вселился в грудь его. Всю ночь
В его больном воображеньи
Вставал Христос. Напрасно прочь
Он гнал докучное виденье;
Напрасно думал он уснуть,
Чтоб всё забыть и отдохнуть
Под кровом молчаливой ночи:
Пред ним, едва сомкнет он очи,
Всё тот же призрак роковой
Встает во мраке, как живой!-









СЕМЕН НАДСОН (1862-1887)
О, если там, за тайной гроба,
Есть мир прекрасный и святой,
Где спит завистливая злоба,
Где вечно царствует покой,
Где ум не возмутят сомненья,
Где не изноет грудь в борьбе,-
Творец, услышь мои моленья
И призови меня к себе!


Мне душен этот мир разврата
С его блестящей мишурой!
Здесь брат рыдающего брата
Готов убить своей рукой;
Здесь спят высокие порывы
Свободы, правды и любви,
Здесь ненасытный бог наживы
Свои воздвигнул алтари.


Душа полна иных стремлений,-
Она любви и мира ждет,
Борьба и тайный яд сомнений
Ее терзает и гнетет.
Она напрасно молит света
С немой и жгучею тоской,
Глухая полночь без рассвета
Царит всесильно над землей.


В крови и мраке утопая,
Ничтожный сын толпы людской
На дверь утраченного рая
Глядит с насмешкой и хулой.
И тех, кого зовут стремленья
К святой, духовной красоте,-
Клеймит печатью отверженья
И распинает на кресте.
1878






СЕМЕН НАДСОН (1862-1887)
Тихо замер последний аккорд над толпой,
С плачем в землю твой гроб опустили;
Помолились в приливе тоски над тобой,
Пожалели тебя и забыли…
Ты исчезла для них, этих добрых людей,
Навсегда – без следа и возврата,
Но живешь ты в груди утомленной моей,
В скорбном сердце усталого брата…
1880


* * *






СЕМЕН НАДСОН (1862-1887)
МЕЛОДИЯ


Я б умереть хотел на крыльях упоенья,
В ленивом полусне, навеянном мечтой,
Без мук раскаянья, без пытки размышленья,
Без малодушных слез прощания с землей.


Я б умереть хотел душистою весною,
В запущенном саду, в благоуханный день,
Чтоб купы темных лип дремали надо мною
И колыхалася цветущая сирень.


Чтоб рядом бы ручей таинственным журчаньем
Немую тишину тревожил и будил,
И синий небосклон торжественным молчаньем
Об райской вечности мне внятно говорил.


Чтоб не молился я, не плакал, умирая,
А сладко задремал, и чтобы снилось мне…
Что я плыву… плыву, и что волна немая
Беззвучно отдает меня другой волне…
1880


* * *


Метки:
Предыдущий: Не обижайте толстяков...
Следующий: Хочешь казаться? Гляди, не стань